|
Реферат: Анимистическая теория религии Э. Б. Тайлора (Религия)
Анимистическая теория религии Тайлора.
Существуют ли теперь или существовали ли прежде племена людей, столь
низкие по своей культуре, что у них не было никаких религиозных понятий?
Практически это является вопросом о всеобщности религии, вопросом, на
который в течение стольких столетий отвечали то утвердительно, то
отрицательно и в обоих случаях с уверенностью.
Первичной религией человечества принято считать анимизм. Этим термином
многие исследователи религии обозначают комплекс различных культов,
основанных на вере в духов -- потусторонних невидимых существ, связанных с
силами природы и влияющих на человека. Считается, что анимизм является
главной формой архаичной веры и присущ человеческому обществу на ранних
стадиях развития. Сам термин был введен в XIX веке знаменитым английским
этнологом Эдуардом Бернеттом Тайлором. Он обозначил им первобытную религию,
созданную, по его мнению, "дикарем-философом", пытавшимся понять причины
бытия. Сейчас употребление этого термина часто подвергается критике.
Рассмотрим что же такое анимизм с точки зрения Э. Б. Тайлора.
Первое, что представляется необходимым при систематическом изучении
религий примитивных обществ, -- это определение самой религии. Если в этом
определении требовать для религии верования в верховное божество или суд
после смерти, поклонения идолам, обычаев жертвоприношения или других каких-
либо более или менее распространённых учений или обрядов, то, конечно,
придётся исключить многие племена из категории религиозных. Но столь узкое
определение имеет тот недостаток, что оно отождествляет религию скорее с
частными проявлениями верований, чем с более глубокой мыслью, которая лежит
в основе их. Целесообразнее всего будет просто принять за определение
минимума религии верование в духовных существ.
Мы намерены проследить здесь под именем анимизма глубоко присущее
человеку учение о духовных существах, которое служит воплощением
спиритуалистической философии в противоположность материалистической.
Анимизм не представляет нового технического термина, хотя и употребляется
теперь очень редко. Название это употреблялось для обозначения учения
Шталя. Анимизм Шталя представляет возрождение и развитие в соответствующей
времени научной форме древнеклассической теории, которая отождествляла
жизненное начало с душой.
Является ли древний анимизм первичным образованием, присущим низшим
ступеням развития культуры, или же он состоит полностью или частично из
верований, образовавшихся на низшей ступени культуры и перешедших путём
приспособления или вырождения в примитивные общества? Доводы в пользу
первого мнения, хотя и не имеющие характера бесспорных доказательств,
являются достаточно основательными и не встречают до сих пор опровержений,
равных по силе. Анимизм племён, находящихся на низшей стадии развития
культуры, связан непосредственно со свидетельством чувств и, по-видимому,
первоначально основан на нём. Он представляет собой систему, которая в
полном согласии с разумом могла бы существовать в человеческом роде, если
бы даже он нигде не поднимался выше дикого уровня. Однако учения
примитивного анимизма всё более и более видоизменяются в сложном анимизме,
приспособляясь к новым и развивающимся условиям культуры. Поэтому в
развитом и сложном анимизме древние религиозные представления сохраняются
рядом с другими, особыми верованиями, которые даже в зачаточном виде едва
ли могут быть найдены в религиях примитивных племён.
Характер учения о душе у примитивных обществ можно выяснить из
рассмотрения его развития. По-видимому, мыслящих людей, стоящих на низкой
ступени культуры, всего более занимали две группы вопросов. Они старались
понять, во-первых, что составляет разницу между живущим и мёртвым телом,
что составляет причину бодрствования, сна, экстаза, болезни и смерти? Во-
вторых, что такое человеческие образы, появляющиеся в снах и видениях? Видя
эти две группы явлений, древние дикари-философы, вероятно, прежде всего
сделали само собой напрашивающееся заключение, что у каждого человека есть
жизнь и есть призрак. То и другое, видимо, находится в тесной связи с
телом: жизнь даёт ему возможность чувствовать, мыслить и действовать, а
призрак составляет его образ, или второе "я". И то и другое, таким образом,
отделимо от тела: жизнь может уйти из него и оставить его бесчувственным
или мёртвым, а призрак показывается людям вдали от него.
Дикарям-философам не трудно было сделать и второй шаг. Мы это видим из
того, как было крайне трудно цивилизованным людям уничтожить это
представление. Дело заключалось просто в том, чтобы соединить жизнь и
призрак. Если и то и другое присуще телу, почему бы им не быть присущими
друг другу, почему бы им не быть проявлениями одной и той же души?
Следовательно, их можно рассматривать как связанные между собой. В
результате и появляется общеизвестное понятие, которое может быть названо
призрачной душой, духом-душой. Понятие о личной душе, или духе, у
примитивных обществ может быть определено следующим образом. Душа есть
тонкий, невещественный человеческий образ, по своей природе нечто вроде
пара, воздуха или тени. Она составляет причину жизни и мысли в том
существе, которое она одушевляет. Она независимо и нераздельно владеет
личным сознанием и волей своего телесного обладателя в прошлом и настоящем.
Она способна покидать тело и переноситься быстро с места на место. Большей
частью неосязаемая и невидимая, она обнаруживает так же физическую силу и
является людям спящим и бодрствующим, преимущественно как фантасм, как
призрак, отделённый от тела, но сходный с ним. Она способна входить в тела
других людей, животных и даже вещей, овладевать ими и влиять на них.
Хотя это определение не может иметь всеобщего применения, оно довольно
широко, чтобы быть принятым за норму, изменяющуюся в силу больших или
меньших различий между отдельными народами. Для понимания расхожих понятий
о человеческой душе, или духе, будет полезно обратить внимание на те слова,
которые найдены были удобными для выражения их. Дух, или призрак,
являющийся спящему или духовидцу, имеет вид тени, и, таким образом,
последнее слово вошло в употребление как выражение души. В понятие о душе,
или о духе, вкладываются атрибуты и других жизненных проявлений. Так,
различные народы связывали душу с сердцем, кровью, взглядом и дыханием.
Для понимания расхожих представлений о человеческой душе, или духе,
будет полезно обратить внимание на те слова, которые найдены были удобными
для выражения их. Дух, или призрак, являющийся спящему или духовидцу, имеет
вид тени, и, таким образом, последнее вошло в употребление для выражения
души. Так, у тасманийцев одно и то же слово обозначает дух и тень. Караибы,
связывая пульсацию сердца с духовными существами и признавая, что душа
человека, предназначенная для будущей вечной жизни, живет в сердце, вполне
логично употребляют одно и то же слово для обозначения “души, жизни и
сердца”. Связь между душой и кровью, признаваемая каренами и папуасами,
ярко выражена в еврейской и арабской философии. Связь между жизнью человека
и зрачком глаза известна у европейского простонародья, которое не без
основания видит признак колдовства или приближающейся смерти в исчезновении
зрачкового образа в помутившемся глазе больного. Акт дыхания, столь
характерный для высших животных при жизни, прекращение которого так тесно
совпадает с прекращением этой последней, много раз, и весьма естественно,
отождествлялся с жизнью или душой.
