|
Реферат: Бургундия в поисках самоидентификации (1363-1477 гг.) (История)
ВВЕДЕНИЕ.
Среди государств, существующих на территории Европы в позднее
Средневековье, особый интерес представляет Бургундия. Бургундское
государство, внезапно возникшее среди традиционных европейских государств,
смогло за столетие добиться признания своей значимости, и стало играть
важную роль в международной политике.
Буквально ворвавшись в уже более или менее сложившуюся систему
западноевропейских отношений XIV-XV вв., Бургундия заставила обеспокоиться
многие державы, а амбиции и победы ее герцогов привели в замешательство
правителей соседних стран. Почувствовав угрозу своим владениям, соседние
государства, позабыли о разногласиях и создали в 1475 г. т.н.
«антибургундскую коалицию» (Франция, Австрия, союз Эльзасских городов,
Швейцария). В ходе ожесточенной борьбы Бургундия вскоре была уничтожена, но
ее наследие еще долго оказывало существенное влияние на европейскую
историю.
Бургундский феномен долгое время не являлся специальным предметом
исторических исследований. Бургундию упоминали лишь в контексте французской
истории. Ей отводили небольшую и не слишком почетную роль государственного
образования, вставшего на пути объединения Франции. История Бургундского
государства долгое время служила примером неизбежного краха феодального
сепаратизма и отсталости феодальных методов правления в сравнении с
прогрессивными абсолютистскими тенденциями политики Людовика XI.
Между тем, многие признаки позволяли говорить о неправомерности столь
упрощенного подхода. Еще в середине XIX в. Т. Н. Грановский отметил
особенность бургундского феномена и отвел ему важное место в средневековой
истории. Характеризуя герцога Карла Смелого, Т.Н. Грановский дал следующую
оценку: "Это был человек, который смотрел назад, но употреблял для этого
новые средства". [1] В свете формирования в современной исторической науке
направления т.н. «местной истории» исследование Бургундии приобретает
самостоятельное значение, способствующее адекватному пониманию своеобразия
хода исторического развития.
Время существования Бургундии приходится на XIV-XV вв., для западной
Европы это своеобразное безвременье: эпоха классического Средневековья в
прошлом, а время Возрождения и Реформации еще не наступило. Й. Хейзинга со
свойственной ему образностью назвал этот период "осенью Средневековья". Для
данного периода характерно смешение идей, форм и методов, как в политике,
так и в экономике и культуре, сочетание средневековых идеалов и новых,
проторенессансных форм. Эта неоднозначность и обеспечила неповторимость
бургундского феномена.
Эпоха XIV-XV вв. в зарубежной и отечественной историографии
исследована довольно поверхностно, так как историки предпочитали иметь дело
с яркими периодами европейской истории, такими как расцвет рыцарства XI-
XIII вв. или Возрождение, и естественно, данный период остался в тени.
Эпоха упадка и разложения феодализма, «кризис XIV века» - вот и все, на что
могло рассчитывать это время в исторических характеристиках. Между тем эти
два века стали для европейской истории временем великих испытаний и
экспериментов, именно тогда вырабатывались генеральные линии будущей новой
истории. Ставились различные политические опыты, активно менялись
экономически формы, огромные изменения претерпевала культура, происходил
постепенный отказ от средневековых традиций. Одним из самых ярких
проявлений этого времени проб и исканий и стало Бургундское государство.
Бургундский феномен в отечественной историографии очень слабо изучен
в силу вышеупомянутых причин. Исследователи предпочитали глобальные
проблемы, приоритет отдавался изучению классовой борьбы и экономики.
Впрочем, подобные тенденции сказались на развитии всей советской
медиевистики. Но и в 80-90-е гг. XX в. эта тема оставалась за рамками
исследований, так как снятие идеологического запрета с многих тем сделало
их актуальными и привлекательными для историков. В последнее время
появилось несколько статей по различным аспектам бургундской истории, тем
не менее, серьезное и комплексное изучение данной темы еще впереди. Феномен
Бургундии еще ждет своего исследователя. В данном аспекте моя работа
стремится хотя бы в небольшой мере восполнить этот пробел европейской
позднесредневековой истории, и в связи с этим является актуальной.
Объектом исследования стала та историческая реальность XIV-XV вв.,
которая проявилась в политической, экономической, идеологической и
культурной сферах жизни бургундского общества. Комплексный анализ данных
отношений должен помочь раскрыть особенности бургундского феномена.
Предметом исследования данной работы является процесс возникновения,
развития и гибели Бургундского государства, его специфика. Большой интерес
вызывают те изменения, которые произошли во внешней и внутренней политике,
в социально-экономических отношениях и культуре Бургундии.
