GeoSELECT.ru



Социология / Реферат: Современное российское общество и социальные аспекты его развития (Социология)

Космонавтика
Уфология
Авиация
Административное право
Арбитражный процесс
Архитектура
Астрология
Астрономия
Аудит
Банковское дело
Безопасность жизнедеятельности
Биология
Биржевое дело
Ботаника
Бухгалтерский учет
Валютные отношения
Ветеринария
Военная кафедра
География
Геодезия
Геология
Геополитика
Государство и право
Гражданское право и процесс
Делопроизводство
Деньги и кредит
Естествознание
Журналистика
Зоология
Инвестиции
Иностранные языки
Информатика
Искусство и культура
Исторические личности
История
Кибернетика
Коммуникации и связь
Компьютеры
Косметология
Криминалистика
Криминология
Криптология
Кулинария
Культурология
Литература
Литература : зарубежная
Литература : русская
Логика
Логистика
Маркетинг
Масс-медиа и реклама
Математика
Международное публичное право
Международное частное право
Международные отношения
Менеджмент
Металлургия
Мифология
Москвоведение
Музыка
Муниципальное право
Налоги
Начертательная геометрия
Оккультизм
Педагогика
Полиграфия
Политология
Право
Предпринимательство
Программирование
Психология
Радиоэлектроника
Религия
Риторика
Сельское хозяйство
Социология
Спорт
Статистика
Страхование
Строительство
Схемотехника
Таможенная система
Теория государства и права
Теория организации
Теплотехника
Технология
Товароведение
Транспорт
Трудовое право
Туризм
Уголовное право и процесс
Управление
Физика
Физкультура
Философия
Финансы
Фотография
Химия
Хозяйственное право
Цифровые устройства
Экологическое право
   

Реферат: Современное российское общество и социальные аспекты его развития (Социология)



Министерство общего и профессионального
образования РФ

Филиал Дальневосточной государственной
академии экономики и управления
в г. Южно-Сахалинске


РЕФЕРАТ


Тема: «Современное российское общество и социальные аспекты его развития»


Дисциплина: «Государство,
политика, семья и общество»

Курс: второй

Группа: 121-А

Специальность: «Экономика и
управление на предприятии»

Выполнил:
Константинов С. С.

Проверила: Шмелева О. В.



г. Южно-Сахалинск
2000 г.
План:

1. Введение
2. Теория «модернизации» и российская действительность
3. «Реальный социализм» – исходный пункт перехода
4. Характер демократизации общественного строя, перехода к рынку
5. Особенности становления российского капитализма и правящая элита
6. Характер формирующегося в России общественного строя

Литература:

1. Социология: Учебное пособие/ под ред. Кулинцева И. И. М., 1995
2. Социология: Словарь-справочник № 1. М., 1990
3. Социология: Словарь-справочник № 2. М., 1990
4. Социология: Словарь-справочник № 3. М., 1990
5. Социология: Словарь-справочник № 4. М., 1990
6. Социология: Общая теория/ под ред. Ерофеева Н. И. М., 1997
1. Введение

Глубокие и сложные процессы в современном российском обществе –
социальный кризис, трансформация социальной структуры, политические и
духовные изменения, социальные конфликты и т. д. – происходят в обществе
переходного состояния. Ни одна из конкретных проблем, пусть даже очень
крупная и значимая, не может сама по себе объяснить содержание и
своеобразие этого перехода. Только в свете общего системного подхода к
рассмотрению проблемы такого перехода с точки зрения выяснения структурно-
функциональных особенностей становления новой социальной системы можно
правильно понять с позиции социологии сущность и значимость конкретных
социальных процессов, происходящих в современном российском обществе.

2. Теория «модернизации» и российская действительность

Принятое в современной социологии положение о переходных обществах, как
сердцевине теории «модернизации», имеет глобальное значение и призвано
характеризовать главным образом переход от доисторического состояния
традиционалистских обществ к современному обществу западного типа. Нас,
разумеется, интересует, какие именно аспекты теории «модернизации»
применимы к современной России. Но особенно важно знать, в чем российское
своеобразие такого перехода, от чего к чему и как конкретно он
осуществляется.
Парадигма «модернизации» основывается на нескольких постулатах,
важнейшими из которых являются:
а) развитой или «современной» может считаться только страна со
значительным уровнем индустриализации, устойчивым экономическим развитием
при высоком валовом внутреннем продукте и с широким использованием
неорганических (неживых) источников энергии, верой общества в силу
рационального научного знания как основы прогресса, изобилием промышленных
и пищепродуктов, потребительских товаров; высоким уровнем и качеством
жизни; развитыми управленческими и политическими структурами; развитой
профессионально-отраслевой структурой высокомобильного населения, занятого
преимущественно в промышленности, науке и сфере обслуживания; большим
удельным весом «среднего класса» в системе социальной стратификации и т.
д.;
б) те общества или страны, которые не отвечают этим критериям, относятся
либо к «традиционным», либо к «переходным»;
в) образцом развитости, «модернизированности» являются западные страны,
поэтому сама теория «модернизации» нередко именуется и теорией
«вестернизации»;
г) «модернизированность», «развитость», «современность» – это комплексный
феномен, имеющий технологические, экономические, политические, социальные и
психологические измерения, а сама модернизация – сложный комплексный
процесс изменения по каждому из указанных направлений; сердцевиной всех
изменений является научно-технический и технологический прогресс, который
определяет необходимость и условия соответствующих изменений и в других
сферах.
Теория «модернизации» возникла в 60-е и окончательно оформилась в 70-е
годы 20-го столетия. Она была призвана определить пути и направления
общественного развития освободившихся из-под колониального и
полуколониального гнета стран Азии, Африки, Латинской Америки. Тогда
теоретики «модернизации» признавали, во-первых, что модернизация России
началась еще в 60-е годы прошлого века после отмены крепостного права (как
и Японии после революции «Мэйдзи»); во-вторых, что с Октябрьской революции
начинался новый этап модернизации в ее советском варианте. Они не ставили
под вопрос модернизированность СССР, ее идентичность западному образцу.
Американский социолог Верной Аспатурян, например, заявлял, что различаются
только пути и средства, а, по существу, советская и западная модернизация –
это две стороны одной медали.
Если исходить из чисто количественных измерений, взяв в основу
вышеуказанные главные постулаты парадигмы «модернизации», то данная
парадигма может помочь ответить на вопрос о том, где находится Россия
сегодня по главным показателям уровня своего экономического, научно-
технического, технологического развития, по темпам роста экономики и
производительности труда и т. д. Такой подход характерен для ряда как
западных, таки российских исследований по данной теме.
В. О. Руковишников, например, показывает, как идет «вестернизация» России
согласно целям и представлениям ныне правящих реформаторов. Но главная
коренная особенность переходного состояния современного российского
общества не в изменении ее технико-экономического статуса. Весь комплекс
проблем экономического развития, научно-технического, технологического и
иного прогресса, безусловно, имеет жизненное значение для судеб страны.
Однако эти аспекты являются производными, зависят от характера совершенно
другого перехода. Если бы, допустим, рассматривалось содержание политики
«ускорения», выдвинутой М. С. Горбачевым в начале «перестройки», то, говоря
языком теории «модернизации», тогда действительно ставилась задача перевода
страны из индустриального состояния в постиндустриализм путем ускорения
научно-технического прогресса.
Есть еще одно обстоятельство, в свете которого не может не терять свою
убедительность и внешнюю привлекательность данная концепция. С окончанием
«холодной войны» политики Запада, с одной стороны, и наиболее крупные
теоретики социологии, с другой, как-то внезапно и серьезно охладели к
теории «модернизации». Раз советская система рухнула, Запад, США одержали
победу, то для всех отсталых и среднеразвитых стран закончилась полоса
возможного альтернативного развития, «выбора пути». Путь «вестернизации»
теперь остается, по их мнению, единственным и неизбежным. Н. Е. Покровский,
говоря о XIII Всемирном социологическом конгрессе (лето 1994 года),
свидетельствует о формировании опасной тенденции резкого поворота
социологической мысли Запада в сторону постановки под вопрос необходимости
дальнейшей модернизации и перехода в разряд «развитых» тех стран, которые
отстали по тем или иным причинам в своем общественном развитии. Россия и
страны СНГ не составляют, разумеется, исключения. Формирующиеся на глазах
концепции «глобализации», «постмодернизма» призваны дать ответ почему.
Из сказанного следует, что социологический анализ современного
российского общества, его переходного состояния ставит вопрос о новых
подходах, во всяком случае, иных, чем это может дать теория «модернизации».
Дело не в имманентных недостатках этой теории, а в том прежде всего, что
главная стержневая теоретическая проблема – это не технико-экономическое, а
социально-экономическое, политическое и духовное в широком смысле
содержание переходного характера современного российского общества, смена
самого общественного строя и связанные с этой сменой, обусловленные ей
технико-экономические, технологические, научно-образовательные, культурные
и иные аспекты развития.

