|
Реферат: Философия Древней Индии и Китая (Философия)
МИНИСТЕРСТВО СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА И
ПРОДОВОЛЬСТВИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ДЕПАРТАМЕНТ ПО РЫБОЛОВСТВУ
МУРМАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ
ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
ФАКУЛЬТЕТ ЗАОЧНОГО
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ
КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА
ПО ФИЛОСОФИИ
Тема: «Философия Древнего Китая и Индии.»
Дата сдачи работы в деканат: ________________
Мурманск
1999
План
1. Философия Древнего Китая. 3
Конфуцианство. 3
Даосизм. 5
2. Философия Древней Индии. 7
Индуизм. 7
Буддизм. 9
Литература. 11
1. Философия Древнего Китая.
История китайской цивилизации восходит к рубежу III-II тысячелетия до
нашей эры, концом ее древнего периода считается крушение империи Хань (220
г. нашей эры). Условия для возникновения цивилизации здесь оказались менее
благоприятны, чем в Месопотамии и Египте. До второй половины I тысячелетия
до нашей эры Древний Китая развивался, по сути, в отрыве от других
цивилизаций. В VIII веке до нашей эры в Китае существовало множество
государств. Единством культурной традиции выделялись царства среднего
течения Хуанхэ и Великой Китайской равнины. Здесь сформировался
этнокультурный и политический комплекс средних царств (чжунго) и возникло
представление о других как о «варварах четырех стран света». Идея
культурного приоритета чжуньгожепь (людей средних царств) становится важным
компонентом самосознания древних китайцев.
С середины I тысячелетия до нашей эры наступает эпоха глубоких изменений
древнекитайского общества. В IV веке до нашей эры Китай стал превращаться в
административно-командную империю восточного типа цивилизации. Эпоха
Чжаньго стала эпохой «соперничества ста школ», когда складывались основные
направления философской мысли Древнего Китая, хотя на уровне массового
сознания продолжало господствовать народно-мифологическое мышление,
поклонение силам природы, поэтизация бунтарства народных героев, восставших
во имя блага людей даже против Небесного Владыки.
Возникли конфуцианство, даосизм.
Конфуцианство.
Конфуцианство – этико-философское учение, разработанное его основателем
Конфуцием (551-479 года до нашей эры), развитое в религиозный комплекс
Китая, Кореи, Японии и некоторых других стран.
Государственный культ Конфуция с официальным ритуалом жертвоприношений,
учрежденным в стране в 59 году нашей эры, просуществовал в Китае до 1928
года. Конфуций заимствовал первобытные верования: культ умерших предков,
культ Земли и почитание древними китайцами своего верховного божества и
легендарного первопредка – Шан-ди. В китайской традиции Конфуций выступает
хранителем мудрости «золотого века» – древности. Он стремился вернуть
монархам утраченный престиж, улучшить нравы народа и сделать его
счастливым. При этом он исходил из представления о том, что древние мудрецы
создали институт государства ради защиты интересов каждого индивида.
Конфуций жил в эпоху крупных социальных и политических потрясений: гибла
власть чжоуского правителя – Вана, нарушились патриархально-родовые нормы,
разрушался сам институт государства. Выступив против царившего хаоса,
философ выдвинул идею социальной гармонии, опирающуюся на авторитет
мудрецов и правителей глубокой древности, пиетет перед которыми стал
постоянно действующим импульсом духовной и общественной жизни Китая.
Конфуций излагал идеал совершенного человека (цзюнь цзы), рассматривая
личность как самоценную. Он создал программу совершенствования человека: с
целью достижения духовно развитой личности лада с Космосом. Благородный муж
– источник идеала нравственности для всего общества. Ему одному присуще
чувство гармонии и органический дар жить в природном ритме. Он являет
единство внутренней работы сердца и внешнего поведения. Мудрец действует
природосообразно, поскольку от рождения приобщен к правилам соблюдения
«золотой середины». Его назначение – преобразовывать социум по законам
гармонии, царящей в Космосе, упорядочивать и охранять ее живое. Для
Конфуция важны пять «постоянств»: ритуал, гуманность, долг –
справедливость, знание и доверие. В ритуале он видит средство, выступающее
как «основа и утоп» между Небом и Землей, позволяющее вписать каждую
личность, общество, государство в бесконечную иерархию живого космического
сообщества. При этом правила семейной этики Конфуций перенес на сферу
государства. В основу иерархии им были положены принцип знания,
совершенства, степень приобщения к культуре. Чувство меры, заложенное во
внутренней сути ритуала через внешние церемонии и обряды, доносило ценности
гармоничного общения на доступном уровне до каждого, приобщая их к
добродетелям.
Как политик Конфуций осознавал ценность ритуала в деле управления
страной. Приобщение каждого к соблюдению меры обеспечивало сохранение в
обществе моральных ценностей, не допуская, в частности, развития
потребительства и ущерба духовности. Устойчивость китайского социума и
государства, питавшаяся жизнеспособность китайской культуры, во многом была
обязана ритуалу.
Даосизм.
Даосизм возник в IV-III веках до нашей эры. По преданию тайны этого
учения открыл древний легендарный Желтый император (Хуан-ди). В
действительности истоки даосизма исходят к шаманским верованиям и учениям
магов, а его воззрения изложены в «Каноне о пути и добродетели»
(«Даодэцзине»), приписываемом легендарному мудрецу Лао-цзы, и в трактате
«Чжуань-цзы», отражающем взгляды философа Чжуань Чжоу (IV-III века до нашей
эры) и «Хуайнань-цзы» (II век до нашей эры).
Социальным идеалам даосизма был возврат к «естественному», первобытному
состоянию и внутриобщинному равенству. Даосцы порицали социальный гнет,
осуждали войны, выступали против богатства и роскоши знати, бичевали
жестокость правителей. Основатель даосизма Лао-цзы выдвинул теорию
«недеяния», призывая массы к пассивности, следованию «дао» – естественному
ходу вещей.
Философские построения древнего даосизма стали фундаментом религиозного
учения даосов в средние века как части синкретического комплекса «трех
учений», наряду с конфуцианством и буддизмом. Видными представителями
средневековой даосской мысли были Ге Хун (IV век), Ван Сюаньлань (VII век),
Ли Цюань (VIII век), Теянь Цяо (Тань Цзиншэн) (X век), Чжан Бодуань (XI
век). Конфуциански образованная интеллектуальная элита проявляла интерес к
философии даосизма, особо был привлекателен древний культ простоты и
естественности: в слиянии с природой обреталась свобода творчества.
Внимание к даосизму особенно усилилось после падения династии Хань, когда
конфуцианство, как официальная религия, исчерпала свои возможности. Даосизм
воспринял некоторые черты философии и культа буддизма в процессе адаптации
последнего к китайской почве: буддийские понятия и философские концепции
переходились в привычных для китайцев даоских терминах. Даосизм
воздействовал на развитие неоконфуцианства.
2. Философия Древней Индии.