Целью изучения данной работы является выявление тех причин и
исторических условий, которые привели к возникновению Бургундского
государства, но оказались недостаточными для окончательного закрепления его
суверенности. В работе рассматривается процесс самоидентификации Бургундии,
то есть постепенного политического, социально-экономического и культурного
определения своей самости, особенности и отличности от других европейских
государств, что в итоге могло привести к государственному самосознанию.
В работе решаются следующие задачи:
- выявление причин появления Бургундского государства;
- определение этапов становления и развития Бургундского государства;
- анализ особенностей социально-экономическиого развития Бургундии,
через раскрытие демографической и экономической ситуации на разных
этапах ее государственной эволюции;
- характеристика международного положения Бургундии, выделение
основных векторов внешней политики, войн и союзов, направленных на
достижение суверенитета;
- определение влияния изменений сословно-представительной, судебной и
налоговой систем, административного устройства Бургундии на процесс
централизации государства;
- выявление специфики национального состава государства;
- анализ культурных особенностей: влияние рыцарского идеала на
процесс консолидации общества и государства; роль двора и
придворной культуры в создании единого государственного
пространства, определение значения рыцарских идеалов в политической
деятельности бургундских герцогов;
- характеристика специфики личности и деятельности каждого из
бургундских герцогов;
Хронологические рамки данной работы 1363-1477 гг. - это время
существования Бургундского герцогства династии Валуа, от момента дарования
собственно бургундских земель в лен первому герцогу Филиппу Храброму, до
поражения и гибели последнего герцога Карла Смелого, после которого
Бургундия прекращает свое существование как государство, отойдя
территориально частью к Франции, частью к владениям Габсбургов.
Данная работа носит аналитический характер. Основным методом работы
стал историко-системный подход. Он применялся в ходе изучения Бургундии как
комплекса земель. Также при анализе комплексных отношений, т. е.
Бургундское государство рассматривается как комплекс политических,
экономических и культурных отношений. Бургундия изучается в разнообразных
взаимосвязях: международной политики, экономического положения,
внутриполитических отношений и культурных особенностей. Также применялся
историко-сравнительный метод. Для сравнения этапов развития Бургундского
государства, экономической политики, направления внешнеполитических
тенденций герцогов на разных этапах существования Бургундии.
В данной работе использованы различные источники. Наиболее важным из
них являются "Мемуары" Филиппа де Коммина.[2] Автор долгое время с 1464 по
1474 год был приближенным Бургундского герцога Карла Смелого, да и позднее,
уже на службе у Людовика XI, был главным специалистом по бургундским
делам, что позволило ему весьма точно описать события с позиции
современника. Кроме того, его сочинение изобилует многочисленными
историческими ссылками, что позволяет судить о всей истории Бургундского
государства. Примечательно, что сам Коммин не являлся поклонником рыцарской
идеи, и его в какой-то мере скептический взгляд внес рациональную нотку в
общий хор певцов рыцарской культуры, таких как Ла Марш, Шатлен, Молине,
Фруассар и многие другие. Коммин, в отличие от современников, значительное
внимание уделял глубинным причинам событий, он практически единственный из
современных ему хронистов, кто рассматривал влияние экономики на
политическую сферу.
Взгляд Коммина со стороны дает некую непредвзятость его суждениям о
реальной стороне событий. Он дает насколько это возможно точные оценки
действий герцогов, критикуя их за излишнее, по его мнению, стремление к
рыцарским идеалам, но, тем не менее, сообщает и о положительных результатах
деятельности герцогов. Правда, нужно отметить, что на объективность Коммина
оказали влияние следующие факторы: автор, несомненно, чувствовал
необходимость оправдать свои действия, связанные с изменой Бургундии.
Коммин в разгар войны перешел на сторону Людовика XI, и естественно,
стремился найти оправдание своему поступку. С другой стороны, автор писал
свои воспоминания несколько позднее описываемых событий, когда уже не
существовало Бургундского государства, и действия Коммина, какими бы они ни
были, потеряли свою злободневность. И все же, пользуясь этим источником, не
следует забывать, что его автор был политическим противником Бургундии и
сторонником французской короны.
Следующим источником является «Ремонстрация университета и г. Парижа
Карлу VI об управлении государством от 13 февраля 1413 г.».[3] Данный
документ относится к периоду ожесточенной гражданской войны между
бургиньонами (партией сторонников Бургундских герцогов) и арманьяками,
осложненной вмешательством англичан на стороне той или иной группировки во
время Столетней войны. Бургундский герцог в данном конфликте выступал
лидером городов севера Франции, т. н. Лангедойля. Война обострила различные
противоречия, существовавших во французском обществе, которые вылились в
1413 г. в парижское восстание Кабоша. Главными силами восставших были
ремесленные цеха, городской муниципалитет и Парижский университет, то есть
как раз сторонники Бургундского герцога Иоанна Бесстрашного.
