|
Реферат: Карфаген в 9-5 веках до нашей эры (История)
План.
1) Вступление - 2
2) Возникновение Карфагенской морской державы - 3
3) Организация Карфагенского государства - 6
1. . Население - 6
2. . Управление - 8
3. . Хозяйство - 9
4. . Военная система - 10
4) Внешняя политика - 12
5) Культура Карфагена - 15
Вступление
Средиземное море как ни одно другое на Земле благоприятствует развитию
мореплавания. Здесь сочетаются ряд важных условий – большое количество
островов, достаточно теплый климат ну и, наконец, сама география
побережий (малое количество удобной для обработки земли, наличие
строительного леса и т. д.) заставляла людей искать пропитания у моря.
Множество островов позволили постепенно освоить искусство мореплавания,
переплывая с одного острова на другой. Такие каботажные плавания
подготавливали выход в открытое море.
На роль первых покорителей Средиземноморья, безусловно, претендуют
критяне. Точных сведений о флоте критян у историков пока нет, но одно можно
сказать точно – он был. Наследниками критян стали жители Пелопоннеса –
ахейцы. Их цивилизация имела обширные контакты и с Египтом, и с восточным
средиземноморьем, а это не возможно без морской торговли. После крушения
дворцов более пятисот лет на море господствовали финикийцы.
В конце II – начале I тысячелетия финикийцы были связующим звеном между
народами Средиземноморья и более развитыми районами Передней Азии. Главным
образом эта связь выражалась в обмене природными ресурсами (рудой, лесом) с
одной стороны и ремесленными изделиями с другой. Для обеспечения надежности
этого обмена, а также для приобретения рабов, во многих местах по всему
Средиземноморью финикийцами было основано множество колоний. В будущем
некоторые из этих колоний потеряли зависимость от метрополий, основав
собственные государства. Одной из таких колоний суждено было стать и
Карфаген.
Карфагенская морская держава была достаточно сильным государством,
имевшая сильнейший флот, обширную территорию и значительное влияние в
Западном Средиземноморье. Войны Рима с Карфагеном явились тяжелым
испытанием для римлян, и в них бывали моменты, когда римское государство
было на краю гибели. Никогда больше вплоть до нашествия варваров римлянам
не придется сталкиваться с врагом более опасным, чем Карфаген. Недаром Тит
Ливий, римский историк, описавший войну Рима с Ганнибалом, писал: «Я буду
писать о войне самой достопамятной из всех, которые когда-либо велись,
войне которую карфагеняне вели против римского народа. Ведь никогда еще
более мощные государства и народы не поднимали оружие друг против друга, и
сами они никогда еще не достигали такой силы и могущества…»
Если культура античной и средневековой Европы была латинской, а не
карфагенской, то произошло это прежде всего потому, что римляне сумели
одолеть своего самого страшного противника, разгромить его и уничтожить.
1 . Возникновение карфагенской морской державы.
Самой главной областью финикийской колонизации была Северная Африка, где
на территории современного Туниса было основано несколько городов и среди
них Карфаген — по-финикийски «Карт-Хадашт», что означает в переводе «Новый
город», может быть, в противоположность более древней колонии Утика.
Карфаген был основан в 825 — 823 годах выходцами из финикийского города
Тира. Благодаря удобному географическому положению Карфаген рано стал
крупным центром посреднической торговли, поддерживая тесные связи со
странами Восточного Средиземноморья, Эгейского бассейна, Италией и
Тартессом.
В VIII веке положение финикийских колоний в Западном Средиземноморье
сильно изменилось. Во-первых, захват Ассирией Кипра и Финикии отрезал их от
метрополий, и те колонии, что раньше политически зависели от метрополий,
стали самостоятельными государствами. Во-вторых, в это время началась
великая греческая колонизация и греки, опираясь на ряд основанных ими
колоний (Сиракузы, Наксос, Катана, Леонтины и другие), стали вытеснять
финикийских купцов с западных рынков. В этих условиях была необходима сила,
которая бы противодействовала грекам и защищала интересы финикиян.
Попытки создать эту силу предпринимались финикиянами неоднократно. Так в
Сицилии финикийские колонии – Панорм, Солунт и Мотия – создали единое
государство и заключили союз с элимами. По сообщению Павсания и Диодора,
когда греки (выходцы из Книда и Родоса) в 580 году пытались обосноваться на
землях этого государства, они были разгромлены союзным элимо-финикийским
войском. Другим объединением такого рода был союз финикийских городов на
юге пиренейского полуострова, существовавший в VII-VI веках. Никаких точных
данных об этом союзе у историков нет, известно лишь то, что Гадес и
некоторые другие города, входившие в этот союз, долгое время соперничали с
Тартессом.
Видимо, примерно из такого же союза выросла и карфагенская держава.
Первоначально это был союз Карфагена и Утики.
Карфаген в ранний период значения не играл. Но уже к началу VII века это
крупный ремесленный и важный торговый центр, имеющий связи по всему
Средиземноморью. Благоприятное географическое положение, рост его торговли
вело к увеличению населения, в связи с чем создается новый городской район
- Мегара и расширяется искусственная гавань – котон, путем постройки
специальной гавани для военного флота.
Располагая значительными материальными и людскими ресурсами, Карфаген
стал пытаться выйти за пределы северной Африки. Прежде всего, это
проявилось в колонизации Питиусских островов и создание колонии Эбесс в 664
году. Эти районы традиционно находились под влиянием Тартесса, и появление
здесь карфагенян означало начало борьбы Карфагена с Тартессом. В борьбе за
господствующее положение в торговле оловом, серебром и золотом в середине
или второй половине VII века Карфаген захватил Гадес, а затем постепенно
подчинил себе остальные финикийские колонии на юге Пиренейском полуострове.
Второй этап в формировании карфагенской морской державы - это борьба
против фокейского проникновения в западное Средиземноморье. Начало этому
проникновению было положено в 600-м году основанием колонии Массалия в
устье Родана. В VI веке фокейцы заключили союз с Тартессом. Попытки
карфагенян противодействовать поначалу провалились (у Фукидида в книге I
главе 13 есть упоминание о победах фокеян).
После прихода к власти Магона было проведено «упорядочение военного дела»
- замена народного ополчения наёмниками. Тогда же был заключен союз с
этрусками. Все это позволило переломить ситуацию. В битве при Алалии (537
год) карфагеняне и этруски разгромили фокейцев и заставили их покинуть
Корсику. Видимо после разгрома фокейцев взялись за Тартесс. Он был разрушен
вскоре после битвы при Алалии.
В Сицилии Карфаген для защиты интересов финикийских колоний вел войны в
60-50 годах под руководством Малха против тирана Акраганта и Гимеры
Фаларида. Экспедиция Малха в Сицилию привела к закреплению, если не к
созданию карфагенского господства в северо-западной части Сицилии.
Но поход Малха в Сардинию был неудачен – он потерпел поражение от сардов.
Это осложнило дальнейшее проникновение Карфагена на Сардинии. Там Карфаген
основал две колонии – Каларис и Сулх. В конце VI –начале V веков
карфагеняне вели тяжелые войны с сардами. Об ожесточенности войн говорит
запустение сардских поселений в конце VI – начале V века, в том числе и
крупных как, например, Ангела Рей. Но окончательно сардов подчинить так и
не удалось.
