|
Реферат: Супружеский этикет (Психология)
ПЛАН
1. Понятие об этикете,хороших манерах и вежливости
2. Супружеский этикет: что это такое?
3. Супружеская галантность
4. Шесть правил Дейла Карнеги
Понятие об этикете,
хороших манерах и вежливости
Сложившиеся нормы нравственности являются результатом длительного по
времени процесса становления взаимоотношений между людьми. Без соблюдения
этих норм невозможны политические, экономические, культурные отношения, ибо
нельзя существовать? не уважая друг друга, не налагая на себя определенных
ограничений.
Этикет - слово французского происхождения, означающее манеру поведения.
К нему относятся правила учтивости и вежливости, принятые в обществе.
Современный этикет наследует обычаи практически всех народов от седой
древности до наших дней. В основе своей эти правила поведения являются
всеобщими, поскольку они соблюдаются представителями не только какого-то
данного общества, но и представителями самых различных социально-
политических систем, существующих в современном мире. Народы каждой страны
вносят в этикет свои поправки и дополнения, обусловленные общественным
строем страны, спецификой ее исторического строения, национальными
традициями и обычаями.
Различают несколько видов этикета, основным из которых являются:
-придворный этикет -строго регламентируемый порядок и формы
обхождения, установленные при дворах монархов;
-дипломатический этикет- правила поведения дипломатов и других
официальных лиц при контактах с друг другом на различных дипломатических
приемах, визитах, переговорах;
-воинский этикет - свод общепринятых в армии правил, норм и манер
поведения военнослужащих во всех сферах их деятельности;
-общегражданский этикет - совокупность правил, традиций и
условностей, соблюдаемых гражданами при общении друг с другом.
Большинство правил дипломатического, воинского и общегражданского
этикета в той или иной мере совпадают. Отличие между ними состоит в том,
что соблюдению правил этикета дипломатами придается большее значение,
поскольку отступление от них или нарушение этих правил может причинить
ущерб престижу страны или ее официальным представителям и привести к
осложнениям во взаимоотношениях государств.
По мере изменений условий жизни человечества, роста образований и
культуры одни правила поведения сменяются другими. То, что раньше считалось
неприличным, становиться общепринятым, и наоборот. Но требования этикета не
являются абсолютными : соблюдение их зависит от места, времени и
обстоятельств. Поведение, недопустимое в одном месте и при одних
обстоятельствах, может быть уместным в другом месте и при других
обстоятельствах.
Нормы этикета, в отличие от норм морали являются условными, они носят
как бы характер неписаного соглашения о том, что в поведении людей является
общепринятым, а что нет. Каждый культурный человек должен не только знать и
соблюдать основные нормы этикета, но и понимать необходимость определенных
правил и взаимоотношений.
Одним из основных принципов современной жизни является поддержание
нормальных отношений между людьми и стремление избежать конфликтов. В свою
очередь уважение и внимание можно заслужить лишь при соблюдении вежливости
и сдержанности. Поэтому ничто не цениться окружающими нас людьми так
дорого, как вежливость и деликатность. Но в жизни нам нередко приходится
сталкиваться с грубостью, резкостью, неуважением к личности другого
человека. Причина здесь в том, что мы недооцениваем культуру поведения
человека, его манеры.
Манеры - способ держать себя, внешняя форма поведения, обращения с
другими людьми, употребляемые в речи выражения, тон, интонация, характерные
для человека походка, жестикуляция и даже мимика.
В обществе хорошими манерами считаются скромность и сдержанность
человека, умение контролировать свои поступки, внимательно и тактично
общаться с другими людьми. Дурными манерами принято считать привычки громко
говорить, не стесняясь в выражениях, развязность в жестикуляции и
поведении, неряшливость в одежде, грубость, проявляемые в откровенной
недоброжелательности к окружающим, в пренебрежении к чужим интересам и
запросам, в беззастенчивом навязывании другим людям своей воли и желаний, в
неумении сдерживать свое раздражении, в намеренном оскорблении достоинства
окружающих людей, в бестактности, сквернословии, употреблении унизительных
кличек прозвищ.
Манеры относятся к культуре поведения человека и регулируются этикетом.
Этикет подразумевает благожелательное и уважительное отношение ко всем
людям, безотносительно к их должности и общественному положению. Он
включает в себя учтивое обращение с женщиной, почтительное отношение к
старшим , формы обращения к старшим ,формы обращения и приветствия, правила
ведения разговора, поведение за столом. В целом этикет в цивилизованном
обществе совпадает с общими требованиями вежливости, в основе которых лежат
принципы гуманизма.
Обязательным условием общения является деликатность. Деликатность не
должна быть излишней, превращаться в льстивость, приводить к ничем
неоправданному восхвалению увиденного или услышанного. Не надо усиленно
скрывать, что вы впервые видите что-то, слушаете, пробуете на вкус, боясь,
что в противном случае вас сочтут невеждой.
Всем известны выражения: "холодная вежливость", "ледяная вежливость",
"презрительная вежливость", в которых эпитеты, прибавленные к этому
прекрасному человеческому качеству, не только убивают его сущность, но
превращают ее в свою противоположность.
Эмерсон определяет вежливость как "сумму маленьких жертв", приносимых
нами окружающим нас людям, с которыми мы вступаем в те или иные жизненные
отношения.
К сожалению, совершенно затерто прекрасное высказывание Сервантеса:
"Ничего не стоит так дешево и не ценится так дорого, как вежливость."
Истинная вежливость может быть лишь доброжелательной, так как она - одно из
проявлений искренней, бескорыстной благожелательности по отношению ко всем
другим людям, с которыми человеку приходится встречаться на работе, в доме,
где живет, в общественных местах. С товарищами по работе, со многими
знакомыми в быту вежливость может перейти в дружбу, но органическая
благожелательность к людям вообще - обязательная база вежливости. Подлинная
культура поведения - там, где поступки человека во всех ситуациях, их
содержание и внешнее проявление вытекают из нравственных принципов морали и
соответствуют им.
Супружеский этикет: что это такое?
Понятие этики по отношению к семье употребляется в значении
нравственности, семейной морали и рассматривается как оценка воспитанности
членов семьи в отдельности и морального климата семьи как коллектива.
Культуру человека можно условно разделить на две категории: внутреннюю
и внешнюю. Под «внутренней», являющейся основной, понимают нравственность,
«внешняя» же предполагает красоту (эстетику) поведения. Обе эти культуры
взаимосвязаны и взаимообусловлены, они должны гармонично дополнять друг
друга. Любовь как основа брака не терпит не малейшей фальши. Как ни
странно, но абсолютная гладкость и вежливость отношений между супругами не
только не является гарантией прочного чувства, но может говорить и об
обратном—об отсутствии любви. Любящие люди могут спорить, обижаться,
возмущаться, у них могут быть разногласия. Но все это должно выражаться в
таких формах, которые не унижали бы и не оскорбляли другого. Отношения
любящих должны строиться на равноправной и здоровой основе. Как правило,
женщина является вдохновительницей в семье, а мужчина должен быть активным
творцом, то поможет им обоим выполнить задуманное.
Супружеский этикет предполагает умение согласовывать свои интересы с
интересами супруга, других членов семьи. Основа его—доброжелательность ко
всем членам семьи.
В зависимости от отношений между супругами можно выделить три типа
внутрисемейных отношений. Это конфронтация, сосуществование и содружество.
