|
Реферат: Проблема моделирования на ЭВМ основных функций человеческого мышления (Философия)
Пермский государственный технический университет
Кафедра философии
РЕФЕРАТ
к кандидатскому экзамену по философии
Тема: “Проблема моделирования на ЭВМ
основных функций человеческого мышления”
Выполнил:
Азанов А.Ю.
г.Пермь, 1996
СОДЕРЖАНИЕ
| |Введение.................................... |3 |
|1.|Искусственный интеллект. Вопрос о возможности его | |
| |создания.................... |5 |
|2.|Сравнение искусственного и естественного | |
| |интеллектов................................. |12 |
|3.|Проблема представления знаний в компьютерных системах. | |
| |Экспертные системы................ |16 |
|4.|Вопрос доверия к результатам деятельности искусственного | |
| |интеллекта................... |22 |
| |Заключение.................................. |24 |
| |Список литературы........................... |26 |
ВВЕДЕНИЕ.
В наше время, время всеобщей компьютеризации, во всем мире неуклонно
происходит увеличение доли людей, работающих в информационной сфере в
сравнении с производственной. Так например в США сто лет назад в
информационной сфере было занято 5% работающих и в производственной - 95%,
а на сегодняшний день это соотношение приближается к 50 на 50, причем
подобное перераспределение людей продолжается. Автоматизация и
компьютеризация информационной сферы, в общем отстает от автоматизации
производственной сферы. Теперь для человека уже недостаточно того, что ЭВМ
быстро и точно решает самые сложные расчетные задачи, сегодня человеку
становится необходимой помощь ЭВМ для быстрой интерпретации, семантического
анализа огромного объема информации. Эти задачи мог бы решить так
называемый “искусственный интеллект”. Вопрос о создании искусственного
интеллекта возник почти одновременно с началом компьютерной революции. Но
на пути его создания встает много вопросов: принципиальная возможность
создания искусственного интеллекта на основе компьютерных систем; будет ли
искусственный интеллект ЭВМ, если его удастся создать, подобен
человеческому по форме восприятия и осмысления реального мира или это будет
интеллект совершенно иного качества; возможность представления знаний в
компьютерных системах и много других. Многие проблемы не решены, и среди
этих проблем не последнее место принадлежит проблемам, которые могла бы
помочь разрешить философия. Некоторые из них мы рассмотрим в этой работе.
1. ИСКУССТВЕННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ.
ВОПРОС О ВОЗМОЖНОСТИ ЕГО СОЗДАНИЯ.
Термин “искусственный интеллект” был введен Дж. Маккарти в 1956 г. Сам
термин “искусственный интеллект” имеет два основных значения: во-первых,
под искусственным интеллектом понимается теория создания программных и
аппаратных средств, способных осуществлять интеллектуальную деятельность,
сопоставимую с интеллектуальной деятельностью человека; во-вторых, сами
такие программные аппаратные средства, а также выполняемая с их помощью
деятельность.
Основная трудность искусственного интеллекта заключается в том, что до
сих пор не существует однозначного и общепринятого определения и понимания
интеллекта естественного. Поэтому большинство исследователей искусственного
интеллекта, так же как и специалисты по информационной эпистемологии,
вынуждены пользоваться паллиативом. На практике под искусственным
интеллектом подразумевается набор программных и аппаратных средств,
использование которых должно было бы приводить к тем же результатам, к
которым при решении данного класса задач приходит интеллектуальная
деятельность человека. Это по существу итоговая концепция искусственного
интеллекта.[5]
Другой распространенный паллиатив определяет искусственный интеллект
как полную или приближенную имитацию интеллектуальной деятельности
человека. поскольку же человеческий интеллект до сих пор остается
величайшей философской загадкой и даже на специально научно-
психологическом, психиатрическом и логическом уровнях изучен лишь
феноменологически, то ни одно из определений искусственного интеллекта не
может считаться вполне приемлемым, а тем более окончательным. Поэтому при
решении практических задач чаще пользуются заданием их списка и принимают
утверждение, что данная система является системой искусственного
интеллекта, если она в состоянии решать данные задачи.[5]
По существу, центральная проблема искусственного интеллекта
заключается в следующем. Если мы обладаем четкими, поддающимися формальной
экспликации знаниями о решении определенного класса задач, то на основе
регуляризации таких знаний могут быть получены четкие алгоритмы или
эвристические правила. Используя их, можно сконструировать программы,
реализация которых современными аппаратными средствами способна дать
решение данных задач. Однако человек довольно часто решает задачи, не зная
того. как именно он сам это делает. иными словами, люди фактически не
обладают полным и исчерпывающим самопознанием. Это касается не только чисто
интеллектуальной сферы абстрактного, логического мышления, но и сферы
эмоциональной физиологической. Мы видим, пользуемся зрительными образами,
слышим, оперируем звуковыми образами и т.д., не зная, как именно возникают
образы и каковы в точности закономерности их функционирования в нашем
сознании. Мы часто ставим задачи, высказываем догадки, принимаем
неожиданные, в том числе принципиально новые, творческие, решения, не зная,
как мы это делаем, не умея в точности представить алгоритм такой
деятельности. Из этого следует, что мы не всегда можем регулятивизировать
процессы, процедуры и операции, лежащие в ее основе, а следовательно, не
можем поручить компьютеру выполнение соответствующих имитирующих или
дублирующих действий. Здесь как будто бы берет реванш знаменитый “тезис
Лавлейс”, согласно которому машина никогда не сможет делать того, что ей не
поручает человек, чего он сам не умеет делать. В действительности же сам
человек умеет делать гораздо больше, чем знает, как делать. Эти рассуждения
служат основанием для компьютерного агностицизма. Его подкрепляют также
определенные философские соображения, основывающиеся на ограниченной
познаваемости мира вообще и субъективно-духовного мира человека в
особенности.