Одной из самых самобытных культур Древнего Востока была индийская.
Большую роль в духовной жизни Индии играла религия индуизма. Памятники того
периода – «Веды» – содержат большой материал по мифологии, религии и
ритуалу. Ведийские гимны считаются священными текстами и изустно
передавались из поколения в поколение. Одной из характерных черт ведийской
религии являлся политеизм – поклонение многим божествам. Для ведизма
характерен синкретизм в описании богов, верховного божества не было.
Индиец того времени обожествлял силы природы, одушевлял растения, горы,
реки. Позднее оформилось и представление о переселении душ. В ведийских
гимнах прослеживается поиск решения загадок мироздания, выражается мысль о
смертности даже богов. Многие черты ведизма вошли в индуизм, где на первый
план выдвигается бог-творец, устанавливается строгая иерархия в пантеоне
богов.
Индуизм.
Индуизм – религиозная система, теснейшим образом связанная с историей и
специфической социальной структурой народов Южной Азии. Последователей
индуизма насчитывается в мире более 700 миллионов и проживают они почти
исключительно в странах Южной Азии, прежде всего в Индии (около 83%
населения). Большинство составляют индуисты в королевстве Непал.
Условия формирования и развития индуизма определили своеобразие его
философской системы. Яркая, сочная, богатая и многообразная, рассчитанная
на все уровни индивидуального сознания, эта религиозная система отличается
своей плюралистичностью.
Характерный для индуизма политеизм (не ограничивающийся поклонением
основной триаде – Шиве, Брахме, Вишну) давал возможность выбора, как самого
объекта культа, так и формы его почитания в зависимости от конкретной цели
обращения к божеству, за каждым из которых были закреплены определенные
функции, а также в зависимости от направления в индуизме, которого
придерживался индиец, будь то шиваизм, вишнуизм или их многочисленные
разновидности.
В сфере философии индуизм разработал проблему соотношения общего и
частного, конечного и бесконечного, единства Космоса, Абсолюта,
относительности истины. Широта индуизма проявилась и в выработке
пространственно-временных характеристик, имеющих единицей космического
времени «день Брахмы», равный 4320 минутам астрономических лет. Отсюда
представление о бренности и сиюминутности настоящего, определившие
квиетизм, умозрительность и созерцательность философских систем, основанных
на индуизме.
Центральное место в философской концепции индуизма занимает доктрина о
переселении душ (сансара) в соответствии с заслугами и поступками в
предшествующих рождениях (карма). Целью любого индуистского культа является
реализация связи с его объектом, исчезновения противопоставления
индивидуальной души (Атмана) мировой (Брахману). При высокоразвитом
сознании индивида противопоставление Практики (природы) Пуруме (вселенскому
Человеку, обобщенному духовному образу Вселенной) также должно исчезнуть,
подобно противопоставлению своего «я» конкретному объекту индуистского
поклонения.
В соответствии с религиозно-философскими представлениями индуизм
разработал определенные нормы общественных установлений с детальной
регламентаций поведения в зависимости от места индивида в социально
кастовой иерархии, а также в зависимости от его возрастной принадлежности,
выделив четыре периода (ашрама) в жизни индуса: брахмачарья – ученичество,
грихастха – главенство в семье, ванапрастха – отшельничество, саньяси –
отшельничество и отрешение от земного.
Значительно ранее (середина I тысячелетия до нашей эры) в Индии
складывается буддизм.
Буддизм.
Учение буддизма изложено в ряде канонических сборников, центральное место
среди которых занимает пашитский канон «Типитака».
По буддизму, жизнь во всех ее проявлениях есть выражение различных
комбинаций или «потоков» нематериальных частиц – дхарм. Сочетания дхарм
определяю бытие того или иного человека, животного, растения и т.д. После
распадения соответствующего сочетания наступает смерть, но дхармы не
исчезают бесследно, а образуют новую комбинацию; этим определяется
перерождение индивида в соответствии с законом кармы – воздаяния в
зависимости от поведения в предыдущей жизни. Бесконечная цепь перерождений
(сансара, или колесо жизни) может быть прервана, и к этому должен
стремиться каждый; прекращение перерождений, вызывающих страдание, означает
достижения нирваны – состояния покоя, блаженства, слияния с Буддой. Но
достижение подобного сверхбытия возможно лишь при ведении добродетельной
жизни.
Основу учения составляют «четыре великих истины», которые, согласно
традиции, открылись Сиддхартхе Гауташе в момент его «просветления». Истины
провозглашают, что 1) жизнь есть страдание, 2) причина всех страданий –
желания, 3) страдания можно прекратить путем избавления от желаний,
«погашение» последних, а для этого необходимо 4) вести добродетельную жизнь
по законам "«правильного поведения"» и "«правильного знания"».
«Правильное поведение» означает жизнь в соответствии со следующими
принципами: не убий и не причиняй никому вреда, не укради, не лги, не
прелюбодействуй, не употребляй дурманящих разум напитков. Для монашества к
тому же основной линией поведения должен быть аскетизм, и поэтому
буддийским монахам запрещено присутствовать при развлечениях, спать на
удобной постели, пользоваться натираниями, благовониями, духами, владеть
золотом и серебром; а также есть после полудня. «Правильное знание»
подразумевает самоуглубление и внутреннее созерцание – медитацию.
«Правильное поведение» и «правильное знание» позволяет человеку постепенно
вырваться из бесконечной цепи перерождений, достичь нирваны.
По буддийскому канону, люди не одиноки на пути к познанию истины, на
своем пути к просветлению. В этом им помогает Будда (он не считается
творцом мира; мир, по буддизму, существовал сам по себе), а также
Бодхисаттвы – существа, которым осталось сделать последний шаг для
достижения нирваны, но которые его не делают сознательно, помогая людям
обрести спасение.
Буддийский пантеон объединяет множество богов как индийского
происхождения (например, Брахма), так и пришедших из верований неиндийских
народов, принявших буддизм.
Литература.
1. Васильев Л.С. «История религий Востока» - Москва, 1998.
2. «Дао и даосизм в Китае» - Москва, 1982.
3. Каган М.С. «Философия культуры» - Санкт-Петербург, 1996.
4. Никифоров В.Н. «Восток и всемирная история» – Москва, 1977.
Реферат на тему: Философия Жизни и возможности антропологического подхода
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
КАФЕДРА ФИЛОСОФИИ РАН
РЕФЕРАТ ПО ФИЛОСОФИИ
“ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ” И ВОЗМОЖНОСТИ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО ПОДХОДА
ШУШАКОВ Д.А.
Физический Институт им.
П.Н.Лебедева РАН
Руководитель семинара
проф. СТАНис Л.Я.
Москва – 1997 г.