Объединение финикийских колоний в Африке источниками не освещается, но
видимо здесь оно шло в борьбе с греками и ливийцами. С греками в этом
районе велась длительная война между Киреной и Карфагеном, закончившаяся
установлением границ в местечке Муктар на побережье Большого Сирта (VI). С
ливийцами же карфагеняне вели войны на протяжении нескольких веков с
переменным успехом. Только в V веке удалось создать подвластную Карфагену
Ливийскую провинцию.
Таким образом, в создании карфагенской морской державы можно выделить два
периода:
1) период создания локальных объединений финикийских городов.
2) Период развернутого наступления Карфагена в Испании, Сицилии и
Сардинии.
Об организации и структуре возникшей державы точных данных нет. По договору
Ганнибала с Филиппом V в составе карфагенской державы можно выделить
следующие группы:
1) города имевшие те же законы и находившиеся под протекторатом Карфагена
2) так называемые «покорные территории»
3) Утика – древнейший союзник Карфагена.
2. Организация Карфагенского государства
2.1. Население
В самом тяжелом положении на землях, принадлежавших Карфагену, были
коренные жители Северной Африки — ливийцы. Для того чтобы удерживать их в
повиновении, карфагенское правительство разделило свои ливийские владения
на территориальные округа и подчинило их стратегам; оно ликвидировало
суверенитет местных общин, их самостоятельность не только в области внешней
политики, но и в решении вопросов внутренней жизни. Ливийцы платили
Карфагену высокие налоги. Полибий следующим образом характеризует
поведение пунийских властей на территории Ливии в период I Пунической
войны: «Ведь во время предшествующей войны, полагая, что имеют
благоприятный предлог, они жестоко властвовали над населением Ливии: от
всех прочих плодов они собирали половину, установив городам также и двойные
налоги по сравнению с прежним временем, не проявляя пощады к неимущим или
снисхождения во всем, что касалось взыскания податей. Они прославляли и
почитали не тех военных правителей, которые относились к народу милостиво и
человеколюбиво, но тех, кто обеспечивал им наибольшие повинности и запасы,
а с населением обращался самым жестоким образом». И далее он говорит о
мужчинах — главах семей («мужья и отцы»), которых уводили под арест или в
рабство за неуплату налогов и поборов. О жестокости пунийцев в Ливии
сообщает и Диодор. Значительные по размерам и лучшие по качеству земельные
массивы в долине р. Баграда, а также на средиземноморском побережье
карфагеняне отобрали у ливийцев; эти земли захватили пунийские аристократы
и создали здесь свои виллы. Наконец, на территории Ливии карфагеняне
проводили регулярные мобилизации рекрутов в свою армию. Положение в Ливии
всегда было крайне напряженным; время от времени здесь вспыхивали бунты,
жестоко подавлявшиеся; враги карфагенян, высаживаясь на территории Северной
Африки, всегда могли рассчитывать на дружественное отношение и прямую
поддержку коренного населения.
Другую группу населения карфагенской державы составляли жители
сицилийских городов — греки, сикулы и сиканы. Они сохраняли, хотя и с
большими и существенными ограничениями, свой суверенитет, действенный,
когда на повестке дня оказывались внутриполитические проблемы. Их
зависимость от Карфагена выражалась в необходимости сообразовывать
внешнеполитический курс с интересами пунийцев и в выплате поземельного
налога, составлявшего десятую долю урожая. Не исключено, что они обязаны
были выполнять и другие повинности. Подвластные Карфагену сицилийские
города сохраняли, несмотря на стремление Карфагена монополизировать всю
торговлю в Западном Средиземноморье, возможность не прибегать к
посредничеству пунийских купцов и устанавливать прямые коммерческие связи,
в том числе и за пределами карфагенской державы.
Третья группа — граждане финикийских колоний в Западном Средиземноморье,
объединившихся вокруг Карфагена. Они формально считались союзниками
Карфагена с более или менее ограниченным суверенитетом во
внешнеполитической области и их государственно-административное устройство,
а также законодательство совпадали с карфагенскими. Выходцы из колоний
практически во всех сферах гражданской жизни были приравнены к
карфагенянам, в том числе, что было особенно существенным, они имели право
заключать с карфагенянами браки, признававшиеся законом. Такие супружеские
союзы не влекли за собой гражданского неполноправия детей. Однако они не
могли участвовать в политической жизни Карфагена и, следовательно,
оказывать прямого воздействия на судьбу государства, частью которого были.
И другое немаловажное обстоятельство: карфагеняне старались не допускать,
чтобы их союзники торговали за пределами державы. Кроме того, деятельность
купцов в финикийских колониях облагалась высокими пошлинами.
Карфаген был рабовладельческим государством. Согласно дошедшим до нас
сведениям, в руках отдельных собственников могли сосредоточиваться десятки
тысяч рабов, из которых во время междоусобных войн создавались даже частные
армии; крупными рабовладельцами были храмы. Впрочем, рабы иногда имели
собственное хозяйство, а также семью, признававшуюся законом. Очевидно,
положение различных групп рабов в обществе не было однотипным. Существовало
в Карфагене и вольноотпущенничество — как за выкуп, так и без выкупа. После
приобретения формальной свободы вольноотпущенники продолжали сохранять
фактическую зависимость от своих прежних хозяев. Они не получали равных
прав со свободнорожденными карфагенянами: им предоставлялся статус лиц,
пользовавшихся «сидонским правом», реальное содержание которого пока
неизвестно. Не исключено, что последним термином обозначалась совокупность
прав, которыми пользовались финикияне-неграждане, выходцы из городов
переднеазиатской Финикии и из колоний в Западном Средиземноморье.
Другую группу зависимого, хотя формально и свободного, населения
составляли в Карфагене боды (или возможно буды), также пользовавшиеся
«сидонским правом».
2.2. Управление
В самом Карфагене у власти стояла аристократия. Вся административная
система, вся структура государственного аппарата, сложившаяся к середине V
в., должна была обеспечить ее господство. Высшим органом власти был совет,
пополнявшийся из людей знатных и богатых, внутри совета выделялся
своеобразный «президиум» (так называемые «первенствующие», «старейшины»),
состоявший первоначально из десяти, а позже, вероятно с V в., из 30
человек. Здесь обсуждались и решались все проблемы городской жизни —
предварительно на заседании «президиума», а затем окончательно всем
советом. Народное собрание формально считалось одним из составных элементов
карфагенского государственного устройства, однако фактически не
функционировало; к нему обращались как к своего рода арбитру только в тех
случаях, когда совет оказывался не в состоянии принять согласованное
решение. В середине V в. специально для того, чтобы предотвратить
возникновение военной диктатуры, был создан совет 104-х, которому стали
подотчетны должностные лица. Членов этого совета назначали специальные
комиссии из пяти человек — пентархии, которые сами пополнялись путем
кооптации по признаку принадлежности к аристократическому роду. Имелись в
Карфагене и другие коллективные органы власти, например, комиссия из десяти
человек, ведавшая храмами.