К тому времени дала свои результаты широкая демагогическая кампания,
проводимая герцогом. Основными ее декларативными положениями были
следующие: борьба с дискредитировавшим себя сотрудничеством с англичанами
правительством арманьяков, прекращение феодальных междоусобиц, реформа
налоговой системы, с целью снижения финансового давления с горожан,
расширение прав городского самоуправления и Генеральных штатов. Восставшие
свергли правительство арманьяков, захватили дофина, и отправили королю
следующую «Ремонстрацию…», в которой были перечислены вышеизложенные
предложения, касавшиеся государственных реформ. Таким образом, Бургундский
герцог оказался естественным лидером и выразителем интересов городских
слоев северной Франции. Данный документ хорошо иллюстрирует политику
Бургундии по отношению к Франции, на данном этапе Бургундские герцоги еще
не совсем отказались от вмешательства во французские дела. Правитель
Бургундии еще воспринимает себя французским герцогом и активно участвует в
политической жизни Франции.
Документ хорошо показывает особенности политического мышления
Бургундских герцогов, которые для достижения цели первыми, еще задолго до
Людовика XI, начинают употреблять нетрадиционные подходы. Высокородный
герцог, принц крови, выступал в союзе с городскими слоями. В своей политике
Иоанн Бесстрашный не создавал коалиций с феодальной знатью, а применял
демагогическую политику, направленную на учет интересов неблагородных
сословий. Примечательно, что Бургундский герцог в своих обращениях
апеллировал к общественному благу. Также важной чертой является привлечение
университетских мэтров, которые пользовались огромным авторитетом в
городских слоях. И хотя многие из известных мэтров были низкого
происхождения, герцог прибегает к их посредничеству при решении чрезвычайно
важных вопросов.
Итак, данный документ позволяет высказать сильное сомнение
относительно традиционного взгляда на политику герцогов как на носителей
отсталых феодальных политических взглядов. Источник позволяет
предположить, что политика герцогов отличалась скорее динамичностью, а
отнюдь не косностью. Правители Бургундии, несмотря на славу первейших
рыцарей, чутко реагировали на изменение политических реалий, в частности,
относительно повышения значения третьего сословия.
Другим весьма интересным источником является сочинение французского
литератора Э. Дешана «Зерцало брака».[4] Оно было написано в середине XV
столетия. Зерцала относятся к традиционным для средневековья по форме
сочинениям. Писавшиеся в наставление и назидание, одновременно
преследовавшие цель просвещения читателей, они содержат почти что
энциклопедические сведения о морали, политике, социальных представлениях.
Главное их достоинство, помимо емкости содержания, состоит в том, что они
воспроизводят расхожие идеи, не претендуя на оригинальность трактовки тех
или иных вопросов, а значит – передают мысль и по содержанию, и по логике
развития именно массовую.
Сочинение Э. Дешана является ценным с точки зрения содержавшихся в
нем сведений относительно тех изменений, которые произошли в семейной
традиции к середине XV в. Дешан отражает именно широко распространенные
представления о браке и семье. Анализ произведения Дешана позволяет сделать
вывод, что одна из важнейших причин демографического подъема середины XV
в., особенно в Бургундии, заключается в изменении характера семейных
отношений. Сочинение Э. Дешана демонстрирует следующие изменения: люди
начинают больше заботиться о здоровье, стремятся выхаживать детей, бороться
с недугами и пр. Меняются личные приоритеты: забота о душе начинает
уступать место заботе о теле. В результате увеличения сроков опеки
сокращается детская смертность. Э. Дешан постоянно подчеркивает заботу о
детях, можно сделать вывод, что дети становятся главной ценностью семьи.
Вышеуказанные причины сыграли важную роль в демографическом подъеме,
без которого многие общественные процессы позднего Средневековья протекали
бы по-другому.
Кроме вышеупомянутых источников были использованы выдержки из
средневековых хроник XIV-XV вв. Хроника Жана де Венетт, Хроника Фруассара,
Хроника первых четырех Валуа, Хроника Карла VI, Хронограф французских
королей.[5]
В отечественной историографии бургундский феномен еще не был
предметом специальных исследований. Бургундии посвящены небольшие разделы в
обобщающих исторических трудах и ряд статей по отдельным аспектам
бургундской истории. История Бургундии не разработана как отдельна тема.
Этот сюжет возникает с той или иной степенью полноты в трудах историков по
более широким вопросам, - например, по истории Европы, Англии и Франции
соответствующего периода, в работах, посвященных деятельности отдельных
представителей правящих династий.