Содержание:
1. Содержание: 2
2. Постановка проблемы 3
2.1. Об исследовании модели и структуры мышления 3
2.2. Почему именно на базе философии Ф.Ницше? 5
2.3. Важность “ценностного” подхода 6
3. Мозг как объект исследования 8
3.1. Перспективы объединения подходов, разработанных в разных областях
науки 8
3.2. Модель мозга 9
4. Следствия применяемого подхода 13
4.1. Онтологические и гносеологические 14
4.2. Морально-этические 15
4.3. Общественно-культурные 18
5. Литература: 20
Постановка проблемы
1 Об исследовании модели и структуры мышления
Философия как наука имеет предметом исследования широчайшую область
знаний и представлений как о самом человеке и человечестве в целом, так и
об окружающем его мире.
Исторически сложилось так, что к области философии относились все
теоретические наработки, касающиеся самых общих вопросов, волнующих
человека, но не имеющих при этом конкретных ответов (ответы на вопросы
являются скорее прерогативой конкретных наук). Философия при этом выполняла
роль некоторого “склада” знаний (в самом общем смысле), понятий,
представлений и, что самое главное, вопросов. По мере хода истории
происходила (и происходит) непрерывная “ревизия” этого склада. Некоторые
группы “удачно поставленных” вопросов, то есть таких, в которых из общей
совокупности знаний удачно выделялись и структурировались наиболее
существенные связи, выделялись из философии в самостоятельные конкретные
науки, то есть становились в значительной степени едиными замкнутыми
областями. Это позволяло уменьшить число “единиц хранения”, упорядочивая
таким образом склад знаний за счет их структуризации. С другой стороны, как
в связи с проведенной структуризацией (в значительной степени), так и
независимо от нее, появлялись новые знания, непрерывно пополняющие этот
склад.
Любопытно, что правильная постановка некоторого изначально чисто
философского вопроса, особенно позволяющая связать этот вопрос с
эмпирическими данными или хотя бы выделить определенным (еще раз используем
слово удачным) образом его существенные части и взаимосвязи, нередко
приводила к взрывообразному увеличению темпов структуризации и накопления
конкретных знаний в этой области, а, часто, и к переупорядочиванию
значительной части философского “склада”.
При этом верно и обратное – средние века в Европе могут служить примером
того, что определенная постановка философских проблем может и сдерживать
развитие.
Разумеется, сказанное не является ни для кого откровением; в течение всей
свей истории человечество пыталось найти “философский камень[?]” – то есть
ту ниточку, потянув за которую, можно распутать весь клубок – понять
сущность бытия.
В настоящее время тот факт, что философия не является замкнутой областью,
то есть что разные ее области не могут быть “выведены” друг из друга, а,
следовательно, не существует и этой единой ниточки, не вызывает ни у кого
сомнения. Однако, из этого вовсе не следует, что ключевых ниточек не нужно
искать – несомненно, что как минимум многие философские категории являются
взаимосвязанными и, в значительной степени, взаимообусловленными. Так,
например, понятия этики или права вряд ли когда-нибудь удастся вывести из
понятия материи, но, в то же время, нельзя не признать, что не определив и
не разработав должным образом такие понятия, как познание или сознание,
вообще невозможно говорить об упорядочении философской картины мира[?]. То
есть, несмотря на отсутствии полной замкнутости, ключевые категории
философии все же поддаются выделению.
Хотелось бы отметить, что хотя ключевая роль механизмов познания была
очевидна уже античным философам, однако свое законное центральное место в
философии, гносеология заняла относительно недавно, благодаря ряду работ
классических немецких философов. В то же время философская антропология,
которая, казалось бы, должна занимать по изложенной выше логике ключевых
понятий еще более видное место, представляется значительно менее четко
структурированной и проработанной лишь по каким-то выборочным направлениям.
Исторически это, разумеется, обусловлено тем, что, хотя давно
предполагалось, что “думает“ у человека именно мозг, но сколь-нибудь
конкретная информация о различных сторонах мыслительного процесса появилась
относительно недавно и именно поэтому очевидную (для многих) мысль о
возможности научно-философского исследования процессов мышления и познания,
рассматриваемых именно как функции человеческого мозга, еще просто не
успели должным образом проработать.
Вообще вопрос о создании философской модели или структуры мышления
представляется в настоящее время достаточно актуальным – достаточно
вспомнить о том, что в этой области в настоящее время накоплен огромный
запас конкретных знаний – этот вопрос в той или иной мере затрагивают
информатика и кибернетика (искусственный интеллект), медицина и биофизика,
психология и антропология и еще десятки самостоятельных дисциплин и
направлений. Создается впечатление, что основная проблема состоит не в
недостатке знаний, а в том, что не выработан некий общий подход,
философская концепция, которая могла бы реструктурировать эти знания,
установить их существенные взаимосвязи. При этом не исключено, что
разработка такой модели могла бы оказать существенное влияние и на
реструктуризацию связанных с гносеологией областей философии.
2 Почему именно на базе философии Ф.Ницше?
“Философия Ницше для нас незаменима,
поскольку дает ощутить действительные
проблемы, а не потому, что решает их.”
([?].100)
Несмотря на устоявшееся (общественное) мнение о философии Ницше, как о
философии с устойчивым знаком “минус” (нигилизм, иррационализм, чуть ли не
проповедь фашизма), нельзя не отметить, что
она имела последователей и явно не была отбракована в ходе “естественного
отбора”, а, напротив, оставила весьма заметный след в системе культурных
ценностей человечества и заняла в ней достаточно видное место,
2. она имела практические следствия – появление психоанализа Фрейда, а
следовательно и весьма значительной части современной психологии
обязано во многом “социоанализу”, проведенному Ницше ([?].91).
Очевидно, что в предложенной им постановке философских вопросов
существует какая-то внутренняя целесообразность, та самая удача в выделении
существенных взаимосвязей, позволяющая (на отдельных направлениях)
переходить от пустой схоластики к плодотворному исследованию.
Представляется, что в значительной степени эта “рабочая” постановка
проблем связана именно с “психологизмом” Ницше, называвшим себя “первым
психологом среди философов”. А ведь это, по сути, и есть привнесение в
абстрактное рассуждение “модели человека”. Некоторый абстрактный процесс
(например, мышление) при этом анализируется уже не сам по себе, то есть не
только по формальным свойствам и результатам этого процесса, но и в связи
со свойствами объекта, связанного с этим процессом. Происходит расширение
модели процесса, и в замкнутую формально-схоластическую модель, анализ
которой не может дать ничего, кроме “предиката”, то есть исходных посылок
самой же модели, включается частичка “Неведомого”, того самого “x”, который
согласно С.Л.Франку ([?]), всегда должен содержаться и содержится в любом
рассмотрении. Это заставляет в конечном счете пересмотреть связи и
существенное в исходной модели, приспосабливая ее к требованиям внедряемого
в модель объекта. в некоторых это позволяет случаях сделать модель более
удачной и полезной с точки зрения дальнейшего исследования и развития.
