|
Реферат: Вклад М.В. Ломоносова в науку и литературу (Исторические личности)
ТАГАНРОГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ
КАФЕДРА ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВА И ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
____________________
____________________
Вклад М.В. Ломоносова в науку и литературу
Научный руководитель:
___________________________
_____________________________
Таганрог
2001
План:
1. Детство М.В. Ломоносова и трудный путь в науку.
2. Достижения Ломоносова в области химии, физики и других наук.
3. Значение Ломоносова в истории русского литературного языка.
4. Заключение.
5. Литература
Детство и трудный путь в науку
Михаил Васильевич Ломоносов родился в селе Мишанинском Куроостровской
волости Холмогорского уезда Архангельской губернии 8 ноября 1711 года. Его
отец Василий Дорофеевич происходил из крестьян, занимавшихся в основном
рыбным промыслом, мать – Елена Ивановна Сивкова – была дочерью дьячка
соседней волости.
С ранних лет Михаил помогал отцу в его трудном и опасном деле. Рано
научившись читать, любознательный и вдумчивый мальчик очень быстро
перечитал все книги, какие только он мог достать в деревне. В 14 лет он
дошел до границ книжной премудрости, до русской физико-математической
энциклопедии того времени – «Арифметики» Магницкого и славянской грамматики
Смотритского.
На родине Ломоносов дальше учиться не мог. Как крестьянскому сыну ему
отказали в приеме в Холмогорскую славяно-латинскую школу.
В зимнюю стужу 1730 года Михаил Васильевич почти без денег, пешком
отправился в Москву. Чтобы поступить в Заиконоспасскую славяно-греко-
латинскую академию, он выдал себя за сына холмогорского дворянина.
Успехи Ломоносова в учебе были поразительны. И в 1735 году, по запросу
президента Петербургской Академии наук барона Корфа, Михаил Васильевич
вместе с другими двенадцатью учениками «в науках достойными» был направлен
в Петербург в качестве студента университета, организованного при Академии
наук
В университете Ломоносов старался как можно больше накопить
впечатлений, «испытать» законы науки в их непосредственном проявлении,
дознаться до первопричин явлений. Часто засиживался допоздна в
академических мастерских, лабораториях, библиотеке.
Эта редкая работоспособность воспитанника Спасских школ была замечена
и, когда появилась возможность послать за границу трех наиболее
подготовленных студентов для специализации в области химии, металлургии и
горнорудного дела, президент академии без колебаний принял кандидатуру
Ломоносова.
Почти 5 лет длилась заграничная жизнь Михаила Васильевича. Это время,
главным образом, было проведено в Марбургском университете в Германии.
Студенты слушали лекции по механике, гидравлике, теоретической физике и
логике. С большим интересом изучали посланцы северной столицы теоретическую
химию, посещали лабораторные занятия по экспериментальной химии, учились
ставить опыты, обобщать анализы, делать научно обоснованные выводы и
заключения.
Химия к середине XVIII века становилась едва ли не самой влиятельной и
перспективной наукой. Химия казалась наукой реального волшебства, ее
торопили, щедро финансировали.
В 1741 году Ломоносов вернулся в Россию. Через полгода после
возвращения в Петербург 30-летний ученый был назначен адъюнктом Академии по
физическому классу.
Достижения Ломоносова в области химии, физики и других наук
Основным направлением в своей научной работе Ломоносов избрал химию.
Значение этой дисциплины в связи с развитием промышленного производства
возрастало с каждым годом. Но для внедрения химических опытов нужна была
экспериментальная база, лаборатория. Михаил Васильевич разработал проект
лаборатории и в январе 1742 года передал его на рассмотрение в академию. И
только через шесть лет, после его неоднократных просьб и протестов,
руководство Петербургской академии согласилось на постройку химической
лаборатории. Она была построена и открыта благодаря усилиям Ломоносова в
1748 году.
Химическая лаборатория стала местом, где Михаил Васильевич в 50-ых
годах с громадным увлечением занялся совсем новым и очень своеобразным
делом – мозаикой. Задача эта вполне подходила характеру и вкусам
Ломоносова: в ней переплеталось изобразительное искусство с химией цветного
стекла, оптикой и техникой. Ему пришлось выполнить многие тысячи пробных
плавок по изготовлению разных сортов цветного стекла.
Очень печально, что потомки не сумели сохранить до нашего времени ни
химической лаборатории, ни дома на Мойке, где размещалась домашняя
лаборатория, ни многочисленных приборов, изготовленных собственноручно
Ломоносовым. Остался только замечательный лабораторный дневник «Химические
и оптические записи», который раскрывает огромную экспериментальную работу,
охватывающую самые разнообразные научные, инструментальные и технические
задачи.
Как гениальный ученый, Ломоносов страстно верил в силу человеческого
разума, в познаваемость мира. При этом он определял и верные пути
достижения истины. Ломоносов рекомендовал в изучении действительности
опираться на опыт, выводить из опыта мысленное рассуждение. «Из наблюдений
устанавливать теорию, через теорию исправлять наблюдения – есть лучший всех
способ к изысканию правды», - писал он. Данное высказывание свидетельствует
о том, что Ломоносов выступал за союз, как мы бы сказали теперь, теории и
практики. И в этом источник многих его успехов в сфере научных
исследований.
На первый план здесь надо поставить, вероятно, химические исследования.
Михаил Васильевич Ломоносов был самым выдающимся химиком своего времени. Он
и официально значился в академии как профессор химии. Химия была его
любимицей, страстью, но это, конечно, не каприз, не причуда. Дело в том,
что химия, показывающая, как «из нескольких взятых тел порождаются новые»,
вела к познанию внутренней структуры веществ, что было (и остается теперь)
заветной целью многих наук о неживой материи.
Но как подступиться к тому, что сокрыто от человеческого глаза за
«семью печатями» владычицей-природой? Нужны эксперименты. Эпоха Ломоносова
требовала видимых результатов, годных для практического использования в
производстве. Этим объясняется настойчивость, с которой Ломоносов добивался
открытия при академии химической лаборатории, без которой невозможно
проведение даже элементарных химических анализов.
Еще до постройки лаборатории Михаил Васильевич предложил ряд новых
химических решений. Так, он разработал более совершенные способы весового
анализа. В диссертации «О действии химических растворителей вообще» (1744)
Ломоносов пришел к выводу о том, что растворение металлов в кислоте
осуществляется посредством давления воздуха. Получив в свое распоряжение
химическую лабораторию, ученый смог подтвердить прежние свои научные
догадки и высказать новые.