3. «Реальный социализм» – исходный пункт перехода

Применительно к современной России исходным пунктом, с чего начинается
переход, выступает не уровень ее развития с соответствующими
количественными показателями, а характер того общественного строя, который
предшествовал переходу. Это «реальный социализм» как система общественных
отношений. Его могут назвать (и называют) по-разному: «государственный
капитализм», «тоталитарный строй», «номенклатурный социализм»,
«неофеодализм», «коммунистический тоталитаризм» и т. д. Но то, что реально
существовала и функционировала в течение семи десятилетий особая
общественная система, – это неоспоримо.
Что же представлял на деле «реальный социализм»? Если предельно кратко,
то по своей сути это радикальный антикапитализм, отрицание и частной
собственности, и ее права (в качестве формального равенства), и свободной
правовой личности – самостоятельного субъекта права и собственности. В
обобщенном виде последовательное отрицание частной собственности в любой ее
форме и представлено в социалистической собственности, которая, как ни
парадоксально, в экономико-правовом смысле вовсе и не собственность, а
радикальное отрицание всякой собственности и всякого права собственности.
Это относится не только к «общенародной» собственности, но и к «колхозно-
кооперативной». Произошло отчуждение собственности от живых, конкретных
людей, и следствием такого его абстрактно-всеобщего, надындивидуального,
общественно-коллективного характера явились ее «ничейность»,
«огосударствленность».
Неверны широко распространенные сегодня суждения о том, что
социалистическая собственность принадлежала государству. Государство
никогда не было субъектом социалистической собственности в строго
экономическом значении. Оно в своем отношении к собственности выступало
лишь в качестве официального представителя, агента общества, народа, «всех
вместе».
Абсолютизация такого понимания социалистической собственности и так
называемого непосредственно общественного труда неизбежно смыкается с
тоталитаризмом. Здесь гвоздь вопроса. Тоталитарный политический режим и
идеология «реального социализма», определяющие социально-экономическую
политику, показали, с одной стороны, способность до предела мобилизовать
силы общества и преодолевать колоссальные трудности (одержать, правда с
неимоверными потерями, победу в тяжелейшей войне, прорваться в космос,
создать первоклассные военные технологии, осуществить индустриализацию,
культурную революцию), с другой – готовность привести общество к деградации
и упадку. Социалистическая собственность стала добычей партийно-
государственной номенклатуры и иррационально-традиционалистской бюрократии.
Именно тоталитарный режим, его идеология и ценности, связанные с ним, а
не духовная культура России вообще, привели к господству тех ценностей,
идеалов и норм социальной регуляции, которые могли «нормально» работать
только в условиях «чрезвычайщины», в «мобилизационном режиме», отрицая
демократизм и права личности. Предписанные и ориентированные на коллектив
социальные статусы ставили человека в полную зависимость от государства,
укореняя в его психологии традиционалистские представления.
Вот почему «оттепель» т. е. ограниченная демократизация и «смягчение
режима» при Н. С. Хрущеве, сразу же обнаружила кризисные симптомы в
социально-экономических отношениях. Начались противоречивые и
непоследовательные реформы. Разоблачение культа Сталина нанесло смертельный
удар по тоталитарным идеалам и ценностям. И хотя неосталинизм Брежнева и
его режима пытался административно-идеологическими методами их поддержать,
произошло необратимое раздвоение ориентации людей. Произошло отчуждение
официальной идеологии от человека, от простого рабочего до секретаря
обкома, перестали работать ценности не только традиционалистские, но и
такие, например, как «труд – дело чести, славы, доблести и геройства». В 70-
е годы усилились кризисные явления в недрах социальной системы, провалившие
серию косыгинских реформ. Они поставили вопрос о коренном изменении
общественного устройства. Так началась в середине 80-х годов «перестройка».