Древняя анимистическая теория жизни, рассматривающая её как
отправления души, объясняет многие из физических и умственных состояний
теорией отлетания всей души или некоторых из составляющих её духов. Эта
теория занимает очень значительное и прочное место в биологии диких
народов. Например, многие дикие племена считают, что болезнь или
бессознательное состояние - это временный уход души из тела, и помочь ей
вернуться как можно скорее можно совершая определённые обряды или просто
позвав её. Вот почему в разных странах возвращение потерянных душ
составляет обычную специальность колдунов и жрецов.
Это же учение составляет одну из сторон теории сновидений,
распространённой у малокультурных народов. Согласно этой теории, душа
спящего покидает тело - в виде какого-нибудь животного или незримо - и
отправляется путешествовать, охотиться, посещать друзей.
Впрочем, это мнение составляет лишь одну из многих частей теории
сновидений в первобытной психологии. Другая - вера в то, что человеческие
души приходят извне посещать спящего, который видит их во сне. Эти два
представления вполне совместимы. На низшей ступени культуры часто думают,
что душа, покинувшая тело, является во сне другому человеку, который видит
её во время сна. Многие сны у диких народов объясняются посещением душ
умерших друзей. Поэтому время сна у них характеризуется столь же частым
общением с умершими, как время бодрствования - общением с живыми.
Отношение к видениям соответствует отношению к снам, поскольку с ними
связаны первобытные теории о душе, и эти два разряда явлений дополняют и
подкрепляют друг друга. Даже бодрствующий и вполне здоровый дикарь не
обладает способностью различить субъективное и объективное, воображаемое и
действительное, тем более если дикарь расстроен физически или умственно.
Видя тогда вокруг себя призраки человеческих форм, он не может не верить
своим органам чувств. Таким образом, на низкой ступени цивилизации люди
всегда верят чрезвычайно живо и твёрдо в объективность человеческих
призрачных образов, являющихся им в болезни или при утомлении, под влиянием
умственного возбуждения или под воздействием наркотических средств.
Человеческие привидения являются главными из этих фантастических форм.
Появление призрачной человеческой души в образе своей телесной
оболочки признаётся в принципе всеми верующими в реальность или
объективность её в снах и видениях. В самом деле, в анимистической
философии как у дикарей, так у дикарей, так и у цивилизованных народов
принято раз и навсегда, что души, освобождённые от своего тела, могут быть
узнаны по сходству, которое они сохраняют с ним, остаются ли они
странствующими призраками на земле или обитателями загробного мира.
Смерть представляет собой факт, который с особенной силой, хотя и не
всегда здраво, на всех ступенях культуры наводит мысль на психологические
вопросы. Появление бестелесной души во все времена считалось фактом,
связанным с отделением души от тела при смерти. Это видно из допущения не
только теории привидений, но и особого учения о "смертной тени". Согласно
этому учению считается дурным признаком видеть образ отсутствующей особы,
потому что если он не ясен и лица его не видно, то следует вскоре ожидать
её смерти. Если же лицо ясно видно, то это значит, что человек уже умер.
Те, кто оспаривает истинность рассказов о встречах с призраками,
должны помнить, что они относятся не только к образам людей, но и к таким
приведениям, как оборотни и к ещё более фантастическим и символическим
знакам. Так, например, саван, представляющийся духовным очам на живом
человеке, предвещает его смерть - немедленную, если он доходит до головы, и
более далёкую, если он не выше пояса. Видеть искру, падающую на грудь или
на руку человека, предвещает, что на руках его будет мёртвый ребёнок.
Особого внимания заслуживает представление о голосе духов как о тихом
шепоте или свисте, как о “духе” настоящего голоса. Верования, что атрибуты
души или духа распространяются и на другие духовные существа и что способы
проявления их в значительной степени характерны и для голоса медиума, может
помочь нам связать эти рассказы с обычаем колдунов шептать или бормотать
заклинания.
Довольно распространенный обычай сыпать золу на пол, чтобы были видны
следы духов или демонов, предполагает последних материальными существами. В
литературе время от времени встречаются указания на то, что духи имеют вес.
Подобные сведения относятся к разным временам и регионам, начиная от
рассказов колдуна племени басуто и заканчивая спиритуалистами,
определившими вес человеческой души в 3 или 4 унции. Они уверяют, что душа
состоит из особого вещества и может быть даже сфотографирована.
Душа, или дух, покидающий тело при смерти, способна по своей воле
оставаться у могилы, странствовать по земле, летать в воздухе или
отправляться в настоящую обитель духов -- в загробный мир. Люди не
останавливаются на убеждении, что смерть возвращает душу к свободному и
деятельному существованию. Они совершенно логично стараются помочь природе,
убивая людей, чтобы освободить их души для служения духам. Таким образом,
возникает один из наиболее распространенных, определенных и понятных
обрядов анимистической религии -- обычай погребальных человеческих
жертвоприношений на пользу умершего. Когда знатный человек умирает и душа
его отлетает в полагающееся ей место, каково бы и где бы оно ни было, то,
согласно совершенно логичному заключению первобытной философии, души его
слуг, рабов или жен, убитых при его погребении, должны следовать за
господином и продолжать служить ему в будущей жизни. Эти логические выводы
нередко заставляют приносить в жертву посторонних людей для обращения их в
то же духовное рабство. Из этнографического материала видно, что этот обряд
не слишком резко выражен на самой низшей степени культуры, но, возникая при
дальнейшем развитии дикарей, получает значительное развитие в период
варварства и затем продолжает существовать или вырождается в пережиток.
Отлетание души умершего человека из мира живых, ее странствие в
далекую страну мертвых и жизнь, ожидающая ее в новом жилище, составляют
предметы, о которых примитивные общества имеют по большей части весьма
определенные учения. Когда эти верования попадают в руки современного
этнографа, он смотрит на них как на мифы -- часто в высокой степени ясные и
разумные по своему началу, твердые и правильные по своему построению, но
все-таки мифы. Немногие предметы пробуждали в умах поэтов-дикарей столь
смелые и живые представления, как мысль о будущей жизни. При всем том общий
обзор подробностей этих воззрений в человеческом роде показывает среди
величайшего разнообразия деталей правильное повторение одинаковых эпизодов,
что опять должно приводить нас к так часто возникающему вопросу: насколько
это совпадение зависит от прямого перехода мыслей от одного племени к
другому и насколько от сходного, но независимого развития их в отдаленных
одна от другой странах.
Эти верования можно последовательно сравнивать между собой от дикого
состояния до полного развития цивилизации. И малокультурные и
высококультурные народы в каждой из стран могут указать то место, откуда
отлетающие души отправляются в путь к своей новой отчизне. Всякое безводное
место, пригодное скорее для мертвых, чем для живых, естественно внушает
мысль о преддверии страны умерших. Излишне было бы приводить здесь все
бесчисленное разнообразие мистических подробностей о страшном путешествии
души через пещеры, каменистые тропинки и бесплодные равнины, по крутым
скользким горам, в утлых челноках или по шатким мостам через пропасти и
быстрые потоки, в постоянном ожидании яростного нападения губителя душ или
под страхом рокового приговора строгих стражей другого мира. Не приступая
еще к описанию страны духов, цели и предела странствования душ, поищем
оснований, которыми поддерживалась вера в то и другое. Примитивные общества
усматривают поддержку для своих учений в преданиях, прямом откровении и
даже личном опыте. Для них область духов есть всем доступная страна, откуда
многие возвращаются.