Историографию проблемы можно сгруппировать по следующим блокам:
I. Исследования, посвященные истории внешнеполитических отношений.
Сюда можно отнести различные исследования как общеевропейского характера,
так и труды, касающиеся истории конкретно Франции. В отечественной
историографии впервые проблему Бургундии поднял Т. Н. Грановский в середине
XIX в.[6] В своем курсе лекций, посвященных истории становления
французского государства, он отметил важную роль Бургундии. Т. Н.
Грановский указывал на
существенный вклад "Великих герцогов Запада" в
европейскую историю.
Затем наступает долгий перерыв. Бургундию упоминали лишь в контексте
французской истории, ей отводили небольшую и не слишком почетную роль
государства, ставшего на пути объединения французского государства.
Особенно отличалась в этом советская историография, можно упомянуть работы
Н. Ф. Колесницкого[7], В. В. Штокмар,[8] коллективные труды "История
Франции",[9] «История Европы»[10] и др.
Лишь в 70-80-х годах XX века появляются работы Н. И. Басовской,
посвященные Столетней войне. Автор отмечает важную роль Бургундии в системе
международных отношений. Особенно четко это проявилось в монографии
"Столетняя война"[11], вышедшей в 1985 году. Бургундская политика
затрагивается в работах Зверевой, посвященных истории Шотландии.[12]
Из современных работ, необходимо упомянуть статью М. К. Чинякова
посвященную бургундским войнам 1474-77 годов, опубликованную в 2002
году.[13] Статья примечательна тем, что это одно из первых исследований,
посвященных именно бургундской истории. Автор впервые рассматривает
Бургундию как государство, имеющее право на существование как объект
исторического исследования. Кроме того, нужно сказать о втором переиздании
монографии Н. И. Басовской, посвященной Столетней войне.[14] Автор более
подробно рассматривает роль Бургундии в этом конфликте, и приводит
мотивацию внешней политики Бургундского государства.
Из доступной иностранной историографии следует упомянуть
многочисленные труды по истории войн, наиболее важным из которых являются
работы Ф. Контамина.[15] Сочинения английских историков Д. Грина[16] и
Э.Голдсмита[17] дают описание политики Бургундии в контексте английской
истории.
II. Исследования социально - экономического характера по истории
Европы, Англии и Франции соответствующего периода. Из дореволюционной
историографии следует отметить работы М. Н. Соболева,[18]М.
Ковалевского,[19] А. К. Дживелегова[20], И. М. Кулишера[21] и Д. М.
Петрушевского.[22]
Из советской историографии нужно особо отметить Н.П. Грацианского.[23]
Н.П. Грацианский еще в 30-х годах XX в. отметил особенности бургундского
экономического развития по сравнению с Западной Европой.
Также из советской историография можно выделить блок работ,
посвященных проблеме перехода от феодального к капиталистическому способу
производства. В 60-70-х гг. XX в. происходила дискуссия о времени начала
разложения феодализма, и о кризисе феодализма XIV-XV вв. К данной теме
относятся работы М. А. Барга,[24] Е. В. Гутновой,[25]
Г.В. Удальцовой, [26] Е. А. Косминского ,[27] А. Н. Чистозвонова[28] и
др. Авторы, на основе демографических и экономических данных, утверждают,
что нет никаких оснований рисовать экономическую ситуацию XIV-XV вв. как
сплошной кризис и упадок феодализма.
Общеэкономические труды по истории данного периода Ф. Я.
Полянского,[29] Б. Ф. Поршнева[30], Ф. Броделя,[31] Л. П. Горбачевой[32] и
др. Работы, посвященные классовой борьбе в эпоху средневековья в Европе и
Франции: Е. В. Гутновой,[33] Б. Ф. Поршнева[34] и многие другие.
Среди исследователей, изучающих социально-экономическую историю
отдельных стран, следует отметить английскую историю Д. М. Тревельяна,[35]
голландскую Э. Бааша[36]и Чистозвонова,[37] и французскую Ю. Л.
Бессмертного.[38] В этих работах дана экономическая характеристика
отдельных земель Бургундского государства.
Особый интерес в связи с проявлением социально-экономических тенденций
бургундского общества представляют работы социально–культурного характера
видных представителей школы «Анналов»: М. Блока[39], Ф. Броделя [40] и Ж.
Дюби.[41]
Демографическими процессами Средневековья, в том числе и на территории
Бургундии, плодотворно занимался Ю. Л. Бессмертный.[42]
Необходимо отметить обширную историографию, касающуюся истории
крестьянства и развития сельского хозяйства, как европейского, так и
французского. Работы Е. В. Гутновой,[43] А. Д. Люблинской,[44] С. Д.
Сказкина,[45] Н. П. Грацианского,[46] А. А. Сванидзе,[47] Н. А.
Хачатурян[48] и фундаментальное коллективное исследование «История
крестьянства в Европе».[49] Данные работы дают представление о тенденциях в
аграрной сфере Бургундии.
