|
Реферат: Выпускные сочинения по литературе (Литература : русская)
Рецензия на произведение современной русской литературы.
(«Роковые яйца» Булгакова)
Книга – величайшее изобретение человечества. Наш век, Век техники, у
неё появился серьёзный конкурент – телевидение, но большинство людей по-
прежнему предпочитают книгу.
С появлением книги появилась и критика. Если сначала она выражалась
лишь в разговорах, то с развитием техники она облачилась в печатный вид. С
развитием печати критика стала доходить до большинства читателей, тем самым
она оказывала огромное влияние на автора. Эти статьи могли поднять писателя
на вершину славы, а могли его и «зарезать». Самое опасное, когда критика
зависит от политического устройства страны, как это было у нас. При этом
человечество может потерять, возможно, гениальные произведения, которые
никогда не будут написаны, если на молодого автора обрушится шквал
критических статей, отбив тем самым у него охоту писать.
Недавно мы изучили произведение М. Булгакова «Роковые яйца», вот о
нём я и хочу рассказать…
На первый взгляд, это обычная фантастическая повесть с множеством
комических эпизодов. Написана она легко, интересно. Некоторые критики
называли это творение Булгакова «пустячком». Они считали, что он написал
его для того, чтобы размять руку. Но они глубоко заблуждаются. Достаточно
немного вникнуть в книгу, чтобы понять, что в неё скрыт гораздо более
глубокий смысл, чем может показаться сначала. Проблемы, которые поднимает
автор в этой повести, актуальны и по сей день.
О чём же это произведение? В повести два главных героя – профессор
Персиков и Рокк. Персиков – учёный. Его область – зоология, эмбриология,
анатомия, ботаника и география. Всё, что за пределами этих наук, для него
как бы не существует. Он мог бы сказать о себе: я учёный, а всё остальное
мне чуждо. У профессора много странностей, но все они в пределах
правдоподобия. Но вот в повествование врывается бурная фантастика. Персиков
открывает совершенно необычайный луч, похожий на «красный оголённый меч».
Под воздействием этого луча зародыши развиваются с молниеносной быстротой.
Сенсационное открытие представляет не только теоретический интерес – оно
многое сулит хозяйству, животноводству. Пресса моментально разносит это
известие по всему миру, хотя исследования ещё не завершены.
И тут среди посетителей профессора оказывается Александр Семёнович
Рокк. Это тоже замечательный человек, но совсем в другом смысле. По
профессии он флейтист. «Но великий 1917 год, переломивший карьеру многих
людей, и Александра Семёновича направил по новому пути». О том, что он
делал дальше, сменив флейту на маузер, подробно не говорится. Его долго
швыряло по стране, он занимался делами, ничего общего не имевшими с
флейтой. Теперь, в 1928 году, он возглавил совхоз. Узнав о массовом падеже
кур, Рокк решает с помощью луча Персикова их возродить.
В далёком 1924 году, когда была написана эта повесть, Булгаков
разглядел тот тип человека, с которым мы часто сталкивались в последующие и
в наши годы. Сегодня он управляет животноводством, а завтра его,
погубившего весь скот от мелкого до крупного рогатого, бросают на
искусство, но он не теряется, увлечённо берётся за очередное незнакомое ему
дело: даёт указания, поучает тех, кто, действительно, владеет своей
профессией.
Есть пословица: семь раз отмерь – и один раз отрежь. Рокк и ему
подобные предпочитают поступать наоборот: сначала семь раз отрежут, а затем
создадут комиссию по перемериванию.
Перед нами человек-невежда, типичный представитель рождённых
сталинским режимом начальников. Всё ему не так, всё требует переделки,
всякое развитие нуждается в ускорении, в руководстве извне. Есть, например,
пшеница. Так этого мало. Он сочинят новый сорт – ветвистой пшеницы, чтобы
саму природу посрамить. И ничего, конечно, не получается. Но он не унывает
– на его стороне Кремль, Сталин, ему обеспечена мощная поддержка свыше.
Персиков получает официальный приказ: Отдать на время камеру с лучом Рокку.
По ошибке, из за какого-то головотяпства, куриные яйца, которые
заказал Рокк, попадают к Персикову, а те, которые заказал профессор –
змеиные, страусиные, попадают к Рокку. И этот авантюрист, «куровод», вдруг
выводит породу гигантских, смертоносных змей. Начинается их гибельное
нашествие на Россию.
Именно в таких людях, как Рокк, на мой взгляд, заключается драматизм
поднятой Булгаковым проблемой. К власти пришли люди, не способные на
серьезные, нужные для страны дела. Они находятся не на своем месте и
пытаются сделать то, в чем они не разбираются. Поэтому за совершенную кем-
то из этих людей ошибку расплачиваются все. Свое отношение к установившейся
власти автор, по моему мнению, выражает в эпизоде с тараканами. Когда
Персикову понадобились для научных опытов тараканы, они «куда-то
провалились, показав свое злостное отношение к военному коммунизму».