4. Характер демократизации общественного строя, перехода к рынку

Процессы демократизации общественного строя и перехода к рыночным
отношениям начались в рамках «реального социализма» «сверху», по инициативе
нового руководства Коммунистической партии. Первоначально речь шла об
ускорении научно-технического прогресса, затем о реформировании,
«улучшении», «увеличении» (лозунг «большесоциализма») социализма. Ключевым
вопросом постепенно стал процесс демократизации и создания гражданского
общества. К концу «перестройки» начали формироваться самостоятельные
социально-политические движения, группы, бросившие вызов самой
Коммунистической партии. В экономической сфере появились первые зачатки
рыночных отношений в виде кооперативов, различных товариществ, первых
фермеров и т. д. Гласность и свобода слова стали главным выражением
демократических изменений в обществе.
Углубление социальных и межнациональных конфликтов, внутренняя
политическая борьба между реформаторами и консерваторами, тяжелый
экономический и социальный кризис, разгул преступности и, наконец, кризис и
упадок коммунистической идеологии создали тот общий фон, на котором
победила «августовская революция» 1991 года и произошел распад СССР. В
России начались рыночные реформы. Такова краткая хронология эволюции
«перестройки» и начала ликвидации социализма как строя, перехода к новому
общественному устройству.
Первая крупная проблема заключается в этой связи в следующем: есть ли
альтернативные варианты «строительства» рынка и рыночных отношений? Ответ
на эту дилемму в принципиальном плане дает М. Вебер в своей концепции
капиталистической деятельности как особых типах социального действия. Вебер
утверждал, что есть архаичный, традиционалистский капитализм и современный
капитализм, которые отличаются не исторической хронологией, а типом
деятельности.
В чем главная идея Вебера? Во-первых, став на позиции социокультурного
подхода, он отходит от политэкономической традиции, согласно которой
предполагается существование одного-единственного капитализма, который,
возникнув в XVI–XVII веках, проходит этапы своего развития от
мануфактурного периода через промышленную стадию к современному, развитому,
«цивилизованному» этапу. По концепции Вебера существует целый ряд социально-
экономических «форм» или «типов» капитализма, из которых некоторые восходят
к Вавилону, Карфагену, Риму, имеют возраст несколько тысяч лет, в то время
как современный, западный тип имеет лишь трехсотлетнюю историю.
Во-вторых, архаичный, традиционалистский капитализм как тип деятельности
может развиться, утвердиться и в новейшее время, соседствовать с буржуазным
промышленным капитализмом в одном и том же обществе, даже безраздельно
господствовать. Капитализм вообще, по Веберу, как универсально-исторический
феномен «по своему типу может выступать как авантюристический, торговый,
ориентированный на войну, политику, управление и связанные с ними
возможности наживы». Торговый, авантюристический (читай – дикий,
варварский) тип деятельности капиталистического предпринимательства может
возникнуть в новейшее время в результате перерывов в деятельности
промышленного капитализма (например, краха в результате поражения в войне
Германии или полной его замены на длительное время государственно-плановой
системой в СССР).
Речь идет о своеобразном феномене, встречающемся в новейшее время нечасто
в индустриально развитых странах. Речь не идет о торговом капитале и тем
более о торговле вообще. Они нормальные явления рыночного хозяйства, если
данная форма капитала действует рядом и под главенством промышленного,
производственного капитала и выполняет свои обычные функции в рыночных
отношениях. Речь идет о полосе развития общества и его экономической
структуры, когда торговый и торгово-посреднический капитал захватывает
господствующие экономические позиции, подчиняет своим интересам все другие
формы капитала, в том числе и промышленный, производственный, и
иррациональную наживу ставит во главу угла политики и идеологии.
Современный, т. е. промышленный капитализм, по Веберу, рождается не путем
простого накопления капитала, насилием и разбоем, переливанием затем в
промышленность огромных денежных масс, а путем формирования и утверждения в
обществе подлинного духа капитализма. Деятельность же торгово-
посреднического капитала в России, подчинившая интересам собственной наживы
всю экономическую жизнь (упадок промышленности, научно-технического
потенциала и т. д. – результат такого подчинения), также свидетельствует об
иррациональности и традиционализме его трудовой этики. М. Вебер утверждал:
обществу, чтобы стать капиталистическим (в современном смысле), нужно иметь
свои особые предпосылки, прежде всего – особый тип осознания, людей с
особым складом мысли и поведения, с особым типом ценностей, по его словам,
особый дух – дух капитализма.
Проникновение рациональной трудовой этики в современное российское
общество происходит сложно, противоречиво. Рыночные отношения, которые
складываются, по своему характеру не могут стимулировать массовое
воспитание и создание необходимых хозяйственных субъектов–носителей
рациональной трудовой этики. И потому, что господствующий тип капитала сам
пропитан духом традиционализма и не может служить агентом внешнего
воздействия господствующих в мировом хозяйстве буржуазных «принципов» и
этических норм. И потому, что тот рынок, который складывается на наших
глазах, по вышеуказанной причине приспосабливается к господствующей в
обществе традиционалистской трудовой этике, уживаясь с ней. И потому,
наконец, что кризис духовной жизни вообще, культуры, ценностей и идеалов,
самих способов созидательного творчества подорвали основы воспроизводства
обществом своей функциональности. В обществе парализованы демократические
рациональные ценности и нормы регуляции перехода к рациональному рынку и
гражданскому обществу.
Социализма как общественной системы хотя и нет, но в переходном обществе
еще сильны традиционалистские ценности и соответствующая им трудовая этика.
Характер труда и собственности как в промышленности, так и в сельском
хозяйстве и сегодня подрывают рациональные стимулы к трудовой деятельности.
В умах людей устойчиво держатся когда-то унифицированные, усредненные и
строго регламентированные стандарты и нормы личных потребностей.
Исключение, может быть, составляет определенная часть людей творческого
интеллектуального труда, в первую очередь – научного, где высокий
профессионализм и успех изначально были условием их нормальной
деятельности, а также те предприниматели, фермеры, для которых продуктивный
труд, профессионализм и успех составляют основу их выживания.
Элементы рациональной трудовой этики, пусть пока слабые и
деформированные, есть в России, их можно обнаружить и в духовной жизни, и в
культурных традициях общества. Даже православие, его некоторые постулаты
(уважительное отношение к труду, к земле и другое) могли бы стимулировать
формирование новых ценностей и новой трудовой этики. Россия не обречена
фатально стать полем господства духа традиционализма.