До сих пор плохо известна карфагенская система магистратов, которые
осуществляли в городе исполнительную власть. Ее возглавляли двое суффетов
(в переводе с финикийского «судьи», греки называли их «цари»), выбиравшиеся
сроком на один год. Помимо суффетов для ведения боевых операций часто
назначались специальные военачальники, не бывшие одновременно городскими
магистратами. Видимо пунийские правящие круги старались не допускать, чтобы
военная и гражданская власть концентрировалась в одних руках, хотя время от
времени и имело место совмещение должностей суффета и полководца. Источники
упоминают и городских казначеев. Надо полагать, этим список должностных лиц
в Карфагене не исчерпывался. Так как выполнение обязанностей магистратов не
оплачивалось и требовало значительных расходов, государственные должности
были доступны только представителям верхних слоев общества, располагавшим
значительными денежными средствами. Как и при пополнении коллективных
органов власти, при выборах должностных лиц неукоснительно соблюдался
принцип — выбирать только богатых и знатных.
Демократические круги населения — многочисленные наемные работники,
ремесленники, мелкие и средние торговцы — были, таким образом, прочно
отстранены от ведения государственных дел. Более того, выходцы из этих
слоев не могли иметь надежды когда-нибудь пробиться «наверх»: помимо денег
следовало иметь еще и ценз знатности, то есть исконной принадлежности к
правящей верхушке.
2.3. Хозяйство
С самого основания Карфаген был центром высокоразвитого ремесленного
производства. Высокого развития в Карфагене достигла архитектура. Площади
были замощены каменными плитами. Каменные блоки соединялись свинцом
доримским способом. Чудом древней техники можно считать стены Карфагена.
Высокого развития достигло искусство собирать мозаики. Основными темами
были – морские пейзажи, люди, плавающие на лодках и небольших судах,
обитатели моря - рыбы, осьминоги и другие. Отсюда можно судить о
мировосприятии карфагенян, нераздельной частью которого было море и все,
что с ним связано. Пунийцы были, прежде всего, морским народом.
Карфагенские ремесленники славились своим умением производить красивую
пурпурную краску.
Плантационное хозяйство Карфагена сыграло в экономической истории
древнего мира очень большую роль, так как оно повлияло на развитие того же
типа рабовладельческого хозяйства сначала в Сицилии, а позже и в Италии.
В VI или, может быть, в V веке в Карфагене жил писатель-теоретик
плантационного рабовладельческого хозяйства Магон, большой труд которого
пользовался такой славой, что римскому войску, осаждавшему Карфаген в
середине II века, было приказано сохранить этот труд. И он был в самом деле
сохранен. По постановлению римского сената труд Магона был переведен с
финикийского языка на латинский, а затем был использован всеми теоретиками
сельского хозяйства Рима.
Для плантационного сельского хозяйства, для ремесленных мастерских и для
галер Карфагену необходимо было огромное количество рабов, которых отбирали
из числа военнопленных и купленных людей, а также из местного населения,
порабощаемого карфагенскими ростовщиками.
Карфаген рано превратился в крупный центр посреднической торговли.
Масштабы ее постоянно расширялись. Рабы, слоновая кость — из внутренних
областей Африки, дорогие ткани и ковры — из стран Передней Азии, золото,
серебро — из Испании, олово — из Британии, воск — с Корсики, вино — с
Балеарских островов, масло, вино — из Сицилии, а несколько позднее и
изделия греческого художественного ремесла — таков далеко не полный
перечень предметов карфагенской торговли.
2.4. Военная система
Особую роль играла в политической жизни Карфагена и система
комплектования войск. Здесь после поражений Малха отказались от народного
ополчения и основу пунийской армии составляли наемные воинские
формирования и, как уже говорилось, соединения насильственно
мобилизованных ливийцев. Недостатки подобной системы очевидны: наемные
воины сражаются не за отечество, не за идею, а за жалованье, за возможность
грабить побежденных. На них можно положиться лишь в успешном, победоносном
походе; трудности, поражения, лишения, задержка жалованья делали их крайне
ненадежными. Использование наемных войск имело важный внутриполитический
аспект: отстраненные от воинской службы, народные массы оказывались не в
состоянии влиять в своих интересах на развитие событий.
Крайне важную роль в Карфагене играл флот. По численности он насчитывал
порядка 200-300 судов. В большинстве своём это были триеры.
Одной из сильнейших крепостей древнего мира считалась крепость
Карфагена. Карфаген состоял из предместья Мегара и старого города,
отделявшегося поперечной стеной и включавшего в себя цитадель Кирсу и
гавань: последняя в свою очередь разделялась на военную гавань Кофон и
коммерческую. Военная гавань могла вмещать 220 больших судов, для которых
имелись специальные сводчатые закрытия, посреди Кофона имелся остров, на
котором Рис. 1. Крепость Карфагена
находились верфи, арсеналы и
магазины. Длина окружности города доходила до 29 км. С суши город был
защищен тройной стеной: внутренняя была высотой 13,5 м с подымающимися над
нею через каждые 140-175 метров 4-ярусными башнями высотой в 18 метров,
которыми пользовались, как магазинами. К этой стене примыкали двухэтажные
постройки, с прочными потолками, вмещавшие 24 000 человек гарнизона,
конюшни на 4000 лошадей и стойла для 300 слонов, а также провиантские
магазины. Вторая стена была тоже каменная, но с башнями меньших размеров.
Третья стена представляла собой палисадированный вал со рвом впереди. Во
всей этой тройной ограде устроено было четверо ворот. Со стороны моря стена
были одиночная, с достаточно широкими набережными для удобной выгрузки
товаров.
3. Внешняя политика
В целом внешняя политика Карфагена заключалась в установлении своей
гегемонии во всем Западном Средиземноморье. Однако достаточно четко
выделяются два направления во внешнеполитических действиях Карфагена:
1) борьба за торговые интересы
2) захват новых и обеспечение порядка на уже захваченных землях в
северной Африке.
Это обстоятельство объясняется тем, что среди карфагенской
аристократии не было единства. Раскол в этой среде был порожден различиями
в экономическом положении отдельных ее групп; их политическая линия
определялась тем, что служило источником их благосостояния. Представители
пунийской знати, располагавшие относительно большими земельными владениями
на территории Африки, вовсе не желали проведения активной внешней политики.
Настроения этих кругов точно выражены в дошедшем до нас изречении
известного в древности карфагенского ученого-агронома Магона, который
требовал, чтобы землевладелец отказался от своего дома в городе и целиком
сосредоточился на ведении своего хозяйства. Основу их богатства составляла
земля, поэтому они добивались укрепления власти Карфагена над ливийцами.
Их гораздо меньше заботило положение Карфагена как великой державы: от
проведения завоевательной политики в Средиземноморском бассейне они не
только не ожидали для себя каких-нибудь выгод, но даже предвидели тяжесть
необходимости новых затрат государственных (это бы еще ничего!) и своих
собственных средств.
Другую группу карфагенской аристократии составляло крупное купечество,
благосостояние которого зависело от морской торговли со странами
Средиземноморья и за его пределами. Карфаген поддерживал активные торговые
контакты с Египтом, Италией и греческим миром, а также с Испанией, где
пунийцы занимали господствующее положение. Карфагенские торговцы активно
участвовали в торговле с районами, прилегающими к Красному морю, а также
проникали в бассейн Черного моря. Естественно, что в этих условиях не могла
не возникнуть влиятельная прослойка, интересы которой были связаны
преимущественно, если не исключительно, с морской торговлей. Вполне
понятно, что эти люди стремились к сохранению, упрочению и расширению
власти Карфагена на морских торговых путях; их интересы смыкались с
интересами тех, кто так или иначе обслуживал морскую торговлю или
изготовлял для продажи различные ремесленные изделия. Основной целью
внешней политики Карфагена они считали установление пунийской торговой
монополии во всем известном тогда мире.