В то же время уже сейчас существуют гигантские базы знаний и мощные,
например, экспертные системы, содержащие тысячи правил и способные решить
некоторые задачи лучше, чем писавшие для них программы программисты или
специалисты соответствующего профиля. На сегодняшний день имеются
интеллектуальные компьютерные системы, читающие газетные тексты любым
голосом, и притом в режиме реального времени, и выполняющие переводы по
крайней мере технической литературы. Эти и другие факты лежат в основе
компьютерной эйфории, утверждающей, что трудности на пути создания
искусственного интеллекта, превосходящего по мощи и творческим возможностям
человеческий интеллект, носят временный характер и связаны лишь с
техническими проблемами, принципиально устранимыми в обозримом будущем. И
компьютерный агностицизм, и компьютерная эйфория имеют философские корни. И
поэтому речь должна идти о выяснении принципиальной, а не технической
стороне дела. С философской же точки зрения она заключается в исследовании
того, является ли мышление исключительной прерогативой человека, точнее,
человеческого мозга, или же такая деятельность не связана с ним однозначно
и навеки и может осуществляться нечеловеческими, в том числе техническими,
аппаратными системами. Если принять первую альтернативу, то следует далее
ответить на вопрос, обладает ли человеческий мозг какими-то специфическими
механизмами, уникальными, невоспроизводимыми с помощью других систем и в
дополнение ко всему непознаваемыми, вследствие чего относительно сугубо
гуманоидной природы мышления не могут быть получены адекватные знания, а
стало быть, невозможна и их регуляризация. если на этот вопрос может быть
получен доказательный отрицательный ответ, то это еще тоже не означает
признания прямой практической возможности создания искусственного
интеллекта, так как может, например оказаться, что его создание упирается в
техническую неосуществимость тех или иных интеллектуальных процедур. Но все
же такой ответ дал бы принципиальное основание если не для эйфории, то по
крайней мере для ограниченного компьютерного оптимизма.
Спор между компьютерными пессимистами и оптимистами подразумевает две
противоположные философские гипотезы. первая исходит из абсолютной
уникальности “человеческой телесности”, неповторимости человеческой
индивидуальности. Поэтому создание искусственного интеллекта, подобного
интеллекту человека, объявляется невозможным. Вторая гипотеза, напротив,
принимает тезис о принципиальной идентичности элементарных операций
человеческого и машинного мышления. познавательные процессы, чувственные
образы, установки и ценности могут быть более или менее адекватно
реализованы и смоделированы на дискретных электронных вычислительных
системах. Основу второй гипотезы составляет хорошо разработанная теория
вычислительных функций, ориентированная на конструктивно-аппаратную
реализуемость.
Интересную мысль, по поводу отношения к искусственному интеллекту,
высказал А. Эндрю: ”Нельзя уйти от того факта, что вычислительная машина
действительно является послушным исполнителем программы. Но когда ЭВМ и
программа становятся достаточно сложными, поведение машины может оказаться
практически непредсказуемым (хотя оно и предсказуемо в принципе). Поэтому
не лишено смысла рассматривать машину, как устройство, принципиально
способное к “новаторству”.[7]
2. СРАВНЕНИЕ ИСКУССТВЕННОГО И
ЕСТЕСТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТОВ
С момента появления вопроса о создании искусственного интеллекта
значительное число усилий ученых посвящается сравнению интеллектуальной
системы и человеческого разума. Сравнение это проводится по различным
линиям, некоторые из них упоминались выше: сравниваются механизмы и
результаты работы компьютерной системы и человеческого мышления, их
эффективность в решении тех или иных типов задач. Вопрос о сходстве и
различии между искусственной интеллектуальной системой и человеческим
разумом нередко связывается с вопросом о перспективах искусственного
интеллекта как научного направления. При этом одни исследователи считают,
что стратегической линией должно быть все большее приближение возможностей
компьютерной системы к возможностям человеческого разума, другие, напротив
отстаивают точку зрения, согласно которой целью искусственного интеллекта
не моделирование человеческого мышления, а изобретение способов обработки
информации, принципиально отличных от человеческих и применяемых там, где
человеческое мышление не эффективно или где его использование
нецелесообразно.
Время от времени высказываются мнения о принципиальной
нецелесообразности сравнения интеллектуальной компьютерной системы и
человеческого интеллекта. Тем не менее, как отмечает И.Ю.Алексеева,
сравнение систем искусственного интеллекта с естественным интеллектом не
только является реализацией неустранимой потребности человека в соотнесении
“я” с тем, что в каком-то отношении подобно мне, принадлежа к области “не-
я”, но и играет важную роль в создании новых типов интеллектуальных систем,
в формировании подходов и парадигм искусственного интеллекта.[1]
Интересен подход М. М. Ботвиника к сравнению искусственного и
естественного (человеческого) интеллекта: “Условимся, что будем оценивать
интеллект с кибернетической точки зрения. А как тогда его можно оценить?
Это способность принимать решение - хорошее решение в сложной ситуации при
экономном расходовании ресурсов. Если пойдем с этой точки зрения, то не
усмотрим различий между естественным и искусственным интеллектом”.[3]
Дж.Хогеландом сформулирован “парадокс механического разума.
“Рассуждение (в его вычисленческой модели) есть манипуляция обозначающими
символами в соответствии с некоторыми рациональными правилами (в
интегрированной системе). для осуществления этих манипуляций должен иметься
определенный вид манипуляторов. При этом манипулятор или обращает внимание
на то, что обозначают символы и правила, или на обращает. Но если он
обращает внимание на значение (смысл), то он не может быть полностью
механическим, потому, что значения (смыслы) не испытывают физических
воздействий. С другой стороны, если манипулятор не принимает во внимание
значение (смысл), то манипуляции не могут считаться примерами рассуждения,
так как не может считаться разумным то, что не зависит решающим образом от
значения (смысла) символов. Короче говоря, если процесс или система
механические, то они не могут считаться разумом, если же это разум, то он
не может быть механическим”. Разрешение этого парадокса, считает автор,
могло бы служить философским основанием подъема искусственного
интеллекта.[1]
3. ПРОБЛЕМА ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ЗНАНИЙ
В КОМПЬЮТЕРНЫХ СИСТЕМАХ.
ЭКСПЕРТНЫЕ СИСТЕМЫ.
Проблема представления знаний в компьютерных системах - одна из
основных проблем в области искусственного интеллекта. Решение этой проблемы
позволит специалистам, не обученным программированию, непосредственно на
языке “деловой прозы” в диалоговом режиме работать с ЭВМ и с ее помощью
формировать необходимые решения. Таким образом, решение проблемы
представления знаний в компьютерных системах позволит существенно усилить
интеллектуальную творческую деятельность человека за счет ЭВМ.[4]
Остановимся на истории развития этой проблемы. С появлением ЭВМ
открылась возможность электронного представления знаний. На первом этапе
это были сами данные, и обрабатывающие их программы. Взаимодействие
специалистов разных профилей, в интересах которых использовались ЭВМ,
осуществлялось через математиков-прикладников и программистов. В дальнейшем
произошло отделение данных от программ - появились базы и банки данных,
что, в свою очередь, позволило создавать информационно-справочные,
информационно-поисковые системы различных типов. Появился диалоговый режим
взаимодействия человека с ЭВМ, который в определенных пределах позволил
обеспечить работу специалистов, не обученных программированию.