Примечателен и финал этой повести. Люди, со всем их самым совершенным
оружием, не смогли остановить нашествие гадов. И лишь природа, создав в
середине августа восемнадцатиградусный мороз, уничтожила эту нечисть. Я
полностью согласен с тем, что хотел сказать писатель этими словами. Человек
не самое могущественное существо на планете, как принято было тогда
считать. И он по-прежнему зависит от природы.
Но очевидно, что главной мыслью этого произведения был стремление
показать опасность проводимых экспериментов. А всё, что происходило вокруг,
что называлось строительством социализма, воспринималось Булгаковым именно
как огромный по масштабу и более чем опасный эксперимент. Эту мысль он
продолжает и в других своих произведениях.
Что ещё можно сказать об этой повести? Без сомнения, критика,
воплощённая автором в этом произведении, попала точно в цель. Рапповцы,
взбудораженные этой книгой, в дальнейшем не выпускали Булгакова из вида. И
все их рецензии на его творчество были отрицательными. В повести
прослеживаются две сюжетные линии. Автор параллельно описывает события,
происходящие и в совхозе, и в городе.
Произведение написано простым и понятным языком. И поэтому, если кто-то
пожелает прочитать его, он об это не пожалеет.
Реферат на тему: Вячеслав Иванов
АЛЬПИЙСКИЙ РОГ
Средь гор глухих я встретил пастуха,
Трубившего в альпийский длинный рог.
Приятно песнь его лилась; но, зычный,
Был лишь орудьем рог, дабы в горах
Пленительное эхо пробуждать.
И всякий раз, когда пережидал
Его пастух, извлекши мало звуков,
Оно носилось меж теснин таким
Неизреченно-сладостным созвучьем,
Что мнилося: незримый духов хор,
На неземных орудьях, переводит
Наречием небес язык земли.
И думал я: "О гений! Как сей рог,
Петь песнь земли ты должен, чтоб в сердцах
Будить иную песнь. Блажен, кто слышит".
И из-за гор звучал отзывный глас:
"Природа - символ, как сей рог. Она
Звучит для отзвука; и отзвук - бог.
Блажен, кто слышит песнь и слышит отзвук".
[1902]
В КОЛИЗЕЕ
Great is their love, who love
in sin and fear.
Byron
Велика тех любовь, кто любят
во грехе и страхе.
Байрон
День влажнокудрый досиял,
Меж туч огонь вечерний сея.
Вкруг помрачался, вкруг зиял
Недвижный хаос Колизея.
Глядели из стихийной тьмы
Судеб безвременные очи...
День бурь истомных к прагу ночи,
День алчный провожали мы -
Меж глыб, чья вечность роковая
В грехе святилась и крови,
Дух безнадежный предавая
Преступным терниям любви,
Стеснясь, как два листа, что мчит,
Безвольных, жадный плен свободы,
Доколь их слившей непогоды
Вновь легкий вздох не разлучит...
Между 1893 и 1902
РУССКИЙ УМ
Своеначальный, жадный ум,-
Как пламень, русский ум опасен
Так он неудержим, так ясен,
Так весел он - и так угрюм.
Подобный стрелке неуклонной,
Он видит полюс в зыбь и муть,
Он в жизнь от грезы отвлеченной
Пугливой воле кажет путь.
Как чрез туманы взор орлиный
Обслеживает прах долины,
Он здраво мыслит о земле,
В мистической купаясь мгле.
1890
МЕДНЫЙ ВСАДНИК
В этой призрачной Пальмире,
В этом мареве полярном,
О, пребудь с поэтом в мире,
Ты, над взморьем светозарным
Мне являвшаяся дивной
Ариадной, с кубком рьяным,
С флейтой буйно-заунывной
Иль с узывчивым тимпаном,-
Там, где в гроздьях, там, где в гимнах
Рдеют Вакховы экстазы...
В тусклый час, как в тучах дымных
Тлеют мутные топазы,
Закружись стихийной пляской
С предзакатным листопадом
И под сумеречной маской
Пой, подобная менадам!
В желто-серой рысьей шкуре,
Увенчавшись хвоей ельной,
Вихревейной взвейся бурей,
Взвейся вьюгой огнехмельной!..
Ты стоишь, на грудь склоняя
Лик духовный, лик страдальный.
Обрывая и роняя
В тень и мглу рукой печальной
Лепестки прощальной розы,
И в туманные волокна,
Как сквозь ангельские слезы,
Просквозили розой окна -
И потухли... Всё смесилось,
Погасилось в волнах сизых...
Вот - и ты преобразилась
Медленно... В убогих ризах
Мнишься ты в ночи Сивиллой...
Что, седая, ты бормочешь?
Ты грозишь ли мне могилой?
Или миру смерть пророчишь?
Приложила перст молчанья
Ты к устам - и я, сквозь шепот,
Слышу медного скаканья
Заглушенный тяжкий топот...
Замирая, кликом бледным
Кличу я: "Мне страшно, дева,
В этом мороке победном
Медноскачущего Гнева..."
А Сивилла: "Чу, как тупо
Ударяет медь о плиты...
То о трупы, трупы, трупы
Спотыкаются копыта..."