Именно следуя устремлениям второй группы, Карфаген боролся с фокейской
колонизацией, а потом с греческими городами Сицилии. С другой стороны,
войны с ливийцами объясняются влиянием первой группы.
Впрочем, для войн с ливийцами была и вторая не менее важная причина. При
основании Карфагена в пользу тех ливийских племен, кому принадлежала
территория будущего города, были установлены особые платежи – так
называемые pro solo urbis. Долгое время отменить эти платежи не удавалось
(так, например, в середине VI карфагеняне под руководством Малха вели
долгую войну, но – безуспешно), и лишь во второй четверти V века удалось
добиться отмены платежей.
Как уже указывалось, Карфаген выступал объединителем многочисленных
городов северного побережья Африки. Создание этого объединения имело целью
в числе других и задачу борьбы с греками, которые с VIII века начали
чрезвычайно активно проникать в западную часть Средиземного моря. Чтобы
дальше развивать торговлю и продолжить борьбу с проникновением греков в
Западное Средиземноморье, недостаточно было иметь в наличии сильную
федерацию на африканском побережье, а необходимо было также создать опорные
пункты в западных районах Средиземноморского бассейна.
В середине VII века карфагеняне обосновались на Балеарских островах и в
скором времени после этого проникли в Сардинию. В конце VII — начале VI
века начинается уже более ожесточенная борьба с греками за Сицилию, в общей
сложности, продолжавшаяся более трех столетий. В первой половине IV века
карфагеняне, как известно, покорили значительную часть Сицилии. К концу
того же века началось активное проникновение их в Испанию, в результате
чего старые колонии Тира перешли во владение Карфагена, и колонизация
распространилась с побережья в глубь Пиренейского полуострова.
Процесс образования колониальной Карфагенской державы происходил далеко
не мирным путем. В ряде стран карфагеняне встретили упорное и ожесточенное
сопротивление местных племен. Так, например, в Испании иберские племена
вели долголетнюю ожесточенную борьбу за свою независимость еще с Гадесом,
одной из самых старых финикийских колоний. Город был ими захвачен, и
карфагенянам пришлось долго осаждать Гадес и брать его штурмом, при больших
потерях с обеих сторон. Сопротивление местного населения карфагеняне
встретили и при колонизации Сардинии. И все же основным соперником
карфагенян в этот период были греки. В начале VI века карфагеняне
сталкивались с греками из Фокеи. Проникновение в Испанию также было связано
с борьбой против греков, и, наконец, весь начальный этап борьбы за Сицилию
связан с крупными военными столкновениями с греками. К IV веку держава,
созданная Карфагеном, включала Северную Африку, Западную Сицилию, Южную
Испанию и Сардинию.
Пока в рассказе о внешней политике Карфагена не был затронут такой важный
аспект внешнеполитических действий Карфагена как союз с этрусками.
Этрусско-карфагенское сотрудничество нашло отражение в договорах,
упоминаемых Аристотелем. Их оформление относится видимо к концу VI или
началу V века и хронологически совпадает с заключением первого римско-
карфагенского трактата. Это были – соглашения о торговли, договоры для
предотвращения взаимных недоразумений и письменные постановления
относительно союза.
Отношения Карфагена с этрусками на разных этапах протекали по-разному. В
самый ранний период они были равные, но затем роль Карфагена возрастает, а
роль этрусков становится зависимой. Безусловно, что Карфаген мог оказывать
определенное политическое влияние на государства этрусков.
Данные отношения сохранялись достаточно долгое время. Это подтверждается
и надписями из Пирг, датируемые концом V века, и тем, что карфагеняне
помогли этрускам в борьбе против сиракузского тирана Гиерона (совместное
карфагено-этруское войско было разбито под Кумами и эту победу Гиерона
прославляет поэт Пиндар, в стихах которого и встречается упоминание о
карфагенянах). Тот факт, что карфагеняне не участвовали вместе с этрусками
в осаде Сиракуз, объясняется тем, что войска Карфагена в это время воевали
с ливийцами. На длительность отношений указывает и Аристотель, говоря о
том, что по крайней мере в IV союз еще существовал.
Проникновение карфагенской культуры в Этрурии выразилось в частности в
восприятии этрусками некоторых карфагенских богов. Например, в этрусском
государстве Цере культ Астарты был введен как государственный. Богиня-мать
Астарта отождествлялась с Юноной. Восприятие финикийских богов в Этрурии
было облегчено длительностью контактов финикийцев и населения средней
Италии. Еще задолго до заключения карфагено-этруского союза здесь
существовали кипро-финикийские колонии.
В V веке из-за трудностей прямого сообщения между Этрурией и Карфагеном
(Геродот описывает моряка Дионисия, который грабил карфагенские и этрусские
суда, но не трогал суда греков), торговля и другие связи осуществлялись в
основном через Сардинию.
4 . Культура Карфагена.
Культура Карфагена была наследницей культуры финикийской, но при этом она
испытала значительное влияние египтян, греков, этрусков и отчасти ливийцев.
Во второй половине XIX века после начала раскопок на территории Туниса
были обнаружены остатки городов, древних вилл, монументальных
архитектурных сооружений. Все это говорит о сравнительно высоком уровне
материальной культуры.
Территория северной Африки видимо была густо населенна. Страбон пишет,
что в Ливии было порядка 300 городов, а в самом Карфагене жило около 700
тысяч. Академик Авдиев считает, что «население громадного города и
прилегающего к нему района действительно достигает той цифры, которую
назвал Страбон».
Пунийской литературы осталось очень не много – многое было уничтожено
римлянами, а то, что осталось уничтожило время. Некоторые исторические
труды дошли до нас в изложении античных авторов Диодора, Юстина, Саллюстия.
Известны также сочинения флотоводцев Ганнона и Гамилькона об их плаваниях в
Атлантическом океане и труды Магона, посвященные рациональному ведению
сельского хозяйства.
Значительную роль играла и карфагенская наука, в особенности астрономия и
географические исследования. Карфагеняне внесли значительный вклад в
развитие античной философии. Карфагенянин Гасдрубал, принявший в Греции имя
Клитомаха, сына Диогнета, в последней четверти II века стал руководителем
Академии в Афинах.
Большое влияние на карфагенскую культуру того времени оказывают религия и
мифология. Но изучаются эти области с трудом из-за недостатка источников, а
также из-за того, что имена карфагенских богов обычно были табуированы, их
нельзя было произносить, и поэтому наши знания о пантеоне пунийцев могут
быть не точны. Известно, что верховный бог финикийцев назывался Эл, что в
переводе означает бог, его супруга — Элат (богиня) или Ашерат (дух моря).
Остальные боги — цари (малк) или хозяева (баал), в том числе владыка севера
— Баал-Цафон, хозяин неба — Баал-Шамем, бог солнца (хозяин жара) — Баал-
Хамон, а также владыки отдельных местностей, рек и тому подобное. В
Карфагене особо почитался бог-покровитель Тира Мелькарт («царь Рис. 2.