5. Особенности становления российского капитализма и правящая элита

Возникает вопрос: почему именно традиционалистский капитал захватил в
обществе командные рычаги экономики, сумел подчинить интересам
иррациональной наживы всю хозяйственную жизнь? В чем тайна такого
стремительного и, казалось бы, внезапного его выхода на арену? Это связано
с характером его генезиса.
В недрах «реального социализма» где-то в начале 60-х годов рождается
социальный феномен, ставший хорошо известным уже в 70-е года на стадии
«зрелого социализма» под названием «теневой экономики». Это не просто
криминально-спекулятивные круги, подпольный бизнес (наркобизнес,
контрабанда и т. д.), которые в той или иной степени и форме существовали
все годы Советской власти. «Теневая экономика» – это сложный симбиоз
нелегальных форм бизнеса, криминальных структур и легальных партийно-
номенклатурных структур, включающий в себя и организованную преступность.
«Теневая экономика» возникла не сама по себе, автономно, а как потребность
части партийно-государственной номенклатуры в нелегальном обогащении.
Этот симбиоз, который можно было бы назвать «номенклатурно-теневой
экономикой», и стал растущей «клеточкой» нового социального организма. Она
росла и укреплялась за счет таких предпосылок, как общенародная и колхозно-
кооперативная собственность, крайне централизованная плановая экономика с
ее различными дефицитами, с командными и административными рычагами, ее
аппаратом власти и традиционалистским чиновничеством. Коррупция и полная
деградация верхних эшелонов власти, рост и укрепление организованной
преступности и т. д. составляли идиллическую картину возмужания, пока еще в
рамках «зрелого социализма», нового организма, кризиса и упадка режима.
Обладатели больших состояний – не только «цеховики», дельцы «теневой
экономики», главари организованной преступности, но и верхи правящей
номенклатуры оказались стесненными рамками существующего строя. Им нужна
была легализация, полнокровное использование накопленных средств в качестве
капитала. И в этом аспекте переход к политике «перестройки» «сверху» стал
исторически неизбежным, а неудачи на пути реформирования, «улучшения»
социализма – предопределенными.
«Августовская революция» 1991 года ознаменовала становление новой
общественной системы, а с начала 1992 года в рамках нового государства и
нового общества происходит движение системы к целостности – политической,
социальной, экономической, духовной и т. д. Теперь все процессы во всех
указанных сферах подчинены интересам консолидации и развития этой системы.
Этим же интересам шаг за шагом подчиняются новые демократические институты,
пресса и т. д. Кризис общества вступает в новую стадию, к старым нерешенным
проблемам и противоречиям прибавляются новые, обусловленные новыми
экономическими и социальными отношениями, вторжением в общество совершенно
иных ценностей и норм, психологически и нравственно неприемлемых для
подавляющего большинства народа.
Ключевое значение в этих условиях приобретает политическая элита вообще и
правящая в особенности. Она формирует политику, направление возможной
эволюции страны. Но она, как отмечают аналитики, прямо или косвенно связана
с криминальностью. В. В. Лунеев в статье «Криминогенная обстановка в России
и формирование новой политической элиты» отмечает, что криминальность самой
большой и значимой группы элиты – бывших партийных, государственных и
хозяйственных руководителей проявилась в массовых посягательствах на
государственную собственность, коррупции, в связях с организованной
преступностью. Все более важную роль играют те группы политической элиты,
которые вышли из торгово-финансовых групп. Это прежде всего представители,
а также дети и родственники бывшей номенклатуры. Есть, наконец, очень
большая и влиятельная группа, которая владеет чисто криминальным капиталом
(рэкет, наркобизнес, проституция, торговля оружием и т. д.) и также
формирует политическую и правящую элиты.
Сердцевиной правящей элиты является бывшая номенклатура, которая сегодня
формируется и как экономически господствующий класс. Именно здесь идет
формирование собственности, которая уже известна под названием
«номенклатурной». Особенно притягательны для хозяйственной и бывшей
партийной номенклатуры те сырьевые ресурсы (нефть, газ, алмазы, золото и т.
д.), которые имеют сбыт на мировом рынке. Вместе с правящей элитой идет
формирование мощного компродорского бизнеса.
В России сегодня есть политики и политические группы, которые
противостоят этим тенденциям, но они еще слабы и не могут серьезно
воздействовать на реальную политику. Общественный протест также серьезно не
влияет на решения и действия правящих групп. «Тайна» природы корпоративно
закрытых правящих групп элиты и определяет «тайну» беспомощности власти в
борьбе с организованной преступностью, криминальностью в стране.

6. Характер формирующегося в России общественного строя

В России сегодня сложилась общественная система, в которой капитал,
выполняя системообразующие функции, уже успел создать необходимые элементы
ее структуры. Внедряя рыночные отношения во все сферы он пока сохранил
некоторые экономические формы прежней тоталитарной системы, прежде всего в
сельском хозяйстве, оборонной промышленности. В этом прямо заинтересована
влиятельнейшая часть новой элиты как основы собственного финансово-
экономического могущества. К тому же ранее эти формы собственности только
декларативно принадлежали народу, коллективам, а фактически служили
номенклатуре. Все существующие формы и виды хозяйства уже интегрированы в
новую систему, служат интересам сохранения и роста капитала.
Поэтому никак нельзя согласиться с мнением А. П. Бутенко, который
характеризует современный общественный строй России как помесь остатков
коммунистического тоталитаризма и его мобилизационной экономики с
сегодняшними спекулятивно-мафиозными зачатками капитализма. А. П. Бутенко
как раз не учитывает, что эти остатки уже несут новые начала и качества,
выполняют новую функциональную роль в новой системе. Для него
капиталистические элементы все еще «зачатки», а «остатки» коммунистического
тоталитаризма представлены такими «существенными основами», как «колхозно-
совхозный строй», «мощнейший военно-промышленный комплекс». Такое
определение с некоторыми оговорками можно было бы принять как
характеристику общественного строя России периода «перестройки», но не
общества середины 90-х годов. Общественный строй современной России, как
переходного общества, характеризуется становлением экономического
господства торгово-финансового капитала и традиционалистских, авантюрных
форм капиталистической деятельности.
Главное противоречие переходного общества определяется борьбой двух
тенденций, двух типовых рыночных отношений и капиталистической
деятельности: традиционалистской и современной, буржуазно-рациональной.
Основная борьба общественно-политических сил поэтому идет не по линии
капитализм–социализм (хотя есть и такие отдельные группы населения, твердые
сторонники того или другого), а по линии борьбы за установление
цивилизованных форм капиталистической деятельности, гражданского общества с
широкими и реальными демократическими правами людей, за обуздание
организованной преступности, эффективную защиту социальных и экономических
прав граждан.




Реферат на тему: Современное состояние и ресурсы механизмов массового влияния на общественное мнение

Тема: «Современное состояние и ресурсы механизмов массового влияния на
общественное мнение»


Москва, 1999 г.

СОДЕРЖАНИЕ



| |Стр.|
|Общественное мнение в России: перспективы становления в качестве | |
|института гражданского общества. |3 |
|Активы и ресурсы общественного мнения. |6 |
|2.1. Уровни политического выбора. |6 |
|2.2. Ресурсы и акции социального протеста. |9 |
|2.3. «Этнические» комплексы: потенциалы и рамки действия. |11 |
|Некоторые аспкты механизмов массового влияния. |14 |
|3.1. Толпа и масса: психологические аналогии и упущения. |14 |
|3.2. Рынок или псевдорынок в переходной ситуации. |16 |
|3.3. Избирательная кампания: конкуренция или мобилизация. |17 |
|3.4. Параметры политической мобилизации. |17 |
|3.5. Реклама как парадигма масс-коммуникативного влияния. |20 |
|Проблема статуса человека в современной массовой ситуации. |22 |