Конфронтация как тип отношений в семье—это противоборство супругов,
столкновение их взглядов. В центре столкновений нередко оказываются вопросы
воспитания детей. Сосуществование характеризуется тем, что внешне семьи
живут вполне благопристойно: взрослые работают, дети учатся. Но каждый
живет своей жизнью. Главная черта таких отношений—невмешательство в дела
друг друга. Даже родители предпочитают не вмешиваться в дела детей.
Оба указанных типа отношений порочны по своей сути. Они отрицательно
сказываются на развитии личности подрастающего человека, мешают в
достижении счастья взрослыми, тормозят развитие или приводят семью на грань
катастрофы. Естественно, такие семьи нельзя считать коллективами. Совсем
иная картина в семьях, которым присущи отношения содружества. Для них
характерны единство или близость взглядов, устремлений, интересов,
взаимопомощь, сплоченность. Именно эти семьи ожидает настоящее счастье.
Супружеская галантность
Супружескую галантность можно назвать важнейшей составляющей этикета.
По мнению польского журналиста Яна Камычека, это—«особое искусство»[1].
Среди мужчин распространено ошибочное мнение о том, что галантность по
отношению к собственной супруге могут расценить как признак царящего в
семье матриархата. В результате этого часто возникает парадоксальная
ситуация, при которой муж бывает сверхвежливым по отношению ко всем
знакомым женщинам за исключением своей жены, тогда как именно по отношению
к самому близкому человеку мы узнаем истинного мужчину. К тому же,
уважительное отношение к жене—это и немалая дань уважения к самому себе,
ведь она—«его половина».
В «бесспорные» обязанности мужа, которые можно приравнять к
обязательным регалиям дипломатического или придворного этикета, входит:
. подавать пальто жене, как дома, так и в публичном месте.
. не заниматься чтением за обеденным столом.
. даже если он против того, чтобы целовать женщинам руку, иногда можно и
даже нужно поцеловать руку жены.
. на вечере первый танец танцевать с женой.
. всегда заметить новое платье жены, сказать по этому поводу что-нибудь
приятное. Вообще, делать жене комплименты.
. всегда пропускать жену первой, проходя в дверь; делать ей мелкие подарки
даже без повода, время от времени покупая цветы.
. в ее присутствии не оглядываться вслед другим женщинам.
. не употреблять аргумент «Я зарабатываю и требую...».
. не ходить по квартире полуодетым.
. выходя из дому в нерабочие часы, сообщать жене о цели ухода и времени
возвращения.
. похвалить обед.
. иногда поинтересоваться тем, что делала жена в то время, пока его не было
дома.
. вообще беседовать с женой, а не ограничиваться только «деловым»
разговором.
Есть типы мужей-критиков. Они проявляют свое «внимание» к жене таким
образом, что без устали критикуют ее внешний вид, платье, черты характера,
друзей, вкусы, метод воспитания детей. Жить с таким супругом не очень
весело. Муж должен сознавать, что рано или поздно такого рода и объема
критика охлаждает чувства влюбленной женщины. Женам же стоит подумать о
другом: иногда такое поведение мужа—следствие его неуверенности в себе,
недовольства собой. В таких случаях равновесие в семейных отношениях
восстанавливается средствами противоположными6 похвалами мужа,
подчеркиванием его достоинств и достижений. Воодушевленный муж перестанет
критиковать жену.
Иногда встречаются, правда реже, и жены критики. «Лечение»--то же
самое.
А вот некоторые тактические советы для жены:
подбирая туалеты, учитывать и вкусы мужа, а не только свои собственные и
приятельниц.
чаще готовить то, что любит муж.
не пользоваться его «священными» предметами»: не брать без разрешения
электробритву, не наводить порядок в его ящике, не рыться в его портфеле.
не моргнув глазом, выслушивать его рассказы в обществе, даже если все они
ей давно известны. Не прерывать мужа. Рассказывающего анекдот, словами «Все
его знают!». Не подвергать сомнению его компетентность в предмете
разговора.
не критиковать его в присутствии детей.
пристально не контролировать, потому что контроль близкого человека бывает
особенно обидным.
не возражать против его естественной привязанности к матери.
сделать ему иногда комплимент, выслушать его совет.
не приглашать гостей, которых он не любит, и не принимать приглашений,
которые ему будут неприятны.
женщине, вышедшей второй раз замуж, лучше не вспоминать вслух о
достоинствах своего первого мужа.
А теперь несколько слов о том, что должны помнить оба супруга.
При затянувшемся конфликте или часто повторяющихся ссорах каждой из
сторон нужно задуматься над собственным поведением. Ведь, как правило, в
ссоре на самом деле речь идет не о разбитой тарелке. Человек, являющийся
постоянным инициатором ссор, после самоанализа часто приходит к выводу, что
«нервы у него ни на что не годятся»! это вовсе не значит, что теперь можно
скандалить с чистой совестью. Таким людям Камычек советует в своем
самоанализе пойти несколько дальше и задать себе законный вопрос: а почему
я все время нервничаю? Часто бывает, что удается осознать истинную причину
нервозности, и жизнь налаживается. Стоит попробовать.
В случае без конца и без видимого повода возникающих ссор между
супругами иногда действует решительная мера—предложение развода. Но
прибегать к ней следует лишь в крайних случаях. Соблюдая в дискуссиях
определенные правила, можно избежать катастрофы. Вот некоторые из них.
Никогда не следует предъявлять свои претензии ироническим тоном—такой
тон оскорбляет и вызывает инстинктивный протест. Почти все, что хотелось
бы, можно сказать сердечным тоном, деловито, вежливо и спокойно. Это
единственно верный тон в семье, ведь говорим мы для того, чтобы получить
ответный отклик. Вовсе неконтактным является агрессивный тон, интонации
приказа. Плохо воспринимаются капризные интонации. Последствия иронии и
сарказма там, где они не к месту. Самые печальные. Не оправдывает себя и
откровенное сострадание, даже если действительно есть за что пожалеть
человека.
Следует также избегать недомолвок, которые затрудняют взаимопонимание.
Ссорясь, угрожать самоубийством—в высшей степени не по джентельменски.
В споре двоих никогда не должно ссылаться на мнение третьих лиц.
Совершенно спокойный и дружелюбный разговор между супругами часто
превращается в скандал, как только один из его участников сошлется на
мнение своей матери или кого-либо другого.
В семейных дискуссиях следует избегать различного рода обобщений вроде
«Ты всегда...». Нужно говорить об определенном факте или случае—и только о
них.
Претензии убивают любовь. Даже, а может быть особенно,--заслуженные
упреки. Поэтому прибегать к ним следует как можно реже. Инстинктивной
реакцией лица, которому мы предъявляем претензии, является желание
изолироваться от нас. Частое повторение их может действительно привести к
разрыву.
Лучше не утомлять близких постоянными замечаниями. Замечание о чем-либо
стоит сделать один раз и то дружеским тоном. Повторение его и особенно
громче прежнего не приносит успеха: вряд ли партнер не помнит о замечании,
если не реагирует—значит либо не хочет, либо не может, и с этим ничего не
поделаешь. Близким людям можно простить их странности или несоблюдение
каких-либо правил, ведь все мы не без недостатков.
Сказанное вовсе не означает призыва к рабскому всепрощению. Требуя
многого от себя, человек вправе ждать того же и от близких. Но для такого
требования нужно всегда находить соответствующую форму и время.
«Коротких замыканий» в семье невозможно избежать. Важно, чтобы они
действительно были короткими. Следует как можно быстрее принести взаимные
извинения и восстановить нормальные отношения. После примирения причина
ссоры и сама ссора должны быть окончательно забыты. Конечно, бывают
ситуации, когда необходимо, примирившись, все-таки выяснить отдельные
взаимные позиции, но, по возможности, этого следует избегать. Лучше всего
ссору загасить и не раздувать пепла.