В особенности большое значение имеет открытый им закон о сохранении
материи, точнее – веса и движения. Обоснование этого закона впервые дано
Ломоносовым в письме к Л.Эйлеру. Там он писал: «Но все встречающиеся в
природе изменения происходят так, что если к чему-либо нечто прибавилось,
то это отнимается у чего-то другого. Так, сколько материи прибавляется к
какому-либо телу, столько же теряется у другого, сколько часов я затрачиваю
на сон, столько же отнимаю у бодрствования и т.д. Так как это всеобщий
закон природы, то он распространяется и на правила движения: тело, которое
своим толчком возбуждает другое к движению, столько же теряет от своего
движения, сколько сообщает другому им двинутому». В работе «Об отношении
количества материи и веса» (1758) и в «Рассуждении о твердости и жидкости
тел» (1760) открытый Ломоносовым «всеобщий естественный закон» получил
полное обоснование. Обе работы были опубликованы на латинском языке,
следовательно, были известны и за пределами России. Но осознать значение
сделанного Ломоносовым многие ученые тех лет так и не смогли.
Не менее ценными были исследования Ломоносова в области физики.
Собственно физика и химия в опытах, в теоретических анализах ученого
дополняли друг друга. В этом также сказывалось его новаторство как ученого,
который не оставлял без внимания никакие стороны эксперимента. В итоге он
стал родоначальником новой науки – физической химии.
До наших дней дошел перечень того, что Михаил Васильевич Ломоносов сам
считал наиболее важным среди своих результатов в области естественных наук.
На втором месте в этом списке стоят исследования по физической химии и, в
особенности, по теории растворов.
В теории растворов важное значение имеет разделение растворов на такие,
при образовании которых теплота выделяется, и на такие, для составления
которых нужно затратить тепло. Ломоносов исследовал явления кристаллизации
из растворов, зависимость растворимости от температуры и другие явления.
В основе всех его теоретических заключений были законы постоянства
материи и движения.
Мнение свое о неизменности вещества ученый доказывал химическими
опытами. В 1756 году он делает такую запись: «Делал опыты в заплавленных
накрепко стеклянных сосудах, чтобы исследовать, прибывает ли вес металлов
от чистого жару. Оными опытами нашлось, что … без пропущения внешнего
воздуха вес отожженного металла остается в одной мере». Увеличение веса
металла при обжигании он приписывал соединению его с воздухом.
Записка Ломоносова с перечнем его главных результатов в науке им не
окончена, а ее можно было бы продолжать очень долго, перечисляя огромное
множество фактов, мыслей, догадок, найденных или высказанных великим ученым
в химии, физике, астрономии, метеорологии, геологии, минералогии,
географии, истории, языкознании и других науках.
Значение Ломоносова в истории русского
литературного языка
Великий русский ученый и поэт Ломоносов оказал громадное воздействие
на весь ход развития русской филологической культуры, в том числе на
развитие русского литературного языка. Разнообразно и щедро одаренный от
природы, обладая не только творческим гением, но также обширным, трезвым и
светлым умом, горячо преданный родине и потребностям ее культурного
преуспеяния, Ломоносов, как никто из его предшественников и современников,
сумел правильно определить соотношение тех элементов, из которых
исторически складывалась русская письменная речь, и угадать насущные, живые
нужды ее развития. Главную долю своих поистине неиссякаемых духовных сил
Ломоносов постоянно уделял занятиям в области физики и химии. Но, глубоко
погруженный в эти свои специальные занятия, Ломоносов все же умел находить
и время, и вдохновение как для поэзии, так и для собственно филологических
работ, попеременно посвящая себя то риторике и поэтике, то вопросам
стихосложения, то стилистике и грамматике. Этот грандиозный размах
деятельности великого русского энциклопедиста не только вызывает восхищение
у нас, его потомков, но предъявляет к нам также требование внимательного,
усердного и точного изучения оставленного им культурного наследства.
Постараемся отдать себе отчет в том, чту именно поставило имя Ломоносова на
такую высоту в истории русского литературного языка.
Для этого прежде всего нужно воссоздать то состояние, в котором
Ломоносов застал русскую письменную речь при своем появлении на поприще
русской культуры. В первые десятилетия XVIII века русский литературный язык
находился в состоянии сильного брожения и внутренней неустойчивости. Это
было следствием общих сдвигов в русском культурном развитии, связанных с
экономическим и политическим переустройством России на рубеже XVII и XVIII
веков и особенно ярко проявившихся в царствование Петра I.
До середины XVII века русская литературная речь представляла собой
своеобразную двуязычную систему. В распоряжении пишущих был не один, а два
типа письменной речи, каждый из которых применялся от случая к случаю, в
преимущественной зависимости от содержания и литературного характера
излагаемого. Для всего, что сколько-нибудь возвышалось над
непосредственными бытовыми надобностями, что заключало в себе научную и
публицистическую мысль или же ту или иную попытку художественного
изображения, — вообще для всего, что было адресовано к читателю как
материал для чтения, применялась та разновидность письменной речи, которая
представляла собой обрусевшую форму языка православных церковных книг,
берущего свое начало от старославянского языка, созданного деятельностью
Кирилла и Мефодия в IX веке. Мы называем сейчас этот тип древнерусской
письменной речи церковно-славянским языком. В старину его называли просто
языком “славенским”. Это был язык исключительно книжный, довольно сильно
отличавшийся от древней русской бытовой речи как с грамматической, так и с
лексической стороны. В этом книжном языке были не только неизвестные живому
языку слова, но также особые грамматические категории: двойственное число,
форма звательного падежа, формы прошедшего времени (аорист и имперфект),
синтаксические обороты — например, дательный самостоятельный и т. д. Но
многое в этом книжном языке совпадало и с живой речью, представляло собой
своеобразный вариант живого языка, то есть звучало в сравнении с обычной
речью в несколько измененном виде, как, например, брада вместо борода, ношь
вместо ночь, вижду вместо вижу, в руце вместо в руке, слепаго вместо
слепова и т. д.
Этому книжному славянскому языку противостоял в письменном
употреблении другой тип языка, который был гораздо ближе языку живого
устного общения и применялся для чисто деловых надобностей — официальной и
частной переписки, дипломатических сношений, составления юридических
документов и правительственных распоряжений и т. д. Этот государственно-
канцелярский язык в разных областях России отличался местными
особенностями, но к эпохе Петра I в значительной мере унифицировался уже по
образцу языка московских царских канцелярий, так называемых Приказов,
почему его и называют нередко московским приказным языком.