Отметим, что в большинстве случаев требования к модели, выдвигаемые
исследователем, прямо противоположны – максимально очистить ее,
объектизировать, то есть удалить все субъективное, сделать замкнутой,
формальной, и, таким образом, добиться ее узнаваемости (понятности),
подверженности формально-логическому анализу.
Очевидно однако, что какого-либо глубинного противоречия в этом нет. Это
лишь этапы познания – сперва рассматривается более ограниченная, упрощенная
модель, затем, после того, как она “исчерпывается”, в нее добавляются новые
существенные объекты – модель расширяется и т.д. Однако часто такое
расширение неизбежно оказывается связанным с революционным пересмотром
внутреннего содержания модели – меняются акценты, какие-то прежде
несущественные связи выступают на первый план.
Не исключено, что именно революционность подхода Ницше и привела к не
вполне адекватному восприятию его идей общественным сознанием (в силу
высокой инерционности последнего).
3 Важность “ценностного” подхода
“Ценностный” подход, укоренившийся в философии благодаря Фридриху Ницше
[2], является, безусловно, категориальным понятием, являясь, с одной
стороны, альтернативой подходу “абсолютному” и, с другой стороны,
неизбежным следствием подхода “антропологического”.
Сама по себе философия, и, разумеется, любая ее составная часть, является
продуктом творческой деятельности человека и, хотя бы по этому, неизбежно
должна быть построена по законам именно человеческой логики, то есть в
соответствии с принципами мышления, которые заложены в человеческий мозг.
Попробуем для примера проанализировать довольно распространенное
представление о том, что мир устроен по некоторыми (многочисленным) общим
законам, что представляется интуитивно очевидным для большинства людей и, в
особенности, для ученых.
Действительно, человеком были обнаружены многочисленные законы и
закономерности, проявляющиеся в совершенно не связанных областях науки и
техники, то есть действующие объективно, не зависимо от человеческого
сознания. Трудно отрицать, что законы Ньютона или соотношение
неопределенностей Гейзенберга действительно существуют – во всяком случае
эксперименты воспроизводимо подтверждают этот факт.
Однако для любого ученого непреложным является и другой факт – все
известные законы справедливы лишь в рамках некоторой модели. Для одних
законов границы применимости известны, для других пока нет, но, тем не
менее, весь опыт науки доказывает, что эти границы рано или поздно
обнаруживаются для любого закона. После обнаружения этих границ как правило
открывают новый, более общий закон, для которого предыдущий является лишь
частным случаем.
Весьма интересно также, что многие, открытые “на кончике пера” совершенно
абстрактные и оторванные от реальности закономерности и рассуждения,
оказываются, (после их осознания) прекрасным образом применимы в самых
разнообразных областях науки и даже техники.
Невольно напрашивается вопрос – а сами ли явления в окружающем нас мире
подчиняются общим закономерностям, или это человек таким образом
классифицирует их, выделяя лишь существенное (для него) из явлений и
раскладывая их по имеющимся моделям?
Действительно, если некоторый класс дифференциальных уравнений отлично
описывает движение некоторой механической системы (с точностью до пятого
знака – далее идут не учитываемые моделью потери на деформацию объектов,
притяжение Луны и т.д.), эти же уравнения описывают (до третьего знака)
вихревые потоки жидкости и (до девятого знака) движение метагалактик. Что
это означает? Общность и объективность закономерностей или же то, что нам
не удалось пока придумать более точных математических законов для каждого
из этих объектов? Причем не исключено, что после уточнения законы
(уравнения) окажутся принадлежащими все-таки к разным классам, а в один и
тот же класс мы помещали их просто по принципу внешней схожести, за
неимением ничего более подходящего.
Сказанное иллюстрирует, хотя, разумеется, не доказывает, что, вполне
возможно, не сами явления имеют какие-то общие “сущности”, но человеческое
мышление раскладывает их по ограниченному (имеющемуся в наличии) набору
“ящиков” (понятий, представлений, категорий) и попадание нескольких явлений
в один и тот же “ящик” по принципу схожести есть лишь следствие
ограниченного числа “ящиков” и недостаточного понимания самих явлений.
Как известно из психологии, человеческое мышление носит модельный
характер. Действительно, “чувство понимания” возникает именно тогда, когда
нам удается соотнести явление с его моделью, то есть вычленить из явления
существенное (с точки зрения требований этой модели), и при этом даже
логическое понимание того факта, что модель не абсолютна, нисколько на это
чувство не влияет – рамки модели как правило не осознаются.
Следовательно, само мышление носит ценностный, относительный характер.
ведь что такое ценность, как не способ выделения существенного? Требование
сворачивания информации для обеспечения ее компактного хранения в
долгосрочной памяти заставляет мозг действовать именно таким образом,
селектируя информацию, чтобы избавиться от лишнего. Но для селекции
обязательно нужны критерии! Таким образом, собственно человеческий мозг и
природа мышления неизбежно требуют введения понятия ценности.
Наверно, любой человек может припомнить моменты в своей жизни, когда у
него происходила “переоценка ценностей” и старые, давно известные факты и
понятия приобретали вдруг совершенно новое значение, выходя на передний
план по своей значимости, или наоборот, теряя свою значимость. Это как раз
тот случай, когда название явления – “переоценка ценностей” как нельзя
более точно отражает его сущность – происходит перестройка модели в мозгу
и, соответственно, меняется механизм селекции уже имеющейся информации –
человек начинает по-новому видеть старые явления.
Таким образом, все без исключения ценности, создаваемые мозгом человека,
являются относительными. Проблема, однако, состоит в том, что самому-то
сознанию оно представляется абсолютным, что является одной из особенностей
человеческого мышления.
Представление же их абсолютными является обычным заблуждением, следующим
из уже упоминавшегося отсутствия осознания границ модели.
Мозг как объект исследования
1 Перспективы объединения подходов, разработанных в разных областях науки
Нельзя сказать, что задача исследования мозга не ставилась, но ставилась
она всегда как-то локально – в рамках той науки, в которой проводилось
конкретное исследование.
В кибернетике вопрос всегда стоя так: вот у нас есть ряд схем, принципов,
наработок в области создания компьютеров. А нельзя ли, используя все это,
сделать думающий компьютер? Таким образом, ставилась задача не
использования информационных подходов к исследованию мозга, но лишь
создания нового интеллектуального суперкомпьютера.
Что касается физиологии мозга, то представим себе исследователя,
пытающегося по отдельным элементам (транзисторам, соединениям и т.д.)
микросхемы современного компьютерного процессора понять, как работает
компьютер! Он вытаскивает процессор целиком – компьютер умирает, нарушает
одно из соединений – гаснет экран, другое – пропадает звук и т.д. А ведь
таких соединений миллионы, и они взаимосвязаны! Не исключено, что через
какое-то время после проведения такого исследования мог бы возникнуть тезис
о душе и принципиальной непознаваемости компьютера.