Вообще не следует слишком часто «выяснять отношения». Поведение одного
человека далеко не всегда встречает абсолютное понимание другого. Можно
иногда спросить партнера, почему он поступает так, а не иначе. Но даже если
его ответ не удовлетворит наше любопытство, совсем не следует стремиться к
постижению «всей правды». Иногда такая правда может явиться для нас
неприятной неожиданностью, партнер предпочитает о ней не говорить, а
«прижатый к стенке» порой выпаливает то, что думал «про себя».
Семейные хорошие манеры требуют, чтобы всякое заявление партнера было
принято на веру. Не следует близкого человека уличать во мнимой лжи, ловить
его на чем-нибудь.
Конечно, выполнение всех вышеизложенных советов—очень трудная задача.
Но они действительно могут помочь обойти если не все, то многие рифы в
бурном море супружеской жизни.
Шесть правил Дейла Карнеги
В своей суперизвестной книге «Как завоевывать друзей и оказывать
влияние на людей» американский специалист в области человеческих отношений
Дейл Карнеги особое внимание уделяет супружескому этикету. Этому вопросу
посвящена целая глава. Ее основой служат шесть правил, которые мы сейчас
приведем:
Не нужно придираться
Не пытайтесь переделать своего супруга
Не критикуйте
Выражайте друг другу вашу искреннюю признательность
Оказывайте друг другу небольшие знаки внимания
Будьте предупредительны
Разберем последовательно каждое из этих правил.
«Из всех безошибочно действующих ухищрений. Когда-либо изобретенных
дьяволами ада, чтобы погубить любовь, самыми смертоносными являются
придирки. Этот прием никогда не подводит. Подобно укусу королевской кобры,
он всегда отравляет, всегда убивает»,--пишет Карнеги.
В качестве примера для иллюстрации американский психолог приводит жизнь
Льва Толстого. Она была трагедией, и причиной этой трагедии был его брак.
Его жена любила роскошь, а он презирал ее. Она жаждала славы и почестей,
для него же суетные вещи не значили ничего. Она стремилась к деньгам и
богатству, а он считал, что иметь богатство и частную собственность грешно.
В течение многих лет она пилила его, бранила и устраивала скандалы.
Когда он возражал ей, она впадала в истерику, катаясь по полу с флаконом
опиума у рта, клянясь, что покончит с собой, и грозя броситься в колодец.
И наконец, когда Толстому было 82 года, он не смог больше выносить
трагизма своей семейной жизни и поэтому в одну снежную октябрьскую ночь
1910 года бежал от своей жены—бежал в холод и тьму, не зная, куда
отправляется.
Одиннадцать дней спустя Толстой умер на маленькой железнодорожной
станции от воспаления легких. И его предсмертной просьбой было не допускать
к нему жену.
Такова была та цена, которую графиня Толстая заплатила за свои
придирки, жалобы, истерики.
Возможно, можно решить, что она имела достаточно оснований для
недовольства. Конечно. Однако, это не относится к делу. Вопрос сводится к
следующему: помогли ли ей придирки, или же они бесконечно ухудшили и без
того тяжелое положение? Изменили ли Толстого эти попреки и бешеные выходки
его жены? В одном отношении, да, изменили. Они определенно изменили его
чувства к ней. Они заставили его сожалеть о несчастном браке и по
возможности избегать его присутствия.
В общем, если супруги хотят сохранить свою семейную жизнь счастливой,
они должны придерживаться первого правила семейного этикета Дейла Карнеги:
«Не нужно придираться!».
Жизнь и брак видного английского общественного и политического деятеля
Дизраэли является отличной иллюстрацией к правилу № 2. Он сказал:
«Возможно, что я совершу много ошибок в своей жизни, но я никогда не женюсь
по любви».
Так он и поступил. До 35 лет он оставался холостяком, а затем сделал
предложение богатой вдове на 15 лет старше его. И как не парадоксально,
брак Дизраэли оказался одной из самых блестящих удач во всех анналах
супружества, содержащих столько банальных, грязных повествований.
Богатая вдова, на которую пал выбор Дизраэли, отнюдь не обладала ни
молодостью, ни красотой, ни блестящим умом. В разговоре она допускала
смехотворные ошибки, свидетельствовавшие о крайнем ее невежестве в области
литературы и истории. У нее был причудливый вкус в отношении туалетов, а ее
представление о подобающей меблировке дома было весьма эксцентричным.
Однако она была гением, истинным гением в том, что является самым важным в
браке—в искусстве обращаться с мужчинами.
Какой бы глупой и легкомысленной она не казалась, он никогда не
критиковал ее. Он ни разу не произнес в ее адрес ни слова упрека, а если
кто-либо осмеливался посмеяться над ней, он яростно бросался на ее защиту.
Она в течение трех десятилетий не уставала говорить о своем муже,
превознося его и восхищаясь им. К чему это привело? «Мы были женаты 30 лет,
,--говорил Дизраэли,--и мне никогда не было с ней скучно». А между тем, кое-
кто полагал, что если она не знала истории, она не могла не быть глупой.
Нет, она не была совершенством, однако Дизраэли был достаточно умен,
чтобы позволить ей оставаться самой собой.
Генри Джеймс утверждал: «Первое, что нужно усвоить во взаимоотношениях
с другими людьми, это то, что им нельзя мешать быть счастливыми—так, как
они того хотят, если только это не мешает нам стать счастливыми—тем
способом, как мы хотим».
Это высказывание достаточно важно для того, чтобы его повторить:
«Первое, что нужно усвоить во взаимоотношениях с другими людьми, это то,
что им нельзя мешать быть счастливыми—так, как они того хотят...»
Или, как отмечает в своей книге «Растем вместе в одной семье» Леланд
Фостер Вуд: «Удачный брак—это нечто гораздо большее, чем умение найти
подходящего человека. Это и способность самому быть таким человеком».
Итак, можно еще раз повторить правило №2: Не пытайтесь переделать
своего супруга!
Екатерина II правила одной из самых крупных в мире империй. Она
распоряжалась жизнью и смертью миллионов подданных. В политическом
отношении она часто вела себя как жестокий тиран, проводила бесполезные
войны, приговаривала десятки своих противников к казни. Тем не менее, когда
у повара подгорало мясо, она ничего не говорила. Она улыбалась и ела с
такой терпимостью, какую не помешало бы проявлять среднестатистическому
белорусскому мужу.
Признанный авторитет в Америке в вопросе о причинах несчастливых
браков, Дороти Дикс, заявляет, что более 50-ти процентов всех браков
оказываются неудачными. И ей известно, что одной из причин того, что так
много романтических грез заканчивается разводом, является
критика—бесполезная, нудная критика.
Все вышеизложенное—предисловие к правилу третьему: Не критикуйте!.
«Выражайте друг другу свою искреннюю признательность»—так звучит
четвертое правило, являющееся по мнению Карнеги, одним из важнейших. Как-
то, пишет он, одна крестьянка после тяжелого рабочего дня положила перед
своими мужчинами большую охапку сена. А когда они с возмущением спросили,
не сошла ли она с ума, она ответила: «Ну как я могла знать, что вы обратите
на это внимание? Я готовлю пищу для вас, мужчин, вот уже 20 лет, и за все
это время вы ни словом не дали мне понять, что едите не сено!».