Каменный идол.
города»), так как Карфаген был основан
выходцами из Тира, а также богиня любви и плодородия Аштарта (Астарта),
являвшаяся одним из важнейших общефиникийских божеств.
Большинство стел в Карфагене было посвящено Баал-Хамону и богине Таннит.
Рассмотрим этих богов поподробнее.
Полное им Таннит – «Таннит-перед-Баалом». В большинстве текстов имя
Таннит предшествует Баал-Хамону. Отмечено исключительно благоволение
карфагенян перед ней. Она считалась богиней-девственицей, и ее греки
отождествляли с Артемидой. Вероятно слово «Таннит» можно перевести как
«культовая плакальщица», т. е. жрица. Таким образом «Таннит-перед-Баалом»
переводится как «жрица, причитающая перед Баалом. Жрица видимо олицетворяла
богиню и ее обозначение стало восприниматься как одна из божественных
ипостасей.
Баал-Хамон был одним из главных божеств африканской метрополии. Его
традиционно отождествляют с Сатурном у римлян и Кроносом у греков. У
карфагенян это бог плодородия, бог атмосферных осадков
Известны некоторые записи древнейших мифов, в том числе о гибели и
воскрешении Баала, который борется с богом смерти Мотом и при помощи своей
сестры — воительницы Анат побеждает его.
При храмах, представлявших собой открытую площадку, в центре которой
находился алтарь, существовали многочисленные коллегии жрецов. Наряду с
обычными жертвоприношениями (скота и продуктов земледелия) в исключительно
важных случаях, как-то: политических событиях, при закладке стен города, в
момент смертельной опасности и т.п., верующие приносили в жертву своих
малолетних детей. Так, например, Диодор рассказывал, что жители Карфагена,
видя, что их городу угрожает опасность, принесли в жертву сотни своих
детей, чтобы предотвратить беду.
Общий характер карфагенской культуры остается догматичным на долгие
годы.
Список литературы:
1) Кораблев И. Ш. «Ганнибал» – Ростов-на-Дону, издательство «Феникс», 1997
год.
2) Яковлев В. В. «История крепостей» – С-П, 1995.
3) Бадак А. Н., Войнич И. Е., Волчек Н. М. «История древнего мира» т.1
Древний Восток (Египет, Шумер, Вавилон, Западная Азия). – Минск, 1998
4) Шифман И. Ш. «Объединение финикийских колоний в Западном
Средиземноморье и возникновение карфагенской державы» - Вестник древней
истории, 1960, №2
5) Харсекин А. И. «Проблема этрусско-карфагенских отношений в свете новых
эпиграфических данных» – Вестник древней истории, 1961, №1
6) Липиньски Э. «Пантеон Карфагена» – Вестник древней истории, 1992, №3
7) Авдиев В. И. «Памятники культуры древнего Туниса» – Вопросы истории,
1970, №8
Реферат на тему: Катынская трагедия
Катынская трагедия.
Катынь... Для поляка имя этого местечка на Смоленцине говорит очень о
многом. Оно говорит и о Советском Союзе, и о судьбе Польши, и о советской
политике по отношению к польскому народу. Четыре тысячи из четырнадцати
расстрелянных польских офицеров были обнаружены в катынских могилах, о
могилах остальных десяти тысяч точно ничего не известно.
На мой взгляд, главной причиной катынской трагедии является
установление в России тоталитарной системы, которая оказывала свое
непосредственное влияние не только на внутреннюю, но и на внешнюю политику
государства. Эта система включает в себя следующие элементы: насильственное
установление однопартийной системы; уничтожение оппозиции внутри самой
правящей партии; «захват государства партией», т.е. полное сращивание
партийного и государственного аппарата, превращение государственной машины
в орудие партии; ликвидация системы разделения законодательной,
исполнительной и судебной властей; уничтожение гражданских прав и свобод,
вплоть до права на жизнь (что и показывает катынская трагедия); построение
системы всеохватывающих массовых общественных организаций, с помощью
которых партия обеспечивает контроль над обществом; унификация (приведение
к единообразию) всей общественной жизни; авторитарный способ мышления;
культ национального вождя; массовые репрессии. К концу 30-х годов ВКП(б) в
значительной мере изменила свой собственный облик, утратила минимальные
остатки демократизма. Тоталитаризм – это цена, которую заплатил народ за
претворение в жизнь сталинских амбиций.
Одной из предпосылок для установления тоталитаризма, а также явной
демонстрацией его потенциальных возможностей, стало убийство члена
Политбюро ЦК, секретаря ЦК и Ленинградского обкома ВКП(б) С. Кирова 1
декабря 1934 г, а также суд над его убийцами. В их убийстве обвинили Г.
Зиновьева, Л. Каменева и др. соратников Ленина. На суде прокурор А.
Вышинский потребовал: «Взбесившихся собак я требую расстрелять – всех до
одного!» Суд удовлетворил это требование. Это убийство, как я полагаю,
можно считать своеобразной «точкой отсчета» нового страшнейшего периода в
истории России…
Польские военнопленные в Советском Союзе
В ночь с 23 на 24 августа 1939 года Риббентроп и Молотов подписали в
Москве так называемый пакт о ненападении, превративший недавних врагов в
друзей, а также тайный протокол к этому договору[1], определяющий границы
между двумя державами после очередного раздела Польши. Договор этот,
ратифицированный 31 августа Верховным Советом СССР, развязал вторую мировую
войну. В течение первых 16-ти дней сентябрьской кампании немецкий посол в
Москве фон Шуленбург настоятельно требовал от советской стороны соблюдения
условий договора, а именно: нападения на Польшу. Это произошло в 3 часа
ночи с 16 на 17 сентября. Польское правительство не сочло нужным юридически
определить отношения между СССР и Польшей после этой агрессии, а
главнокомандующий, маршал Эдвард Рыдз-Смиглы, в 16 часов того же дня
выступил с так называемой «общей директивой» — приказом не оказывать
сопротивления наступающим частям Красной Армии. Последствия были трагичны.
То, что Польша официально не находилась в состоянии войны с СССР, лишило
интернированных поляков прав военнопленных, превращая их, в понимании
советских властей, в контрреволюционные элементы, задержанные с оружием в
руках на территории СССР. Халатность польского правительства лишила страну
возможности апеллировать к международному общественному мнению, чтобы
однозначно назвать двух агрессоров, объявив их, согласно реальным фактам,
державами-союзницами.
Солдаты и офицеры младшего и среднего составов, дислоцированные в
восточных воеводствах, были полны решимости дать заслуженный отпор новому
агрессору. Но, к сожалению, большинство генералитета и высшего офицерского
состава придерживались иной тактики: еще до получения «общей директивы»
Рыдза-Смиглого они начали спонтанно выполнять ее. В рядах польских войск
это вызвало огромное замешательство. А так как правительство не
побеспокоилось о том, чтобы предупредить солдат об опасности советского
плена, многие добровольно сдавались Красной Армии. Тем не менее часть
польской армии оказала сопротивление, продолжавшееся приблизительно до 1-го
октября.