В психологии, которая стоит ближе других наук к логике работы мозга,
смогли наработать большой фактический материал. Рефлексы, подсознание,
ассоциативное мышление, эмоции и их связь с конкретными областями мозга,
работа органов чувств (при посредстве мозга) – это уже серьезные
предпосылки, чтобы поставить вопрос об общей (черновой, рабочей!) модели.
Наверняка, такие модели выдвигались, и лишь научная добросовестность (!) не
позволила им перейти в философию, и, следовательно, в общественное
сознание. Единственное место, куда они были допущены – это научная
фантастика.
Философия, в силу своих глубоких корней и традиций, не успела заметить
достижений конкретных наук и продолжает оперировать в этой области
доказательствами и понятиями людей, живших в прошлом веке (или
тысячелетии).
Так как же все-таки можно было бы поставить эту проблему, чтобы она
действительно стала предметом исследования? В чем причина такой
раздробленности, ненаправленности вопросов?
Похоже, что в цели. Каждая наука имеет свою утилитарную цель. Кибернетика
– повышение могущества человека (ближнего) путем совершенствования
компьютеров (именно цифровых, так как остальные в настоящее время не
эффективны), медицина – улучшение здоровья того же человека (непроверенная
теория опасна). Все цели абсолютно альтруистичны и потому так далеки от
эгоистической цели Ницше, от его “призрака” – исследование ради познания,
даже не ради, а потому, исследование из внутренней потребности.
А ведь при таком подходе меняется и постановка задачи! С одной стороны
весь комплекс исследований может проводиться в самой широкой постановке –
исследование мышления, но, при этом не только не исключаются, но и
приобретают внутренний смысл вполне локальные исследования на стыках
(синтетические), которые как правило не преследуют по началу утилитарной
цели “для чего-то”.
Понятно, что в рамках данной работы исследовалась скорее сама постановка
вопроса и, по возможности, ее следствия.
Тем не менее, для иллюстрации того, как могло бы выглядеть такое
исследование, ниже, в виде кратких тезисов с комментариями приведена
некоторая “черновая”, набросочная модель мышления, вернее, мозга, как
объекта, обрабатывающего информацию.
Для наглядности тезисы модели выделены точками, а комментарии отделены от
них линиями и выделены курсивом.
2 Модель мозга
Мозг не похож на современный компьютер – принцип его работы не цифровой, но
аналоговый (физико-химические процессы в нем не бинарны, а варьируются по
интенсивности) обработка информации распараллелена (это следует из
простейшего сопоставления скорости распространения нервного возбуждения и
реального темпа обработки информации). Несмотря на это, общие принципы
информационной машины к нему могут быть успешно применены.
Кстати, очевидное затруднение – мы знаем, что мозг обрабатывает
информацию с использованием каких-то физико-химических процессов, которых
мы не понимаем или понимаем не полностью. Вспомним, однако, что
пользователь компьютера мало что знает о механизме работы микросхемы
процессора, что однако не мешает ему составлять программы и говорить о
компьютерной логике. Более того, так же как и наше мышление не в состоянии
осознать на основе рефлексии суть этих процессов и управлять ими, так же и
компьютерная программа никак не связана с этими механизмами и не может их
“чувствовать”. Вполне логично предположить, что природа, как и компьютерные
инженеры, предусмотрела иерархическое строение мозга. На самой нижней
ступени этой иерархии находятся встроенные “программы” (интерфейс),
осуществляющие непосредственное управление физико-химическими процессами и
переводящие их результат в “мозговую логику” и обратно[?]. Такое
предположение позволяет нам строить модель работы мозга безотносительно к
физиологии, сосредоточившись на принципах его работы.
4. Информация в мозгу не отображается буквально так, как поступает в мозг
через органы чувств, но предварительно свертывается и хранится в виде
информационных объектов.
5. Свертку и восстановление поступающей в мозг информации осуществляют
методы информационных объектов.
Объект отличается от программы тем, что содержит не только набор
инструкций (метод), но и саму обрабатываемую информацию. Как правило в
объекте содержатся также ссылки на другие объекты вместе с кодами их
активации). Преимущество такого подхода в том, что объект весьма автономен
– после подачи ему сигнала активации, он может существовать самостоятельно,
выполняя свою задачу – активизируя другие объекты или обрабатывая свои
данные и передавая результат другому объекту. Хотя метод каждого такого
объекта может быть весьма простым, например, он принимает решение, какой из
других объектов активировать в зависимости от некоторых условий, вместе они
образуют “суперструктуру”.
6. Информационные объекты имеют иерархическое строение и те из них, которые
отвечают за работу с физико-химическими процессами в мозгу, находятся на
низшей ступени иерархии и, не могут быть связаны с объектами высших
ступеней напрямую.
Иерархическая организация объектов позволяет разгрузить методы высших
ступеней иерархии от лишних связей и данных и, таким образом, значительно
повысить надежность и адаптивность системы.
7. Методы объектов, лежащих на средних и высших ступенях иерархии, имеют
“эвристический” характер, то есть в случае каких-то сложностей, они могут
не только сигнализировать об этом, но и могут слегка модифицировать свою
программу с целью поиска оптимального результата. Чем выше иерархический
уровень объекта, тем сложнее и “эвристичней” его метод, но и тем меньше
объем “первичной” информации, который он хранит.
8. Систему связей между информационными объектами можно представить в виде
паутинки – переплетения взаимно независимых и связанных друг с другом
нитей (ссылок) между информационными объектами. При этом, если “потянуть”
за одну нить, активизируется сразу несколько связанных друг с другом
объектов.
9. Нити (связи) не являются бинарным (есть или нет) – они имеют непрерывный
спектр интенсивностей и “эмоциональную (ценностную) окраску”.
Для примера рассмотрим в рамках данной модели разницу между пониманием и
восприятием.
При поступлении новой информации в мозг активизируется несколько
стандартных объектов, отвечающий за свертку, установление связей и
разворачивание. Они пытаются ее свернуть, неким стандартным образом
предполагая ее структуру и связи, а затем вновь разворачивают, сравнивая с
оригиналом, зафиксированным в “короткой” памяти. Какие-то элементы
восстановленного образа оказываются неадекватными, что свидетельствует о
неверной свертке. После этого исходные стандартные объекты начинают
активизировать новые объекты по ближайшим своим связям, то есть идет
расширяющийся поиск подходящих методов свертки с постепенным повышением
иерархического положения активизируемых объектов, которые могут быть
использованы для обработки именно этой информации.
После окончания процесса эти объекты выдают сигнал готовности и возникает
чувство понимания, свидетельствующее, что информация была адекватно
свернута и развернута и что наиболее значимые связи установлены, то есть не
только сама информация свернута, но она соотнесена (связана) с уже
имеющимися объектами, и ей приписан метод обработки и вызова связной
информации.
Очень важным, кстати, является тот фактор, что чувство понимания как бы
абсолютно, то есть возникает даже в том случае, когда факт укладывается в
заведомо ограниченную модель – связи установлены, информация свернута и
успешно развернута, результат разворачивания адекватен исходной модели,
ничего существенного (в рамках данной модели) не потеряно. Потеря же
информации, которая могла бы быть существенной с точки зрения другой,
возможно, более общей модели, при этом не ощущается (очевидно, что если бы
это было не так, то чувство понимания вообще никогда бы не возникало).