Между 1905 и 1907
"ВЕНОК"
Валерию Брюсову
Волшебник бледный Urbi пел et Orbi*:
То - лев крылатый, ангел венетийский,
Пел медный гимн. А ныне флорентийской
Прозрачнозвонной внемлю я теорбе.
Певец победный Urbi пел et Orbi:
То - пела медь трубы капитолийской...
Чу, барбитон ответно эолийский
Мне о Патрокле плачет, об Эвфорбе.
Из златодонных чаш заложник скорби
Лил черный яд. А ныне черплет чары
Медвяных солнц кристаллом ясногранным,
Садился гордый на треножник скорби
В литом венце... Но царственней тиары
Венок заветный на челе избранном!
* Граду и миру (лат.).- Ред.
Январь 1906
НИВА
В поле гостьей запоздалой,
Как Церера, в ризе алой,
Ты сбираешь васильки;
С их душою одичалой
Говоришь душой усталой,
Вяжешь детские венки.
Вязью темно-голубою
С поздней, огненной судьбою
Золотые вяжешь дни,
И над бездной роковою
Этой жертвой полевою
Оживляются они -
Дни, когда в душе проснулось
Всё, в чем сердце обманулось,
Что вернулось сердцу вновь...
Всё, в чем сердце обманулось,
Ярче сердцу улыбнулось -
Небо, нива и любовь.
И над щедрою могилой
Не Церерою унылой
Ты о дочери грустишь:
День исходит алой силой,
Весть любви в лазури милой,
Золотая в ниве тишь.
26 июня 1907
НОСТАЛГИЯ
Подруга, тонут дни! Где ожерелье
Сафирных тех, тех аметистных гор?
Прекрасное немило новоселье.
Гимн отзвучал: зачем увенчан хор?..
О, розы пены в пляске нежных ор!
За пиром муз в пустынной нашей келье -
Близ волн морских вечернее похмелье!
Далеких волн опаловый простор!..
И горних роз воскресшая победа!
И ты, звезда зари! ты, рдяный град -
Парений даль, маяк златого бреда!
О, свет любви, ему же нет преград,
И в лоно жизни зрящая беседа,
Как лунный луч в подводный бледный сад?
Между 1892 и 1902
ПРОЗРАЧНОСТЬ
Прозрачность! Купелью кристальной
Ты твердь улегчила - и тонет
Луна в среброзарности сизой.
Прозрачность! Ты лунною ризой
Скользнула на влажные лона,
Пленила дыхания мая,
И звук отдаленного лая,
И призраки тихого звона.
Что полночь в твой сумрак уронит,
В бездонности тонет зеркальной.
Прозрачность! Колдуешь ты с солнцем,
Сквозной раскаленностью тонкой
Лелея пожар летучий;
Колыша под влагой зыбучей,
Во мгле голубых отдалений,
По мхам малахитным узоры;
Граня снеговерхие горы
Над смутностью дольних селений;
Простор раздражая звонкий
Под дальним осенним солнцем.
Прозрачность! Воздушною лаской
Ты спишь на челе Джоконды,
Дыша покрывалом стыдливым.
Прильнула к устам молчаливым -
И вечностью веешь случайной;
Таящейся таешь улыбкой,
Порхаешь крылатостью зыбкой,
Бессмертною, двойственной тайной.
Прозрачность! Божественной маской
Ты реешь в улыбке Джоконды.
Прозрачность! Улыбчивой сказкой
Соделай видения жизни,
Сквозным - покрывало Майи!
Яви нам бледные раи
За листвою кущ осенних;
За радугой легкой - обеты,
Вечерние скорбные светы -
За цветом садов весенних!
Прозрачность! Божественной маской
Утишь изволения жизни.
[1904]
МОЛЧАНИЕ
Л. Д. Зиновьевой-Аннибал
В тайник богатой тишины
От этих кликов и бряцаний,
Подруга чистых созерцаний,
Сойдем - под своды тишины,
Где реют лики прорицаний,
Как радуги в луче луны.
Прильнув к божественным весам
В их час всемирного качанья,
Откроем души голосам
Неизреченного молчанья!
О, соизбранница венчанья,
Доверим крылья небесам!
Души глубоким небесам
Порыв доверим безглагольный!
Есть путь молитве к чудесам,
Сивилла со свечою смольной!
О, предадим порыв безвольный
Души безмолвным небесам!
Между 1904 и 1907
ТАОРМИНА
За мглой Авзонии восток небес алей;
Янтарный всходит дым над снеговерхой Этной;
Снег рдеет и горит, и пурпур одноцветный
Течет с ее главы, как царственный елей.
На склоны тихие дубрав, на мир полей
И рощей масличных, и берег предрассветный,
Где скоро смутный понт голубизной просветной
Сверкнет в развалинах священных пропилей.
В обломках спит феатр, орхестра онемела;
Но вечно курится в снегах твоя фимела,
Грядый в востоке дня и в торжестве святынь!
И с твоего кремля, как древле, Мельпомена
Зрит, Эвий, скорбная, волшебный круг пустынь
И Тартар, дышащий под вертоградом плена.
| |