Однако ко времени этой унификации приказного языка, превращавшегося
мало-помалу в язык общегосударственный, в русской письменности возникли
многие новые потребности, которые трудно было удовлетворить очерченной
системой письменного двуязычия. Начиная со второй половины XVII века, и с
особенной силой при Петре I, значительно расширилась самая область
применения письменного слова. Это происходило в связи с появлением и
развитием новых жанров художественной литературы (вирши, драма, бытовая и
авантюрная повесть), в связи с возрастающей нуждой в литературе
технической, научной, прикладной, в связи с распространением печатного
слова в виде газеты. Вся эта обширная светская письменность нового типа не
могла быть обслужена ни одной из двух ранее употреблявшихся разновидностей
письменной речи. Славянский язык был для нее непригоден вследствие своей
тесной связи с церковной литературой, препятствовавшей его обновлению со
стороны лексики и синтаксиса, а также вследствие явного противоречия между
общей чуждой окраской этого языка и практическим характером новых видов
письменности. С другой стороны, приказный язык, хотя и близкий по формам к
живой речи, был очень однообразен и беден средствами для того, чтобы стать
органом собственно литературного, обработанного и изящного изложения. Для
новой литературы нужен был новый книжный язык, то есть такой язык, который
был бы пригоден для литературного письма и обладал бы соответствующей
образностью, но и в то же время был бы лишен привкуса церковности и
старины, отличался бы колоритом светскости и живой современности. Поисками
такой новой книжной, но светской литературной речи и были заняты силы
русских литераторов конца XVII и начала XVIII века.
Но дело это было трудное, а потому удавалось не сразу. Руководствуясь
скорее инстинктом, чем ясным пониманием цели и сознательным к ней
стремлением, литераторы, и в особенности переводчики этого времени, чаще
всего прибегали к крайне беспорядочной, неорганической и искусственной
смеси из двух основных типов прежнего письменного языка, густо сдабривая ее
к тому же обильными и некритическими заимствованиями из западноевропейских
языков. Возникали неуклюжие тексты, в которых церковно-славянские формы
сочетались с модными западноевропейскими словами, а библейские слова и
выражения оказывались в тесном сочетании с элементами бытовой фразеологии.
Для примера приведу несколько фраз из популярной повести начала XVIII века
“История о российском матросе Василии Кориотском и о прекрасной королевне
Ираклии Флоренской земли”. Разбойники выбирают Василия своим атаманом, но
берут с него обещание, что он не будет стараться проникнуть в одну из
комнат их дома, находящуюся постоянно на запоре: “"Господин атаман, —
говорят они, — изволь ключи принять, а без нас во оной чулан не ходить; а
ежели без нас станешь ходить, а сведаем, то тебе живу не быть". Видев же
Василей оной чулан устроен зело изрядными красками и златом украшен, —
продолжает повествователь, — и окны сделаны в верху онаго чулана, и рече
им: "Братцы молодцы, изволте верить, что без вас ходить не буду и в том даю
свой пароль"”. Впоследствии Василий обнаруживает в этом чулане прекрасную
пленницу Ираклию, которая обращается к нему так: “Молю тя, мой государь,
ваша фамилия како, сюда зайде из котораго государства, понеже я у них
разбойников до сего часу вас не видала, и вижу вас, что не их команды, но
признаю вас быть некотораго кавалера”1. В этих отрывках “славенские” формы:
рече, зайде, зело, како; русское просторечие: чулан, братцы-молодцы, окны и
модные иностранные слова: пароль, фамилия, кавалер не представляют собой
одного стилистического целого, а являются как бы цитатами, наудачу
выдернутыми из трех разных языковых стихий, не приведенных к единому
началу.
Но, начиная с 30-х годов XVIII века, в истории русского письменного слова
возникает перелом, связанный больше всего с наметившимися к этому времени
успехами новой русской литературы, которая взяла на себя трудное и почетное
дело литературной нормализации русского языка. Самым удачливым из этих
нормализаторов русского языка и был Ломоносов.
В этом движении к нормализации литературной речи на первых порах
наметились два основных направления. Первое высказывалось за полный разрыв
с церковно-славянской традицией и за исключительную ориентацию на обиходную
русскую речь, но речь не народную, а избранного социального круга, на
“лучшее употребление”, как выражался Тредиаковский. Этот писатель начал
свою литературную карьеру в 1730 году переводным романом “Езда в остров
любви”, в предисловии к которому заявлял, что свою книгу он “не славенским
языком перевел, но почти самым простым Русским словом, то есть каковым мы
меж собой говорим”. Но эта программа, сколь бы привлекательной она ни
должна была представляться, на деле оказалась невыполненной. Да она была и
невыполнима. Она предполагала такую степень обработанности и такой
литературный блеск обиходного языка образованных слоев общества, которые
мерещились возможными молодому Тредиаковскому, только что вернувшемуся из
Парижа и начитавшемуся там французских трактатов об изящной речи придворных
и учено-литературных кругов, но каких не было и не могло быть в начале
XVIII века в России. Это-то противоречие и проявилось полностью в романе
Тредиаковского, написанном, вопреки авторскому намерению, языком тяжелым,
неуклюжим, наполненным славянизмами и провинциально-семинарскими оборотами
речи.
Но нереальность программы Тредиаковского сказывалась еще и в том, что
желание опереться исключительно на бытовой язык, не приспособленный еще
вовсе к собственно литературным задачам, с неумолимой неизбежностью бросало
русскую письменность в объятия западноевропейской стихии и приводило к тому
дикому переполнению русского языка наспех усвоенными иноязычными
элементами, образцы которого в таком изобилии сохранились до нас в
памятниках XVIII века. Где следовало искать прочных регулирующих начал для
литературной обработки живого русского языка — на Западе, в чуждой
иноязычной среде, или же в национальном предании, в традициях
древнерусского книжного языка? Так только мог стоять вопрос в эпоху первых
успехов новой русской литературы. И вот появляется Ломоносов, который без
всяких колебаний, твердо и уверенно, дает последовательно и строго
национальное разрешение этой проблемы. “О пользе книг церковных в
российском языке” — так называется основополагающий, небольшой по объему
труд Ломоносова, в котором он уже позднее, в 1755 году, с редкостной
ясностью суждений подвел итог созданному им и победившему направлению в
обработке русского литературного языка.
Совершенно неверно было бы думать, будто, говоря о пользе церковных
книг для русского языка, Ломоносов полностью восстанавливал отжившую
систему древнерусской книжной речи. Это не давало бы никакого решения
проблемы, да и чисто практически было бы невозможно. Но в том-то и
проявилась сила позиции, занятой Ломоносовым, что он сумел отличить в
предании старой книжной речи живое от мертвого, полезное и продуктивное от
окостеневшего и неподвижного.
Ломоносов — первый из деятелей русской культуры, который отчетливо
увидел то, что теперь видит каждый грамотный русский, а именно — что за
время многовекового воздействия церковно-славянской стихии на русскую
письменную речь множество церковно-славянских слов и выражений прочно осело
в устной речи грамотных русских людей, став, таким образом, неотъемлемым
достоянием повседневного языка носителей и строителей русской культуры.