Картина нисхождения в Аид в самом деле ежедневно повторяется перед
нашими глазами, как некогда разворачивалась она перед древними
составителями мифов, которые видели, как солнце каждый вечер уходило в
темный подземный мир и утром снова возвращалось в страну живых. В силу
самого простого поэтического сравнения с ежедневно заходящим и восходящим
солнцем, олицетворяющим человеческую жизнь в прелести рассвета, в блеске
полудня и в угасании при захождении, мифическая фантазия установила в
религиозных верованиях всего мира, что страна отошедших душ лежит на
далеком западе или в подземном мире.
Но кроме того, посещение умерших живыми и наоборот бывают и предметом
личного опыта, и свидетельства очевидцев. Души умерших являются живым во
сне или в видениях и приносят вести с того света. Иногда же люди сами
отправляются туда и, вернувшись, рассказывают живым, что они видели там.
Иногда путешественник оказывается там вместе со своей материальной
оболочкой, иногда же говорится только, что он отправился сам, но духовно
или телесно -- об этом не упоминается в рассказе. Большей частью, впрочем,
туда отправляется одна душа человека, оставив тело в состоянии экстаза,
сна, оцепенения или даже смерти. Некоторые из этих рассказов, повторяющихся
на всех стадиях культуры, от диких до цивилизованных племен, передавались с
полной убежденностью со стороны самого духовидца, другие же лишь
представляют собой подражание оригинальным рассказам. Такие видения
воспроизводят, конечно, представления, которыми до того времени был
наполнен ум видевшего их. Всякое представление, запавшее раз в голову
дикаря, варвара или фантаста, способно легко воспроизводиться извне. Здесь
оказывается порочный круг: он видит то, во что верит, и верит в то, что
видит. Глядя на отражение собственного ума, он, подобно ребенку, который
видит себя в зеркале, почтительно подчиняется внушениям своего второго “я”.
Краснокожий индеец посещает счастливые места охоты, тонганец -- тенистый
остров Болоту, грек нисходит в Аид и любуется Елисейскими полями,
средневековый аскет видит ужасы ада и блаженство рая.
Изучение и сравнение между собой различных воображаемых областей, где,
по мнению людей, должны были обитать отошедшие души, было бы вовсе не
бесполезным занятием. Повторяемость подобных представлений во всем мире
служит свидетельством того, что мы правильно понимаем процессы, путем
которых образуются понятия у людей. В то же время всякий изучающий этот
предмет, кто даст себе труд старательно сравнить эти представления, найдет
в них полное разъяснение весьма важного принципа образования человеческих
воззрений. Каждый раз, когда перед человечеством возникал вопрос,
допускавший несколько одинаково правдоподобных ответов, оказывалось, что в
разных странах он решался по-разному. В нашем случае задача может быть
сформулирована так: если предположить что, души умерших продолжают жить, и
время от времени навещают живых, то где место жительства этих душ? На
вопрос, почему в одной стране люди выбирали жилищем отлетевших душ землю, в
другой -- подземные области, в третьей -- небо, бывает часто очень трудно
ответить. Но мы по крайней мере можем наблюдать, как люди много раз
принимались за этот вопрос и из трех или четырех подходящих ответов один
нард останавливался на одном, другой -- на другом, а некоторые принимали их
по нескольку сразу.
Во-первых, когда страна духов помещается на поверхности земли, для
отбора остаются соответственные места между дикими туманными пропастями,
замкнутыми долинами, широкими равнинами и островами.
Во-вторых, очень часто страна умерших -- далекий остров на западе,
куда садится солнце.
В третьих, верование в подземный Аид, населенный душами умерших,
весьма распространен между примитивными обществами. Земля плоска, она
является изнанкой другого неба, покрывающего другую землю под нами, куда
мертвые должны отправляться к новой жизни. Таким образом, мировая система
походит на кадку с тройным дном. Сюда же относятся следующее поразительное
мифическое представление -- мысль, что вулканы суть отверстия подземного
мира.
В четвертых, в древние и новые времена людям приходило в голову
избирать солнце и луну местом пребывания отошедших душ. В XVII веке было
издано сочинение Тобиаса Свиндена, в котором доказывается, что солнце --
ад, а темные пятна на нем -- сборища осужденных душ. В подобных
умозрительных теориях темнокожий дикарь может смело подать руку белому
философу.
В пятых, мировоззрение дикарей не отрицает и существования неба. В
числе примеров, показывающих нам, как развивалось человеческое познание и
каково истинное отношение между первобытной и позднейшей культурой,
верование в существование небесного свода представляется крайне
поучительным. Оно до сих пор еще естественно возникает в умах детей, и,
согласно с этим простейшим детским воззрением, космологи североамериканских
индейцев и островитян Тихого океана описывают свою плоскую землю накрытую
твердым небесным сводом. У тех народов, которые имеют определенные теории о
небесном своде, повествования о телесных странствованиях и духовных
восхождениях на небо имеют не аллегорический, а вполне серьезный характер.
Достойно, однако, особого внимания, что понятие об аде как об огненной
пропасти, столь общее религиям цивилизованных народов, почти чуждо умам
дикарей, так что там, где оно встречается, самостоятельность его
происхождения становится сомнительной.
Преходя теперь от рассмотрения души человека к душам животных, мы
должны прежде всего ознакомиться с представлением дикаря о природе этих душ
-- представлением, которое весьма отличается от воззрений современного
человека. Это различие выясняется резче всего из следующего замечательного
ряда воззрений, свойственных диким племенам. Дикарь совершенно серьезно
говорит о мертвых и о живых животных как о мертвых и живых людях, приносит
им дары и просит у них прощения, когда должен убивать их или охотиться на
них.
Понятие о принципиальном различии между животным и человеком, столь
распространенное в цивилизованном мире, едва ли может сложиться у
примитивных обществ. Люди, которым крики зверей и птиц кажутся похожими на
человеческую речь, а их поступки так же руководимыми мыслями, как и у
человека, совершенно логично допускают существование души у зверей, птиц и
пресмыкающихся наравне с людьми. Примитивная психология должна по
необходимости признавать в животных те же характерные особенности, которые
приписываются ею человеческой душе, именно: жизнь и смерть, волю, суждение
и способность видеть признаки в видениях и во сне. Что касается людей,
дикарей и цивилизованных, которые верят в переселение душ, то они не только
полагают, что животное может иметь душу, но думают, что эта душа прежде
могла жить в человеческом существе, так что животное может в
действительности оказаться их предком или некогда любимым другом. Целый ряд
фактов, стоящих, как дорожные столбы, на пути цивилизации, дает нам
возможность проследить от самого начала историю этих представлений о душе
животных как при жизни последних, так и после их смерти.
Если первобытная психология приписывает животным душу наравне с
людьми, логическим последствием такого воззрения должно быть то, что
племена, убивающие жен и невольников для того, чтобы их души могли
продолжать свои обязанности при умершем, должны так же убивать животных,
чтобы и они могли продолжать свою службу покойному хозяину.