Избалованная русская аристократия Москвы и Петербурга обладала лучшими
манерами. В царской России среди высших слоев общества существовал обычай
настаивать после хорошего обеда на том, чтобы в столовую приводили повара,
которого они поздравляли с удачным блюдом.
Почему бы мужу не проявлять столько же внимания к собственной жене?
Когда она приготовит вкусного цыпленка, необходимо тут же сказать ей об
этом. Муж должен дать ей понять, что ценит то обстоятельство, что ест не
сено. Или, как говаривал техасец Гвинан, нужно «устроить маленькой девочке
бурную овацию».
И когда вы соберетесь последовать этому совету, не бойтесь дать своей
второй половине понять, как много она значит для вашего счастья. Уже
упоминавшийся нами Дизраэли был величайшим государственным деятелем, какого
когда-либо имела Англия, однако он, как мы уже видели, не стыдился дать
знать всему миру, сколь многим «был обязан своей женушке».
Итак, снова повторим правило №4: Выражайте друг другу свою искреннюю
признательность!.
«Для женщины это значит так много!». Такими словами Дейл Карнеги
озаглавил главу, в которой излагает следующее правило супружеского этикета:
Оказывайте друг другу небольшие знаки внимания.
С незапамятных времен цветы считаются символом любви. Они стоят
недорого, особенно в сезон, и их часто продают на углах улиц. Однако,
учитывая, насколько редко средний муж приносит домой букет желтых
нарциссов, можно предположить, что они так же дороги, как орхидеи, и их
столь же трудно достать, как эдельвейсы, которые растут на окутанных
облаками альпийских вершинах.
Зачем ждать, пока жена ляжет в больницу, чтобы преподнести ей немного
цветов? Почему бы завтра вечером не принести ей несколько роз? Вам нравится
экспериментировать. Попробуйте сделать это, и посмотрите, что произойдет.
Несмотря на свою большую занятость на Бродвее, Джордж М. Коэн обычно
дважды в день звонил матери по телефону вплоть до самой ее смерти. Вы
думаете, у него каждый раз были для нее потрясающие новости? Нет, смысл
этих небольших знаков внимания состоит в том, что они показывают человеку,
которого вы любите, что вы думаете о нем, хотите сделать ему приятное и что
его счастье и благополучие очень дороги и близки вашему сердцу.
Женщинам придают огромное значение датам—дням рождения и различным
годовщинам, а почему именно—это навсегда останется одной из женских тайн.
Средний человек может прожить всю жизнь, не запомнив многих дат, но
некоторые из них обязательно следует помнить. Это прежде всего день
рождения жены, а также день и год свадьбы.
Чикагский судья Джозеф Саббат, рассмотревший сорок тысяч супружеских
споров и примиривший две тысячи супружеских пар, говорит: «В большинстве
случаев в основе супружеского разлада лежат мелочи. Такая простая вещь, как
обычай помахать мужу рукой на прощание, когда он уходит утром на работу,
предотвратила бы немалое число разводов». Слишком многие мужчины
недооценивают этих небольших повседневных знаков внимания. В статье,
помещенной в журнале «Пикториэл ревью», Гейнор Мэддокс писал: «Американская
семья действительно нуждается в нескольких новых пороках. Например, завтрак
в постели представляет собой одну из тех милых слабостей, которые должны
позволять себе большее количество женщин. Для женщины завтрак в постели—это
почти то же самое, что частный клуб для мужчины».
Приведенная выше цитата относится не только к американской, но и к
любой другой семье, в том числе и к белорусской. И дело не только в
завтраке в постели: любые, самые маленькие знаки внимания (причем не только
со стороны мужа!) можно сравнить с кирпичиками, из которых строится домик
супружеского счастья. К конечном итоге, брак—не что иное, как ряд обыденных
эпизодов. И горе тем супружеским парам, которые не учтут этого
обстоятельства.
Итак, повторим еще раз правило № 5: Оказывайте друг другу небольшие
знаки внимания.
«Раковой опухолью, разъедающей любовь» называет Карнеги грубость.
Каждый знает это, и тем не менее хорошо известно, что мы обходимся с чужими
людьми вежливее, чем со своими близкими.
Мы и не помыслили бы о том, чтобы прервать постороннего человека и
воскликнуть: «О Боже, неужели вы собираетесь снова рассказывать эту старую
историю!». Нам не пришло бы в голову вскрыть без разрешения почту своих
друзей или совать нос в их личные секреты. И только членов собственной
семьи, то есть самых близких и дорогих нам людей, мы осмеливаемся
оскорблять за пустячные промахи.
Поразительно, но факт, что практически единственными людьми, говорящими
нам неприятные, оскорбительные и причиняющие боль вещи являются наши
домочадцы.
Генри Клей Ризнер утверждает: «Вежливость—это такое качество души, при
котором не замечают поломанной калитки, а обращают внимание на цветы за
калиткой во дворе».
Вежливое отношение столь же важно для брака, как смазка для мотора.
В Голландии перед тем, как войти в дом, оставляют обувь у порога. Нам
следовало бы поучиться у голландцев и сбрасывать с себя дневные служебные
обязанности перед тем, как войти в свой дом.
Многие из тех, кто и не подумал бы резко разговаривать с клиентами или
даже со своими деловыми партнерами, не остановится перед тем, чтобы
прикрикнуть на жену. А между тем для личного счастья супружеское
благополучие гораздо важнее и существеннее, чем деловые отношения.
Рядовой человек, который счастлив в браке, намного счастливее гения,
живущего в одиночестве. Великий Тургенев пользовался признанием во всем
цивилизованном мире. И все же он сказал, что отказался бы от своего таланта
и от всех своих книг, если бы только где-то была женщина, которая
беспокоилась бы о том, чтобы он не опоздал к обеду.
Каждый мужчина знает, что если подойти к женщине ласково, она сделает
все что угодно и обойдется без чего угодно. Он знает, что несколько ничего
не стоящих комплиментов, несколько слов о том, какая она хорошая хозяйка,
как хорошо помогает ему, заставят ее экономить каждый цент. Каждый мужчина
знает, что если он скажет жене, что она выглядит обворожительно красивой в
своем прошлогоднем платье, она не променяет это платье на самую последнюю
парижскую новинку. Каждый мужчина знает, что целуя жену в глаза, он может
закрыть ей их на очень и очень многое, сделав ее слепой, как летучая мышь,
и что достаточно ему поцеловать ее в губы, чтобы она стала нема, как рыба.
И каждой жене известно, что муж ее знает все это о ней потому, что она
сама снабдила его исчерпывающими сведениями о том, как с ней следует
обращаться, чтобы достигнуть цели. И ей никогда не понять, сердиться ли на
него или возмущаться им, потому что он скорее будет ссориться с нею и
получать за это скверно приготовленную еду, скорее согласится на то, что
она будет транжирить его деньги, он же станет покупать ей новые платья,
автомобили и жемчуг, он скорее пойдет на все это, чем позаботится о том,
чтобы немного польстить ей и обходиться с ней так, как она просит.
Итак, чтобы сохранить свою семейную жизнь счастливой необходимо
соблюдать шестое правило супружеского этикета: Будьте предупредительны!
Заключение
Подводя итог, можно сказать, что такие слова, как «вежливость»,
«этикет», «галантность», «манеры», к сожалению, очень редко (и даже слишком
редко) проникают в сферу супружеских отношений. Возможно, виной тому наша
тяжелая жизнь, когда единственной занимающей умы проблемой является вопрос
о том, как бы урвать лишнюю копейку, чтобы дотянуть до следующей зарплаты.