В свою очередь, создание банков данных и баз данных, а также самых
сложных программ во многом стало возможным потому, что коренным образом
изменился и язык и принципы программирования. Практически вся
представленная здесь эволюция опиралась на трудный, но настойчиво
осуществляемый процесс сближения языков ЭВМ с человеческим языком.
Определенные успехи в этой области позволили говорить даже об
интеллектуализации ЭВМ. В первую очередь проблема сближения языков решалась
для создания больших информационно-поисковых систем, где пользователь
общался с ЭВМ на ограниченном естественном языке, то есть на языке “деловой
прозы”.
Возникшая здесь проблема смыслового анализа текстов сразу поставила
вопрос о построении семантической (смысловой) модели определенной
предметной области. Однако так как ЭВМ сейчас способны обрабатывать только
формализованные данные, такие модели могли быть построены только в случае
успешной формализации знаний в этой области. В связи с этим в теории
искусственного интеллекта были разработаны формализмы представления знаний
- семантические сети, фреймы, продукционные системы. Формализмы
искусственного интеллекта позволили, с одной стороны, строить базы знаний
как абстрактную надстройку над базой данных, а с другой - создавать модели
знаний множества областей описательных и слабо формализованных наук
(геология, медицина, биология, общественные науки и др.).[6]
Однако нельзя не учитывать того, что создавать искусственный
интеллект, подобный человеческому, путем полной формализации всего
окружающего мира - это безуспешная попытка. там. где начинается абсолютная
формализация, заканчивается подлинный интеллект, содержащий творческое
начало, свойственное человеку. Интерпретируя это положение для компьютерных
систем, можно утверждать, что полная формализация - это враг искусственного
интеллекта.
Сегодня ЭВМ сознательно используются как средство представления
знаний. Однако сами ЭВМ содержат не знание, а информацию, то есть
представление или модель знания. На основе этой модели пользователь
воссоздает необходимое ему знание. Содержимое памяти ЭВМ не равносильно
человеческому знанию, которое является гораздо более сложным феноменом, но
может служить удобной для коммуникации моделью этого знания. Этот принцип
моделирования профессиональных знаний лежит в основе экспертных систем.
Поскольку экспертные системы непосредственно помогают в осуществлении
интеллектуальной деятельности человека, то разработку экспертных систем
часто относят к достижениям в области искусственного интеллекта. Однако
многие специалисты считают экспертные системы эффективной альтернативой
искусственному интеллекту, хотя в их создании использован ряд современных
достижений из области искусственного интеллекта.[4]
В то время, как искусственный интеллект ставит задачу создания
интеллектуальных моделей действительности, обеспечивающих целесообразное
поведение, главное в разработке экспертных систем - это модель
профессиональных знаний об определенном аспекте действительности, присущих
человеку - эксперту или нескольким экспертам.[4]
Разработки в области искусственного интеллекта направлены на замену
интеллектуальных функций человека функциями ЭВМ. В противовес этому
экспертные системы не только не предполагают вытеснения человека из каких-
либо интеллектуальных сфер деятельности, а наоборот, ориентируются на то,
что профессиональные знания специалиста, как правило, лучше описывают плохо
структурированную действительность, чем любая искусственная модель, а роль
экспертных систем состоит в том, чтобы сделать знания одного или нескольких
экспертов достоянием любого специалиста в данной области независимо от
пространственно-временных ограничений. При этом от пользователя экспертной
системы в качестве условия эффективного использования представляемых
консультаций требуется профессиональное творческое владение предметом. В
идеале пользователь в процессе взаимодействия с экспертной системой сам
становится экспертом, знания которого учитываются в этой системе. Если
искусственный интеллект традиционно отводит человеку пассивную роль лица,
перекладывающего на ЭВМ тяжесть трудных решений, то экспертные системы
ориентируются на творчество пользователя, способного самостоятельно
принимать ответственные решения с учетом профессиональных знаний, которые
представляются ему через экспертные системы.
4. ВОПРОС ДОВЕРИЯ К РЕЗУЛЬТАТАМ
ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИСКУССТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА.
Хотя создание “подлинного” искусственного интеллекта вряд ли можно
считать событием обозримого будущего, уже сегодня компьютеры (и не только
системы искусственного интеллекта) обладают достаточной степенью
автономности и неконтролируемости со стороны человека, чтобы породить
проблемы, связанные с доверием к результатам информационно-перерабатывающей
деятельности (имеется ввиду переработка информации в широком смысле,
предполагающая получение, хранение, преобразование и передачу информации).
Значительная часть этих проблем имеет технический или практический
характер. Однако существуют и собственно метафизические вопросы, то или
иное решение которых способно оказать (или подспудно оказывает) влияние на
выбор стратегии принятия практических мер контроля за компьютерной
переработкой информации.[1]
Проблемы контроля за работой компьютера и оценки результатов
переработки информации компьютером (или с помощью компьютера) связаны с
невозможностью для человека проследить за выполнением операций. Начиная с
определенного количества данных и определенной скорости их обработки, мы
должны основываться на сомнительном положении, что компьютер не будет вести
себя иначе в сфере больших количеств и скоростей, чем те, с которыми мы
непосредственно знакомы.
Что касается человека, то он не в состоянии проверить многие даже
относительно короткие последовательности операций, выполняемых обычными
компьютерами. В еще большей степени это справедливо для сложных программ, в
которых многие вычисления выполняются параллельно.
При неосуществимости прямого контроля за работой машины и
исчерпывающей проверки результатов машинных операций, имеет смысл стремится
все же обеспечить максимально достижимый контроль и максимально достижимую
надежность методов проверки результатов компьютерных вычислений. Средства
достижения этой цели различны для различных типов систем.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
В заключение необходимо отметить, что проблема представления знаний в
компьютерных системах является пожалуй самой важнейшей в области
моделирования на ЭВМ функций человеческого мышления.
Накапливая знания о внешнем мире, фиксируя данные, осмысливая их,
человек создает сложную систему представлений - некую концептуальную
модель, которая в конечном итоге фиксируется естественным языком. Модель
внешнего мира у человека слабо типизирована и слабо формализована, такая
модель предполагает оперирование образами, и в ней можно выделить
синтаксический, семантический и прагматический уровни. Однако необходимо
помнить, что это модель.