1. Общественное мнение: перспективы становления
А.С. Пушкин в поэме Борис Годунов вложил в уста своего предка знаменитую
фразу: «Но знаешь ли, чем сильны мы, Бусманов? Не войском, нет, не польскою
помогой, а мнением: да! мнением народным». Подобное «мнение народное»,
испокон веков загнанное в подполье и прорывавшееся наружу лишь в периоды
страшных российских бунтов, в официальном совсгском обществоведении
выдавалось за то общественное мнение, которое в условиях развитых
демократий функционирует в качестве самостоятельного института общественной
жизни. Так, в «Рабочей книге социолога» общественное мнение рассматривалось
всего лишь как «отношение населения к тому или иному явлению, объекту или
ситуации"[1] Вопрос о том, высказывается ли это отношение публично или это
некое молчаливое отношение, которое в лучшем случае может быть
зафиксировано социологами в ходе анонимного опроса, зачастую оставался
непроясненным. А в некоторых работах (как, например, в «Философском
энциклопедическом словаре») и прямо говорилось, что общественным мнением
считается не только явное, но и скрытое отношение людей к событиям и фактам
социальной деиствительности[2]. Такая подмена понятий, с одной стороны,
позволила включить проблематику общественного мнения в сферу исследований
советского обществоведения и способствовала созданию серьезного
методологического задела в этой области а с другой - внесла теоретическую
путаницу, последствия которой ощущаются до сих пор[3].
Дело в том, что общественное мнение существует не в любом обществе,
так как оно не есть просто сумма тех частных мнений, которыми люди
обмениваются в узком, частном кругу семьи или друзей. Общественное мнение -
это такое состояние общественного сознания, которое выражается публично и
оказывает влияние на функционирование общества и его политической системы.
Именно возможность гласного, публичного высказывания населения по
злободневным проблемам общественной жизни и влияние этой высказанной в слух
позиции на развитие общественно-политических отношений отражает суть
общественного мнения как особого социального института.
Под социальным институтом понимается система отношений, имеющих
устойчивый, т.е. гарантированный от случайностей, самовозобновляющийся
характер[4]. Применительно к общественному мнению речь идет о том, что в
обществе сложился и стабильно функционирует особый механизм реагирования на
социально значимые проблемы путем высказывания по ним суждений
заинтересованными слоями населения. Такая реакция населения носит не
случайный, спорадический характер, а является постоянно действующим
фактором общественной жизни. Функционирование общественного мнения как
социального института означает, что оно действует в качестве своего рода
«социальной власти», т.е. «власти, наделенной волей и способной подчинять
себе поведение субъектов социального взаимодействия»[5]. Очевидно, что это
возможно лишь там, где, во-первых, существует гражданское общество,
свободное от диктата политической власти, и, во-вторых, где власть
считается с позицией общества. В этом смысле мы говорим об общественном
мнении как об институте гражданского общества.
Научная традиция, связывающая существование в обществе института
общественного мнения со свободой в общественной жизни, идет еще от Гегеля,
который, в частности, писал в «Философии права»: «Формальная субъективная
свобода, состоящая в том, что единичные лица как таковые имеют и выражают
свое собственное мнение, суждение о всеобщих делах и подают совет
относительно них, проявляется в той совместности, которая называется
общественным мнением»[6]. Подобная свобода возникает лишь в обществе, в
котором существует не зависящая от государства сфера частных
(индивидуальных и групповых) интересов, т.е. сфера отношений, составляющих
гражданское общество.
Общественное мнение в его современном значении и понимании появилось с
развитием буржуазного строя и формированием гражданского общества как сферы
жизни, независимой от политической власти. В средние века принадлежность
человека к тому или иному сословию имела непосредственное политическое
значение и жестко определяла его социальную позицию. С зарождением
буржуазного общества на смену сословиям пришли открытые классы, состоящие
из формально свободных и независимых индивидов. Наличие таких свободных,
независимых от государства индивидов, индивидов-собственников (пусть даже
это собственность только на свою рабочую силу) – необходимая предпосылка
формирования гражданского общества и общественного мнения как его особого
института.
В условиях тоталитарного режима, где все социальные отношения жестко
политизированы, где нет гражданского общества и частного индивида как
субъекта независимого, т.е. не совпадающего со стереотипами господствующей
идеологии, гласно выражаемого мнения, там нет и не может быть общественного
мнения. В этом смысле наше общественное мнение - это дитя эпохи гласности,
имеющее очень небольшой по историческим меркам опыт существования. За годы
перестройки наше общество очень быстро прошло путь от приказного
единомыслия через так называемые гласность и плюрализм мнений к реальному
политическому плюрализму и свободе слова. За этот период сформировалось и
независимое в своих оценках и суждениях общественное мнение. Однако можем
ли мы говорить о том, что наше общественное мнение сформировалось в
качестве института гражданского общества?
Для ответа на этот вопрос вспомним краткую, но весьма насыщенную
историю становления и развития общественного мнения в посттоталитарной
России. Ее отсчет надо начинать с 1988 г., когда руководством КПСС был
провозглашен курс на гласность и плюрализм мнений. В марте 1989 г. в стране
прошли первые альтернативные выборы Съезда народных депутатов СССР, давшие
мощный импульс формированию нового общественного самосознания. В этот
период общественное мнение становится не только очень заметным фактором
социально-политической жизни, но нередко и основным двигателем проводимых
преобразований. Для страны, находившейся на начальной стадии перехода от
тоталитарного состояния к гражданскому обществу, такая роль общественного
мнения, очевидно, является закономерной.
Дело в том, что в условиях развитой демократии, при стабильной
социально-политической ситуации роль и значение общественного мнения четко
ограничены и сбалансированы сильной и авторитетной представительной
властью. Общественное мнение выступает там как институт гражданского
общества и его воздействие на государственную деятельность осуществляется
не напрямую, а опосредовано формами представительной демократии. Причем,
посредниками между обществом и государством и основными выразителями
общественного мнения являются там политические партии и иные общественные
объединения политического характера. В нашей же ситуации, когда
единовластие КПСС еще не было подорвано, представительные органы не были
сформированы на основе достаточно свободного волеизъявления избирателей,
общество относилось к ним с заметной долей недоверия (ведь после выборов
1989 г. настойчиво звучали призывы к перевыборам по партийным спискам и
т.д.), общественное мнение нередко пыталось выступать в роли института
прямой демократии. Это происходило потому, что в тот период демократический
потенциал общества был выше, чем у представительных структур. И общество
стремилось выражать свое мнение напрямую, в митинговой форме, осуществляя
таким образом давление на органы представительной власти. Вышедшие на улицу
массы оказались непосредственно вовлечены в активную политическую
деятельность, а их мнение стало фактором давления на сферу государственно-
политических отношений.
Переломным моментом на пути становления и развития нашего
общественного мнения стало введение в 1993 г. новой избирательной системы,
ориентированной на парламентский тип представительной власти. Формирование
федерального законодательного органа на основе пропорционально-мажоритарной
системы (когда одна половина депутатов Государственной Думы избирается по
партийным спискам, а другую составляют депутаты, выступающие в своем личном
качестве и получившие большинство голосов в своем избирательном округе)
явилось мощным стимулом для развития политических партий и движений, в
значительной мере взявших на себя функцию выражения общественного мнения и
доведения позиции общества до органов государственной власти. С этого
периода наблюдается заметное затухание политической активности самого
общества и снижение роли общественного мнения как самостоятельного фактора
политической жизни.
В настоящее время ситуация с общественным мнением внешне выглядит
вполне благополучно. Общественное мнение заняло подобающую его природе нишу
в социальной жизни и уже не претендует на роль института прямой демократии.
При этом люди смело высказываются по самым острым и злободневным проблемам,
проводятся многочисленные опросы общественного мнения, результаты которых
публикуются в печати и транслируются по электронным средствам массовой
информации. Политические партии все активнее выступают в роли выразителей
мнений различных социальных слоев, всё более заметное влияние на принятие
законодательных решений оказывают партийные парламентские фракции и т.д.
Однако, возвращаясь к вопросу о том, может ли современное российское
общественное мнение рассматриваться в качестве института гражданского
общества, следует дать отрицательный ответ. И дело не только в том, что еще
не сложилось само гражданское общество, процесс отделения власти и
собственности далек от своего завершения, отсутствует средний класс,
позиция которого в развитых демократиях составляет основу общественного
мнения, и т.д. Ведь в конце концов общественное мнение в своем становлении
в качестве социального института могло бы и несколько опередить процессы
формирования гражданского общества. Однако опыт показывает, что наше
общественное мнение, которое на первых порах успешно взяло на себя роль
локомотива, вытягивающего общество из тоталитарного состояния к
цивилизованным общественным отношениям, в настоящее время не способно
справляться с этой задачей.
Одна из главных причин такого положения дел заключается в том, что в
результате шоковых реформ 1992 г. и последующих преобразований в
экономической сфере общественное мнение оказалось расколотым на
приверженцев принципиально различных взглядов по вопросу о путях, целях и
средствах реформирования общественных отношений. Это уже не прежнее,
достаточно монолитное общественное мнение, сплотившееся в борьбе против
всевластия КПСС.
Раскол существенно ослабил позиции общественною мнения в его
взаимоотношениях с органами власти. Общественное мнение перестает быть
сколько-нибудь заметным фактором социально-политической жизни и власть все
в меньшей мере считается с ним. Ярким свидетельством безразличия власти к
общественному мнению является то обстоятельство, что многочисленные
политические скандалы последних лет, которые в странах с развитым и сильным
общественным мнением привели бы к крушению не одной политической карьеры,
обычно очень мало отражаются на судьбе лиц, дискредитированных в глазах
общественного мнения. И лишь в периоды избирательных кампаний по выборам в
органы государственной власти общественное мнение становится объектом
усиленного внимания и массированного воздействия со стороны как властных
структур, так и их противников.
С другой стороны, нельзя не признать, что качество нашего
общественного мнения во многих огношениях оставляет желать лучшего.
Современное общественное мнение в России в силу вполне понятных причин
отличается большой подверженностью манипулированию, готовностью впадать в
крайности, низкой способносгью к поиску компромиссов, маргинальностью
оценок в суждении. Очевидно, что качественное состояние общественного
мнения, перспективы его становления как полноценного социального института
во мнгом будут зависеть от общего хода преобразований в стране, от успехов
на пути к гражданскому обществу и правовому государству.