Отсюда мышление относительно (так как работает в рамках модели), но само
по себе не диалектично (рамки модели не осознаются), диалектичность же
является лишь формально-логической “подпоркой” сознания.
При частом вызове некоторой группы методов, они реорганизуются в базовый
информационный блок и при этом организуется объект более высокой иерархии,
отвечающий за работу с этим блоком.
Связи и информация постоянно устаревают (забиваются шумом), однако
постоянно же происходит их регенерация и частичная переустановка в
соответствии с новыми условиями (во сне – мозг регенерирует и анализирует
информацию, сам “дергая” за ниточки связей).
Обучение (школа) – размещение в мозгу стандартных информационных блоков с
близкой для разных людей структурой.
Формальная логика – фиксированные информационные блоки с заранее заданными
(общими для большинства людей) связями, структурой, и с минимальной
эмоциональной окраской связей.
Моделирование.
Мозг создает постоянно действующую информационную модель окружающего мира в
виде группы объектов высшей иерархии, имеющих обратную связь, то есть
способных на активизацию определенных объектов – “принятие решения” в
случае отклонения ситуации от моделируемой. Моделирование – свойство не
только человеческого мозга; тигр, бегущий за ланью тоже моделирует ее
поведение и бежит наперерез.
Моделирование позволяет мозгу не проводить непрерывно полный анализ
поступающей оперативной информации, активизируя объекты принятия решения
(то есть сознание) только при отклонении ситуации от модельной.
Исторически рациональное (в отличии от эмоционального) мышление является
относительно молодым и его методы относительно несовершенны – они работают
лишь на верхних ступенях иерархии информационных объектов и контролируют
весьма небольшую часть мозга.
Историю развития мозга можно, проявив некоторую фантазию, уподобить
истории развития компьютеров.
В начале (низшие виды) – это жесткий и минимально достаточный набор
инстинктов – объектов среднего уровня, способных успешно контролировать
объекты нижнего уровня, отвечающие за жизнедеятельность организма, но
обладающие весьма слабым потенциалом по части адаптации к изменяющейся
обстановке. По сути, все жизненное многообразие сводится к ряду готовых
схем (программ), если же ситуация не укладывается в одну из них, адекватное
решение вряд ли может быть найдено.
Затем появляются эмоции, являющиеся значительно более гибким механизмом
регулирования, создающим некоторую “надструктуру”. Смысл этого механизма в
том, что он позволяет мозгу значительно быстрее обучаться. Если для смены
безусловного инстинкта требуется время, сравнимое с временем жизни
нескольких поколения особей, то смена эмоциональной окраски связей между
информационными объектами происходит на порядки быстрее. Соответственно,
быстрее происходит адаптация к изменяющейся обстановке, появляется
возможность группировки ситуаций (опасные, приятные, безразличные и т.д.),
принятия ассоциативных решений, не основанных на конкретном опыте.
Соответственно меняются и инстинкты, становясь менее жесткими и в
значительной мере опирающиеся на эмоциональный механизм (или, скорее,
управляемые им).
Судя по всему, эмоциональные объекты имеют свою иерархию и контролируют
довольно значительную часть мозга – вплоть до объектов нижнего уровня.
Вслед, или, может быть, и почти одновременно с эмоциональным механизмом,
(но задолго до появления человека) появляется мышление, позволяющее не
только накапливать опыт, но и прогнозировать (моделировать) ситуацию. В
мозгу появляется еще одна подсистема объектов высшей степени иерархии,
отвечающих за моделирование и принятие решения, хотя и весьма тесно
связанная с эмоциональной подсистемой.
И, наконец, совсем недавно (у человека) мыслительная подсистема стала
“осознавать себя” – появилось абстрактно-рациональное мышление. Таким
образом, впервые важнейшая функция – функция программирования мозга была
(частично) доверена самому мозгу. Мышление научилось чувствовать и
осознавать себя самое, но, разумеется, в весьма ограниченных масштабах. Ни
осознать ни контролировать объекты нижнего уровня мышление не в состоянии.
Даже эмоциональная подсистема осознается и контролируется мышлением в
довольно узких пределах. Причина этого достаточно очевидна. Подсистема
мышления еще достаточно “сырая” и доверить ей полный контроль над всеми
функциями мозга было бы просто опасно, хотя ее роль в отборе значимой
информации становится все более весомой.
В современном мире происходит все большая рационализация, заменяющая собой
исторически отработанный механизм эмоций.
Рациональное мышление отвечает за анализ информации, ее дробление по
категориям и установление новых связей.
Синтез же новых методов происходит по уже упоминавшейся “эвристической”
модели поиска подходящего метода (или модификации имеющегося) для обработки
новой информации. В нем участвуют в основном объекты, находящиеся на
средних ступенях иерархии и этот процесс практически не осознается
(интуиция). В значительной степени задействована в нем и эмоциональная
подсистема.
Следствия применяемого подхода
Основной посылкой используемого антропологического подхода является
предположение о том, что ценности, модели, законы и вообще, вся
человеческая культура является продуктом мыслительной (в самом широком
смысле) деятельности человека и является отображением этой деятельности, но
не каких-то существующих помимо человека процессов или явлений. Отсюда
делается вывод о том, что сам принцип построения любого элемента культуры
должен быть адекватен основным принципам устройства мозга, то есть
принципам и ограничениям мыслительного процесса[?].
И одним из основных таких принципов является относительность мышления, и,
следовательно, относительность ценностей.
“Все, что имеет ценность в нынешнем мире, – пишет Ницше, – имеет ее не
само по себе, не по своей природе – в природе нет никаких ценностей, – но
оттого, что ему однажды придали ценность, подарили ее, и этими дарителями
были мы!” ([?],638).
Представляется, что именно это положение и является основным “зерном”
философии Ницше. Причем, хотя сам Ницше выводит его в разных видах в
различных областях (например, в этике, морали, онтологии) независимо, но,
по сути, оно является непосредственным следствием относительности мышления
и, разумеется, автоматически распространяется на все виды человеческой
культуры.
Отсюда – смерть Бога, переворачивание с ног на голову традиционных,
основанных на предположении о существовании абсолютных критериев, моральных
ценностей и большинство других открытий Ницше.
1 Онтологические и гносеологические[?]
Необходимо сразу оговориться, что ответ на “главный вопрос философии” не
следует из используемой модели (что свидетельствует в пользу ее
разумности). Из посылки относительности мышления и отсутствия в мире
изначальных, абсолютных ценностей ни коим образом не следуют также ответы
на вопросы о возможности объективного существования мира помимо нашего
сознания и его познаваемости. Более того, сама исходная посылка делает эти
вопросы в какой-то степени бессмысленными (не существенными).