Группа работ посвящена исследованию городского фактора Средневековья.
Особенности городской экономики, цехового производства раскрываются в
работах А. Пиренна,[50] Ф. Я. Полянского,[51] П. Ю. Уварова,[52] А. Н.
Чистозвонова,[53] С. М. Стама,[54] а также в новейшем труде в 4 томах
авторского коллектива «Город в средневековой цивилизации Западной
Европы».[55] Работы позволяют дать характеристику урбанистических тенденций
на территории Бургундского государства.
III. К третьему блоку относятся исследования государственной структуры
стран позднего Средневековья, особенно Франции. Данная тема довольно
подробно освещена в отечественной историографии. Следует выделить работы,
посвященные процессу становления и особенностям функционирования
французской сословной монархии дореволюционного историка М. М.
Ковалевского[56], советских исследователей Н. А. Хачатурян,[57] и А. Д.
Люблинской.[58] Труды по различным аспектам функционирования средневекового
государства в частности, французская средневековая налоговая политика в
работах М. М. Ковалевского[59] и Н. А. Хачатурян.[60] Эти работы дают
представление как о появлении сословно-представительной системы вообще, так
и об особенностях сословно-представительных учреждений Бургундии.
Труды, посвященные роли различных элементов в государстве.
Исследование значения французской церкви как института в работе С. А.
Плешковой.[61] Роль крестьянства в системе сословной монархии исследовали
Н. А. Хачатурян[62] и А. Д. Люблинская[63]. Статья П. Ю. Уварова выявляет
значение университета для средневековой монархии.[64] Место и значение
города для средневекового государства изучал дореволюционный исследователь
А. К. Дживелегов,[65] историки советского периода С. М. Стам,[66]
Чистозвонов,[67] Полянский[68] и др. Также этому вопросу уделено много
внимания в коллективном труде «Город в средневековой цивилизации Западной
Европы». Данные исследования позволяют судить о том, насколько в истории
Бургундского государства отразились общеевропейские процессы.
Роль, место и влияние различных социальных слоев в средневековом
французском государстве исследовал известный представитель школы «Анналов»
Ж. Дюби.[69]
IV. Историография исследования культурного феномена Средневековья.
Данная тема сравнительно хорошо изучена в отечественной и зарубежной
историографии. Сюда можно отнести многочисленные работы как по общественно
– политической мысли, так и собственно исследования истории искусства.
Впервые поднял тему особенностей средневекового мышления в начале XX
в. нидерландский исследователь Й. Хейзинга. Его классический труд «Осень
Средневековья»[70] произвел прорыв в медиевистике того времени. Это была
одна из первых работ социо – культурного типа исследования. В ней автор
рассматривал практически все стороны духовной жизни человека позднего
Средневековья. Й. Хейзинга подводил итог достижениям средних веков. До сих
пор его труд ценен тем, что он изобилует многочисленными ссылками на
историю Бургундии, и свидетельствами современников касающимися состояния
бургундского общества изучаемой эпохи. Также представляет интерес его
исследование о роли рыцарского идеала в системе политических отношений.[71]
Продолжателями исследований подобного рода в первой половине XX в.
стали представители французской школы «Анналов», в нашей работе
использованы труды М. Блока, Ф. Броделя и Ж. Дюби. Именно представители
школы исторического синтеза ввели в научный обиход понятие ментальности. В
их понимании это сравнительно свободное движение мысли, направления
которого определяются мировоззренческими ценностными ориентирами. Подобные
ориентиры являются особо важными элементами мышления. Для средневековой
мысли это, прежде всего христианско-нравственные ориентиры. Особенностью
западного общественного сознания было наличие очень важных рыцарских
этических ценностей и тех понятий, которые определяли правосознание.
Из работ представителей школы анналов нужно выделить «Королей-
чудотворцев» Марка Блока.[72] Она положила начало историко-психологическому
методу исследования общественной мысли. Непосредственно посвященное
психологическому феномену веры в чудодейственную способность королей
излечивать больных золотухой, это исследование дает и детальный анализ
сопутствующих представлений и идей средневекового общества, в т. ч. и
Бургундии.
Отечественный исследователь А. Я. Гуревич развивал идеи школы
исторического синтеза. В своих работах, посвященных исследованию
средневекового менталитета, он создает картину культурных и идейных
стереотипов, присущих средневековому сознанию.[73] А. Я. Гуревич выделяет
особенности, свойственные средневековому мышлению. И дает общее
представление о идеях, существовавших в средневековом обществе.