Сравните, например, в нашем современном языке враг, храбрый вместо древних
ворог, хоробрый; нужда вместо древнего нужа; мощно вместо древнего мочно и
мн. др. Сравните, далее, и такие убедительные примеры взаимной
дифференциации народных русских и церковно-славянских элементов, как страна
при сторона, невежда при невежа, горящий при горячий, истина при правда,
изгнать при выгнать и множество других. Ясное понимание того, что язык
русской образованности постепенно возникает на почве этого плотного
сращения обеих исторических стихий русского письменного слова, сквозит в
каждом положении филологических работ Ломоносова, в каждой строке его
собственных литературных произведений. Именно на этом взгляде и строится
все знаменитое учение Ломоносова о составе русской лексики и ее
употреблении. Сущность этого учения вкратце состоит в следующем.
Все слова, какими может располагать русский язык, Ломоносов делит на
три основных разряда. К первому он относит слова, общие для языка церковных
книг и для простого русского языка, как, например, слава, рука, почитаю. Ко
второму относятся такие слова церковных книг, которые в простом русском
языке не употребляются, но все же понятны грамотным людям, например,
отверзаю, взываю, насажденный. Есть в церковном языке также слова
непонятные и представляющиеся устарелыми, как, например, овогда — некогда,
свене — прежде. Но их Ломоносов вообще не считает возможным употреблять в
русском литературном языке. Наконец, третий разряд составляют слова, совсем
неизвестные языку церковных книг, как, например, говорю, ручей, пока. В
числе этого рода слов Ломоносов особо выделяет слова “презренные”, то есть
грубые и вульгарные, которые он также не советует употреблять, разве только
в “подлых комедиях”.
Посредством различной комбинации слов этих трех разрядов, согласно
учению Ломоносова, в русском литературном языке создаются три разных стиля:
в ы с о к и й, п о с р е д- с т в е н н ы й, или средний, и н и з к и й,
который часто назывался также п р о с т ы м. Высокий стиль составляется из
слов первого и второго разрядов, то есть из слов “славенороссийских”, общих
для обоих языков, и собственно “славенских”, однако, как специально
оговаривается Ломоносов, “вразумительных и не весьма обветшалых”. Средний
стиль составляется преимущественно из слов первого разряда
(“славенороссийских”), но к ним, как говорит Ломоносов, “с великою
осторожностию” можно присоединять как чисто церковно-славянские, так и
чисто русские слова. Наконец, низкий стиль состоит из слов третьего и
первого разрядов (то есть из комбинации чисто русских и “славенороссийских”
слов).
Возникающая, таким образом, стройная стилистическая система
покоится на двух главных основаниях. Во-первых, она вытесняет за рамки
литературного употребления как церковно-славянские, так и русские
лексические крайности, то есть те элементы обоих языков, которые стоят
на конечных границах общей цепи словарных средств русской литературной
речи. Во-вторых, и это самое важное, в о с н о в у всей системы кладется
“славенороссийское” начало русского языка, то есть такие средства,
которые у русского и церковно-славянского языка являются совпадающими,
общими. В самом деле, “славенороссийские” слова, в той или иной
комбинации, мы встречаем в каждом из трех стилей, устанавливаемых
Ломоносовым. Но в высоком они сочетаются с чисто “славенскими”, в низком
— с чисто русскими, а в среднем — с теми и другими. Следовательно,
Ломоносов объявляет как бы генеральной линией развития нового русского
литературного языка ту линию скрещения обеих языковых стихий, которая
наметилась уже на предшествующих стадиях истории русского языка и с
изумительной зоркостью была им угадана. Именно таким путем удалось
Ломоносову вывести русский литературный язык на тот путь развития,
который в будущем привел к такому яркому и мощному расцвету русское
слово.
Указанное скрещение обоих исторических начал русского языка
практически означало не что иное, как последовательное вовлечение в его
структуру известных церковно-славянских элементов, постепенно
переходивших из разряда собственно “славенских” в разряд
“славенороссийских”. Русский язык этим путем как бы отвоевывал у
церковного языка форму за формой, слово за словом, лишая их специфически
церковного привкуса и превращая их в свое собственное достояние. Легко
понять, что этот синтез осуществлялся легче всего на почве среднего
стиля, в котором не случайно, как мы видели, могли участвовать слова
всех трех разрядов, с скрещенными “славенороссийскими” в центре. Таким
образом, Ломоносов не только отдавал себе отчет в том, что такой фонд
скрещенных славянских слов существует, но гениально предвидел также, что
этот фонд будет со временем все более расширяться, что процесс
отвоевания русским языком слов и форм из языка церковного будет
продолжаться и впредь. В этих дальнейших завоеваниях русского языка
Ломоносов справедливо видел также основное противоядие против засорения
русского литературного языка ненужными заимствованиями из чужих языков.
По этому поводу Ломоносов говорит: “Таким старательным и осторожным
употреблением сродного нам коренного Славенского языка купно с
Российским отвратятся дикие и странные слова нелепости, входящие к нам
из чужих языков... и Российский язык в полной силе, красоте и богатстве
переменам и упадку неподвержен утвердится...” Это не исключало
возможности введения в русский научный язык международных научных
терминов, составленных из греческих и латинских корней, как, например,
встречающиеся в собственных сочинениях Ломоносова барометр, горизонт,
инструмент, пропорция, фигура и т. п. Но это помогало создавать и
собственные новые термины из “славенороссийского” материала,
соответствующие западноевропейским, как, например, встречающиеся в
собственных научных сочинениях Ломоносова преломление, истолкование,
плоскость, явление и т. п.
Заключение
Основная заслуга Ломоносова заключается в том, что он создал прочную
почву для развития нового книжного, но уже светского, общегражданского
русского литературного языка. С разработкой этого языка связано и самое
крупное из филологических сочинений Ломоносова — его “Российская
грамматика”, появившаяся в 1755 году. Написание этой грамматики есть
поистине величайший из подвигов Ломоносова. Ведь надо помнить, что
грамматика Ломоносова — это первая русская грамматика, потому что все более
ранние грамматики были посвящены исключительно церковно-славянскому языку.
Ломоносов умело воспользовался предшествующей грамматической традицией, но
сделал гигантский шаг вперед, впервые в русской истории избрав предметом
грамматического изучения новый, светский русский литературный язык и тем
самым, положив начало дальнейшему его грамматическому совершенствованию.
Глубоко волнуют современного наблюдателя черновые заметки
Ломоносова к его “Российской грамматике”, показывающие, с каким ясным
сознанием лежащего на нем гражданского долга приступал этот великий
исследователь природы к своему обширному филологическому труду. В этих
заметках Ломоносов, между прочим, признается, что его главные труды
“воспящают” его “от словесных наук”, то есть мешают ему заниматься
филологией, но что тем не менее он берется за них, так как видит, что никто
другой за это дело не принимается. “Я хотя и не совершу, — пишет Ломоносов,
— однако начну, то будет другим после меня легче делать...”