2. Ресурсы общественного мнения
Утверждение о том, что общественному нельзя верить «на слово»,
перестанет быть простой банальностью, если мы сможем определить рамки и
значение той информации, которую приносят исследования. В получаемых данных
можно, при известном упрощении, выделить два уровня: уровень «активных»
суждений, непосредственно связанных с определенными действиями (готовность
в чем-то участвовать, кого-то поддерживать и т п.), и уровень обобщенных,
символических, а также «интровертных» суждений, которые скорее связаны с
обобщенными оценками ситуации или состояниями субъектов. Известно, что
вербальная формулировка вопроса-ответа не всегда позволяет различить эти
уровни, поскольку декларированное респондентом намерение действовать может
означать лишь оценку и наоборот: далеко не всегда участвуют в заявленных
акциях те, кто, по их словам, собирался это делать (голосовать, бастовать и
пр.). Поэтому для понимания результатов исследований важно представить
механизмы взаимосвязей и "переходов" между этими уровнями - между «словом»
и «делом» (точнее, между словом, которое остается декларацией, и словом,
переходящим в определенное действие).
Если рассматривать общественное мнение под углом зрения его
практических выходов, то «нижний» его уровень можно трактовать как
потенциал, или ресурс, соответствующего действия. Можно, в частности,
вычислить вероятность практического использования данного ресурса или
аналитически представить структуру, механизм такого использования. Следует
учесть при этом, что «нижний» уровень обладает и собственным,
самодостаточным значением, например обеспечивая самоутверждение или
эмоциональное уравновешивание человека, его принадлежность к определенной
группе и т.д.
Для индивида переход от слова к практическому действию опосредован
внутренней работой мысли, оценкой вариантов, соотнесением средств и целей,
общепринятых стандартов поведения и индивидуальных стремлений,
эмоциональных напряжений и холодных расчетов и т.д.
Процесс этот доступен в основном теоретической реконструкции, отчасти
- психологическому эксперименту. Но в исследованиях общественного мнения
различные стадии и компоненты перехода от мысли к слову и от слова к
действию можно, как кажется, представить наглядно, развернув его в
эмпирически данном, зримом и измеримом «пространстве» множества позиций.
Именно такое пространство дают результаты массовых опросов.
В качестве примера возьмем некоторые механизмы перехода между уровнями
общественного мнения в политической сфере на материалах исследований
последних лет.