В 70-80-е гг. XX в. тема идейных и культурных представлений
Средневековья вызывала особенный интерес среди отечественных
исследователей. Следствием этого стало опубликование многочисленных статей
и монографий, как уже выше обозначенного А. Я. Гуревича, так и других
исследователей. В нашей работе были использованы содержащие различные
сведения, касающиеся господствующих в обществе Бургундии идей, работы
следующих авторов: Ю. П. Малинина,[74] Н. Н. Мелик-Гайказовой,[75] В. И.
Рутенбурга,[76] А. Д. Хлопина[77] и др.
Большой историографической ценностью обладает работа Ю. П. Малинина
«Общественно – политическая мысль позднесредневековой Франции».[78] Автор
впервые в отечественной историографии делает комплексный обзор
идеологических тенденций, характерных для позднего Средневековья, в т. ч. и
для бургундского общества.
Также интересна работа авторского коллектива «Двор монарха в
средневековой Европе», посвященная роли двора в культурной и политической
жизни государств Средневековья. Отдельная статья в данной работе посвящена
Бургундскому двору.[79]
Что касается прикладного искусства, то можно сказать, что в
отечественной историографии данный вопрос освящен наиболее полно.
В нашей работе были использованы труды, посвященные изучению живописи,
скульптуры, архитектуры Нидерландов и Франции данного периода. Кроме того,
использовались общие работы по истории Возрождения.
Структура работы подчинена цели выявить причины и предпосылки
возникновения, развития и гибели Бургундского государства. Работа состоит
из введения, основной части и заключения.
Первая глава посвящена выявлению причин возникновения Бургундии,
процессу складывания территории. Анализируется социально-экономическое
развитие государства на разных этапах развития. Рассматривается политика
герцогов в экономической сфере. Четко выделяются два этапа: период до Карла
Смелого и экономические меры его правления.
Вторая глава посвящена государственному строительству бургундских
герцогов. Дана характеристика бургундского общества и государства на период
начала реформ Карла Смелого. Характеристики и особенности сословно-
представительной системы, налоговой политики и административного
устройства. Показаны истоки проблем, с которыми столкнулся Карл Смелый, и
разбираются причины неудач его предшественников. Эпоха правления Карла
Смелого выделяется как отдельный этап развития Бургундского государства.
Анализируются реформы, направленные на создание централизованного
государства: судебная, административная, армейская, налоговая, а также
преобразования в сословно-представительной системе.
Наконец, третья глава посвящена анализу культурных особенностей
Бургундского государства. Рассматривается роль и значение рыцарского идеала
для процесса формирования общебургундского государственного пространства.
Показано значение Бургундского двора как общегосударственного культурного
центра, и его роль в создании новых форм искусства и общественной мысли.
Также анализируется значение рыцарских идей как реального фактора политики
Бургундских герцогов.
СОЦИАЛЬНО – ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ.
Геополитическое развитие Бургундского государства.
В XIV в. на европейской сцене возникло новое государственное
образование, в скором времени ставшее играть важную роль в международных
отношениях – Бургундия. Внезапное и неожиданное его возникновение смешало
планы многих признанных держав, а амбиции и победы его правителей вывели
Бургундию на одно из ведущих мест в Европе.
История Бургундского герцогства принадлежавшего династии Валуа
начинается в 1363 г., когда младший сын французского короля Иоанна II
Доброго Филипп Храбрый (1342-1404) получил в лен Бургундию.[80] Согласно
государственной традиции того времени лен был дарован в форме апанажа, то
есть он должен был вернуться к короне в случае прекращения герцогской
династии. Это была обычная форма дарения принцам крови, которая юридически
оставляла территорию в рамках французского королевского дома.
Причина создания нового Бургундского герцогства связана с традициями
средневекового рыцарства: король Иоанн II Добрый подарил данные владения
своему сыну за то, что он не покинул его в критической ситуации в битве
при Пуатье.[81] Нужно отметить, что указанный эпизод имел вполне
определенное значение в глазах современников и был запечатлен в виде
характерного примера рыцарской доблести, получившей истинно королевское
вознаграждение. Отчасти поэтому вся последующая политика герцогов будет
облекаться в различные формы рыцарской традиции.
Бургундия в последней трети XIV в. представляла собой довольно
крупное, но далеко не самое большое владение во Франции. Существовали
другие держания принцев крови: герцогства Анжу, Бурбон, Вандом, Орлеан,
виконтство Беарн[82] и многие другие. Ничто, казалось, не предвещало
будущего стремительного взлета Бургундского дома. Европа уже была поделена
между существующими государствами, и создание нового в условиях Позднего
Средневековья представлялось маловероятным. Но феномен Бургундии и состоит
в ее непохожести на другие страны Европы, в том числе и теми средствами и
методами, которые использовались для создания государства.
Уже к концу XIV в. ситуация резко меняется. Это связано с проводимой
герцогами брачной политикой. Идея приращения государственной территории
матримониальным путем, то есть через получение приданного, была не нова.