История, конечно, не повторяется. И, вероятно, уже не будет людей с
таким универсальным диапазоном научной деятельности, как у Ломоносова.
Науки сейчас ушли далеко вперед, и одному человеку просто невозможно
достичь вершин одновременно в нескольких областях познания. И всегда Михаил
Васильевич Ломоносов – ученый, философ, поэт – будет вызывать глубокий
интерес как личность, продемонстрировавшая силу человеческого разума, как
борец с тьмой и невежеством.
Литература:
1. Г. О. В и н о к у р, О задачах истории языка. — В его кн.: Избранные
работы по русскому языку, М., 1959.
2. В. К. Т р е д и а к о в с к и й, Предисловие к переводу французского
галантного романа “Езда в остров любви”, СПб., с. 8.
3. “Сочинения М. В. Ломоносова, с объяснительными примечаниями академика
М. И. Сухомлинова”, т. 4, ч. I, СПб.
Реферат на тему: Вклад Максвелла в электротехнику
Министерство образования РФ
Уральский государственный технический университет
Нижнетагильский институт
Кафедра "Автоматизация технологических процессов и систем"
Реферат
по дисциплине "История электротехники"
на тему: "Вклад Максвелла
в электротехнику"
Выполнила:
студентка гр. 144 Л.В.
Глушкова
Проверил: В.Л. Тимофеев
Н-Тагил
1999
Содержание
Содержание 2
Введение 3
Динамическая теория электромагнитного поля 6
Общие уравнения электромагнитного поля 12
Электромагнитные волны 14
Электромагнитная теория света 15
Библиографический список 18
Введение
Джеймс Клерк Максвелл родился 13 июня 1831г. в Эдинбурге, в семье
юриста - обладателя поместья в Шотландии. В мальчике рано проявились любовь
к технике и стремление постичь окружающий мир. Большое влияние на него
оказал отец - высокообразованный человек, глубоко интересовавшийся
проблемами естествознания и техники. В школе Максвелла увлекала геометрия,
и первой его научной работой, выполненной в пятнадцать лет, было открытие
простого, но не известного способа вычерчивания овальных фигур. Максвелл
получил хорошее образование сначала в Эдинбургском, а затем в Кембриджском
университетах.
В 1856 г. молодого, подающего надежды ученого приглашают на
преподавательскую работу в качестве профессора колледжа шотландского города
Абердина. Здесь Максвелл увлеченно работает над проблемами теоретической и
прикладной механики, оптики, физиологии цветового зрения. Он блестяще
решает загадку колец Сатурна, математически доказав, что они образованы из
отдельных частиц. Имя ученого становится известным, и его приглашают занять
кафедру в Королевском колледже в Лондоне. Лондонский период (1860-1865) был
самым плодотворным в жизни ученого. Он возобновляет и доводит до завершения
теоретические исследования по электродинамике, публикует фундаментальные
работы по кинетической теории газов.
В 1871 г. Кембридский университет предлагает своему бывшему студенту
возглавить вновь образованную кафедру экспериментальной физики с условием
создания при ней научно-исследовательской лаборатории. До конца жизни
(Максвелл скончался 5 ноября 1879 г.) всю свою энергию ученый отдает
строительству и организации физической лаборатории, названной в честь Г.
Кавендиша и ставшей впоследствии одной из самых знаменитых физических
лабораторий мира.
Еще в студенческие годы Максвелл знакомится с «Экспериментальными
исследованиями по электричеству» Фарадея, и этот труд захватывает его.
Позднее он вспоминал: «Прежде чем начать изучение электричества, я принял
решение не читать никаких математических работ по этому предмету до
тщательного прочтения фарадеевских «Экспериментальных исследований по
электричеству». Я был осведомлен, что высказывалось мнение о различии между
фарадеевским методом понимания явлений и методами математиков, так что ни
Фарадей, ни математики не было удовлетворены языком друг друга». Таким
образом, Максвелл решил с самого начала не поддаваться гипнозу
метематически совершенных работ А.-М. Ампера, Ф. Неймана и других
представителей концепции дальнодействия электромагнитных сил. Он первым
осознал глубину рассуждений Фарадея и интуитивно почувствовал в его идее о
силовых линиях решение Проблем электродинамики. Почти всю свою творческую
жизнь Максвелл планомерно, шаг за шагом, развивал идею о поле. На первом
этапе исследований он убеждается в том, что теория дальнодействия не
способна последовательно и непротиворечиво объяснить электромагнитные
явления. Следуя Фарадею, Максвелл разрабатывает гидродинамическую модель
силовых линий. Широко пользуясь механическими аналогиями, он выражает
известные соотношения электродинамики на математическом языке,
соответствующем механическим моделям Фарадея. Этот математический аппарат
он заимствует из работ ирландского математика У. Р. Гамильтона. Основные
результаты этого этапа исследований отражены в первой большой работе
Максвелла «О фарадеевских линиях сил», которая была написана в 1855 г., а
опубликована позднее.
В дальнейшем на смену гидродинамическим приходят модели-аналоги теории
упругости. Работая с такими понятиями, как натяжение, деформация, давление,
вихри, Максвелл непостижимым для нас образом приходит к уравнениям поля,
еще не приведенным на данном этапе в единую систему. Рассматривая
электрические явления в диэлектриках, он выдвигает гипотезу о токах
смещения. В общем виде высказывается мысль о связи света с
электротоническим состоянием (первоначально Максвелл пользуется этим
термином Фарадея для обозначения поля). Этот этап работы отражен в труде «О
физических линиях сил», который печатался по частям в течение 1861—1862 гг.
Заключительный этап электродинамических исследований Максвелла
характеризуется синтезом электромагнетизма и оптики. Ученый приходит к
ясному определению электромагнитного поля как вида материи, выражая все его
проявления с помощью систем из двадцати уравнений. (Впоследствии О.
Хевисайд и Г. Герц приведут систему уравнений Максвелла к более простому
виду, принятому в наши дни.) На основании своей теории Максвелл решает и
конкретные задачи: определяет показатель преломления тел (n =[pic]),
рассчитывает коэффициенты самоиндукции катушки и взаимной индукции двух
круговых токов. Самому Максвеллу казалось, что он создал механику эфира —
всепроникающей среды, которую можно принять за абсолютно неподвижную
систему отсчета. Он, таким образом, стимулировал попытки ученых уловить
«неподвижный эфир», предложив свою собственную идею опыта по его
обнаружению. Опыт был осуществлен в 1887 г. А. Майкельсоном и Э. Морли и,
как известно, дал отрицательный результат. Выход был найден А. Эйнштейном в
специальной теории относительности, которая оказалась в полном соответствии
с электродинамикой Максвелла. Ученый, исходя из уравнений поля, предсказал
существование поперечных электромагнитных волн, распространяющихся по
скоростью света. Этот завершающий этап был отражен в работе «Динамическая
теория электромагнитного поля», изданной в 1864 г. Итог работы Максвелла по
электродинамике подвел его знаменитый «Трактат об электричестве и
магнетизме» (1873).