Действительно, если ценности являются продуктами деятельности сознания и
связаны с его развитием, то они неизбежно связаны и с познанием мира,
независимо от того, объективно он существует или нет. Вопрос же о
познаваемости мира вообще представляется странным при любых (кроме
божественной) начальных посылках.
Например, если мир познаваем, но бесконечен и, следовательно, познаваем
за бесконечное время, то познаваем ли он?
Вопрос о познаваемости содержит в себе скрытый вопрос – приближаемся ли
мы к “истинному” пониманию, в какой степени отражает наше понимание эту
самую “абсолютную” истину – то есть содержит в себе априорное предположение
о существовании “ценности в себе”, не зависящей от нашего мышления и
противоречащей утверждению о том, что оценка производится только
субъектом[?].
Следовательно, в рамках антропологического подхода, сама постановка
вопроса о познаваемости мира может быть признана некорректной и, что самое
главное, неактуальной. Любопытно, что к такому же заключению приводят
многие современные западные философские направления.
Представляя мир, как процесс непрерывного становления, Ницше, как и
задолго до него Гераклит, сталкивается с проблемой субстанциализации
движения, которую он решает, вводя (вслед за Шопенгауэром) “волю к власти”,
являющуюся сущностью бытия в широком смысле (2.53), что можно рассматривать
как некий робкий шаг от “вещи в себе”.
Вообще же, системное мышление представляется не самым сильным местом
Ницше, он скорее интуитивно ощущает суть проблемы, исходя из неких
эстетических представлений, цельность же и системность дальнейшей
проработки вопроса его интересует куда меньше. Особенно это проявляется в
“бесполезных” (то есть далеких от истинных, человеческих ценностей)
вопросах онтологии.
Ответ же на переформулированный как “Нужно ли познавать мир[?]?" вопрос –
безусловно “Да”, поскольку (если) это ведет к созданию новых ценностей, то
есть если конкретный субъект этого хочет (то есть считает ценностью для
себя)
2 Морально-этические
Можно сказать, что морально-этическая система ценностей является
отображением некоторой модели общества (и мира), существующей в мозгу
каждого человека и возникшая одновременно с возникновением абстрактного
мышления, то есть с осознанием человеком собственного “Я”, или, вернее,
общественного “Сверх-Я”.
По Ницше человеческая история делится на три периода – доморальная, когда
абстрактное мышление еще не сформировано до конца и человек не осознает
себя, руководствуясь в своих действиях лишь инстинктами и эмоциями.
Второй этап – моральный. Осознание себя уже существует, но аппарат и
методы абстрактного мышления еще весьма просты, отсутствует представление о
моделях, ценностях, относительности мышления, не наработаны методы
формальной логики, отсутствует психология и, следовательно, рефлексия.
Всякая имеющаяся мысль или модель должна быть, следовательно, абсолютной
(правильной или неправильной), откуда, в поисках абсолютных критериев,
человечество неизбежно приходит к модели Бога[?]. (“Любить человека ради
Бога – это было до сих пор самое благородное и отдаленное чувство из
достигнутых людьми.” [?].287) В рамках этой модели закрепляются
главенствующие весьма абстрактные моральные критерии, все же многочисленные
конкретные “моральные императивы” оказываются на уровне подсознания как
блок методов среднего уровня – для выхода на высший (осознаваемый) уровень
иерархии информационных объектов они слишком сложны, многочисленны и
противоречивы с точки зрения формальной логики.
Такое положение с точки зрения Ницше опасно и тормозит развитие.
Действительно, тенденция расширения абстрактного мышления неизбежно выводит
на уровень осознания понятие относительности мышления вообще и “моральные
императивы” в частности, немедленно вступающие в противоречие с
“неприкосновенными” моральными нормами и, следовательно, с абсолютной
моделью Бога. Человек при этом становится не хозяином своей жизни, но
слугой Бога, которому не дано думать и развиваться, а лишь выполнять
имеющиеся, данные свыше, предписания, причем руководствуясь даже не
собственно этими предписаниями (законами) в своей практической
деятельности, а “подзаконными актами” (“моральными императивами”) –
непонятными, неосознанными, но освященными авторитетом Бога.
Ну и, наконец, третий, только начинающийся период человеческой истории
Ницше называет внеморальным. Человек должен проснуться, осознать приоритет
своего “Я” перед любыми внешними моделями, осознать себя творцом этих
моделей, то есть творцом ценностей. Начальным импульсом к этому и должна
послужить провозглашенная Ницше “смерть Бога”.
Однако механизм перехода от второй стадии к третей, на которой по Ницше
должен появиться сверхчеловек, разработан очень поверхностно. Практическое
и буквальное использование его указаний может, скорее, привести к созданию
очередного элитарно-авторитарного государства фашистского толка.
Действительно, на первый взгляд весь механизм сводится к тому, чтобы
следовать своим инстинктам, полагая их высшим критерием и не доверяя
разуму, и этим формировать свое “Я”, полагаясь в остальном на естественный
отбор. При этом какие-то инстинкты Ницше полагает правильными, какие-то
нет, и критерий отбора весьма нечеток. И вообще, не очень понятно, каким
образом джин разума, будучи уже выпущенным, может быть загнан обратно в
свою бутылку. По степени утопичности такой механизм весьма напоминает
призыв “назад к природе”, но при этом намного опасней с точки зрения
перспектив существования человеческой цивилизации.
Однако, такой подход к морально-этической системе, построенной Ницше,
представляется излишне упрощенным, как убедительно показал С.Л.Франк[?],
назвавший систему Ницше “этикой любви к дальнему”. В представлении Франка
система Ницше представляется внутренне логичной и обоснованной, причем
предпочтительность одной из двух могучих моральных систем, основанных на
любви к ближнему и любви к “дальнему” не может, разумеется, быть выведена
логически из моральных представлений.
“Выше любви к ближнему стоит любовь к дальнему и будущему; выше еще, чем
любовь к человеку, ставлю я любовь к вещам и призракам” (7.43).
Этика любви к ближнему, тесно связанная с христианской моралью, основана
непосредственно на чувстве сострадания. Но чувство сострадания есть не что
иное, как перенесение на себя эмоций (страдания) другого, приводящее к
установке непричинения страдания.
Классическим примером того, как эта внутренне понятная для любого
человека установка может приводить к тупиковым и даже негативным
результатам, является противопоставление типа медсестра – врач. Медсестра
сопереживает больному, старается облегчить его страдания, но не может
спасти, врач же, напротив, причиняет больному страдание, но при этом
спасает. По мнению Ницше нет ничего опасней активного сострадания
(христианство). Представим себе медсестру, которая из сострадания к
больному мешает врачу проводить операцию!
Этика любви к “дальнему” основана не на чувстве сострадания, а на
некоторых внутренних потребностях человека, называемых Ницше “призраками”.
Такими “призраками” являются искусство, наука, творчество, идеалы – иными
словами все то, что приводит к развитию, то есть созданию и установлению
новых “ценностей”.