Можно вспомнить иронический девиз Габсбургов: “Пусть другие воюют, а
Австрия заключает браки”, многие дома были не прочь получить относительно
безболезненно новые земли. Все это так и с этим нельзя не согласиться, но
доминирование данного принципа во внешней политике, постановка его в основу
государственной политики – несомненное новшество, примененное бургундскими
герцогами. Конечно, можно объявить удачные бургундские браки неслыханным
везением, как объясняли это современники. Например, не избежал очарования
счастливой звездой герцогов даже скептически настроенный Ф. де Коммин. Но
трезвый анализ позволяет сделать вывод, что даже в таком трудно
прогнозируемом процессе, как брачная политика, герцогам удалось найти
нужный вектор и действовать целенаправленно.
Бургундским герцогам удалось поставить свою матримониальную политику
на такой высокий уровень, достичь который не удавалось никому и позднее.
Возможно, это связано с тем, что в новое время брачные союзы не играли уже
такой роли, и герцоги застали последнюю возможность использовать данный
прием наиболее полно. В эпоху национальных государств это, естественно,
было уже невозможно.
Приоритет ставился на политически и территориально перспективные
браки, для заключения которых герцоги проявляли недюжинную энергию и
смекалку. Первая возможность применить данный прием представилась уже
Филиппу Храброму. Когда ему подошло время жениться, особых проблем с
выбором не было: во французском королевском доме было множество принцесс
крови, правда, не имевших ничего, кроме доброго имени и знатности. Герцога
не устраивал такой легкий, но бесперспективный вариант, так как даже в
случае пресечения династии он не мог унаследовать владение, вследствие
того, что их держания, так же как и его, находились в форме апанажа. Филипп
обратился к другому варианту.
Наиболее привлекательной партией была Маргарита Фландрская (1350-
1405), наследница графств Фландрии, Артуа и Франш-Конте, Невера и Ретеля.
Она была единственной дочерью графа Людовика II Ла Маль[83], в силу
почтенного возраста которого новых наследников не предвиделось. Проявив
интерес к Маргарите, планы тогда еще весьма незначительного герцога
столкнулись с интересами большой политики. Так как муж Маргариты получал
контроль над всеми Южными Нидерландами, а также возможность блокировать
Францию с севера и востока, что естественно, в условиях продолжавшейся
Столетней войны было для нее очень опасно. На какое-то время будущий брак
Маргариты стал точкой столкновения интересов Франции и Англии, чьи государи
сами предлагали руку графине.
Казалось бы, незначительному герцогу нечего было и пытаться
вмешиваться в эту борьбу. Но тут и проявился дипломатический талант Филиппа
Храброго. Дело в том, что граф Людовик отлично понимал, что, выдавая свою
дочь за английского или французского короля, он втягивает свои земли в
неизбежную войну со вторым претендентом. Нидерландские города, живущие
торговлей и промышленностью, были бы разорены. Людовик II, как заботливый
государь своих подданных был обязан сделать все возможное для сохранения
мира и экономического процветания. Филипп Храбрый, идеально подходил для
роли нового государя Фландрии и Артуа. Не обладающий большими средствами,
он неизбежно должен был учитывать мнение городов, что вряд ли стал бы
делать сильный правитель.
Короли Англии и Франции, не желая уступать друг другу, тоже стали
склоняться к третьей кандидатуре. Но как Английский король мог согласиться
на кандидатуру французского принца крови? В этой ситуации Филипп Храбрый
решился на рискованный шаг – заверив короля Франции в будущей верности,
герцог заключил тайное соглашение и с английским королем, суть которого в
том, что Филипп не будет участвовать в войне на стороне Франции.[84]
Когда все стороны были удовлетворены, в 1369 г. был заключен брак.[85]
После смерти Людовика II в 1384 г. Филипп Храбрый стал правителем
Фландрии, Артуа и Франш-Конте, Невера и Ретеля. К относительно
слаборазвитой и по преимуществу аграрной Бургундии он получил своего рода
экономического лидера того времени - южные Нидерланды. Графство Франш-Конте
находилось на территории Священной Римской империи. Таким образом, Филипп
Храбрый стал еще и имперским графом, что также окажет свое влияние в
будущем. Владения Бургундского герцога увеличились в несколько раз, и из
второразрядного вассала французской короны он превратился в крупного
владетеля.
Как очевидно из этого примера, матримониальная политика была формой
сложной политической игры герцога, лишь облаченной в традиционную форму
брачного союза. Возможно, что уже здесь проявились те принципы политики,
которые позднее выразил в своих произведениях Макиавелли. Использование
новых средств под прикрытием старых форм стало фирменным знаком герцогов.