Хорошие манеры просто пасуют перед нагромождением жизненных трудностей. Но
мнение, что бытовой комфорт определяет психологический, лично мне кажется
ошибочным. Без психологического комфорта невозможна нормальная
жизнедеятельность, нормальный труд человека. А начинается этот комфорт
именно в семье, потому соблюдение семейного, супружеского этикета должно
занимать одно из важнейших мест в жизни каждой «ячейки общества».
Использованная литература
«Энциклопедия молодой семьи», Мн, 1989.
Гребенников И. В. «Основы семейной жизни», М., 1991.
Камычек Я. «Вежливость на каждый день», Мн., 1966.
Карнеги Д. «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей», Мн.,
1990.
Этика. Учебник для ВУЗов. М., 1996.
-----------------------
[1] См.: Ян Камычек «Вежливость на каждый день», с. 46.
Реферат на тему: Сурдопсихология
Память глухих детей изучалась целым рядом исследователей, и было
установлено немало фактов, позволяющих видеть общие закономерности развития
памяти детей, глухих и слышащих, а также специфические особенности в
развитии памяти глухих. Остановимся отдельно на характеристике образной и
словесно-логической памяти глухих детей, поскольку в развитии этих видов
памяти имеются определенные различия.
Образная память
1. Экспериментальные факты
и их интерпретация разными авторами
В жизни глухого очень важная роль принадлежит зрительной памяти.
Среди сурдопедагогов был ранее распространен взгляд, что глухие дети
более наблюдательны, чем слышащие, и что поэтому они превосходят слышащих в
точности запоминания непосредственно ими воспринятого. Эта точка зрения
разделялась, например, Н. М. Лаговским (1911). Подобные мнения нередко и
сейчас высказывают учителя и воспитатели школ для глухих детей. Иногда
глухие дети обнаруживают тонкую наблюдательность и точное запоминание каких-
либо предметов и явлений (например, в отношении одежды педагогов, мест
расположения тех или иных предметов, принадлежности определенных вещей тому
или иному лицу и пр.).
Приходится встречаться и с другим, прямо противоположным мнением.
Педагоги, фиксируя свое внимание на обнаруживающихся у глухих трудностях в
обучении, в запоминании и особенно в длительном сохранении в памяти новых
знаний, приходят к выводу о том, что глухие запоминают все плохо - и
словесный материал, и наглядный.
Результаты специальных психологических исследований образной (зрительной)
памяти глухих заставляют считать, что эту проблему нельзя решить
однозначно.
А. Н. Поросятников (1911) обнаружил менее точное узнавание фигур, трудных
для вербализации, у глухих детей 8—12 лет, чем у их слышащих сверстников, и
одинаковое узнавание у сравниваемых групп детей более старшего возраста. Р.
Линднер [1925], И. Вертес [1931], Л. В. Занков и Д. М. Маянц (1940)
показали, что число (объем) запоминаемых предметов у глухих детей несколько
меньше, чем у слышащих. То же было обнаружено применительно к запоминанию
картин Р. Линднер (1925) и их последовательности Ф. Блер [1957] М. М.
Нудельман (1940) установил, что глухие дети запоминают изображения
предметов менее точно, чем слышащие; при этом в зависимости от характера
рисунков глухие дети либо в большей степени, чем слышащие, уподобляют
воспроизводимые изображения предметов своим привычным представлениям об
этих предметах, либо чрезмерно усиливают при воспроизведении то заметное
для детей своеобразие запоминаемых предметов (изображенных на рисунках),
которое отличает их от предметов более обычного вида.
По всем приведенным данным, образная память глухих детей уступает памяти
слышащих по объему или по точности. Однако имеются экспериментальные факты,
не совпадающие с описанными. Так, Р. Линднер установил, что глухие дети
запоминают равно успешно со слышащими такие объекты, как геометрические
фигуры и группы точек и линий. А Л. В. Занков (1935) обнаружил, что глухие
запоминают геометрические фигуры даже несколько точнее слышащих. Отчетливо
выраженные преимущества глухих в сравнении со слышащими по точности
запоминания наблюдали Л. Кларк [1951], Ф. Блер [1957] и Дж. Килпатрик
[1963] в опытах, где материалом для запоминания служили чертежи и
схематические фигуры («бессмысленные»).
Некоторые исследователи уже обращали внимание на различия в фактах,
характеризующих образную память глухих, и объясняли их тем, что один
запоминаемый материал более доступен для глухого, чем другой. Этот
последний вопрос о доступности того или иного материала для глухого,
естественно, решался в зависимости от теоретических позиций каждого автора.
Те, кто изучал зрительную память глухих, а также исследователи более
общих проблем их познавательной деятельности стремились найти теоретические
обоснования экспериментальным фактам и жизненным наблюдениям. Среди
различных мнений можно выделить несколько концепций, не являющихся, однако,
полностью альтернативными, так как некоторые их положения совпадают. Вместе
с тем в зависимости от отношения к одному теоретическому вопросу всех
авторов можно разделить на две группы. Этот вопрос, имеющий очень большое
значение применительно к психологии глухих, состоит в том, какова роль
вербализации и осмысливания при запоминании наглядного материала, и в более
широком аспекте это вопрос о взаимоотношении образных и словесно-
мыслительных систем человеческой психики.
Некоторые исследователи придерживаются мнения, что вербализация
запоминаемого наглядного материала нарушает точность запечатления
предметов. При этом у одних авторов такое мнение выводится из их общей
концепции об антагонизме всего чувственного, с одной стороны, и словесного
— с другой, концепции, глубоко чуждой для советской психологии.
Вмешательство словесного и мыслительного, по этой концепции, нарушает
яркость и точность образов. Поэтому образы должны быть более совершенными у
детей, чем у взрослых; у людей, менее развитых интеллектуально и хуже
владеющих речью, чем у людей, более развитых. Далее делается вывод, что и у
глухих, плохо владеющих речью, следует ожидать большей точности и яркости
образов, чем у слышащих. Такие взгляды разделял Р. Хофмарксрихтер, и можно
предположить, что они оказали известное влияние на результаты его опытов,
которые не подтвердились последующими исследованиями.
Другие авторы, разделяя мнение о том, что вербализация имеет
отрицательное влияние на точность запечатления объектов, основываются на
некоторых бесспорных закономерностях, трактуя их чрезмерно расширительно.
Одна из этих закономерностей состоит в следующем. При словесном обозначении
воспринимаемого объекта возникающий образ этого объекта оказывается
измененным в сторону усиления сходства с тем привычным представлением,
которое наиболее тесно связано с данным словесным обозначением. Эта
закономерность, подмеченная еще в 1906 г. Ф. Кульманом, была отчетливо
выявлена Ф. Бартлеттом (1932), Л. Кармайклом, X. Хогэном и А. Уолтером
(1932) и затем подтверждена и обогащена последующими исследованиями Л.
Крафтс, Т. Шнейрла, Е. Робинзон, Р. Гилберт [1938] и др.
Кладя в основу своих рассуждений описанную закономерность, английский
исследователь Дж. Килпатрик приходит к предположению о том, что глухие дети
в силу меньшего языкового развития, чем слышащие, более свободны от влияний
языка в условиях зрительного запоминания. Они в меньшей степени пользуются
вербализацией, ведущей к ошибкам, к «искажениям образов», и поэтому
запоминают объекты более точно, чем слышащие. Воспринимая каждый объект как
нечто отдельное, самостоятельное, они стремятся его запечатлеть во всех
особенностях. Хотя Дж. Килпатрик и признает, что могут быть случаи, когда
вербализация окажется помощницей запоминанию, тем не менее применительно к
условиям своих опытов он расценивает вербализацию лишь как помеху
отчетливым и правильным образам объектов.