Так как растения разделяют с животными явления жизни и смерти,
здоровья и болезни, то довольно естественно было приписать им так же
некоторый род души. И действительно, понятие о растительной душе, одинаково
свойственной и растениям, и более высоким организмам, наделенным, сверх
того, животной душой, было весьма распространено в философии средних веков
и до сих пор не совсем еще забыто натуралистами. Но на низших ступенях
культуры -- по крайней мере в очень обширной области земного шара -- душа
растений отождествлялась в более сильной степени с душой животных.
При разборе происхождения мифов можно найти некоторые указания о
первобытном состоянии ума, в котором личность и жизнь приписываются не
только людям и животным, но и вещам. Предметы, безжизненные с нашей точки
зрения, например реки, камни, деревья, оружие и т. д., считаются у дикарей
живыми разумными существами, с которыми они говорят, которых почитают и
даже наказывают за причиненное им зло.
Наше понимание низших ступеней культуры зависит в значительной степени
от полноты, с которой мы можем оценить эти первобытные детские
представления, и в этом отношении лучшим руководителем для нас может
служить воспоминание о нашем собственном детстве. Кто припомнит, что и для
него палки, стулья и игрушки были живыми, тот легко поймет, как детская
философия человеческого рода могла оживотворять вещи, которые наша наука
признает безжизненными предметами. Таким образом одна, и самая главная,
часть низшего анимистического учения по отношению к душе предметов
становится понятной.
Для полного понимания этого учения необходимо представление о душе не
только как о жизни, но и в форме призрака, или привидения. Одна из
характерных черт рассказов о духах в цивилизованном и диком мире
заключается в том, что тени умерших всегда являются одетыми, и при том в ту
самую одежду, которую носили при жизни. Слух и зрение одинаково
свидетельствуют в пользу существования призраков вещей: звук цепей у
привидений и шорох одежды упоминается повсюду в литературе, относящейся к
этому предмету. Мы встречаем вполне точное описание всех атрибутов
привидения как в рассказах дикарей, в понимании которых дух и его одежда
представляют нечто реальное и объективное, так и в современной научной
теории, по которой и дух и его одежда суть продукты чисто субъективные и
воображаемые.
Анимистическая теория явилась крупным шагом вперёд и надолго снискала
себе многочисленных приверженцев. Но теперь уже она в значительной мере не
отвечает современным религиоведческим взглядам. Анимизм, хотя и не
исключено что какие-то его зачатки с самого начала переплетались с другими
религиозными верованиями, не мог быть первоначальной формой религии, так
как представления о душе и духах предполагают известный уровень
абстрактного мышления. Такого мышления ещё не было не только у древнейших
людей (архантропов) и древних людей (палеоантропов), но и у людей
современного вида (неоантропов) на начальной стадии их интеллектуального
развития. Первоначальный дикарь, как показывают данные этнографии, ещё не
был "философствующим дикарём". Значит, анимизму должны были предшествовать
какие-то другие формы религиозных верований.
Уже при жизни Тайлора другой эволюционист-религиовед - Роберт Маретт
попытался усовершенствовать его анимистическую теорию. Он выдвинул мысль,
что первобытные люди представляли себе сверхъестественное как стихийную
безличную силу, воздействующую на их жизнь и при известных обстоятельствах
саму подверженную воздействию. Только из этих представлений, которые он
называл аниматизмом, позднее развился анимизм. Но по сути дела ,
аниматистическая теория Маретта грешит тем же, что и анимистическая теория
Тайлора: переоценивает философские способности и наклонности ранних людей.
Как свидетельствуют современные данные этнографии, представления
наименее развитых племён были предметны и конкретны и в лучшем случае не
шли дальше абстракций среднего уровня. Они являлись реальным (полезные
знания) или превратным (религиозные верования) отражением жизненной
практики первобытных людей. Поэтому в наше время преобладает мнение, что
первоначальным пластом религиозных верований скорее всего был тотемизм, в
котором люди в единственно возможной для них тогда форме осознавали свою
неразрывную, как бы родственную связь с непосредственным природным
окружением.
Реферат на тему: Античная мифология и ее влияние на современность
Московский Государственный Авиационный Институт
(Технический Университет)
Реферат на тему
“Античная мифология и ее влияние на современность”
Выполнил: студент группы 08-301
Чередников Михаил
Проверил:
Оценка:
Дата:
Москва, 1995.
Содержание.
Глава 1. Чем маленькая народность
могла повлиять на большую Европу?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . стр. 3.
Глава 2. Изучение античной мифологии через античную историю.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .стр. 12.
Глава 1. Чем маленькая народность могла повлиять на большую Европу?
Тем, кто интересуется историей культуры, литературой и искусством,
знакомство с греко-римской мифологией совершенно необходимо. Ведь, начиная
с эпохи Возрождения, художники и скульпторы стали широко черпать для своих
произведений сюжеты из сказаний древних греков и римлян. Придя в любой из
художественных музеев, неискушенный посетитель оказывается в плену
прекрасных, но зачастую непонятных ему по содержанию произведений великих
мастеров русского изобразительного искусства: картин П. Соколова (“Дедал,
привязывающий крылья Икару”), К. Брюллова (“Встреча Аполлона и Дианы”), И.
Айвазовского (“Посейдон, несущийся по морю”), Ф. Бруни (“Смерть Камиллы,
сестры Горация”), В. Серова (“Похищение Европы”), скульптур таких
выдающихся мастеров, как М. Козловский (“Ахилл с телом Патрокла”), В. Демут-
Малиновский (“Похищение Прозерпины”), М. Щедрин (“Марсий”). То же самое
можно сказать и о некоторых шедеврах западноевропейского искусства, будь то
“Персей и Андромеда” Рубенса, “Пейзаж с Полифемом” Пуссена, “Даная” и
“Флора” Рембрандта, “Муций Сцевола в лагере Порсенны ”, Тьеполо или
структурные группы “Аполлон и Дафна” Бернини, “Пигмалион и Галатея”
Торвальдсена, “Амур и Психея” и “Геба” Кановы.
Греко-римская мифология столь глубоко проникла в русскую литературу,
что человеку, читающему стихотворения А.С. Пушкина (особенно ранние) и
неосведомленному о мифологических персонажах, не всегда будет ясен
лирический или сатирический смысл того или иного произведения. Это
справедливо в отношении стихов Г.Р. Державина, В.А. Жуковского, М.Ю.
Лермонтова, басен И.А. Крылова и других. Все это лишь подтверждает
замечание Ф. Энгельса о том, что без того фундамента, который был заложен
Грецией и Римом, не было бы и современной Европы. Сильнейшее влияние,
которое оказала античная культура на развитие всех европейских народов,
таким образом, не подлежит сомнению.