В ЭВМ также может быть создана модель внешнего мира, однако принципы
функционирования компьютера таковы, что эта модель должна быть строго
формализована.
Сегодняшний опыт заставляет сделать вывод, что такая формализованная
модель описывает реальный мир очень неточно. Для адекватного отображения
внешнего мира компьютерные модели должны обладать гибкостью,
многоплановостью и так далее, но необходимость формализации накладывает
существенные ограничения при отображении реально существующих объектов и
связей между ними. Модель окружающего мира у современного компьютера
настолько неточна, что задача создания искусственного интеллекта в
обозримом будущем не может быть поставлена научно. Однако нельзя не видеть,
что происходит постоянное совершенствование системы представления и
оперирования данными, уже созданы и функционируют сложнейшие экспертные
системы, которые оказывают существенную помощь специалистам в различных
областях человеческой деятельности. И такие экспертные системы - еще далеко
не предел возможности представления знаний в ЭВМ.
В этой работе лишь обозначены сложные вопросы, стоящие на пути
моделирования на ЭВМ основных функций человеческого мышления, которые
требуют более детального и комплексного философского, методологического
анализа.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ.
1. Алексеева И.Ю., Человеческое знание и его компьютерный образ, М., ИФРАН,
1993.
2. Алексеева И.Ю., Знание как объект компьютерного моделирования / Вопросы
философии, 1987, №5.
3. Ботвиник М.М., Почему возникла идея искусственного
интеллекта?/Кибернетика: Перспективы развития, М., 1981.
4. Проблема представления знаний в компьютерных системах (материалы
“Круглого стола) / Вопросы философии, 1987, №1.
5. Ракитов А.И., Философия компьютерной революции, М., Политиздат, 1991.
6. Социальные и методологические проблемы информатики, в т.ч. средств
автоматизации (материалы “Круглого стола”)/ Вопросы философии, 1986, №№
9,10,11.
7. Эндрю А., Искусственный интеллект, М., Мир, 1985.
Реферат на тему: Проблема научности философии
Проблема научности философии
СОДЕРЖАНИЕ:
Введение 3
Спор о познавательной ценности философии 4
Понятие научно-философского мировоззрения 9
Философия и наука: родство и различие функций 13
Научная объективность и социальные позиции 16
Введение
Европейская традиция, восходящая к античности, высоко ценившая единство
разума и нравственности, вместе с тем прочно связывала философию с наукой.
Еще греческие мыслители придавали большое значение подлинному знанию,
компетентности в отличие от менее надежного, а то и просто легковесного
мнения. Такое разграничение имеет принципиальный характер для многих форм
человеческой деятельности. Значимо оно и для философии. Так чем же являются
результаты интеллектуальных усилий философов: надежным знанием или только
мнением, пробой сил, своего рода игрой ума? Каковы гарантии истинности
философских обобщений, обоснований, прогнозов? Вправе ли философия
притязать на статус науки, или же такие притязания беспочвенны?
Спор о познавательной ценности философии
Напомним, что наука, как и философия, родилась в Древней Греции
(математика, раннее научно-техническое знание, начала научной астрономии).
Временем бурного развития естествознания, появления все новых наук о
природе и обществе стала затем эпоха раннего капитализма (XVI—XVIII века),
как и античность, отмененная глубоким переворотом, расцветом культуры. В
XVII веке статус зрелой научно-теоретической области получила механика,
составившая затем базу всей классической физики. Дальнейшее развитие наук
пошло нарастающими темпами. Наука стала важнейшим фактором научно-
технического прогресса, цивилизации. Ее социальный престиж в современном
мире очень высок. А что можно в этом отношении сказать о философии?
Сопоставление познавательных возможностей философии и конкретных наук,
выяснение места философии в системе человеческих знаний имеет давние
традиции в европейской культуре. Философия и наука выросли из одного корня,
затем отделились друг от друга, приобрели самостоятельность, но не
обособились. Обращение к истории познания позволяет установить их
неразрывную диалектическую связь, взаимовлияние, конечно, также
подверженное историческим изменениям. В соотношении философии и
специального научного знания различают три основных исторических периода, а
отчасти и типа, способа отношений:
— первоначальное совокупное знание древних, именовавшееся «философией» и
обращенное к самым разным предметам. Наряду со всевозможными конкретными
наблюдениями, выводами практики, начатками различных наук оно охватывало
обобщенные размышления людей о мире и о себе, которым в будущем предстояло
развиться в философию в более специальном, собственном смысле этого слова.
Первичное знание заключало в себе одновременно пранауку и прафилософию. По
мере развития той и другой, в процессе формирования собственно науки и
философии постепенно уточнялась их специфика, четче определялось родство и
различие познавательных функций;
— специализация знаний, формирование все новых конкретных наук, их
отделение от совокупного знания (так называемой «философии»). Одновременно
шло развитие философии как особой области знания, ее размежевание с
конкретными науками. Этот процесс длился многие века, но наиболее
интенсивно происходил в XVII—XVIII веках. Новые разделы знания возникают и
в наше время и будут, надо думать, формироваться в последующие периоды
истории. Причем рождение каждой новой дисциплины в какой-то мере повторяет
черты исторического перехода от донаучного, протонаучного, первичного
философского изучения предмета к конкретно-научному;
— формирование теоретических разделов целого ряда наук, их постепенная
интеграция, синтез.
В рамках первых двух периодов конкретно-научное знание, за исключением
сравнительно небольшой его части, носило опытный, описательный характер.
Кропотливо накапливался материал для последующих обобщений, но при этом
ощущался «дефицит» теоретической мысли, умения видеть связи различных
явлений, их единство, развитие, общие закономерности, тенденции. Такого
рода задачи в значительной мере падали на долю философии, которая должна
была умозрительно, нередко наугад строить общую картину природы
(натурфилософия), общества (философия истории). Дело это, понятно, далеко
не простое, потому неудивительно, что, как отмечал Ф. Энгельс, наряду с
гениальными догадками, было наговорено немало вздора, да иначе и быть не
могло. При всем том философская мысль выполняла важную миссию формирования
и развития общего миропонимания.