Ни в коей мере нельзя согласиться с односторонним подходом Дж. Килпатрика
к роли вербализации наглядного материала при его запоминании. Хотя
словесные обозначения объектов и вызывают определенные изменения образов
памяти, тем не менее они же играют безусловно положительную роль.
Словесные обозначения служат опорами при запоминании и воспроизведении
наглядного материала, что было показано рядом исследователей образной
памяти слышащих (Л. В. Занков, 1949; Е. Д. Кежерадзе, 1949, 1960; К. П.
Мальцева, 1958; О. И. Никифорова, 1961; и др.). Словесные обозначения
увеличивают устойчивость образов памяти по отношению к многообразным
«помехам» при их сохранении и облегчают их воспроизведение, выполняя в этом
процессе роль посредников.
Кроме того, словесным обозначением предмета часто завершается процесс
восприятия, содержащего анализ и синтез этого предмета более развернутые,
чем когда вербализация отсутствует. И, следовательно, вербализация может
быть связанной с более высоким уровнем познания объекта (исследования И. М.
Соловьева, 1957).
Еще один из способов объяснения особенностей зрительной памяти глухих
заключается в подчеркивании своеобразной жизненной позиции глухого как
«зрительного существа» (X. Майклбаст [1960] и др.). По мнению ряда
американских авторов, у глухих развивается более высокая способность к
«непосредственному, зрительному запечатлению», чем у слышащих. Глухие
запоминают лучше, чем слышащие, весь тот материал, который (по мнению этих
авторов) больше зависит от умений непосредственно запечатлевать, чем
осмысливать и вербализовать. Такими объектами, по их мнению, могут быть
чертежи, сложные геометрические или бессмысленные фигуры. Слышащие дети
стремятся запомнить этот материал осмысленно, пользуясь разными приемами,
но это им часто не удается, и они испытывают большие трудности; глухие же в
таких условиях запоминают главным образом зрительно и достигают успеха. По
мнению X. Майклбаста и др., положение изменяется, когда приходится
запоминать материал, доступный «символической деятельности» и
«концептуальному мышлению». В таких условиях значительные преимущества
оказываются на стороне слышащих.
Слабость этой позиции состоит, прежде всего, в том, что очень трудно
вполне объективно определить, насколько запоминаемый материал доступен для
его мыслительной обработки и вербализации. И если, например, тот или иной
испытуемый мало вербализует и осмысливает запоминаемый наглядный материал,
из этого еще нельзя сделать вывода о том, что данный материал вообще не
«пригоден» для запоминания с вербализацией и мыслительной обработкой.
Достаточно шаток и другой аргумент описанной концепции. В настоящее
время нет строго научных доказательств того, что зрительный опыт глухого
ребенка более развит, чем у слышащего. X. Майклбаст же и другие делают
такой вывод, исходя не из экспериментальных данных, а на основе
теоретических дедуктивных рассуждений.
Нет доказательств, что глухие дети в основном пользуются лишь таким
способом запоминания, как «зрительное непосредственное запечатление», в
противоположность слышащим, широко использующим вербализацию и
концептуализацию. Как показало исследование Л. В. Занкова и Д. М. Маянц
(1940), глухие дети уже в раннем детстве обнаруживают способность к
смысловому запоминанию, хотя и в меньшей степени, чем слышащие.
Необходимо еще отметить, что многие зарубежные исследователи, о которых
шла речь выше, игнорируют те изменения в памяти детей, которые совершаются
на протяжении многих лет. В частности, X. Майклбаст, хотя и привлекает к
исследованию глухих и слышащих детей разного возраста, совсем не стремится
узнать, существуют ли различия в запоминании у детей разных возрастных
групп.
Особый подход к формированию образов у глухих, основанный на углубленном
качественном анализе экспериментальных фактов, содержится в исследованиях
И. М. Соловьева, Ж. И. Шиф, М. М. Нудельмана и др. Эти авторы подчеркивают
зависимость запоминания объектов от мыслительной деятельности, включающейся
в процесс восприятия этих объектов и состоящей в их анализе, синтезе,
сравнении, обобщении и пр., причем это характерно как для слышащих, так и
для глухих детей. Как показывают эти исследования, познавательная
деятельность глухих протекает своеобразно. При восприятии объектов глухим
более свойственно, чем слышащим, отмечать все то, что «бросается» в глаза:
все яркое, контрастное, выступающие части предмета и т. п. Кроме того,
глухие часто отмечают несущественные особенности объектов, упуская те их
признаки и свойства, которые менее заметны, но более существенны. Поэтому и
формирующиеся образы предметов различаются по своему содержанию у глухих и
слышащих детей.
И. М. Соловьев уделяет значительное внимание вопросам о специфичности
узнавания объектов у глухих и слышащих. При этом он отмечает, что у глухих
восприятие развивается по-другому, «в несколько иных пропорциях», чем у
слышащих. Глухие раньше познают в объектах специфическое, индивидуальное,
чем особое и общее. У слышащих же детей эти два вида познания объектов
развиваются одновременно, что приводит к все возрастающему у них числу
«ступеней разноспецифического узнавания». Принципиальное значение придается
И. М. Соловьевым вопросу о взаимодействии «образа воспринимаемого объекта»
со «следами», представлениями прошлого опыта; при этом подчеркивается
динамичность этих взаимодействий и их зависимость от степени
дифференцированности «следов» и их изменяемости в зависимости от
познавательной задачи. В аспекте указанного взаимодействия у глухих также
обнаруживаются особенности развития по сравнению со слышащими.
Эти теоретические обобщения, основывающиеся на целом ряде
экспериментальных исследований, имеют несомненное отношение к
характеристике образов памяти, так как особенности возникающего образа
предмета в первую очередь зависят от совершившегося восприятия и узнавания
этого предмета.
В работах И. М. Соловьева, Ж. И. Шиф и их сотрудников статический подход
к изучению психики глухих, характерный для многих зарубежных авторов,
заменяется динамическим: предметом исследования становится развитие
познавательной деятельности у глухих детей с ранних лет жизни вплоть до
взрослого возраста. При этом принципиальное значение приобретают вопросы
компенсации в развитии познавательной деятельности глухих под влиянием
обучения и воспитания.
2. Непреднамеренное запоминание зрительно воспринятых объектов
Обычно различают виды запоминания и воспроизведения в зависимости от
того, совершаются ли эти процессы при наличии у человека прямой цели
запомнить данный материал и его воспроизвести, или же такая цель человеком
не ставится. В первом случае принято говорить о произвольном,
преднамеренном запоминании и воспроизведении; во втором случае эти процессы
обозначаются как непроизвольные и непреднамеренные.
Непреднамеренное запоминание мест расположения предметов
Для выяснения того, как глухие дети непреднамеренно запоминают такие
простые отношения, как связи предмета с местом его расположения, Т. В.
Розанова провела опыты с глухими и слышащими дошкольниками и учащимися II,
IV и VI классов. На планшете перед испытуемым были размещены 16 карточек с
изображениями хорошо знакомых предметов (4 ряда по 4 карточки, рис. 1).
Карточки были закрыты от глаз испытуемого и показывались ему в определенном
порядке, одинаковом для всех испытуемых.
Задачей испытуемого было узнать изображенные на карточках предметы и
назвать их. Затем карточки снимали с планшета и показывали испытуемому
вновь, по одной. Теперь задачей испытуемого было показать, в каком месте
раньше лежала каждая карточка.