На основании известных данных (на 17 сентября) о численном составе и
вооружении польских частей на восточных границах страны можно утверждать,
что организованное сопротивление советской армии было возможным, по крайней
мере, в течение 10 дней. В боях можно было использовать до 300 тысяч
солдат. Эти силы располагали значительными запасами оружия. Выступая 31
октября 1939 года на сессии Верховного Совета, Вячеслав Молотов отметил,
что в числе трофеев Красной Армии оказалось: 900 орудий и миллион
артиллерийских снарядов, более 10000 автоматов, свыше 300 тысяч винтовок и
150 миллионов патронов к ним. Поражение, однако, было бы неизбежным.
Сопротивление ставило бы себе целью не столько дать отпор новому агрессору,
сколько привлечь внимание всего мира к еще одному фронту в Польше и
показать согласованность действий Советского Союза и фашистской Германии.
Это могло бы иметь решающее значение для будущего Польши.
Более того, вооруженное сопротивление советской агрессии давало
большие шансы на спасение солдат и офицеров, участвующих в боях.
Отступление же с восточного фронта в направлении немецкого театра военных
действий давало бы возможность сдаться в плен Вермахту, что, в свою
очередь, гарантировало бы польским офицерам возможность пережить войну в
лагерях для военнопленных офицеров. Знаменателен факт, что те генералы и
офицеры, которые пытались установить хоть какой-нибудь контакт с
представителями советской армии, почти все погибли. Командующий Гродненским
военным округом генерал Юзеф Ольшина-Вильчинский вместе с группой своих
офицеров был убит под Сопочкинями подразделением советских войск в тот
момент, когда пытался вести с ним переговоры. Генерал Мечеслав
Сморавинский, который 17 сентября, еще до получения приказа Рыдза-Смиглого,
запретил своим частям в Збаражу оказывать сопротивление Красной Армии, был
обнаружен в 1943 году среди погибших в Катыни. С другой стороны, командир
полка пограничных войск «Подолье» полковник Марцели Котарба, который первый
встретил огнем наступающие части противника и до полудня 17-го сентября
сдерживал их продвижение по направлению к ставке Главнокомандующего, сумел
пробиться на запад и тем самым уцелеть. Генерал Вильгельм Орлик-Рюкеманн,
командующий погранвойсками в районе Полесья и Волыни, в течение 13 дней,
оказывая сопротивление Красной Армии, два раза вступал в тяжелые бои.
Отступая со своими войсками на запад, он в районе Буга, уже на
оккупированной немцами территории, расформировал свой корпус и спас от
советского плена большую часть своих подчиненных. С группой офицеров,
переодетый в гражданскую одежду, он пробился в Варшаву и стал участником
Сопротивления.
Трудно понять, почему, отказавшись от сопротивления, Генеральный штаб
не отдал польским частям, которым угрожал «котел» Красной Армии, приказ
расформироваться и, сбросив мундиры, уйти в подполье. Известны случаи, к
сожалению, немногочисленные, когда польские офицеры в безнадежной ситуации
уничтожали свои документы и меняли мундиры на любую гражданскую одежду. Эти
люди в большинстве своем уцелели, в то время как другие, слепо выполнившие
приказ Рыдза-Смиглого, попали в Козельск, Старобельск или Осташков.
Согласно советским источникам, Красная Армия в сентябре 1939 года
взяла в плен 230670 польских солдат и офицеров. Однако согласно другим
источникам, в плен было взято около 130 тыс. польских солдат и офицеров[2].
Согласно третьим – около 180 тыс[3]. В результате массовых арестов на
территории, оккупированной советскими войсками, число это возросло в
последующие месяцы и достигло 250 тысяч человек, из них — 10 тысяч
офицеров. Некоторые сержанты и офицеры не были захвачены в боях, а сами по
наивности являлись в комендатуры Красной Армии. Сержантско-рядовой состав
польской пехоты не особенно интересовал органы НКВД. Около 46 тысяч человек
было освобождено, более 180 тысяч депортировано вглубь СССР. Некоторые из
них покинули Советский Союз в рядах армии генерала Андерса в 1942 году, кое-
кто попал в так называемую Польскую армию под командованием генерала
Зигмунта Берлинга. Многие же погибли на советской территории, как и
большинство из 1,2 миллиона депортированных в СССР польских граждан. Особое
внимание органы НКВД уделили польскому офицерскому корпусу, состоявшему не
только из кадровых военных, но преимущественно из офицеров запаса,
представителей польской интеллигенции, мобилизованных в начале войны.
Польские офицеры, этапированные вглубь России, были временно размещены
в пересылках (октябрь 1939), число которых достигало 138. В ноябре 1939
года были созданы три больших лагеря военнопленных, куда перевели
большинство сержантов и офицеров польской армии, а также должностных лиц
спецслужб (однако не всех, так как часть из них сразу же исчезла в недрах
тюрем НКВД).
По сведениям некоторых источников, кроме польских офицеров, в Сибирь
были депортированы еще 1,2 миллиона польских граждан.
Козельск, Старобельск, Осташков
Главный лагерь для военнопленных был создан в Козельске, находящемся
на железнодорожной линии Смоленск-Тула, в 250 км. на юго-восток от
Смоленска. Лагерь разместили на территории бывшего монастыря — в большой
церкви, в прилегающих к ней постройках и в поселке небольших домиков-
скитов, служивших некогда паломникам. В монастыре содержались офицеры,
взятые в плен на немецкой территории, а в скитах — задержанные на
советской. Раздел проводился последовательно, и контакты между двумя
частями лагеря жестко ограничивались. Вначале Козельский лагерь насчитывал
около пяти тысяч военнопленных, в период же его ликвидации (апрель 1940) —
около 4,5 тысяч, так как часть пленных была уже вывезена в неизвестном
направлении. В лагерь продолжали привозить новых пленных (не всегда
военных) группами по 10 и больше человек. Среди заключенных была одна
женщина: подпоручик-летчица, дочь генерала Юзефа Довбур-Мисьницкого. Немцам
не было известно о факте ее пребывания в лагере, и поэтому, когда ее
останки были обнаружены в катынских могилах, они столкнулись с загадкой:
каким образом женщина оказалась среди убитых офицеров.
В Козельском лагере находилось более двадцати профессоров высших
учебных заведений, более трехсот врачей, несколько сот юристов, инженеров и
учителей, более ста литераторов и журналистов (следует помнить, что
большинство польских военнопленных в СССР, как это отмечалось выше,
составляли офицеры запаса, мобилизованные в начале войны).
Второй офицерский лагерь был создан в Старобельске, в восточной части
Украины, на юго-восток от Харькова. И этот лагерь был размещен в
монастырских постройках. Сюда привезли почти всех офицеров из района
обороны Львова, взятых в плен вопреки акту о капитуляции, гарантировавшему
им свободу. В Старобельске находилось около двадцати профессоров высших
учебных заведений, около 400 врачей, несколько сот юристов и инженеров,
около ста учителей, около 600 летчиков, многочисленные общественные
деятели, группа литераторов и журналистов. В этот лагерь попали весь без
исключения коллектив НИИ по борьбе с газами, почти весь коллектив института
по вооружению Польской армии. Под конец своего существования лагерь
насчитывал 3920 военнопленных.