Начавшийся в XIX веке третий период переходит затем в XX век. Это время,
когда многие теоретические задачи, до сих пор решавшиеся лишь в
умозрительной философской форме, наука уверенно взяла на себя. А попытки
философов решать эти задачи прежними способами оказываются все более
наивными, безуспешными. Все яснее сознается, что универсальную
теоретическую картину мира философия должна строить, не чисто умозрительно,
не вместо науки, а вместе с наукой, на основе обобщения конкретно-научных
знаний. Это остро ставит на повестку дня проблему научности самой
философии.
Первую попытку обрисовать круг задач философии перед лицом уже возникших
и вновь формирующихся конкретных наук в свое время предпринял Аристотель. В
отличие от частных наук, каждая из которых занята исследованием своей
области явлений, он определил философию в собственном смысле слова («первую
философию») как учение о первопричинах, первоприпципах, самых общих началах
бытия. Ее теоретическая мощь представлялась ему несоизмеримой с
возможностями частных наук. Философия вызывала восхищение Аристотеля,
знавшего толк и в специальных науках. Он называл эту область знания
«госпожой наук», считая, что другие науки, как рабыни, не могут сказать ей
и слова против. В размышлениях Аристотеля отражено характерное для его
эпохи резкое расхождение философской мысли и специальных дисциплин по
уровню их теоретической зрелости. Такая ситуация сохранялась в течение
многих веков. Аристотелевский подход надолго утвердился в сознании
философов. Гегель, следуя той же традиции, наделил философию титулами
«королева наук» или «наука наук». Отголоски таких представлений можно
услышать еще и сегодня.
В то же время в XIX, а еще резче в XX веке — на новом этапе развития
знаний — зазвучали противоположные суждения о величии науки и
неполноценности философии. В это время возникло и приобрело влияние
философское течение позитивизма, поставившее под сомнение познавательные
возможности философии, ее научность, одним словом, развенчивающее
«королеву» в «служанки». В позитивизме был сформулирован вывод о том, что
философия — это «суррогат» науки, имеющий какое-то право на существование в
те периоды, когда еще не сложилось зрелое научное познание. На стадиях же
развитой науки познавательные притязания философии объявляются
несостоятельными.
Провозглашается, что зрелая наука — сама себе философия, что именно ей
посильно брать на себя и успешно решать запутанные философские вопросы,
мучившие умы в течение столетий.
Среди профессиональных философов различных стран такие взгляды сегодня
уже не очень популярны. Но они еще бытуют среди специалистов конкретных
областей знания и практики, выдвигающих в заслугу своей позиции примерно
такие аргументы:
у философии нет ни одной своей предметной области, все они со временем
попали в ведение конкретных наук; у нее нет экспериментальных средств и
вообще надежных опытных данных, фактов, нет четких способов отличить
истинное от ложного, иначе споры не растягивались бы на века. Кроме того, в
философии все расплывчато, неконкретно, наконец, не видно ее воздействия на
решение практических задач. О какой же научности можно тут говорить?!
Между тем приведенные доводы можно опровергнуть. Изучение вопроса
убеждает в том, что такой подход, его называют «сциен-тизм» (от лат.
scientia — наука), связан с неоправданной переоценкой социальной миссии
науки (которая, бесспорно, очень велика); с видением только положительных
ее сторон и функций, ошибочным представлением о науке как о якобы
универсальном духовном факторе человеческой жизни, истории. Этот подход
продиктован еще и непониманием специфики философии, ее особых, не сводимых
лишь к научно-познавательным задач. Вместе с тем с позиций мудрости, защиты
гуманизма, нравственных ценностей осуществляется убедительная критика
культа конкретно-научного знания (его технико-экономических эффектов),
ограниченной и опасной для судеб человечества сциентистской и техницистской
ориентации. Как видим, вопрос о познавательной ценности философии был
поставлен довольно резко. А как реально обстоит дело с научностью
(ненаучностью) философского мировоззрения? Это, по-видимому, не праздный
вопрос.
Понятие научно-философского мировоззрения
Уже отмечалось, что формы, типы мировоззрений многообразны. Есть все
основания говорить о плюрализме национальных, классовых и групповых,
индивидуальных взглядов, позиций. Это не исключает, правда, присутствия в
них и общих мотивов, типовых черт. Философские взгляды в этом смысле не
составляют исключения. История философии знакомит нас с многообразием
философских учений, принадлежащих прошлому и настоящему. Однако далеко не
все они претендуют и могут претендовать на статус научно-философского
мировоззрения.
Научно-философское мировоззрение — это такая система понимания мира и
места в нем человека, которая опирается на науку, корректируется и
развивается вместе с наукой и сама оказывает активное влияние на развитие
науки. Уместно сравнить теперь данное определение с ранее приведенными
определениями мировоззрения вообще и философского мировоззрения. Схематично
их соотношение можно представить в виде концентрических кругов. Наиболее
широким из трех понятий является понятие мировоззрения (М). Уже входящее в
него понятие философского мировоззрения (ФМ). И, наконец, лишь часть
философских учений может быть отнесена к области научно-философского
мировоззрения (НФМ). История познания убеждает в том, что данному понятию в
наибольшей степени отвечают учения философского материализма. В различные
эпохи, в зависимости от уровня развития и характера научных знаний,
материализм принимал различные формы. Важнейшими из них являются: стихийный
и во многом еще наивный материализм древних философов; материализм
XVII—XVIII веков, носивший механистический и метафизический характер;
наконец, диалектический материализм, созданный К. Марксом и Ф. Энгельсом к
середине XIX века на основе исследований общества и новых достижений
естествознания.
Во второй форме материализма почти отсутствовали представления о развитии
мира, о взаимосвязи, взаимодействии различных явлений. По словам Энгельса,
ученые анатомировали природу, по крупицам собирали материал для последующих
обобщений.
Это во многом и определило метафизический характер материализма данного
периода. Под метафизикой понимается взгляд на мир и способ мышления, при
которых различные предметы, явления рассматриваются вне их взаимосвязей,
развития. Понятие диалектики противоположно понятию метафизики. Оно
обозначает взгляд на мир и способ мышления, при которых различные явления
рассматриваются во взаимодействии, развитии.
Насыщение диалектикой углубило и обогатило материализм. Материализм и
диалектика сочетаются естественно и органично. Ведь материализм, как
пояснял Ф. Энгельс,— не что иное, как понимание мира таким, каким он
существует реально, без фантастических искажений (такова же в принципе
установка науки). Но мир, как он есть,— это мир сложных взаимосвязей,
противоречий, качественных изменений, развития. А это значит, что верное
понимание мира требует единства материализма и диалектики. Существенным
вкладом в формирование диалектико-материали-стического миропонимания
явилось также впервые осуществленное Марксом распространение материализма
на общественную жизнь, на человеческую историю.