[pic]
Рис. 1. Планшет для опытов по образной памяти. Картинки накрыты одинаковыми
карточками, кроме одной, с которой начинается последовательное предъявление
картинок. Порядок предъявления картинок показывают цифры под карточками.
Экспериментатор снова закрывает каждую картинку после предъявления
В результате опытов обнаружилось, что все дети довольно хорошо запомнили
места расположения карточек с предметами (см. табл. 2).
Однако маленькие глухие дети (6—7 лет) воспроизводили места карточек
заметно хуже своих слышащих сверстников (различия между ними были
существенны при р = 0,05). В период от дошкольного возраста до второго года
обучения в школе точность воспроизведения мест возрастала у детей из обеих
сравниваемых групп, причем у глухих больше, чем у слышащих. В результате
этого у учащихся II класса уже не наблюдалось различий между глухими и
слышащими детьми в точности
[pic]
воспроизведения мест. Равная успешность запоминания мест была обнаружена
у глухих и слышащих детей и более старшего возраста.
Точность образов памяти
Как уже было сказано, существуют мнения о том, что глухие дети по
точности запоминания объектов превосходят слышащих. Этот взгляд не
подтверждается при экспериментальной проверке. В условиях опытов,
аналогичных описанным выше, испытуемому ребенку показывали последовательно
изображения 16 предметов с тем, чтобы он назвал эти предметы. Затем
испытуемого просили вспомнить, какие предметы он видел. Опыты проводились с
глухими и слышащими детьми старшего дошкольного и младшего школьного
возраста. Успешность воспроизведения предметов несколько повышалась с
возрастом (в среднем на два воспроизведенных предмета было больше у детей
10 лет, чем у детей б лет), но при этом количество воспроизведенных
предметов было приблизительно равным у глухих и слышащих.
Представляло интерес также выяснить, насколько точно дети запоминают сами
изображения предметов. С этой целью, после того как испытуемый называл,
какие предметы он запомнил, ему предлагалось узнать ранее виденные им
предметы среди других, с ними, сходных. Испытуемому показывали одну за
другой 80 карточек с изображениями предметов и просили сказать, какие
предметы он видел в первой части опыта. Чтобы при узнавании испытуемый не
мог ориентироваться на название предмета, в наборе были карточки (32 штуки)
с изображениями тех же предметов, но отличающихся от ранее виденных
величиной, формой или цветом. На других 32 карточках были изображены
предметы, сходные по назначению или ситуационно близкие предметам основного
набора.
В другом варианте опыта карточки показывались не одна за другой, а
одновременно по пять карточек с изображениями сходных предметов. Тем самым
создавались более легкие условия для правильного узнавания предметов, что
подтвердилось в результатах опытов. Опыты проводились с глухими и слышащими
детьми того же возраста, как и при исследовании запоминания мест.
Как видно из графика (рис. 2) точность узнавания предметов значительно
увеличивается в возрастном периоде от 6—7 до 10—11 лет, как у глухих, так и
у слышащих. Вместе с тем по точности узнавания картинок в условиях их
последовательного предъявления глухие намного уступают слышащим. Различия
между глухими и слышащими сохраняются во всем возрастном диапазоне от 6—7
до 12—13 лет, хотя и несколько уменьшаются к концу младшего школьного
возраста (различия существенны при р = 0,01 и 0,05).
В серии опытов с одновременным показом картинок глухие дети по своим
результатам меньше отличались от слышащих, чем в серии с последовательным
их показом. При этом к среднему школьному возрасту различия между
сравниваемыми группами детей совсем исчезали.
[pic]
Р и с. 2. Точность узнавания картинок в условиях одновременной и
последовательной экспозиции у глухих и слышащих детей. Цифрами
обозначено количество правильно указанных картинок из 16 картинок,
воспринятых ранее.
Меньшую успешность глухих в серии опытов с последовательным предъявлением
картинок можно объяснить следующим. Для того чтобы глухой ребенок мог
правильно узнать предметы на картинках, показываемых одна за другой, он
должен мысленно представить тот предмет, который он видел ранее, и
сопоставить мысленный образ того предмета с предметом, воспринимаемым
вновь. При этом необходимо произвольное воспроизведение образа ранее
воспринятого предмета, его удержание для мысленного анализа и
сопоставления. Можно полагать, что глухие дети испытывают значительные
трудности в таком произвольном оперировании образами и что их более низкие
результаты, чем у слышащих, объясняются именно этим. Последнее, очевидно,
связано с общей замедленностью и своеобразием формирования мысленных
действий у глухих детей вследствие особенностей их овладения словесной
речью.
3. Преднамеренное запоминание зрительно воспринятого материала
Запоминание предметов
Успешность преднамеренного запоминания зависит от применения рациональных
логических приемов запоминания. Эти приемы могут быть подсказаны детям
педагогом, а в исследовательских целях — экспериментатором.
Произвольное запоминание предметов исследовалось у глухих детей старшего
дошкольного возраста Л. В. Занковым и Д. М. Маянц (1940). В качестве приема
для запоминания, предлагавшегося экспериментатором, использовалось попарное
предъявление предметов, употребляемых в одной деятельности (например,
одновременно показывали мочалку и мыло, картошку и морковь, ложку и вилку,
кисточку и краски). Всего для запоминания предлагалось 20 пар предметов. В
воспроизведении запомнившихся предметов обнаружились черты, как сходства,
так и различия между глухими и слышащими детьми.
Глухие дошкольники, так же как и слышащие, стремились воспроизводить
предметы парами и воспроизвели предметов не намного меньше, чем слышащие.
Глухие дети в большинстве случаев понимали, что предлагаемые им пары
предметов употребляются обычно вместе. Поэтому запоминание предметов в
парах основывалось на смысловых связях, а не только на пространственно-
временных (последние должны были обязательно вырабатываться в силу
одновременности показа этих предметов).
Обнаружилось и своеобразие запоминания предметов у глухих. Если слышащие
дети обычно вспоминали и называли сразу пару предметов (соответствующую
предъявленным), то у глухих обычно между называнием первого и второго
предметов была довольно значительная пауза. В заметно большем, чем у
слышащих, числе случаев предметы воспроизводились по одному, без пары.
Показательны были допускаемые детьми ошибки. Как слышащие, так и глухие,
воспроизводя вместо второго слова пары другое, обычно называли какой-либо
предмет, относящийся к той же деятельности, например, после первого члена
пары — «ложки» называли не «вилку», а «нож». Тем самым характер ошибок еще
раз свидетельствовал о смысловом характере запоминания, однако глухие дети
часто допускали замены, менее близкие по значению, чем слышащие.
Таким образом, было установлено, что преднамеренное запоминание предметов
у глухих дошкольников протекает в основном так же, как и у слышащих. Оно
основывается на установлении смысловых связей между вновь воспринимаемыми
предметами и системой уже сложившихся образов. Вместе с тем в запоминании и
воспроизведении проявляются особенности сложившихся ранее систем образов,
которые несколько различаются у глухих и слышащих детей. У первых эти
системы оказываются менее дифференцированными и менее прочными.
Запоминание схематических фигур
Некоторые исследователи, как уже сообщалось ранее, полагают, что
запоминание материала, трудного для вербализации, происходит у глухих детей
более успешно, чем у слышащих. Такой трудно вербализуемый материал
представляют собой различные схематические, так называемые бессмысленные
фигуры.