При жизни Максвелла его теория не получила всеобщего признания: она
считалась непонятной, математически нестрогой логически необоснованной.
Лишь после работ Г. Герца, доказавшего существование электромагнитных волн,
и опытов П. Н. Лебедева, в которых было измерено давление света,
предсказанное Максвеллом, его теория завоевала признание среди ученых.
Динамическая теория электромагнитного поля
Электромагнитное поле — это та часть пространства, которая содержит в
себе и окружает тела, находящиеся в электрическом или магнитном состоянии.
Это пространство может быть наполнено любым родом материи, или мы
можем попытаться удалить из нее всю плотную материю, как в трубках
Гейсслера или в других, так называемых вакуумных трубках. Однако всегда
имеется достаточное количество материи для того, чтобы воспринимать и
передавать волновые движения света и тепла. И так как передача излучений не
слишком сильно изменяется, если так называемый вакуум заменить прозрачными
телами с заметной плотностью, то допускается, что эти волновые движения
относятся к эфирной субстанции, а не к плотной материи, присутствие которой
только в какой-то мере изменяет движение эфира.
Поэтому имеется некоторое основание предполагать, исходя из явлений
света и тепла, что имеется какая-то эфирная среда, заполняющая пространство
и пронизывающая все тела, которая обладает способностью приводиться в
движение, передавать это движение от одной своей части к другой и сообщать
это движение плотной материи, нагревая ее и воздействуя на нее
разнообразными способами.
Энергия, сообщенная телу нагреванием, должна была ранее существовать в
движущейся среде, ибо волновые движения оставили источник тепла за
некоторое время до того, как они достигли самого нагреваемого тела, и в
течение этого времени энергия должна была существовать наполовину в форме
движения среды и наполовину в форме упругого напряжения. Исходя из этих
соображений, профессор В. Томсон доказал, что эта среда должна обладать
плотностью, сравнимой с плотностью обычной материи, и даже определил нижнюю
границу этой плотности.
Поэтому мы можем как данное, выведенное из отрасли науки, независимой
от той, с которой мы (в рассматриваемом случае) имеем дело, принять
существование проникающей среды, обладающей малой, но реальной плотностью и
способностью приводиться в движение и передавать движения от одной части к
другой с большой, но не бесконечной скоростью.
Следовательно, части этой среды должны быть так связаны, что движение
одной части каким-то способом зависит от движения остальных частей, и в то
же время эти связи должны быть способны к определенному роду упругого
смещения, поскольку сообщение движения не является мгновенным, а требует
времени.
Поэтому эта среда обладает способностью получать и сохранять два вида
энергии, а именно: «актуальную» энергию, зависящую от движения ее частей, и
«потенциальную» энергию, представляющую собой работу, которую среда
выполнит вследствие своей упругости, возвращаясь к первоначальному
состоянию, после того смещения, которое она испытала.
Распространение колебаний состоит в непрерывном преобразовании одной
из этих форм энергии в другую попеременно, и в любой момент энергия во всей
среде разделена поровну, так что половина энергии является энергией
движения, а другая половина — энергией упругого напряжения.
Среда, имеющая такого рода структуру, может быть способна к другим
видам движения и смещения, чем те, которые обусловливают явления света и
тепла; некоторые из них могут быть таковы, что они воспринимаются нашими
чувствами при посредстве тех явлений, которые они производят.
Сейчас мы знаем, что светоносная среда в отдельных случаях испытывает
действие магнетизма, так как Фарадей открыл, что когда плоскополяризованный
луч проходит через прозрачную диамагнитную среду в направлении магнитных
силовых линий, образуемых магнитами или токами, то плоскость поляризации
начинает вращаться.
Это вращение всегда происходит в том направлении, в котором
положительное электричество должно проходить вокруг диамагнитного тела для
того, чтобы образовать действующее магнитное поле.
Верде с тех пор открыл, что если заменить диамагнитное тело
парамагнитным, например раствором треххлористого железа в эфире, то
вращение происходит в обратном направлении.
Профессор В. Томсон указал, что никакое распределение сил, действующих
между частями какой-либо среды, единственным движением которой является
движение световых колебаний, недостаточно для объяснения этих явлений, но
что должно допускаться существование в среде движения, зависящего от
намагничивания, в дополнение к тому колебательному движению, которое
представляет собой свет.
Совершенно правильно, что вращение плоскости поляризации вследствие
магнитного воздействия наблюдалось только в средах, обладающих заметной
плотностью. Но свойства магнитного поля не так уж сильно изменяются при
замене одной среды другой или вакуумом, чтобы допустить, что плотная среда
делает нечто большее, чем простое изменение движения эфира. Поэтому имеем
ставтся вопрос: не происходит ли движение эфирной среды везде, где бы ни
наблюдались магнитные эффекты? Предполагается, что это движение является
движением вращения, имеющим своей осью направление магнитной силы.
Рассмотрим другое явление, наблюдаемое в электромагнитном поле. Когда
тело движется, пересекая линии магнитной силы, оно испытывает то, что
называют электродвижущей силой; два противоположных конца тела
электризуются противоположно, и электрический ток стремится пройти через
тело. Когда электродвижущая сила достаточно велика и действует на некоторые
химически сложные тела, она их разлагает и заставляет одну из компонент
направляться к одному концу тела, а другую — в противоположную сторону.
В данном случае имеется очевидное проявление силы, вызывающей
электрический ток вопреки сопротивлению и электризующей концы тела
противоположным образом. Это особое состояние тела поддерживается только
воздействием электродвижущей силы, и, как только эта сила устраняется, оно
стремится с равной и противоположно направленной силой вызывать обратный
ток через тело и восстановить его первоначальное электрическое состояние.
Наконец, если эта сила достаточно велика, она разлагает химические
соединения и перемещает компоненты в двух противоположных направлениях, в
то время как их естественной тенденцией является тенденция к взаимному
соединению с такой силой, которая может породить электродвижущую силу
обратного направления.
Эта сила, следовательно, является силой, воздействующей на тело
вследствие его движения через электромагнитное поле или вследствие
изменений, возникающих в самом этом поле. Действие этой силы проявляется
или в порождении тока и нагревании тела, или в разложении тела, или если
она не может сделать ни того, ни другого, то в приведении тела в состояние
электрической поляризации — состояние вынужденное, при котором концы тела
наэлектризованы противоположно и от которого тело стремится освободиться,
как только будет удалена возмущающая сила.
Согласно предлагаемой теории, эта электродвижущая сила является силой,
возникающей при передаче движения от одной части среды к другой, так что
именно благодаря этой силе движение одной части вызывает движение другой.