Развитие материализма и влияние научных знаний на философскую мысль этим,
естественно, не закончилось, оно продолжается и в наши дни. Материализм
меняет свою форму с каждой крупной эпохой в развитии науки '. Со своей
стороны, материалистические учения оказывали заметное воздействие на
развитие науки. Один из убедительных примеров такого воздействия — влияние
атомистического учения древнегреческих философов (Демокрит и другие) на
формирование научной атомистики. Продуктивное воздействие на науку
оказывали и некоторые рациональные идеи идеалистических учений. Так, идеи
развития вошли в естествознание сначала в идеалистической форме (мысль о
стремлении к совершенству). И лишь позже было осуществлено их
материалистическое переистолкование, соответствующее содержанию и духу
научного познания.
Вокруг проблемы научности философского мировоззрения продолжаются горячие
споры. При этом нередко допускается неисторическое, абстрактное
сопоставление познавательных функций философии и науки, которое исходит из
посылки, будто философия решает в принципе те же задачи, что и наука,
только на другом, предельно обобщенном уровне. При таком подходе их
специфика размывается, возникает опасность либо «растворения» философской
проблематики в специально-научной, либо обособления философской мысли, ее
противопоставления пауке. В рамках такого умозрительного сравнения,
прямолинейного соотнесения этих двух областей знания как в принципе
однотипных проявляется эффект их мнимого соперничества.
Философия, в отличие от конкретных наук, изучающих частные законы,
определялась как наука о наиболее общих законах развития природы, общества
и человеческого мышления. Согласно такой точке зрения (по сути, она
восходит к Аристотелю), философия мыслится как набор самых общих положений,
выступающих по отношению к развитому научному знанию как нечто
вспомогательное, не главное. При этом не только не раскрывается реальная
картина соотношения философии и науки в истории культуры, но даже во многом
утрачивается понимание специфики философии, достигнутое еще в классической
немецкой философии. Аналогичен результат и других абстрактных сопоставлений
сфер духовной деятельности (философия — религия, философия — искусство и т.
д.), берущихся вне истории, вне целостного контекста культуры.
Вопрос о требованиях к научно-философскому мировоззрению и о самой его
возможности удается корректно поставить и решить лишь на основе историко-
материалистического подхода к философии. Что же выявляет такой подход? Он
свидетельствует о том, что философия и наука рождаются, живут и развиваются
в лоне уже сложившихся, исторически конкретных типов культуры, испытывая
воздействие различных их компонентов. Вместе с тем обе они оказывают
заметное влияние друг на друга и на весь комплекс культуры. Причем характер
и формы этого влияния имеют историческую природу, меняют свой вид в
различные эпохи. Понять функции философии и науки, их родство и различие
можно лишь на базе обобщения их реального статуса, роли в различные периоды
истории. Исторический анализ свидетельствует о том, что философия и наука —
вовсе не соперницы, что каждая из них выполняет в культуре свои,
специфические функции. Обрисованные выше функции философии в системе
культуры позволяют уяснить те ее задачи, которые родственны науке, а также
те, которые носят иной, особый характер, определяя важную общественно-
историческую миссию философской мудрости, в том числе ее способность влиять
на развитие и жизнь науки.
Философия и наука: родство и различие функций
Научно-философское мировоззрение выполняет ряд познавательных функций,
родственных функциям науки. Наряду с такими важнейшими функциями, как
обобщение, интеграция, синтез всевозможных знаний, открытие наиболее общих
закономерностей, связей, взаимодействий основных подсистем бытия, о которых
уже шла речь, теоретическая масштабность философского разума позволяет ему
осуществлять также эвристические функции прогноза,
Формирования гипотез об общих принципах, тенденциях развития, а также
первичных гипотез о природе конкретных явлений, еще не проработанных
специально-научными методами.
На основе общих принципов рационального миропонимания философская мысль
группирует житейские, практические наблюдения различных явлений,
формулирует общие предположения об их природе и возможных способах
познания. Используя опыт понимания, накопленный в иных областях познания,
практики (перенос опыта), она создает философские «эскизы» тех или иных
природных или общественных реалий, подготавливая их последующую конкретно-
научную проработку. При этом осуществляется умозрительное продумывание
принципиально допустимого, логически, теоретически возможного.
Познавательная сила таких «эскизов» тем больше, чем более зрелым является
научно-философское понимание. В результате «выбраковки» вариантов,
малоправдоподобных или вовсе противоречащих опыту рационального познания,
могут быть в принципе отобраны (селекция), получить философское обоснование
наиболее разумные допущения.
Функция «интеллектуальной разведки» служит и заполнению познавательных
пробелов, возникающих постоянно в связи с неполнотой, разной степенью
изученности тех или иных явлений, наличием «белых пятен» в познавательной
картине мира. Конечно, в конкретно-научном плане эти пробелы предстоит
заполнить специалистам-ученым, но первоначальное их осмысление
осуществляется в той или иной общей системе миропонимания. Философия
заполняет их силой логического мышления. Схему опыта должна сначала
набросать мысль, пояснял Кант.
Уж так устроен человек, что его не удовлетворяют плохо связанные между
собой фрагменты знаний; у него сильна потребность в целостном, не
разорванном понимании мира как связного и единого. Отдельное, конкретное
уясняется гораздо лучше, когда осознано его место в целостной картине. Для
частных наук, занятых каждая своей областью исследования с присущими ей
методами, это невыполнимая задача. Философия же вносит весомый вклад в ее
решение, способствуя правильной постановке проблем.
Интеграция, универсальный синтез знаний сопряжены также с разрешением
характерных трудностей, противоречий, возникающих на границах различных
областей, уровней, разделов науки при их «стыковке», согласовании. Речь
идет о всевозможных парадоксах, апориях (логических затруднениях),
антиномиях (противоречиях в логически доказуемых положениях),
познавательных дилеммах, кризисных ситуациях в пауке, в осмыслении и
преодолении которых философской мысли принадлежит весьма существенная роль.
В конечном счете, такие затруднения связаны с проблемами соотнесения мысли
(языка) и реальности, то есть принадлежат к извечно философской
проблематике.
Кроме задач, родственных науке, философия выполняет и особые, лишь ей
присущие функции: уяснение самых общих оснований культуры вообще и науки в
частности. Наука сама себя достаточно широко, глубинно и масштабно не
уясняет, не обосновывает.