2.1. Уровни политического выбора.
Структура политического (прежде всего, электорального) выбора в ряде
существенных черт подобна структуре выбора потребительского. В обоих
случаях речь идет о выборе определенного блага (к каковым можно отнести и
социальную услугу управления) из сравнительно широкого в принципе круга
предложенных претендентов (лиц, партий, движений) при посредстве рекламы и
пропаганды, близость которых кажется очевидной.
В то же время имеются существенные различия между выбором
потребительских и политических благ. За экономические блага потребитель в
рыночной системе расплачивается деньгами (т.е. экономическим эквивалентом),
а за политические услуги гражданин, избиратель расплачивается собственной
зависимостью от определенного типа и механизма управления. (Отношения
управления, по определению - вертикальны, а обменные, экономические
отношения - горизонтальны.) Речь, разумеется идет о зависимости не отдельно
взятого человека, а всей социальной системы. Кроме того, если
экономический, эквивалентный выбор может быть просто, легально и быстро
обратимым (замена товара, новая покупка, возмещение потерь и т.п.), то с
политическим выбором все обстоит гораздо сложнее. Люди могут, конечно,
изменить свои политические симпатии и в принципе политический режим, но
даже в самых демократически-правовых условиях этого нельзя сделать ни
быстро, ни безболезненно, ни с возмещением потерь. Хотя бы потому, что в
ходе такой процедуры неизбежно меняются и сами ее участники. (Во всех этих
отношениях политический выбор имеет сходство с выбором брачным). «Не
продается вдохновенье, но можно рукопись продать». В этом контексте
рукопись - благо эквивалентное, а вдохновение, как и доверие, уважение,
терпение, презрение и прочее от человека неотделимы, потому и непродаваемы.
Варианты политического выбора, как правило, значительно более
ограничены по сравнению с вариантами выбора потребительского. (Десятки
названий партий в наших избирательных бюллетенях 1995 г. или где-то в
Таиланде и пр. - не предмет реального выбора для конкретного множества
избирателей). Уже поэтому идеально «правильный» выбор невозможен - выбирать
приходится чаще всего по принципу более привычного, более терпимого, менее
худшего из наличного набора. Так было у нас в прошедшей волне
общероссийских избирательных кампаний 1995-1996 г.г, скорее всего, так
будет и в следующей волне, несмотря на невозможность повторения прошлой
электоральной ситуации.
На нынешней стадии фактически начавшаяся задолго до официального
старта предвыборная гонка (прежде всего ориентированная на выборы
президентские) является, по сути дела, борьбой за ресурсы - поиском этих
ресурсов и средств их потенциальной мобилизации. Ситуация сопоставима с
бегом на дальние дистанции (стайерским), где на первых этапах правильный
расчет ресурсов неизмеримо важнее сиюминутного отставания/опережения по
сравнению с соперником. Наиболее важный урок прошлой президентской гонки
довольно прост: победил тот, кто имел ресурсы и сумел их использовать,
проиграл тот, кто этого не смог.
Вспомним, о каких ресурсах шла речь в 1996 г. Прежде всего, это ресурс
участия населения (особенно молодежи) в голосовании. При искусственно
нагнетавшейся ситуации дихотомического выбора («либо Б. Ельцин, либо
возврат к коммунистическому правлению») голоса молодых составляли
несомненный ресурс действующего президента.
Отталкивание значительной части населения (по разным опросам, не менее
40%) от старого режима составило другой важнейший ресурс президентской
команды. Сама дихотомия имела, впрочем, и реальную основу в противостоянии
двух наиболее организованных политических сил - власти и компартии (т.е.
правящей и старой бюрократии).
В начале официальной избирательной кампании Б. Ельцин имел ресурс
доверия (ему полностью или в основном доверяли) около 30%, т.е. несколько
менее 1/3 населения, в конечном счете он смог получить чуть более 1/3 (37%)
голосов. Такова «арифметика» мобилизации ресурсов. Она оказалась достаточно
успешной тогда еще и благодаря отстранению всех возможных соперников из
правительственных и реформаторских сил (что привело к реструктуризации
ресурсов поддержки). Итак, сработали две процедуры - мобилизации и
реструктуризации ресурсов политической поддержки.
Что же касается Г. Зюганова, то у него подобного ресурса просто не
было, практически на всем протяжении избирательной кампании доля доверяющих
ему равнялась доле собирающихся за него голосовать (около 20%), лишь на
последнем этапе (во втором туре) она несколько выросла за счет противников
Б. Ельцина из других электоратов.
Особенность современной ситуации (на конец 1998 г.) заключается в том,
что произошли существенные изменения в политических ресурсах и возможных
средствах их использования по сравнению с прошлыми выборами.
Сейчас ни при каких вариантах действий президента, его союзников и
оппонентов нельзя представить возможной такую мобилизацию ресурсов
поддержки Б. Ельцина, которая напоминала бы процессы 1996 г. В одну и ту же
реку дважды войти нельзя. Дело не в отдельных событиях, невыполненных
обещаниях, болезнях и пр., а прежде всего в том, что дихотомическое
противостояние оказалось размытым и оттесненным на второй план (в том числе
в общественном мнении), а бывший «антикоммунистический» блок оказался, по-
видимому, безвозвратно разобщенным. Кажутся обоснованными предположения о
том, что на предстоящих выборах основное соперничество развернется между
лицами и силами, представляющими различные варианты будущего развития
страны.
Уровень политических ресурсов на середину 1998 г. можно представить по
показателям распределения «партийных» симпатий (табл. 1).
Как видно, распределение ресурсов симпатий почти стабильно в
соответствии со «старыми» рамками структуризации (коммунисты/некоммунисты).
Половина потенциальных избирателей пока свой выбор не сделала, а остальные
разделили свои симпатии примерно поровну между компартией и «всеми
прочими». Причем из голосовавших за Б. Ельцина во втором туре выборов 1996
г. -41% , а из избирателей Г.Зюганова - 20% сейчас не симпатизируют никакой
политической силе. Получается, что потенциал поддержки "некоммунистической"
части избирателей структурирован очень слабо.
При этом наиболее привычный для нашего общества и электората механизм
персонализации политических симпатий пока не раскручен. Так, в мае 1998 г.
только 1/2 (51%) голосовавших за Г. Зюганова считают его деятелем,
вызывающим наибольшее доверие, и немногим больше 1/2 (58%) намерены вновь
голосовать за него.
Общий ресурс доверия у Б. Ельцина в марте 1998 г. был примерно таким
же или даже выше, чем в начале 1996 г.: деятельность президента оценивали
позитивно около 40% населения.
Политический кризис марта-мая 1998 г. привел к резкому падению всех
показателей его поддержки: если в марте деятельность президента одобряли
24% против 76% (без учета затруднившихся с ответом), то в мае уже 16%
против 84%, а в июне - 13% против 87%. Колебания показателей доверия у
других лидеров, происходившие в этот период, объясняются в основном
конъюнктурными факторами. Возникает предположение о том, что показатели,
относящиеся к расплывчатым, в значительной мере эмоциональным категориям
типа «доверие», «одобрение» по отношению к разным лицам, имеют разные
значения. В одном случае (Б. Ельцин как действующий Президент) это
выражение привычности и надежды на возможную стабильность, в другом (А.
Лебедь) - реакция на локальный успех, в третьем (С. Кириенко) - отношение к
новому деятелю и т.д. При этом то, что кажется привычным, может оказаться и
самым непрочным: «традиционный» уровень и характер показателей доверия Б.
Ельцину в момент политического кризиса оказывается крайне неустойчивым.
Другой весьма интересный симптом - расхождение показателей «партийной»
и «лидерской» поддержки. Как отмечено выше, уровень доверия к партии
коммунистов заметно выше доверия к ее лидеру и тем более готовности
голосовать за него.
Но такая же примерно картина наблюдается и среди сторонников «Яблока»
и его лидера. Скорее всего это свидетельствует не столько о стабильности
идейно-политических (партийных) пристрастий по сравнению с личностными,
сколько о кризисе самих отношений личного политического лидерства в
нынешнем обществе - об исчерпанности личных ресурсов и средств достижения
массовой поддержки деятелями самых различных направлений. Возможно, это
свидетельствует о том, что политический «вождизм» разлагается, не достигнув
на данном витке социально-политических трансформаций своих целей в
общенациональном масштабе. Локальные эффекты популистских, национал-
популистских, бизнес-популистских и т.п. лидеров никак не противоречат
такому предположению.
Одним из показателей состояния «личных» ресурсов лидеров иногда служат
сопоставления уровней их поддержки в условном втором туре будущих
президентских выборов. В ситуации, приближенной к реальному предельному
выбору (как это было в 1996 г.), такой прием позволяет довольно точно
определить такие уровни. Но, судя по прошлому опыту, если потенциальные
избиратели не видят ситуации предельного напряжения, показатели парного
выбора скорее показывают лишь возможное распределение текущих симпатий.
Например, в мае 1997 г. Г. Зюганов мог мобилизовать против А. Лебедя голоса
избирателей в соотношении 27:35, в мае 1998 г. – 28:30, против Ю. Лужкова
соответственно 25:36 и 27:33, А Лебедь против Ю Лужкова – 29:31 и 30:33,
против В. Черномырдина 40:55 и 32:17 и т.д.
Переход от массовых настроений, деклараций, вербальных оценок к
реальным массовым действиям какого бы то ни было типа, включая и
электоральные, видимо, самый сложный из возможных путей реализации
политического потенциала. Обозначенные выше уровни являются лишь крайними
точками этого процесса. Промежуточные стадии мобилизации, структуризации и
т.д. ценностно-политических симпатий или склонностей требуют, наверное,
специфического рассмотрения применительно к разным ситуациям. (На деле, как
уже отмечалось, «промежуточная» позиция может стать конечной (политическая
активность может свестись к выражению интереса, настроения, к
самоутверждению и пр.) практически без результативного действия).
Движущие силы такого перехода, в предельном упрощении, сводятся к
двум: страх и надежда, - первый подталкивает, а вторая влечет к более
оформленным акциям. Но это лишь в предельном упрощении, которое иногда
происходит не только в воображении (страх перед возвращением партийно-
советского режима в 1996 г. или страх финансово-экономического коллапса в
1998 г. - силы вполне реальные). На деле в процессах участвуют групповые и
личные интересы, частные факторы влияния и пр.