Когда электродвижущая сила действует вдоль проводящего контура, она
производит ток, который в том случае, если он встречает сопротивление,
вызывает постоянное превращение электрической энергии в тепло; последнее
уже нельзя восстановить в форме электрической энергии каким-либо обращением
процесса.
Но когда электродвижущая сила действует на диэлектрик, она создает
состояние поляризации его частей, которое аналогично поляризации частей
массы железа под влиянием магнита и которое, подобно магнитной поляризации,
может быть описано как состояние, в котором каждая частица имеет
противоположные концы в противоположных состояниях.
В диэлектрике, находящемся под действием электродвижущей силы, мы
можем представлять, что электричество в каждой молекуле так смещено, что
одна сторона молекулы делается положительно наэлектризованной, а другая —
отрицательно наэлектризованной, однако электричество остается полностью
связанным с молекулами и не переходит от одной молекулы к другой. Эффект
этого воздействия на всю массу диэлектрика выражается в общем смещении
электричества в определенном направлении. Это смещение не равноценно току,
потому что, когда оно достигает определенной степени, то остается
неизменным, но оно есть начало тока и его изменения образуют токи в
положительном или отрицательном направлениях сообразно тому, увеличивается
или уменьшается смещение. Внутри диэлектрика нет признаков какой-либо
электризации, так как электризация поверхности любой молекулы
нейтрализуется электризацией поверхности молекулы, находящейся в
соприкосновении с ней. На граничной поверхности диэлектрика, где
электризация не нейтрализуется, мы обнаруживаем явления, указывающие на
положительную или отрицательную электризацию этой поверхности.
Отношение между электродвижущей силой и электрическим смещением,
которое она вызывает, зависит от природы диэлектрика, причем та же самая
электродвижущая сила обычно производит большее электрическое смещение в
твердых диэлектриках, например в стекле или сере, чем в воздухе.
Здесь, таким образом, усматривается еще один эффект электродвижущей
силы, а именно электрическое смещение, которое, согласно теории, является
некоторым родом упругой податливости действию силы, похожей на ту, которая
имеется в сооружениях и машинах из-за неполной жесткости связей.
Практическое исследование индуктивной емкости диэлектриков делается
затруднительным вследствие двух мешающих явлений. Первое заключается в
проводимости диэлектрика, которая, будучи во многих случаях исключительно
малой, тем не менее не является совершенно неощутимой. Второе — явление,
называемое электрической абсорбцией и состоящее в том, что, когда
диэлектрик подвергается воздействию электродвижущей силы, электрическое
смещение постепенно увеличивается, а если электродвижущая сила устраняется,
диэлектрик не возвращается моментально в свое первоначальное состояние, но
разряжает только часть сообщенной ему электризации и, предоставленный
самому себе, постепенно приобретает электризацию на своей поверхности,
тогда как внутренность диэлектрика постепенно деполяризуется. Почти все
твердые диэлектрики обнаруживают это явление, которое объясняет остаточный
заряд лейденской банки и некоторые явления в электрических кабелях,
описанных Ф. Дженкином.
Встречаемся здесь с двумя другими родами податливости, отличными от
упругости идеального диэлектрика, которую сравнивали с идеально упругим
телом. Податливость, относящуюся к проводимостям, можно сравнить с
податливостью вязкой жидкости (иначе говоря, жидкости, имеющей большое
внутреннее трение) или мягкого тела, в котором малейшая сила производит
постоянное изменение формы, увеличивающееся вместе со временем действия
силы. Податливость, связанная с явлением электрической абсорбции, может
быть сравнена с податливостью упругого тела клеточной структуры,
содержащего густую жидкость в своих полостях. Такое тело, подвергнутое
давлению, сжимается постепенно, а когда давление устраняется, тело не сразу
принимает свою прежнюю форму, потому что упругость материи тела должна
постепенно преодолеть вязкость жидкости, прежде чем восстановится полное
равновесие. Некоторые твердые тела, хотя и не имеют той структуры, о
которой говорилось выше, обнаруживают механические свойства такого рода, и
вполне возможно, что эти же самые вещества в качестве диэлектриков обладают
аналогичными электрическими свойствами, а если они являются магнитными
веществами, то обладают соответствующими свойствами, относящимися к
приобретению, удерживанию и потере магнитной полярности.
Поэтому кажется, что некоторые явления электричества и магнетизма
приводят к тем же заключениям, как и оптические явления, а именно: что
имеется эфирная среда, проникающая во все тела и изменяемая только в
некоторой степени их присутствием; что части этой среды обладают
способностью быть приведенными в движение электрическими токами и
магнитами; что это движение сообщается от одной части среды к другой при
помощи сил, возникающих от связей этих частей; что под действием этих сил
возникает определенное смещение, зависящее от упругости этих связей, и что
вследствие этого энергия в среде может существовать только в двух различных
формах, одна из которых является актуальной энергией движения частей среды,
а другая — потенциальной энергией, обусловленной связями частей в силу их
упругости.
Отсюда пришли к концепции сложного механизма способного к обширному
разнообразию движений, но в то же самое время связанного так, что движение
одной части зависит согласно определенным отношениям, от движения других
частей, причем эти движения сообщаются силами, возникающими из
относительного смещения связанных между собой частей вследствие упругости
связей. Такой механизм должен подчиняться общим законам динамики, и мы
должны вывести все следствия этого движения, предполагая, что известна
форма отношения между движениями частей.
Общие уравнения электромагнитного поля
В эти уравнения электромагнитного поля входят 20 переменных величин, а
именно:
Для электромагнитного количества движения ……………….F, G, H
o магнитной интенсивности [напряженности] …….[pic]
o электродвижущей силы ……………………………P, Q, R
o тока, обусловленного (истинной) проводимостью .p, q, r
o электрического смещения …………………………f, g, h
o полного тока (включая изменения смещения) ……p', q', r'
o количества свободного электричества ……………….е
o электрического потенциала ……………………………[pic]
Между этими 20-ю переменными величинами нашли 20 уравнений, а именно:
Три уравнения магнитной силы …………………..(B)
o электрических токов ………………………(С)
o электродвижущей силы ……………………(D)
o электрической упругости ………………….(Е)
o электрического сопротивления ……………(F)
o полных токов ………………………………..(A)
Одно уравнение свободного электричества ……….(С)
o непрерывности ………………………………(Н)
Этих уравнений, следовательно, достаточно, чтобы определить все
величины, встречающиеся в них, если только мы знаем условия задачи. Во
многих вопросах, однако, требуются только некоторые из этих уравнений.
Всякая энергия есть то же, что механическая энергия, существует ли она
в форме обычного движения, или в форме упругости, или в какой-нибудь другой
форме. Энергия в электромагнитных явлениях — это механическая энергия.
Единственный вопрос заключается в том, где она находится.