Почему же именно мифы небольшого греческого народа, который пытался
осмыслить все происходящее вокруг него, легли в основу общечеловеческой
культуры и обладают столь притягательной силой и так глубоко проникли в
представления и образ мыслей современного человека, что он, не отдавая себе
в этом отчета, в самой обыденной речи говорит о сизифовом труде (имея в
виду бессмысленное, бесполезное времяпрепровождение), о титанических
усилиях и гигантских размерах (а ведь титаны и гиганты - порождения богини
Земли, боровшейся с греческими богами), о паническом страхе (а это проделки
бога Пана, любившего наводить безотчетный ужас на людей), об олимпийском
спокойствии (которым обладали древние боги-обитатели священной горы Олимп)
или о гомерическом смехе (это безудержный громовой смех богов, описанный
поэтом Гомером). К общепринятым сравнениям можно отнести и уподобление
могучего и сильного человека Геркулесу, а смелой и решительной женщины -
амазонке. Художников, поэтов, скульпторов привлекала прежде всего глубина и
художественность мифических образов. Но, по-видимому, не только в этом
следует искать объяснение той силы воздействия на людей, которую несла в
себе греческая мифология. Она возникла как попытка древних объяснить
появление жизни на земле, причины стихийных явлений природы, перед которыми
человек был бессилен, определить его место в окружающем мире.
Само создание мифов было первым шагом человека к творчеству и познанию
самого себя. Постепенно из отдельных сказаний, зародившихся в различных
областях греческой земли, сложились целые циклы о судьбах героев и
покровительствующих им богах. Все эти легенды, мифы и песни, исполнявшиеся
странствующими певцами-аэдами, с течением времени объединялись в большие
эпические поэмы, такие, как “Илиада” и “Одиссея” Гомера, “Теогония” и
“Труды и дни” Гесиода и множество других, не дошедших до нашего времени.
Великие древнегреческие поэты-драматурги V века до нашей эры - Эсхил,
Софокл, Еврипид - строили свои трагедии на материале древних сказаний о
богах и героях.
Древние греки были деятельным, энергичным народом, не боявшимся
познавать реальный мир, хотя он и был населен враждебными человеку
существами, вселявшими в него страх. Но безграничная жажда познания этого
мира пересиливала страх перед неизвестной опасностью. Приключения Одиссея,
поход аргонавтов за золотым руном - это запечатленные в поэтической форме
все те же стремления узнать как можно больше о той земле, на которой
обитает человек. В своих поисках защиты от страшных стихийных сил греки
подобно всем древним народам, прошли через фетишизм - веру в
одухотворенность мертвой природы (камней, дерева, металла), который потом
сохранился в поклонении прекрасным статуям, изображавшим их многочисленных
богов. В их верованиях и мифах можно заметить и следы анимизма и самых
грубых суеверий первобытной эпохи. Но греки довольно рано перешли к
антропоморфизму, создав своих богов по образу и подобию людей, при этом
наделив их непременными и непреходящими качествами - красотой, умением
принимать любой образ и, самое главное, бессмертием. Древнегреческие боги
были во всем подобны людям: добры, великодушны и милостливы, но в то же
время зачастую жестоки, мстительны и коварны. Человеческая жизнь неизбежно
кончалась смертью, боги же были бессмертны и не знали границ в выполнении
своих желаний, но все равно выше богов была судьба - Мойры -
предопределение, изменить которое не мог никто из них. Таким образом,
греки, даже в участи бессмертных богов усматривали их сходство с судьбами
смертных людей. Так, Зевс в “Илиаде” Гомера сам не вправе разрешить исход
поединка героев Гектора и Ахилла. Он вопрошает судьбу, бросив жребий обоих
героев на чаши золотых весов. Чаша со жребием смерти Гектора опускается
вниз, и вся божественная власть Зевса бессильна помочь его любимцу.
Доблестный Гектор погибает от копья Ахилла, вопреки желанию Зевса, в
согласии с решением судьбы. Мы можем увидеть это и у римского поэта
Вергилия. Описывая в “Энеиде” решающий поединок троянского героя Энея с
италийским вождем Турном, поэт заставляет верховного бога римлян Юпитера,
“уровняв стрелку весов”, бросить оба жребия сражающихся на чаши. Чаша со
жребием Турна идет книзу, и Эней страшным ударом меча поражает своего
противника.
Боги и герои греческого мифотворчества были живыми и полнокровными
существами, непосредственно общавшимися с простыми смертными, вступавшими с
ними в любовные союзы, помогавшие своим любимцам и избранникам. И древние
греки видели в богах существа, у которых все, свойственное человеку,
проявлялось в более грандиозном и возвышенном виде. Безусловно, это
помогало грекам через богов лучше понять себя, осмыслить собственные
намерения и поступки, достойным образом оценить свои силы. Так, герой
“Одиссеи”, преследуемый яростью могущественного бога морей Посейдона,
цепляется из последних сил за спасительные скалы, проявляя мужество и волю,
которые он способен противопоставить разбушевавшимся по воле богов стихиям,
чтобы выйти победителем. Древние греки непосредственно воспринимали все
жизненные перипетии, и поэтому и герои их сказаний проявляют ту же
непосредственность в разочарованиях и радостях. Они простодушны, благородны
и одновременно жестоки к врагам. Это - отражение реальной жизни и реальных
человеческих характеров древних времен. Жизнь богов и героев насыщена
подвигами, победами и страданиями. Горюет Афродита, потерявшая горячо
любимого прекрасного Адониса; мучается Деметра, у которой мрачный Аид
похитил любимую дочь Персефону. Бесконечны и непереносимы страдания титана
Прометея, прикованного к вершине скалы и терзаемого орлом Зевса за то, что
он похитил божественный огонь с олимпа для людей. Окаменевает от горя
Ниоба, у которой погибли все ее дети, сраженные стрелами Аполлона и
Артемиды. Погибает герой троянской войны Агамемнон, предательски убитый
своей женой сразу же после возвращения из похода. Величайший герой Греции -
Геракл, избавивший людей от многих чудовищ, кончил свою жизнь на костре в
страшных страданиях. Многострадальный царь Эдип в отчаянии от совершенных
им по неведению преступлений, выколов себе глаза, скитается со своей
дочерью Антигоной по греческой земле, нигде не находя себе покоя. Очень
часто эти несчастные несут кару за некогда совершенные их предками
злодеяния. И хотя все это заранее предопределено, они сами себя наказывают
за содеянное ими, не ожидая кары богов. Чувство ответственности перед самим
собой за свои поступки, чувство долга по отношению к близким и к родине,
характерные для греческих мифов, получили дальнейшее развитие в
древнеримских легендах. Но если мифология греков поражает своей
красочностью, разнообразием, богатством художественного вымысла, то римская
религия бедна легендами. Религиозные представления римлян, которые, по
существу, являли собой смесь различных италийских племен, сложившихся путем
завоевания и союзных договоров, содержали в своей основе те же исходные
данные, что и у греков, - страх перед непонятными явлениями природы,
стихийными бедствиями и преклонение перед производящими силами земли
(италийские земледельцы почитали небо, как источник света и тепла, и землю,
как подательницу всех благ и символ плодородия). Для древнего римлянина
существовало еще одно божество - семейный и государственный очаг, центр
домашней и общественной жизни. Римляне даже не потрудились сочинить какие-
либо интересные истории о своих богах - у каждого из них была только
определенная сфера деятельности, но, по существу, эти все божества были
безлики. Молящийся приносил им жертвы, боги должны были оказать ему ту
милость, на которую он рассчитывал. Для простого смертного не могло быть и
речи об общении с божеством. Исключением были лишь дочь царя Нумитора, Рея
Сильвия, основатель Рима Ромул и царь Нума Помпилий. Обычно италийские боги
проявляли свою волю полетом птиц, ударами молнии, таинственными голосами,
исходящими из глубины священной рощи, из темноты храма или пещеры. И
молящийся римлянин в отличие от грека, свободно созерцавшего статую
божества, стоял, накрыв голову частью плаща. Делал это он не только для
того, чтобы сосредоточиться на молитве, но и для того, чтобы ненароком не
увидеть призываемого им бога. Умоляя бога по всем правилам о милости, прося
его о снисхождении и желая, чтобы бог внял его мольбам, римлянин ужаснулся
бы, внезапно встретив взором это божество. Недаром говорил римский поэт
Овидий в своих стихах: “Спаси нас от лицезрения Дриад[1] или купающейся
Дианы[2], или Фавна[3], когда он среди дня прохаживается по полям”. Римские
земледельцы, возвращаясь вечером с работы домой, страшно боялись встретить
кого-либо из лесных или полевых божеств. Поклонение многочисленным богам,
руководящим почти что каждым шагом римлянина, состояло главным образом в
строго предписанных обычаями жертвоприношениях, молениях и в суровых
очистительных обрядах. В римской религии соединились боги всех племен,
которые вошли в состав Римского государства, но до более тесных контактов с
греческими городами у римлян и представления не было о той насыщенной
яркими и полнокровными образами мифологии, которую имели греки. Ни о каком
свободном общении с богами для римлянина не могло быть и речи. Их можно
было только почитать, соблюдать в точности все обряды и просить о чем-либо.