Специалисты, изучающие всевозможные конкретные явления, нуждаются в
общих, целостных представлениях о мире, о принципах его «устройства», общих
закономерностях и т. д. Однако сами они таких представлений не
вырабатывают. В конкретных науках используется универсальный мыслительный
инструментарий (категории, принципы, различные методы познания). Но ученые
специально не занимаются разработкой, систематизацией, осмыслением
познавательных приемов, средств. Общемировоззренческие и теоретико-
познавательные основания науки изучаются, отрабатываются в сфере философии.
Наконец, наука не обосновывает сама себя и в ценностном отношении.
Зададимся вопросом, можно ли отнести науку к положительным, полезным или же
отрицательным, вредным для людей явлениям? Однозначный ответ дать трудно,
ибо наука — что нож, который в руках хирурга-целителя творит добро, а в
руках убийцы — страшное зло. Наука не самодостаточна: сама, нуждаясь в
ценностном обосновании, она не может служить универсальным духовным
ориентиром человеческой истории. Задача уяснения ценностных оснований науки
и общественно-исторической жизни людей вообще решается в широком контексте
истории, культуры в целом и носит философский характер. Как отмечал Ф.
Энгельс, «важнейшее прямое действие на философию оказывают политические,
юридические, моральные отражения» '. Конечно, для научно-философского
мировоззрения очень важна опора на науку. Однако уяснение основополагающих
принципов человеческой жизни предполагает обращение не только к науке.
Философия призвана осмыслить весь сложный комплекс общественно-
исторического бытия людей. Но как соотносится то и другое?
Научная объективность и социальные позиции
Философские учения принадлежат породившему их обществу и несут на себе
отпечаток его культуры, уклада жизни. Не случайно Гегель назвал философию
духовной квинтэссенцией времени, самосознанием эпохи. Влияние на философию
характера той или иной эпохи дополняется воздействием па нее многообразных
и разнородных тенденций исторического процесса, интересов, настроений,
склада мышления участвующих в нем социальных слоев. Через все эпохи
проходит противоборство прогрессивных и консервативных или реакционных
общественных сил, приобретая драматически острый характер в периоды
социальных революций. Позиции противоборствующих сторон во многом диктуются
выбором ценностей, ориентацией на те или иные тенденции общественного
процесса. Это проявляется и в современном мире конца XX столетия.
Социальный смысл философских учений может выражаться как в самих
взглядах, идеях, так и в той роли, какую они играют в процессе
общественного развития. Как правило, одно связано с другим. Например,
учение диалектики критично и революционно по своему содержанию, сути.
Поэтому понятно обращение к нему общественных сил, заинтересованных в
изменении существующего порядка вещей, в реализации прогрессивных идеалов и
тенденций социального развития.
Фронтальное противостояние направлений (материализм — идеализм,
диалектика — метафизика) и социальную ориентированность философских
взглядов В. И. Ленин называл партийностью философии. Это не надо понимать
упрощенно — как непременную принадлежность философа к той или иной
политической партии или ориентацию на определенные социальные силы
общества. Социальная обусловленность концепций носит сложный,
опосредствованный характер. Испытывая воздействие общественно-исторических
условий своего времени, философская мысль вместе с тем движется в своем,
относительно независимом от них русле. Наследуя мыслительный опыт прошлого,
философы продолжают давно начатые раздумья, используя накопленную культуру
анализа, решения проблем. Иначе говоря, осуществляется интеллектуальный
поиск, не только порожденный общественными ситуациями данного времени, но и
независимый от них.
Философские позиции нельзя жестко оценивать как либо истинные, либо
ложные и понимать их как зеркальное отражение классового размежевания.
Ценные завоевания философской мысли делались не только материалистами. Так,
в рамках идеализма была разработана концепция диалектики (Гегель). В. И.
Ленин заметил, что «умный идеализм» оказывается нередко «ближе к умному
материализму, чем глупый материализм» '. Из этого следует вывод: критически
анализируя ту или иную систему философских взглядов, не годится отвергать
ее с порога как целиком ошибочную. Нужно уметь обнаружить и вычленить
подчас заключенные в ней позитивные моменты, идеи, понять значение
выдвигаемых теоретических и практических проблем. В области философской
мысли особенно неуместна узко понятая «партийность» — характерное для
догматического мышления слепое, безрассудное отстаивание правоты своей и
неправоты «чужой» точки зрения, неспособность отойти от раз навсегда
заученных канонов.
Противостояние позиций, философская полемика имеют не только социальные,
но и теоретические причины. Сам характер философских проблем предполагает
тщательную проработку альтернативных решений. Поэтому крайне важна
последовательность теоретического анализа, его обоснованность заранее
определенными исходными принципами, целостность мировоззрения философа.
Нельзя механически включать в систему философских воззрений инородные,
противостоящие ей взгляды и суждения. Выявленные в иных философских учениях
рациональные идеи, здравые суждения могут использоваться только при условии
«перевода» их на язык собственной концепции согласования с пей.
Разумеется, к философу можно и должно предъявлять требование
ответственности за возможные социальные последствия использования его
взглядов и теорий. Важно, чтобы эти последствия на оставались вне
осознания, контроля, чтобы теоретик «ведал, что творит», отдавал себе отчет
в том, чем может обернуться для общества возможное использование его идей
на практике.
Вульгарное толкование партийности философии ставит под угрозу величие,
теоретическую объективность, научную обоснованность философского разума.
Дело в том, что партийность философской мысли сопряжена с выражением
интересов, целей, программ действия определенных общественных сил,
поскольку дает ориентацию на те или иные социальные ценности. Но насколько
совместимы научная объективность и активная, заинтересованная социальная
позиция? Не антиподы ли они? В самом деле, служение определенным интересам,
ценностные ориентации и научная беспристрастность часто взаимоисключают
друг друга. Их векторы противоположно направлены, а возможность их
совпадения — не типовой, не частый случай. Однако научной объективности не
препятствует, а, напротив, способствует, как установил К. Маркс,
тенденциозность особого рода — ориентация на самые прогрессивные тенденции
всемирно-исторического процесса.
Партийность партийности рознь. Еще Гегель выявил принципиальное различие
двух типов ориентации философской мысли:
субъективной и объективной. В первом случае философские рассуждения
превращаются из способа обретения истины в средство защиты заранее
избранной позиции. «Субъективная партийность» может привести к формированию
утопических представлений о будущем, подтолкнуть к авантюризму в
практических решениях, к принятию желаемого за действительное. Она чревата
искажением реального положения вещей, нередко приводит к предвзятым выводам
и оценкам, оборачивается произволом мнений и действий. Субъективизм
отличают также судорожность мысли, некомпетентность, пренебрежение трезвым
анализом. Такая позиция не способствует отысканию истины и не приносит
пользы в жизни.