2.2. Ресурсы и акции социального протеста.
«Протестные» акции и движения - специфический вид общественной
активности, характерный для нашей жизни в последние годы. Массовое
недовольство принимает формы такого протеста ввиду неразвитости
политических институтов, слабости правовых механизмов и практического
отсутствия ситуации общественного договора в профессионально-трудовой
сфере. В результате претензии к предпринимателю неизбежно обращаются на
государство, трудовой спор превращается в уличную акцию, локальный конфликт
- в блокаду магистральных путей сообщения и т.д.В итого блокируются пути
выхода из конфликта.
Исследование специфичности протестных акций российского образца
приводит к следующему.
Стабильное общество задает некоторые привычные и правовые рамки для
выяснения отношений между социальными группами, работниками и
работодателями и т.д. Не все ситуации и «там» в эти рамки полностью
укладываются, например забастовки на транспорте или в социальных службах,
которые фактически нарушают права множества непричастных к данному
конфликту людей и делают их его заложниками.
Но все же если рамки имеются, то существует и законный нормальный путь
разрешения конфликта: переговорные и судебные механизмы, арбитраж
государственной власти. В нашей ситуации таких рамок и таких путей
фактически не существует, каждый раз при обострении особо крупных
конфликтов применяются экстраординарные и временные меры успокоения -
личное вмешательство высших чиновников, заведомо нереальные обещания и
неэффективные разовые вливания финансовых ресурсов.
Кроме того, если трудовые конфликты, возникающие в западных странах,
чаще всего связаны с требованиями об улучшении условий трудового договора,
то у нас в последнее время речь идет «всего лишь» об исполнении основных
условии старых, формально давно действующих договоров (своевременная
оплата…). Неисполнение этих элементарнейших условий отношений между
работниками и работодателями при государственно-правовом контроле реально и
психологически выводит конфликт не только за рамки трудовых отношений, но и
за пределы не писанного, но предполагаемого в правовой системе
общественного договора. В итоге возникает тенденция превращения
«нормального», чисто теоретически конечно, конфликта в современную
разновидность «русского бунта», пока бескровного. Это важно иметь в виду
при оценке потенциала нынешнего протеста и его возможных результатов.
Имеющиеся данные позволяют представить довольно сложную -
многовариантную и многоступенчатую схему реализации такого потенциала.
Исходным «материалом», естественно, является широчайшее массовое
недовольство падением уровня жизни, безработицей, экономической политикой
властей, неспособностью государственных институтов контролировать ситуацию
в стране, к которому добавляется недоверие к правящей элите. Материала
этого, как известно, в обществе в избытке. Но сами по себе цифровые
показатели мало что значат без учета тенденций и их восприятия. (Одна из
самых серьезных опасностей для общества состоит сейчас в том, что
бедственная ситуация может стать не просто терпимой, но привычной и чуть ли
не «нормальной».) Однако лишь часть широкого недовольства служит ресурсом
для массовых протестов (табл. 2).
Очевидный рост антипрезидентских требований с весны 1998 года уже был
упомянут. В нем сказываются как обобщенные обвинения в адрес высшей власти,
так и предельно персонализированные упреки той же власти за неисполненные
обязательства, нереальные обещания и пр. Как и годом ранее, основными
носителями «протестных» настроений в нынешних условиях выступают наименее
продвинутые, менее всего вовлеченные в процессы перемен слои и группы
населения. По-прежнему наиболее организованными и наступательными остаются
«шахтерские» акции. Они стали выразителями самых радикальных требований
(отставки Президента Б. Ельцина) и использовали самые радикальные до сих
пор средства (блокада магистралей, захват заложников).
Реальное участие недовольных в протестных акциях любого рода по-
прежнему значительно, во много раз меньше, чем заявленная готовность
участвовать в них. Так, за 12 месяцев 1996-1997 г.г. (с марта по март) в
забастовках участвовало не более 3% населения, за такой же период 1997-1998
г.г. (с мая по май) - тоже 3%. Для подавляющего большинства недовольных и
протестующих главный способ выразить протест - заявления о поддержке
бастующих (в мае 1998 г. 1/2 опрощенных выражали полную поддержку
шахтерской блокады магистралей, в июне 51% москвичей одобряли политический
пикет шахтеров у дома правительства России).
При этом не происходит реальной массовой поддержки «делом», т.е.
распространения активного протеста на другие регионы и другие категории
работников. Насколько правомерно было бы утешаться (или, допустим,
огорчаться) тем, что этого пока не происходит?
Здесь мы подходим к самой, пожалуй, серьезной проблеме в рассмотрении
всей проблемы ресурсов и акций социального протеста (да и иного социального
действия): в каких условиях его эффективность можно оценивать
количественными мерами. Ведь только в довольно редких, специально
институционализированных общественных ситуациях (всеобщие выборы или
референдумы) в чистом виде действуют категории «большинства» и
"меньшинства". Все известные нам общественные потрясения и перевороты - в
какой бы стране и в каком бы столетии они ни происходили - всегда были
делом сравнительно небольших организованных групп, движени

Новинки рефератов ::

Реферат: Проблема школьной неуспеваемости (Педагогика)


Реферат: Алгоритмы трассировки (Радиоэлектроника)


Реферат: А.Н. Островский "Бесприданница" (Литература)


Реферат: Херсонес Таврический (История)


Реферат: Современное поколение персональных компьютеров (Программирование)


Реферат: Государственное управление предприятием в переходной экономике (Предпринимательство)


Реферат: Международный факторинг (Международное частное право)


Реферат: Денежный оборот (Деньги и кредит)


Реферат: Совершенствование учета труда и его оплаты (Бухгалтерский учет)


Реферат: Новые страницы истории гражданской войны в Прикамье (История)


Реферат: Учет амортизации ОС и методы ее начисления в условиях рынка (Аудит)


Реферат: Альбрехт Дюрер (Исторические личности)


Реферат: Расчёт баланса (Аудит)


Реферат: План горных работ для улучшения проветривания выработок II блока шахты "Северная" (Технология)


Реферат: Селекция и семеноводство сельдерея и фасоли (Биология)


Реферат: Понятие прав и свобод человека и гражданина (Государство и право)


Реферат: Динозавры - животные древности (Зоология)


Реферат: Виды налогов (Бухгалтерский учет)


Реферат: Закон РФ о государственной тайне (Право)


Реферат: Информатизация учебного процесса (Педагогика)



Copyright © GeoRUS, Геологические сайты альтруист