В исследовании Т. В. Розановой (1962) в качестве материала для
запоминания использовались шесть схематических фигур. Они были сходны между
собой: каждая из них образовывалась непрерывной и незамкнутой линией,
имеющей разные повороты на плоскости. Относительно большим взаимным
сходством обладали четыре фигуры «с углами» (первая, вторая, четвертая и
шестая), а также две «округлых» фигуры (третья и пятая). Среди «угольчатых»
фигур похожими друг на друга были первая и четвертая, вторая и шестая.
Специально созданная экспериментальная установка позволяла показывать
каждую фигуру испытуемому двумя разными способами. При одном способе
экспозиции на белом экране перед испытуемыми возникала яркая светло-желтая
фигура (образованная линией в 1 см шириной) и оставалась видимой в течение
нескольких секунд (9"). Другой способ экспозиции заключался в том, что
сначала на экране появлялось яркое желтое пятно величиной в 1 см2. Это
пятно двигалось по экрану и своим перемещением как бы прочерчивало ту или
иную фигуру. В каждый отдельный момент человек видел лишь небольшое пятно,
но траектория движения этого пятна воспринималась как целостная фигура,
освещаемая постепенно, последовательно, как будто прожектором. Скорость
движения пятна была постоянной, а время колебалось при предъявлении разных
фигур от 7 до 11 сек (в зависимости от длины линий, образующей фигуру).
Таким образом, при одном способе экспозиции фигура показывалась сразу,
одновременно вся целиком, при другом способе сна постепенно,
последовательно «рисовалась» на экране. Соответственно этим двум способам
экспозиции были проведены две серии опытов: первая серия — с одновременным
(симультанным) показом всей фигуры, а вторая серия—с последовательным
(сукцессивным).
В обеих сериях опытов соблюдался одинаковый порядок показа шести фигур.
Они экспонировались одна за другой, всегда в постоянной последовательности
с интервалами в 10 сек между фигурами, следующими одна за другой. Фигуры
воспроизводились после показа последней, шестой фигуры. Опыты проводились в
условиях произвольного, преднамеренного запоминания фигур.
Каждая серия опытов была проведена с глухими и слышащими детьми младшего
и старшего школьного возраста. Слышащие дети младшего школьного возраста
были учащимися III класса (средний возраст — 9 лет 9 мес.), а глухие — тоже
учащимися III класса со средним возрастом 10 лет 7 мес. Испытуемыми
старшего школьного возраста были слышащие учащиеся IX класса (средний
возраст—16 лет 1 мес.) и глухие IX класса (средний возраст— 17 лет).
Результаты воспроизведения фигур — их репродукции — были проанализированы
с точки зрения их сходства с воспринятыми образцами. Предварительное
рассмотрение полученного материала показало, что целесообразно разделять
воспроизведенные фигуры на три группы. Первую группу должны были составить
репродукции, имеющие очень близкое сходство с предъявленными образцами;
вторую группу — изображения, обладающие сходством с образцами, достаточным
для опознания той или иной фигуры; в третью группу следовало относить те
репродукции, которые не имели достаточного сходства с какой-либо одной
фигурой, а лишь отдаленное сходство с любой из них.
Результаты опытов свидетельствуют о том, что глухие дети младшего
школьного возраста запоминали фигуры в условиях сукцессивного предъявления
значительно хуже слышащих детей того же возраста (см. рис. 3). В условиях
же симультанного предъявления фигур таких различий между слышащими и
глухими детьми не наблюдалось.
Из этого следует, что сукцессивное предъявление фигур создавало какие-то
специфические, особые трудности для глухих детей младшего школьного
возраста. Можно полагать, что эти трудности были связаны с необходимостью
интегрировать, воссоздавать образ фигуры мысленно, без опоры на
непосредственное восприятие целой фигуры.
[pic]
Рис. 3. Репродукции фигур, выполненные глухими и слышащими учащимися
III класса.Л — репродукции фигур, показанных [движением светового
пятна, Б—фигур, предъявленных сразу целиком
К старшему школьному возрасту у глухих детей отмеченные трудности уже
преодолевались. Результаты запоминания фигур у старшеклассников были
намного более успешными, чем у учащихся младших классов, что
свидетельствовало о развитии образной памяти у глухих и слышащих детей,
совершающемся в период от 9 до 17 лет.
Необходимо остановиться еще на некоторых различиях, результатов глухих и
слышащих, обнаружившихся в обеих сериях опытов. Имеющееся объективное
сходство между фигурами значительно затрудняло запоминание каждой из них,
приводило порой к тому, что испытуемый вместо какой-либо определенной
фигуры рисовал такую, которая была лишь весьма отдаленно похожа на любую из
них. При этом оказалось, что таких репродукций у глухих детей было
приблизительно в 2 раза больше, чем у слышащих (в среднем по 2 репродукции
у глухих детей младшего школьного возраста и по 1,2 репродукции у
старшеклассников; у соответствующих групп слышащих было 1,1 и 0,6
репродукции).
Другая отличительная черта глухих испытуемых состояла в том, что они чаще
слышащих рисовали репродукции, похожие на предшествующие, и в этих новых
репродукциях не содержалось никаких дополнительных, еще не воспроизведенных
элементов фигур. Среднее число таких репродукций у глухих детей младшего и
старшего школьного возраста соответственно равнялось 1,5 и 1,0; у обеих же
групп слышащих детей их было в среднем 0,4, т. е. приблизительно в 3 раза
меньше, чем у глухих.
Эти две отмеченные особенности репродукций, выполненных глухими
детьми, наблюдались также и в опытах Н. В. Яшковой (1966). В ее
исследовании использовалось 8 фигур, вырезанных из картона. Каждая из них
была разделена на три части. Фигуры последовательно одну за другой клали
перед испытуемым, задача которого состояла в том, чтобы перевернуть фигуру
на обратную сторону. После переворачивания всех фигур испытуемого просили
нарисовать те фигуры, которые он переворачивал. Испытуемыми были глухие и
слышащие дети, учащиеся II и IV класса. Как и в первой серии опытов Т. В.
Розановой (с симультанным предъявлением каждой фигуры), в опытах Н. В.
Яшковой не обнаружилось каких-либо заметных различий между глухими и
слышащими в отношении тех репродукций, которые воспроизводились с близким
или достаточным для их опознания сходством с образцами. Но глухие
отличались ют слышащих по количеству фигур, воспроизведенных с очень
далеким сходством с оригиналами. Глухие в среднем воспроизвели по 2,5 таких
фигур, а слышащие только по 1,1 фигуры. У глухих также встречалось немало
репродукций, не содержащих никакой новой информации о ранее виденных
фигурах по сравнению с уже нарисованными репродукциями (в среднем по 0,7).
У слышащих же детей такие репродукции почти отсутствовали (только одна
репродукция у одного испытуемого).
Таким образом, при запоминании схематических фигур в условиях их
симультанного предъявления глухие дети младшего и старшего школьного
возраста не отличались от слышащих детей несколько более младшего школьного
возраста по количеству фигур, воспроизведенных со сходством, большим или
достаточным для опознания воспроизводимого образца. Вместе с тем глухие
школьники рисовали большее количество репродукций, мало сходных с каким-
либо образцом. Последнее является показателем того, что образы отдельных
фигур оказывались у глухих несколько менее дифференцированными и
устойчивыми по отношению к взаимным влияниям со стороны сходных образцов,
чем у слышащих. Последовательно воспроизводимые, почти тождественные
репродукции характеризуют и сам процесс воспроизведения у глухих детей, его
отличие от аналогичного процесса у слышащих. Слышащие дет | |