Научная философия должна базироваться на непредвзятом, беспристрастном,
объективном исследовании и столь же объективной оценке вытекающих из него
результатов. Только на такой основе возможно формирование отвечающих
подлинным человеческим интересам идеалов. Иначе говоря, позиции, цели,
ценностные ориентации открываются и обосновываются объективным философским
исследованием, а не предшествуют ему. Такое понимание сочетания научной
объективности и социальных позиций ценил Гегель. Его воспринял и развил К.
Маркс. Позициям Маркса следовал и В. И. Ленин, выдвинувший требование вести
линию строго научного анализа вплоть до политики.
Разработавший учение о социальной обусловленности философии Маркс
представлял себе философа не просто как идеолога — выразителя классовых
интересов, он хотел видеть в нем и человека науки. Философия вовсе не
представлялась ему лишенной опытной основы, процедур, позволяющих отличить
истинное от ложного, субъективное от объективного. Конкретно-научное знание
Маркс считал базовым, связующим философию с действительностью. Без опоры на
науку философия соотносит себя с действительностью через обыденную,
«мелкую» практику и соответствующее ей сознание. В этом случае философия
вырождается в пустое морализаторство, а философ, не знающий науки,
выступает как обанкротившийся теоретик, оперирующий «пустыми понятиями».
Но гарантирует ли сам факт обращения философа к науке добротность
получаемых результатов, выполнение своей миссии? Вполне возможно, что нет.
Нередко это выливается в простое подведение конкретного материала науки,
реальной жизни под общие понятия или же в попытки решать за ученых их
задачи. В свете историко-материалистического подхода познавательно-
теоретические задачи философии выглядят иначе. Философия предстает как
теоретическое обобщение человеческой истории и как научное обоснование
современной и будущей деятельности людей. Философ, разрабатывающий теорию
познания, не может не опираться на факты истории развития знаний, истории
науки в контексте истории материальной и духовной культуры общества.
Философское уяснение техники и технической деятельности людей предполагает
обобщение истории техники, технического знания, инженерной деятельности.
Философско-теоретические образы политики, права, морали, религии, искусства
и других общественных явлений должны базироваться на обобщении истории их
возникновения и развития. Философский анализ сложных взаимодействий
компонентов материальной и духовной культуры также, по мысли Маркса, не
берется «с потолка», а строится на основе изучения их реальных исторических
связей.
Главной задачей философии Маркс считал сведение воедино общих
результатов, полученных в процессе изучения исторического развития людей '.
Выявив социальную обусловленность философских взглядов и в то же время
понимая, как трудно философу выйти за рамки своего времени, встать выше
конкретных групповых интересов, Маркс ценил в философии универсальную
«независимость мысли, которая относится ко всякой вещи так, как того
требует сущность самой вещи)) 2. Только обращение к истории позволяет
отличить подлинные ценности от мнимых, непреходящие от временных,
общечеловеческие от частных, групповых.
Вечное и временное, историчное в марксовом понимании философии неразрывно
связаны друг с другом. Философия в ее историко-материалистическом
истолковании обращена к общественно-исторической жизни людей в ее самых
широких масштабах. Важнейшим предметом внимания ее выступают противоречия
(человек—природа, личность—общество и другие), которые, несмотря на
изменение их облика, проходят через всю историю, то есть имеют всемирно-
исторический характер и непреходящее значение. Маркс ориентировался не на
поверхностный, обращенный лишь к сегодняшнему дню, а глубинный историзм.
Философские проблемы переживают множество трансформаций, по-разному
понимаются и разрешаются людьми. Но сквозь все исторические вариации
проходит и устойчивое, инвариантное, сохраняющееся их содержание. Такое
содержание — в единстве вечного и временного, обобщенного и конкретного,
прошлого и будущего — и должна постичь философская мысль, призванная дать
людям важнейшие мировоззренческие ориентиры.
Сегодня особенно остро осознается значимость непреходящих
общечеловеческих ценностей, что подтверждает правоту философов,
утверждавших самые высокие идеалы, моральные абсолюты, непременное единство
объективного знания и нравственности.
Принципиальное значение для философии имеют человеческие проблемы. И с
тех пор как философия сложилась в самостоятельную область духовной
культуры, эти проблемы в ней постоянно присутствуют, живут, приковывая к
себе особое внимание в периоды больших исторических трансформаций общества,
революций в культуре, глубинной переоценки ценностей.
Не случайно переживаемое нашей страной общественное обновление
потребовало новой постановки проблемы человека, ее выдвижения на первый
план. При ином подходе нельзя обосновать саму идею общественного прогресса,
его критерии. Взятые вне их человеческого «измерения», научно-технический,
экономический, политический, моральный и все другие аспекты прогресса не
просто теряют свою сбалансированность, гармоничное соотношение; не будучи
ориентирован на высокие гуманные цели достижения полноценной человеческой
жизни, здоровья, благополучия, социальной справедливости, доброты,
духовного богатства, счастья людей, прогресс утрачивает свой смысл.
Гуманистическая идея человека как самой высокой ценности и высшей цели
(«самоцели»), сформулированная уже на ранних стадиях истории философии и
получившая развитие на почве марксизма, видевшего в ней самую суть нового
общества, имеет поистине великую и в то же время трагическую историю.
В нашей стране вместе с осуждением культа личности и связанных с ним
отклонений от ленинских норм общественной жизни, с разоблачением бесчинств
сталинщины решаются задачи реабилитации и возвышения личности. Парадокс ли
это? В действительности сотворение идола и обесценение человеческой
личности — это полярные проявления одной злокачественной мировоззренческой
болезни. Деформированное общество, подмявшее под себя человека, не может
избежать атрофии свободы и ответственности, моральной деградации. Горький
опыт истории позволяет ныне ясно понять, что судьба цивилизации, духовных
ценностей, гуманистических идеалов зависит, прежде всего, от самого
человека — от его мировоззренческой самостоятельности, зрелости,
компетентности. На это мы ориентируемся сегодня и в социальном плане,
создавая новый облик социализма как гуманного и демократического общества,
в котором человек действительно становится «мерой всех вещей» (Протагор).
| |