Самый крупный лагерь военнопленных, в котором находилось около 6500
человек, был создан в Осташкове, на юго-запад от Калинина (бывшая Тверь),
на одном из островов озера Селигер. Как и в первых двух лагерях, пленных
разместили в зданиях бывшего монастыря. В Осташковском лагере содержалось
около 400 офицеров, все взятые в плен пограничники, жандармские чины, члены
военных судов, группа католических священников, несколько тысяч
полицейских, несколько сот сержантов и старшин. Тут же находилась и группа
землевладельцев, вывезенных из восточных районов Польши.
В сумме в лагерях находилось 14500-14800 пленных, две трети которых
(около 8400) составляли офицеры, одну треть—интеллектуальная элита Польши:
ученые, гуманитарии, инженеры, учителя, журналисты, литераторы, известные
общественные деятели, около 800 врачей. Из общего числа 14500 уцелело
только 449 человек. И если сегодня мы можем что-либо сказать о положении в
этих трех лагерях, если нам известны точные сроки и методы их ликвидации,
то только благодаря тому, что по необъяснимым причинам эти 449 человек
избежали смерти. Большинству уцелевших удалось выбраться из СССР и
рассказать правду о пережитом.
Здесь будет уместно остановиться на одном принципиальном вопросе. До
сегодняшнего дня в исторической литературе к жертвам Катыни из Козельского
лагеря применяется термин «ликвидированные», в то время как жертвы
Старобельска и Осташкова считаются «без вести пропавшими в России». Это
абсурдное разграничение вызывает горечь и недоумение. Ведь узники
Старобельского и Осташковского лагерей не затерялись во время прогулки по
лесу или по горам. Они были ликвидированы в то же самое время, что и узники
Козельска. И если по сей день не произведена эксгумация их останков, это
отнюдь не означает, что убийцы не несут ответственности за эти 10 тысяч
человеческих жизней.
Наиболее полная информация собрана о событиях в Козельском лагере,
хотя имеются основания полагать, что ситуация в Старобельске и Осташкове
была такая же. Одновременно с прибытием военнопленных в лагеря (ноябрь 1939
г.) там начали работать особые следственные комиссии НКВД. Каждый узник
подвергался допросу, иногда и многократному. Органы особенно интересовались
политическими воззрениями пленных. На каждого узника было заведено личное
дело. Интересно, что во время допросов пленных, родом из восточных областей
Польши, следователи просто ошеломляли своей осведомленностью об их жизни и
окружении. Свидетельствует это о том, что следственный аппарат работал с
огромной нагрузкой, совершенно не соответствующей «составу преступления»
подследственных. В работу была вовлечена целая армия энкаведистов, в Москву
были отправлены тысячи личных дел. Можно предполагать, что эта трагическая
документация и ныне хранится в архивах КГБ.
«Сбор материала» в лагере проводился людьми различного интеллекта,
однако, по словам уцелевших, несмотря на атмосферу принуждения и морального
давления, все происходило без особой жестокости. Методы допросов порождали
у заключенных надежду, что, может быть, их или обменяют, или куда-нибудь
переселят. Отсюда-то и возникали иллюзорные надежды, о которых речь пойдет
ниже.
Следствием руководил иногда появлявшийся в Козельске некто Зарубин,
чин НКВД с высоким званием комбрига (что соответствовало званию генерал-
майора и что в НКВД, как правило, значило на одно-два звания выше, чем в
сухопутных войсках). Главный свидетель катынского дела, профессор Станислав
Свяневич (до войны экономист, доцент университета имени Стефана Батория в
Вильнюсе, глубокий знаток советской и немецкой экономики, призванный в
армию в чине поручика), отзывается о Зарубине довольно положительно.
Зарубин, по мнению Свяневича, был человеком культурным, хорошо воспитанным,
легко вступающим в контакт, «он обладал манерами и лоском светского
человека». Кажется, свободно владел французским и немецким, немного говорил
по-английски. И, что удивительно для тогдашних советских условий, по
собственному опыту знал некоторые страны Западной Европы. Зарубин
допрашивал только избранных, тех, кто его интересовал своими
интеллектуальными качествами или политическими взглядами. С
подследственными он обращался с подчеркнутой вежливостью, так что
некоторые, зная его высокое положение в иерархии лагерных властей, наивно
принимали это обращение за знак положительных намерений советских властей
по отношению к польским военнопленным. Следует добавить, что, несмотря на
тяжелые лагерные условия, над узниками не издевались (хотя карцером
каралось любое проявление религиозной практики). Питание было скромное, но
в достаточном количестве. Личность комбрига Зарубина интриговала всех,
вызывая и беспокойство и порождая одновременно надежды. Интересно, что
проф. Свяневич (об особом отношении которого к советской России мы еще
поговорим) пишет о Зарубине даже с оттенком некоторой симпатии.
Эту симпатию следует считать иррациональной. Ведь среди ответственных
за катынские злодеяния комбриг Зарубин безусловно был первым. Вероятно, не
ему принадлежит окончательное решение вопроса, мы даже можем предполагать,
что, благодаря его рекомендациям, некоторым удалось избежать расправы. Но
его мнение о психологии, полезности или возможной опасности польских
военнопленных для СССР сыграло основную роль в решении того человека,
вероятно — самого Сталина, который распорядился ликвидировать почти всех.
Следы Зарубина теряются в марте 1940 г. Потом его уже никто не видел и
не слышал о нем. Может быть, он стал жертвой очередной сталинской чистки
как опасный очевидец «окончательного решения» катынского вопроса. Нельзя,
однако, исключить вероятность того, что он успешно пережил войну и Сталина
и продолжает жить под другой фамилией. Можно даже предположить, что по
заданию Кремля он под вымышленной фамилией орудовал в Польше в трагические
для нее 1944-1956 гг. Судьба этого человека особенно заинтересует
следствие, которое когда-нибудь займется выяснением обстоятельств катынской
трагедии.
Зарубин всегда был главным человеком в лагере. Только в марте 1940 г.
его заменил не известный по фамилии полковник НКВД с «красным лицом
мясника». В его обязанности входила организация транспортировки пленных;
как правило, он сопровождал этапы до станции Гнездово, в 3-х км от
катынского леса, а может быть, и до самого места казни.
В лагерях, в особенности в Козельске и Старобельске, атмосфера была
спокойная, даже оптимистическая. Как страшно слышать сегодня об этих
иллюзиях и надеждах, царивших в трех лагерях, ведь офицеры могли и должны
были знать о существовавших тогда в СССР методах решения подобных
политических вопросов. Всеобщее оцепенение свидетельствует о своеобразном
психозе, истоки которого необъяснимы. Во всяком случае, среди пленных не
нашлось ни одного, кто смог бы предположить, что всех их ждет скорая и
неминуемая гибель. Существовала надежда, что пленных передадут союзникам
или, в худшем случае, выдадут немцам. Выдачу немцам пленные считали
наихудшим вариантом и почти все требовали высылки их в одну из нейтральных
стран. Польские генералы, находившиеся в лагере, требовали от своих
подчиненных, чтобы те всячески протестовали в случае выдачи их немцам.
Несчастные, они не понимали, что именно такое решение вопроса спасло бы
жизнь многим из тех, кто был уничтожен весной 1940 года.