Таким образом, этика любви к “ближнему” выступает у Ницше системой
застоя, сопротивляющейся любому прогрессу в отличии от этики любви к
“дальнему”, собственно и являющейся этикой развития и прогресса.
Сверхчеловек Ницше, как конечная, но недостижимая цель развития, это
абсолютный творец, творец себя и мира.
Франк отмечает также очень важный факт – формально под логику любви к
“дальнему” может быть подведено очень многое – власть, деньги, убеждения,
всемирное господство и многое другое. При этом “дальняя” цель оправдывает
все средства, сострадание уже не является естественным ограничителем – с
ним уже научно расправились, и результат несложно предсказать из
исторического опыта. “Себя самого я приношу в жертву любви своей и ближнего
своего, подобно себе.” ([?].64)
Следовательно, не просто любовь ко всему “дальнему”, но что-то более
определенное?
Здесь ключевым понятием опять выступает “ценность”. В качестве “дальних”
ценностей не могут выступать ценности “утилитарные”[?], порожденные прежней
моралью, то есть те, которые делаются ради и для чего-то, а не из
внутренней необходимости, потребности, самоценности.
Но, возвращаясь теперь к определению ценности, как продукта и следствия
работы мышления, зададимся вопросом, что же еще может тогда быть дальней
целью, кроме ценности чисто внутренней, мыслительной, ценности, как некоего
развития мышления (в традиционном звучании – духовной ценности). И, как бы
ее не называть – духовной ли ценностью или волей к власти (если определять
власть, как способность к созданию и переоценке ценностей), в любом случае
это будет ценность, сопровождаемая или следующая из развития мозга,
появления в нем новых понятий, моделей, методов, то есть ценность развития
человеческого сознания[?].
И ведь, что самое интересное, это как раз та единственная дальняя
ценность, для достижения которой не нужно переступать через трупы своих
ближних, а лишь через трупы своих убеждений (убеждение по сути ни что иное,
как ценность, признаваемая абсолютной). “... чтобы судить о ценном и
неценном, нужно, чтобы ты преодолел, превзошел сотню своих убеждений...
Независимость от любых убеждений неизбежна для сильного...” ([?].78).
3 Общественно-культурные
Заключение об относительности мышления имеет огромное культурное
значение, причем явно со знаком минус.
Действительно, признание того факта, что моральные и прочие ценности не
являются абсолютными, но являются продуктом мышления, угнетающе действуют
на общественную мораль. Общество оказывается лишенным простых и ясных
ценностей позитивизма или христианской философии, которые оправдывали бы и
делали неприкосновенными (для вмешательства рационального сознания) всю
подсознательную систему моральных императивов, ведя к ее пересмотру и, как
правило, к разрушению. В то же время понятие “призраков” Ницше слишком
сложно и абстрактно для “толпы” и не может препятствовать такому
разрушению, то есть послужить основой для быстрой замены старой системы
ценностей.
Таким образом, последовательное рациональное развитие модели,
базирующейся на примате человеческого сознания, относительных
(человеческих) ценностей, должно приводить в конечном счете к глобальному
кризису общества, о чем неоднократно предупреждал и сам Ницше.
Если задуматься, то такой вывод не удивителен. По сути, он
непосредственно следует из модели мозга. Кризис в общественном сознании
есть не что иное, как проявление кризиса (перестройки) мышления,
являющегося, в свою очередь, следствием развития “рациональных”,
“самоосознаваемых” объектов высшей иерархии в мозгу и постепенное
расширение сферы их непосредственного влияния на все более глубокие
(подсознательные) области, ранее контролируемые лишь с использованием
эмоционального (неосознаваемого) механизма.
Подтверждением этой мысли служит и история появления развития новых
философских течений (в основном – на Западе, так как в России идея или
идеология-заменитель традиционных ценностей до последнего времени
присутствовала). Сам набор этих новых философских веяний поразительно похож
по структуре на структуру мышления и вызывает наглядную аналогию с
распространением некоторой условной границы (рационального мышления) все
глубже в область подсознательного с его одновременным осознанием и
пересмотром (выносом в область сознательного).
Симптомом же этого процесса являются также общие для многих из этих
течений попытки отказа от рационального, позитивного, которые можно
рассматривать как попытку мозга сопротивляться навязыванию ему логикой
сложных и многомерных (в отличии от эмоциональных) моделей и представлений.
В какой-то степени такого рода тенденции получают некоторое отражение и в
цивилизационных подходах, например в “ментальности” у Питирима Сорокина.
Таким образом, налицо имеется как минимум связь внутренних процессов
сознания с видимыми и подспудными тенденциями развития в философии, в
обществе, что, безусловно, требует привлечения внимания к проблеме “научно-
философского” исследования мозга, как объекта мышления.
Литература:
[1] Не в “химическом” смысле этого термина.
[2] Разумеется, понятие ключевых областей в философии не стоит
абсолютизировать – философия права или этика буду существовать, разумеется
для любой теории познания.
[3] Конечно, это и другие такого рода допущения могут и должны быть
предметом дальнейшего исследования.
[4] Разумеется, для корректности необходимо было бы включить в
рассмотрение также “надсистему” – то есть сообщество людей, но это сделало
бы тему слишком объемной. Поэтому, будем такое расширение лишь иметь в
виду, как возможное дальнейшее развитие данного подхода.
[5] К сожалению, в силу ограниченности объема данной работы она
вынужденно имеет фрагментарный характер так как невозможно проведение
полной логической цепочки от модели мозга, изложенной ранее, к излагаемым
следствиям применения данной модели.
[6] Хотелось бы отметить, что, несмотря на внешнюю схожесть утверждений,
данная постановка вопроса не тождественна агностицизму, который оспаривает
собственно объективность существования мира.
[7] В философском смысле.
[8] По логике мышления один критерий всегда лучше, чем много – это
упрощает работу мозга и установление взаимосвязей.
[9] Даже такая казалось бы безусловно альтруистическая идея, как
увеличение “суммы счастья” человечества, представляется с точки зрения
Ницше безусловно утилитарной, как, впрочем, и все остальные
альтруистические идеи. Нельзя не признать, что некоторый резон в этом есть
– Россия в настоящее время уже имеет исторический опыт превращения в жизнь
такого рода дальней альтруистической цели.
[10] Естественно, понятие сознание здесь намного шире понятия
рационального мышления.
[i]. Карл Ясперс, Ницше и христианство, Московский философский фонд, М.,
1992.
[ii]. В.Б.Кучевский, Философия нигилизма Фридриха Ницше, М., 1996 г.
[iii]. С.Л.Франк, Непостижимое, Сочинения, М., “Правда”, 1990 г., стр.
183-556.
[iv]. Ницше Ф., Сочинения в 2-х томах, Т.1, М., 1990.
[v]. Ницше Ф., По ту сторону добра и зла, Сочинения в 2-х томах, | |