Если бог не откликался на просьбу, то римлянин обращался к другому,
поскольку их было великое множество, связанных с различными моментами его
жизни и деятельности. Иногда это были просто “одноразовые” божества, к
которым призывали один раз за всю жизнь. Так, например, к богине Нундине
обращались только на девятый день рождения младенца. Она напоминала, что
ребенок, очистившись, получает имя и амулет от дурного глаза. Божества,
связанные с получением пищи, были также чрезвычайно многочисленны: боги и
богини, питающие посеянное в землю зерно, опекающие первые ростки; богини,
способствующие созреванию, уничтожавшие сорняки; боги жатвы, молотьбы и
помола зерна. Для того чтобы римский земледелец мог должным образом
разобраться во всем этом, в Римском государстве были составлены так
называемые Индигитамента - списки официально утвержденных молитвенных
формул, содержащие имена тех богов, которых следовало призывать при всяких
событиях человеческой жизни. Эти списки были составлены римскими жрецами до
проникновения греческой мифологии в строгую и абстрактную религию римлян и
потому интересны. Они дают картину чисто италийских верований. По словам
римского писателя Марка Порция Варрона (1 в. до н.э.), Рим в течение 170
лет обходился без статуй богов, а древняя богиня Веста, и после воздвижения
статуй в храмах богов, “не позволяла” ставить статую в ее святилище, а
олицетворялась лишь священным огнем. По мере того, как значение и власть
Римского государства возрастали, в Рим “двинулось” множество чужеземных
божеств, которые довольно легко приживались в этом огромном городе. Римляне
считали, что, переселив богов завоеванных ими народов к себе и воздав им
должные почести, Рим избежит их гнева. Но и привлекши к себе греческим
пантеон, идентифицировав своих богов (Юпитера, Юнону, Марса, Минерву,
Диану)с главными божествами греков или дав Гермесу имя Меркурия, сблизив
Посейдона с Нептуном (этрусский бог моря Нептун)и просто заимствовав бога -
покровителя искусств Аполлона, римляне не смогли отказаться от своих
религиозных абстракций. Среди их святилищ были храмы Верности, Бледности,
Страха, Юности. Совершенно особую роль в римской религии сыграли этруски -
удивительный и загадочный народ, чья письменность до сих пор не
расшифрована, чьи памятники представляют совершенно особый мир, до сих пор
не разгаданный учеными. В религии этрусков огромное место отводилось
магическим обрядам, гаданиям и толкованиям различных знамений,
ниспосылаемых богами. Согласно рассказу римского оратора и писателя Марка
Туллия Цицерона, у этрусков существовала следующая легенда. Как-то раз
землепашец на поле возле города Тарквиний провел плугом очень глубокую
борозду. Оттуда внезапно вылез забавный маленький божок по имени Тагес с
детским лицом и туловищем, но с седой бородой и мудрый, как старец, и
обратился к пахарю с речью. Тот в испуге поднял крик. Сбежались люди,
которым Тагес разъяснил, как следует по внутренностям жертвенного животного
предсказывать будущее. Кроме Тагеса, искусству прорицания их научила нимфа
Вегоя. Она объяснила, как толковать удары молний. И вожди велели записать
речи Тагеса и нимфы Вегои в священные книги. В следующих книгах были
приведены советы по управлению государством, постройке городов и храмов.
Эти книги перевели на латинский язык еще при царе Тарквинии Древнем. Но и
они, как и сочинение римского императора Клавдия по истории этрусков, не
дошли до нашего времени. Поскольку этрусское миросозерцание с его
чрезвычайным увлечением вопросами загробной жизни было совершенно чуждо
римлянам с их формальным и расчетливым подходом к религиозным вопросам, то
они заимствовали у этрусков лишь науку о предсказаниях, гаданиях и
знамениях как наиболее практическую и имеющую прикладное значение, часть их
религиозных представлений. Эту науку этрусских жрецов - гаруспиков
(гадателям по внутренностям жертвенных животных, в особенности по печени)
римляне ввели в свои религиозные церемонии. Но в особо важных случаях в Рим
приглашались этрусские специалисты.
Рим, восприняв греческую мифологию и превратив ее в греко-римскую,
оказал человечеству огромную услугу. Дело в том, что большинство гениальных
произведений греческих скульпторов дошло до нашего времени лишь в римских
копиях, за редким исключением. И если сейчас наши современники могут судить
о замечательном изобразительном искусстве греков, но за это они должны быть
благодарны римлянам. Равно как и за то, что римский поэт Публий Овидий
Назон в своей поэме “Метаморфозы” сохранил для нас все прихотливые и
причудливые и в то же время такие трогательные в своей непосредственности
творения светлого греческого гения - народа, в искусстве которого “нашла
выражение во всем своем обаянии и безыскуственной правде прелесть
человеческого детства”.
Глава 2. Изучение античной мифологии через античную историю.
Древнегреческие мифы частично содержат повествования о деяниях божеств,
частично же посвящены описаниям подвигов и приключений героев - людей,
одаренных сверхъестественной мощью, силой, ловкостью и смелостью,
считавшихся детьми различных богов и богинь. Эти древние сказания и
легенды, получившие широкое распространение у народов средиземноморского
мира, были заимствованы римлянами. В новое время они получили общее
название древнегреческой мифологии.