Анализ некоторых источников дает основания полагать, что вопрос о
выдаче немцам части военнопленных обсуждался в ходе переговоров между
фашистской Германией и Советским Союзом (предположительно, речь шла о
заключенных из Козельского «монастыря», а не о «скитовцах», живших ранее на
территориях, присоединенных к СССР, поскольку они в любом случае были
обречены). Как хорошо известно, в марте 1940 г. в Кракове и Закопане
состоялось одно из последних совещаний между НКВД и Гестапо, где
обсуждались совместные действия в борьбе с польским сопротивлением.
Ликвидация трех лагерей военнопленных была проведена сразу же после этого
совещания. Немцы, видимо, отказались принять польских военнопленных. Они не
хотели перегружать свои «офлаги» еще несколькими тысячами польских
офицеров. И, очевидно, это ускорило ликвидацию трех лагерей. Не последнее
значение имел и чисто технический вопрос: нужно ведь было куда-то деть
более 10 тысяч трупов. Зима 1939-40 г. выдалась исключительно суровая,
землю сковало, копать массовые могилы в таких условиях было невозможно.
Только в конце марта земля под Смоленском, Харьковом и Бологое достаточно
оттаяла...
В канун Рождества 1939 года пленным впервые было разрешено написать по
одному письму родным. В Польшу посыпались письма (и в Генеральную губернию,
и в районы, аннексированные Германией, и на территорию советской зоны
оккупации), подтверждавшие и сам факт существования лагерей и дававшие
представление об общей численности содержавшихся в них офицеров. Переписка
с Польшей с перебоями продолжалась несколько месяцев. Некоторые семьи
получили только рождественские письма и открытки на Пасху 1940 года, но
бывали случаи и более регулярной переписки. Письма из Козельска,
Старобельска и Осташкова информировали о месте нахождения этих лагерей (об
этом свидетельствовали штемпели почтовых отправлений). Это должно было бы
возбудить беспокойство разведки Союза вооруженной борьбы, которая, в свою
очередь, должна бы была оказать давление на польское правительство,
находившееся в то время во Франции. К сожалению, ничего не было
предпринято. Переписка с лагерями в Козельске, Старобельске и Осташкове
оборвалась внезапно, в апреле 1940 г. После этого адресаты в Польше не
получили больше ни одного письма. До 21 июня 1941 г. приходили письма лишь
от 448 пленных, переведенных, как мы расскажем ниже, в лагерь в Грязовце.
14 тысяч замолчали вдруг навсегда.
Станислав Свяневич пишет: «В Козельске мне неоднократно доводилось
слышать мнение, что нам де не угрожают ни расстрелы, ни принудительные
каторжные работы, так как, хотя Советский Союз и не подписал Женевскую
конвенцию об отношении к военнопленным, он вынужден считаться с мировым
общественным мнением». Эти детские иллюзии люди сохраняли вплоть до момента
посадки в товарные вагоны, в которых их везли на казнь. Узники трех лагерей
не сомневались, что за их судьбой следит польское правительство во Франции
и она (их судьба) вызывает серьезные международные трения, особенно из-за
нажима на СССР со стороны правительств Великобритании и Франции. Увы, они
глубоко заблуждались! С горечью можно констатировать: их судьба никого не
трогала. Факт этот сильно компрометирует правительство генерала Сикорского,
знавшего, что в руках Советского Союза оказалось около 10 тысяч польских
офицеров. Никто не имеет права заявлять, что угрозу их жизни можно было не
принимать всерьез. Всему миру было известно, что в СССР проводится массовое
уничтожение людей. Трудно, конечно, судить о том, увенчались ли бы успехом
попытки генерала Сикорского, направленные на освобождение этих пленных
советскими войсками, хотя бы только с целью передачи их в немецкие лагеря
вое топленных, где жизнь их не подвергалась бы непосредственной опасности.
Бесспорен факт, что в этом направлении не было предпринято никаких шагов. А
формальные предпосылки для этого существовали. 18 сентября 1939 года посол
Вацлав Гжибовский, которому советское правительство отказало в аккредитации
на основании того, что польское государство якобы «перестало существовать»
(и это в то время, когда полумиллионная польская армия все еще оказывала
сопротивление агрессорам), передал заботу о польских гражданах,
находившихся на территории СССР, послу Великобритании, сэру Вильяму Сидсу.
Однако польское правительство в изгнании не воспользовалось посредничеством
Сидса. В начале 1940 года во Францию прибыли три офицера, сбежавшие из
пересылки в Шепетовке, перед отправкой в Козельск или Старобельск.
Проинформированный об их рассказах, генерал Сикорский поручил министерству
иностранных дел просить, через американского посла при Польском
правительстве в изгнании, помощи американского правительства (!) в
облегчении участи польских военнопленных в СССР. Из этого, конечно, ничего
не вышло. Больше никаких попыток не предпринималось. Правительство генерала
Сикорского не использовало возможности прибегнуть к помощи Международного
Красного Креста и нейтральных стран для передачи пленных Германии, наивно
полагая, что в советских руках они в большей безопасности; кроме того,
правительство категорически отвергало любые контакты с Берлином, даже
жизненно важные для страны, считая их идущими вразрез с идеей «единства
союзников». Сегодня такую точку зрения трудно даже комментировать, хотя
следует отметить, что в исторической перспективе невежественность не может
служить оправданием политикам, как заметил, в частности, Владислав Побуг-
Малиновский. Предпочиталось в ожидании скорой победы над гитлеризмом
оставить этих людей в советских лагерях. Однако ситуация изменилась
коренным образом после падения Франции в июне 1940 года и потери польской
армии на Западе. Лишь когда возникла проблема кадров для создания новой
армии, уже на территории Великобритании, только тогда вспомнили о польских
военнопленных в советских лагерях. Возникли даже наивные проекты создания
польской армии на советской территории, в стране, все еще находившейся в
дружественных отношениях с Германией. Один из таких проектов был даже
представлен Черчиллю, но, к счастью, от него быстро отказались. Этот план
был неактуален в любом случае: 97% офицерского корпуса будущей армии уже
несколько недель лежали в могилах Катыни и в двух других местах массовых
злодеяний.
Смерть в лесу
Ликвидация польских военнопленных из лагерей Козельска, Старобельска и
Осташкова началась в декабре 1939 года. В сочельник из трех лагерей были
вывезены капелланы (военные священники) всех религий, в общей сложности
около 200 человек. Их убили в неизвестном месте или местах. В Козельске
спастись удалось лишь одному капеллану, Яну Леону Зюлковскому, который
случайно находился в лагерном карцере, что продлило ему жизнь почти на
четыре месяца. 8 марта 1940 года из Козельска были увезены еще 14 офицеров,
отобранных по каким-то неизвестным критериям. Из них уцелел только один
человек, 13 же были казнены.
Мы не знаем, кому принадлежит решение о ликвидации большинства
военнопленных Козельска, Старобельска и Осташкова. Можно только
предположить, что ни тогдашний шеф НКВД Лаврентий Берия, ни его заместитель
Меркулов не могли сами рискнуть принять такое решение. Вероятно, на
основании рапорта комбрига Зарубина решение было принято самим Сталиным.
Это может подтвердить версия, предложенная Станиславом Миколайчиком,
преемником Сикорского на посту главы польского правительства:< | |