Согласно старым теориям, она находится в наэлектризованных телах,
проводящих цепях и магнитах в форме неизвестного качества, называемого
потенциальной энергией или способностью производить определенные действия
на расстоянии. По теории Максвелла, она находится в электромагнитном поле,
в пространстве, окружающем наэлектризованные и намагниченные тела, а также
и в самых этих телах и проявляется в двух различных формах, которые могут
быть описаны без гипотез как магнитная поляризация и электрическая
поляризация или, согласно весьма вероятной гипотезе, как движение и
напряжение одной и той же среды.
Заключения, к которым пришли, независимы от этой гипотезы, так как они
выделены из экспериментальных фактов троякого рода:
1) индукция электрических токов путем увеличения или уменьшения силы
соседних токов сообразно изменениям в силовых линиях, пронизывающих контур;
2) распределение магнитной напряженности сообразно изменениям
магнитного потенциала;
3) индукция (или влияние) статического электричества через
диэлектрики.
Электромагнитные волны
Однако уравнения Максвелла сделали еще больше: исходя из их формы,
можно было установить, что они пригодны для выражения волнового
электромагнитного возмущения, передающегося предположительно со скоростью,
близкой к скорости света. XIX век уже был свидетелем великого переворота, в
идеях о природе света. Однако если огненные частицы уже не были больше
нужны, то все же требовалась какая-то среда, которая должна была передавать
волны даже через обширную пустоту пространства, и «светоносный эфир»,
обладавший несовместимыми свойствами высокой степени разреженности и
одновременно высокой упругости, должен был выполнять роль подлежащего
сказуемого «колебаться». Однако давно известно также и то, что
электричество и магнетизм могут передаваться через пустое пространство. Для
них были созданы одинаково неосязаемые поля. Максвелл действительно
показал, что один-единственный, но все еще таинственный эфир пригоден для
всех трех случаев. Он добился большой лаконичности и упрощения физики, что
вскоре должны было иметь весьма важные последствия.
Одним из них было установление нового единства между различными
отделами науки: вся теория света представала теперь как явление
электромагнетизма. Другим следствием явился вывод, что электромагнитные
колебания должны посылать в эфир волны, подобные световым, однако со
значительно меньшими частотами.
С уравнениями Максвелла теория электричества, казалось, приняла
настолько законченный характер, что будущее физики как будто содержало
возможности только для ее расширения и усовершенствования. Фактически, как
мы увидим в следующей главе, теория эта охватывала лишь небольшую часть
всех явлений – их этих уравнений совершенно выпала.
Электромагнитная теория света
Важнейшим достижением периода конца XIX века в области физики явилось
выдвижение Максвеллом электромагнитной теории света. Тем самым были
обобщены в одной всеобъемлющей теории и получили простую математическую
формулу результаты опытов и теоретических построений двух поколений физиков
в различных областях этой науки – электричестве, магнетизме и оптике. Хотя
такое обобщение само по себе и представляло победу математической физики,
все же оно нуждалось для своего подтверждения в установлении точных единиц
для измерения электричества – задача, которая была поставлена
возникновением электротехнической промышленности. В свою очередь уравнения
Максвелла должны были составить теоретическую базу будущего
электромашиностроения, представлявшего собой сложную взаимозависимость
теории и практики.
В начале пользовались оптической гипотезой упругой среды, через
которую распространяются колебания света, чтобы показать, что имеются
серьезные основания искать в этой же среде причину других явлений в той же
мере, как и причину световых явлений. Мы рассмотрели электромагнитные
явления, пытаясь их объяснить свойствами поля, окружающего
наэлектризованные или намагниченные тела. Таким путем пришли к определенным
уравнениям, выражающим определенные свойства электромагнитного поля.
Исследовалось, являются ли свойства того, что составляет электромагнитное
поле которые выведены только из электромагнитных явлений, достаточными для
объяснения распространения света через ту же самую субстанцию.
Единственной средой, в которой производились опыты для определения
значения k, был воздух, в котором [pic] равно единице, откуда имеется
V=v.
Согласно электромагнитным опытам Вебера и Кольрауша,
v== 310740000 м/с
является количеством электростатических единиц в одной электромагнитной
единице электричества, и это, согласно нашему результату, должно быть равно
скорости света в воздухе или вакууме.
Скорость света в воздухе по опытам Физо равна V = 314 858 000 [м/с], а
согласно более точным опытам Фуко, V = 298 000 000 [м/с].
Скорость света в пространстве, окружающем Землю, выведенная из
коэффициента аберрации и из радиуса земной орбиты, равна V = 308 000 000
[м/с].
Следовательно, скорость света, определенная экспериментально,
достаточно хорошо совпадает с величиной v, выведенной из единственного ряда
экспериментов, которыми мы до сих пор располагаем. Значение v было
определено путем измерения электродвижущей силы, используемой для зарядки
конденсатора известной емкости, который затем разряжается через
гальванометр, чтобы выразить количество электричества в нем в
электромагнитных единицах. Единственным применением света в этих опытах
было использование его для того, чтобы видеть инструменты. Значение V,
найденное Фуко, было получено путем определения угла, на который
поворачивается вращающееся зеркало, пока отраженный им свет прошел туда и
обратно вдоль измеренного пути. При этом не пользовались каким-либо образом
электричеством и магнетизмом. Совпадение результатов, по-видимому,
показывает, что свет и магнетизм являются проявлениями свойств одной и той
же субстанции и что свет является электромагнитным возмущением,
распространяющимся через поле в соответствии с законами электромагнетизма.
Уравнения электромагнитного поля, выведенные из чисто
экспериментальных фактов, показывают, что могут распространяться только
поперечные колебания. Если выйти за пределы нашего экспериментального
знания и предположить определенную плотность субстанции, которую мы могли
бы назвать электрической жидкостью, и выбрать стеклянное или смоляное
электричество в качестве представителей этой жидкости, тогда мы могли бы
иметь продольные колебания, распространяющиеся со скоростью, зависящей от
этой плотности. Однако мы не имеем никаких данных, относящихся к плотности
электричества, и мы даже не знаем, считать ли нам стеклянное электричество
субстанцией или отсутствием субстанции.
Следовательно, наука об электромагнетизме ведет к совершенно таким же
заключениям, как и оптика в отношении направления возмущений, которые могут
распространяться через поле; обе эти науки утверждают поперечность этих
колебаний и обе дают ту же самую скорость распространения. С другой
стороны, обе науки бессильны, когда к ним обращаются с вопросом о
подтверждении или отрицании существования продольных колебаний.
Библиографический список
1. Большая советская энциклопедия. Издательство "Советская
энциклопедия", М., 1974.
2. Дж. Бернал. Наука в истории общества. Издательство иностранной
литературы, М., 1956.
3. Г.М. Голин, С.Р. Филонович. Классики физической науки. "Высшая
школа". М., 1989.
| |