Возникнув первоначально в различных частях Эгейского бассейна (на
островах Крит, Делос, западном побережье Малой Азии, в различных областях
европейской Греции - Эпире, Пелопоннесе, Фессалии, Беотии, Аттике),
отдельные циклы мифических сказаний постепенно слились в систему
своеобразного религиозного мировоззрения, основанного на обожествлении
непонятных явлений природы и почитании предков, особенно вождей племен,
повсеместно объявлявшихся “богоравными героями”.
Подобно легендам и сказаниям древности: древнегреческие мифы со
временем были восполнены преданиями о реальных исторических событиях,
положенных в основу фабулы эпических поэм
(“Илиады”,”Одиссеи”,”Теогонии”,”Аргонавтики” и т.д.), своеобразно отражая
явления той природной и общественной среды, в которой они возникали.
По мере развития общественных отношений - возникновения племенных
объединений - создаются различные песни и гимны: песни земледельцев,
исполнявшиеся на полях во время земледельческих работ и на праздниках после
сбора урожая, боевые гимны воинов - пэаны, запевавшиеся перед началом боя,
свадебные гимны - гименеи, погребальные причитания - орены.Одновременно
создавались сказания о богах и богинях, их вмешательстве в дела как
отдельных людей, так и целых племен. Реальные исторические факты обрастали
легендарными подробностями. Возникая в одном племени, эти сказания и
легенды распространялись среди других, переходя от поколения к поколению.
Наиболее интенсивно процесс возникновения этих преданий и легенд происходил
на рубеже II и I тысячелетий до н.э., когда древнейшее население Эгейского
бассейна было частично потеснено, а частично уничтожено волной новых
поселенцев, вторгшихся в Грецию из соседних областей. Создателями и
распространителями легенд и сказаний были бродячие певцы - аэды. Переходя
из одного поселения в другое, аэды мерным голосом декламировали,
аккомпанируя себе на кифаре, песни и гимны в честь богов и героев,
покровителей или мифических предков данного племени.
Постепенно в различных областях Греции сложились целые циклы сказаний о
том или ином боге или герое. На острове Крите рассказывали о могучем боге
Зевсе, похитившем, превратившись в быка, финикийскую царевну Европу,
сделавшуюся прародительницей царей Крита, наиболее замечательным из которых
был Минос. С его именем связан ряд легендарных сказаний.
На северо-западе Пелопоннеса популярным героем сказаний был Пелопс,
давший название всему южному полуострову Греции. В Арголиде рассказывали о
сыне Зевса Персее. Здесь же возникли сказания о правителе города Микен
Атрее и его потомках, особенно о могущественном Агамемноне, совершившего
поход против малоазийского города Трои, овладевшем им, но по возвращении
предательски убитом своей женой Клитемнестрой и ее сообщниками, и о мести
его сына Ореста матери и другим убийцам отца. В Беотии сложился цикл легенд
об основателе города Фивы - Кадме и его потомках, наиболее популярным из
которых был Эдип, совершивший бессознательно, по воле судьбы, ужасные
преступления и искупивший их жестокими страданиями. В Аттике были
распространены сказания о царе Тесее, которого считали сыном морского бога
Посейдона. Тесей освободил Аттику от порабощения критским царем Миносом и,
объединив ее, сделал Афины столицей государства.
Наконец, с севера, из Эпира, повсеместно распространились легенды о
Геракле - могучем сыне Зевса, о его подвигах и трагической судьбе, о
подчинении им острова Крит, организации игр в честь Зевса в Олимпии, о
странствиях по малоизвестным странам, о превращении его после смерти в
божество.
Популярны были повествования о походе группы героев из фессалийского
города Иолка на корабле “Арго” в дальние страны на восточном побережье
Понта Эвксинского[4]. Однако самыми распространенными были сказания об
общегреческом походе племенных вождей против малоазийского города Трои, об
осаде города, о приключениях и бедствиях многих героев, особенно Одиссея,
при возвращении на родину.
На основе древних легенд и сказаний некоторые из аэдов создали большие
эпические поэмы. Как указывалось выше, самым популярным был цикл
произведений о войне союзных вождей против Трои. Основой этого цикла были
сохранившиеся до наших дней поэмы “Илиада” и “Одиссея”, автором которых
греки считали слепого певца Гомера. Первая поэма содержала описание
десятого года войны против Трои - ссору Агамемнона с вождем Ахиллом и ее
последствия. Вторая повествовала о приключениях Одиссея в далеких,
сказочных, малоизвестных грекам странах Запада и о его счастливом
возвращении на родной остров Итаку.
Несколько поколений поэмы Гомера передавались из уст в уста. Только в
VI в. до н.э. они были записаны в Афинах и превратились в литературные
произведения. Их изучали во всех школах Греции, позднее в школах
эллинистических государств, созданных греко-македонскими завоевателями в
странах восточного Средиземноморья, и, наконец, в учебных заведениях,
существовавших в Римской империи. Герои поэи Гомера - Ахилл, Одиссей,
Гектор, Агамемнон, Менелай, Парис, Телемах, Приам, Нестор, Андромаха,
Елена, Пенелопа и др. - были чрезвычайно популярны в древности. Их
изображали в живописи и скульптуре. Эпизоды поэм являлись темами для
создания больших живописных композиций настенной живописи (фресок),
найденных в Помпеях, или больших мозаичных произведений, сохранившихся в
развалинах различных городов древности.
Исключительное значение эпических поэм Гомера для культурной жизни
древнегреческого общества отметил еще живший в IV в. до н.э.
древнегреческий философ Платон, писавший, что “этот поэт (Гомер) воспитал
Элладу”. Но несмотря на широчайшую популярность Гомера, время его жизни,
место рождения оставались неизвестными. В древней Греции семь городов
спорили за право называться родиной этого замечательного поэта. Отсутствие
биографических сведений о Гомере позволило некоторым европейским
исследователям древнегреческой истории и литературы усомниться в
исторической реальности личности поэта.
В конце XVIII в. немецкий филолог Вольф предложил считать “Элиаду” и
“Одиссею” результатом безличного народного творчества. Вольф и его
единомышленники считали поэмы механическим соединением многих песен,
совершенствуемым постепенно различными аэдами. Против подобного объяснения
возникновения “Элиады” и “Одиссеи” выступил Фридрих Шиллер, доказывавший
художественное единство обеих поэм и отстаивавший личное авторство
Гомера.Так возник “гомеровский вопрос”, являющийся неоднократной темой
научных дискуссий в среде филологов и историков.
В XVIII и в первой половине XIX в. подавляющее большинство европейских
исследователей древности рассматривало мифические повествования и
содержание древнегреческих эпических поэм как чисто фантастические. Но в
настоящее время благодаря археологическим открытиям это мнение не
соответствует современным научным воззрениям.
Уже в 70-х годах XIX в. энтузиаст-археолог Г. Шлиман твердо установил
нахождение древнего города Трои, а в 80-х годах произвел успешные
археологические раскопки в развалинах Микен и Тиринфа. В начале XX века
английский ученый А. Эванс открыл и детально обследовал огромный дворцовый
комплекс на месте древнего Кносса на о.Крит. В последующие десятилетия
греческие, итальянские и американские археологи открыли целый ряд древних
поселений на Крите, в Пелопоннесе, в Средней Греции, на островах Эгейского
архипелага. В развалинах некоторых из них (в Кноссе, Пелосе, Фивах) найдены
глиняные таблички со своеобразными надписями. В 1953 г. эта древняя
письменность, эта древняя письменность, так называемое линейное письмо В,
была прочитана английским ученым М. Вентрисом.
Результаты этих археологических открытий позволили совершенно по-новому
рассматривать вопрос о возникновении древнегреческой мифологии и эпической
поэзии. Если исследователи истории древнегреческой культуры XVIII и первой
половины XIX в. представляли развитие древнего общества и культуры лишь с
конца II тысячелетия до н.э., то в настоящее время твердо установлено
появление и развитие очагов классового общества с конца III тысячелетия до
н.э. Так, например, с конца III тысячелетия до н.э. сложилось классовое
общество на о.Крит. Основным политическим центром его стал Кносс. Критские
правители установили свое господство на соседних островах и, по-видимому, в
некоторых районах Балканской Греции. Критские мореплаватели совершали
дальние походы. Они установили сношения с Египтом, Северной Сирией. На
западе Критяне достигали островов Сицилия и Сардиния.
В середине XV в. до н.э. на Эгейском архипелаге произошла геологическая
катастрофа. Страшное извержение вулкана на о.Фера, повлекшее за собой
гибель расположенного на нем города, отразилось и на Крите. Часть населения
острова погибла, часть покинула родину. Обезлюдевший Крит был колонизирован
Ахейскими племенами, еще ранее заселившими Балканскую Грецию.
Крупнейшими центрами ахейских племен во второй половине II тысячелетия
до н.э. стали Микены, Пилос, Тиринф. Здесь находились роскошные дворцы
вождей племен. Стены дворцов украшали живописью. Во дворцах были большие
кладовые, в которых хранились запасы зерна, масла, вина, различной посуды,
бронзового оружия. В могильниках, расположенных возле дворцов, были найдены
золотые украшения, свидетельствующие о большом богатстве ахейских
правителей. Найдены и глиняные таблички с различными записями, которые
говорят о резком имущественном неравенстве и о массовом применении труда
рабов. Основным источником получения рабов были войны. Ахейцы предпринимали
грабительские походы в различные районы Средиземноморского побережья. Одним
из таких походов и было нападение ахейских вождей на малоазийский город
Трою. По мнению современных ученых, этот поход был в середине XIII в. до
н.э. (около 1260 г. до н.э.). В надписях, сохранившихся на глиняных
табличках, упоминались и почитаемые ахейские божества - Зевс, Гера, Афина,
Посейдон, Гермес и т.д.
В XII в. до н.э. с севера на Балканскую Грецию вторглись новые
переселенцы - дорийские племена. Они частью покорили, частью оттеснили
ахейцев. Микены, Пилос, Тиринф были сожжены. Дорийцы заняли Пелопоннес, а
несколько позднее и Крит. Уцелевшие ахейцы расселились по западному берегу
Малой Азии. Именно среди населения малоазийских греческих городов и
сохранились воспоминания о жизни и быте ахейсских вождей, об их дальних
морских походах, наконец, о нападении на Трою. Постепенно передаваемые
устно рассказы о реальном ходе событий переплелись со сказаниями о подвигах
вождей-героев - участников похода против Трои и других экспедиций, о
чудесных событиях, вмешательстве богов в военные действия между ахейцами и
троянцами.
Из этих сказаний и черпали аэды сюжеты для своих песен. Вполне
возможно, что один из аэдов, известный под именем Гомера, создал “Элиаду” и
“Одиссею”. Неграмотность поэта не могла помешать его творчеству. Традиция
бесписьменного, устного поэтического творчества сохранялась до XX в. Таково
было поэтическое творчество Джамбула и Сулеймана Стальского. Не случайно
последнего М. Горький назвал “Гомером XX века”.
Со временем в передававшийся устным путем первоначальный текст “Элиады”
и “Одиссеи” был внесен ряд добавлений, что не могли не заметить
исследовавшие поэмы филологи.
У большинства российских историков вопрос об авторстве поэта, “Элиаду”
и “Одиссею”, в принципе не вызывает сомнений. Однако вопрос о том,
действительно ли этот аэд носил имя Гомер, или это было лишь его прозвище,
остается открытым; неизвестны и какие-либо биографические данные о его
жизни и творчестве.
Из других произведений древнегреческой литературы, в которых излагаются
различные мифические сказания о божествах и героях, следует указать поэму
“Теогония”, созданную беотийским уроженцем Гесиодом в VIII в. до н.э.
Многие мифические эпизоды упоминает в своем произведении и “отец истории”
Геродот (около 484-425 гг. до н.э.).
Подавляющее большинство трагедий афинских драматургов V в. до н.э. -
Эсхила, Софокла, Еврипида - представляет собой художественную обработку
мифических повествований о богах и героях. Мифические сказания излагали в
своих произведениях и многие древнегреческие лирические поэты (Пиндар и
др.). Ряд древнегреческих мифических сказаний содержится в произведениях
греческих и римских авторов, живших в эпоху Римской империи. О них
упоминает географ Страбон (65 г. до н.э. - 25 г. до н.э.) в своем
капитальном труде “География”. О взятии ахейцами и разрушении Трои подробно
писал римский поэт Вергилий в поэме “Энеида”. Многие мифические эпизоды
изложил Овидий в своих поэмах “Метаморфозы” и “Героини”. Отдельные циклы
древнегреческой мифологии подробно даны в “Описании Эллады” греческого
писателя Павсания (II в. до н.э.).
В перечисленных выше произведениях античных писателей сохранились до
настоящего времени целые мифические повествования; отдельные же упоминания
божеств, тех или иных героев встречаются в подавляющем большинстве
произведений отдельных авторов.
Как отмечалось выше, образы богов и героев воспроизведены в
многочисленных произведениях античного, особенно древнегреческого
искусства. Таким образом, “...греческая мифология составляла не только
арсенал греческого искусства, но и его почву...”(К. Маркс).
Античная греко-римская культура оказала сильнейшее влияние на
культурное развитие всех современных европейских народов, и “...без того
фундамента, который был заложен Грецией и Римом, не было бы и современной
Европы...”(Ф. Энгельс).
Начиная с эпохи Возрождения, после столетий забвения, памятники и
литературные произведения античной культуры, а вместе с ними и образы
древнегреческой мифологии вновь привлекли внимание дворян и буржуазии.
Писатели, художники и музыканты различных европейских стран вновь стали
брать сюжетами своих произведений эпизоды из древнегреческой мифологии.
Изображению мифических сюжетов и божеств посвящены некоторые произведения
выдающихся итальянских художников эпохи Возрождения - Леонардо да Винчи
(бюст богини Флоры), Сандро Боттичелли (картины “Рождение Венеры”,
“Весна”), Тициана (картина “Венера перед зеркалом”)и др. Из образов
древнегреческой мифологии взял сюжет для своей замечательной статуи Персея
выдающийся итальянский скульптор Бенвенуто Челлини.
В XVII-XVIII вв. заимствование сюжетов из древнегреческой мифологии
деятелями европейского искусства получило широкое распространение. На
сюжеты, взятые из древнегреческой мифологии, писали | |