Неискушенному наблюдателю их поведение кажется традиционным и
соответствующим духу времени, но герцоги, не отрицая старых форм,
практически наполнили их новым содержанием.
Следующий герцог Иоанн Бесстрашный продолжает успешную политику своего
предшественника. Его брак с Маргаритой Голландской в 1385 г.[86] развивает
перспективное нидерландское направление. К тому же для усиления своего
внешнеполитического влияния Иоанн выдает свою сестру, Маргариту Бургундскую
(1374-1441), замуж за графа Голландии, Зеландии и Геннегау Вильгельма VI
(1356-1417).[87] Маргарита Голландская имела завидное приданное, графства
Голландию, Зеландию и Геннегау. Герцогу пришлось выдержать серьезную борьбу
за голландское наследство, так как запутанность средневекового
наследственного права привела к появлению еще нескольких претендентов, в
том числе и английского короля, поскольку Эдуард III был женат на Изабелле
принцессе Геннегауской.[88] Герцогу в ходе боевых действий пришлось
доказывать, что не только умение вести политические интриги является
признаком бургундского дома, но и знаменитая бургундская доблесть. Иоанн
Бесстрашный доказал, что не зря носит свое прозвище.
Не стоит представлять герцога только как рыцаря без страха и упрека.
Он участвовал в крестовом походе, и сражался обыкновенно в первых рядах, в
то время это было обычным делом, удивление вызвало бы, если бы он вел себя
иначе. Важным было то, что вместе с доблестью он проявлял и политические
дарования. Конечно, сил воевать с Англией, хоть и набиравшей мощь,
Бургундии явно не хватало. Поэтому герцог сразу вспомнил о своих вассальных
связях с французской короной. Бургундия на данном этапе в союзе с Францией
участвовала в Столетней войне. После многолетней войны был заключен Англо-
Бургундский союз, условием которого было признание права Бургундских
герцогов владеть Голландией, Зеландией и Геннегау взамен заключению
мира.[89]
Несмотря на то, что герцог Иоанн Бесстрашный, из-за внезапной смерти,
не успел присоединить Голландию, Зеландию и Геннегау, ему удалось упрочить
бургундское влияние в данных землях и закрепить свое право наследования.
Поэтому, когда в 1428 г. пресеклась графская династия, герцог Филипп Добрый
без особых сложностей “в качестве регента и наследника” присоединил данные
земли.[90]
Таким образом, к Бургундскому государству были присоединены важные
территории. Голландия, Зеландия и Геннегау подобно Фландрии были
экономически высокоразвитыми землями. Торговые и промышленные города,
прекрасные гавани – все это стало достоянием герцогов. Бургундским герцогам
удалось собрать воедино значительную часть Нидерландских земель. Не
присоединенными остались герцогства Брабант, Клеве, Люксембург, Лимбург и
другие более мелкие владения. Стремление присоединить и остальные
Нидерланды надолго стало главным вектором бургундской политики.
Третий герцог Филипп Добрый известен наиболее крупными
территориальными приобретениями. Присоединение Голландии, Зеландии и
Геннегау в 1428 г. следует отнести на счет Иоанна Бесстрашного, так как
именно он утвердил права дома на эту территорию, но, кроме того, Филипп
Добрый сам значительно увеличил бургундские владения.
Еще в 1406 г. младший сын Филиппа Храброго Антуан по праву завещания
стал герцогом Брабантским, герцогиня Брабантская Иоанна сделала его своим
наследником.[91] Иоанн Бесстрашный помог Антуану утвердить свои права.
Нужно отметить, что для Бургундского дома характерна редкая для современных
династий сплоченность, авторитет главы дома был незыблем для остальных его
членов, распри и конфликты между принцами, в отличие от французского дома,
не были правилом. Поэтому герцоги Брабантские последовательно следовали
политической линии своих старших кузенов. Вследствие этого, когда в 1430 г.
умер, не оставив наследника, герцог Брабанта Филипп I, произошел мирный
переход его земель к Бургундии.[92] Брабант и Лимбург, территории с глубоко
укоренившимися буржуазными отношениями были присоединены к Бургундскому
государству.
Герцог Филипп Добрый продолжает следовать давшей такие великолепные
плоды матримониальной политике. Сам он, в связи с поднявшимся авторитетом
Бургундии, все три раза женится на особах королевской крови: французской,
бурбонской и португальской принцессах, - этого требовало политическое
положение Бургундии. Но свою сестру Марию (ум. 1463) он сознательно выдает
замуж за Адольфа герцога Клеве, вследствие этого брака герцогство Клеве
прочно входит в бургундскую сферу влияния,[93] формально Клеве остается
независимым, но фактически политику герцогства контролирует Бургундия.
При Филиппе политика Бургундии выходит на новый уровень.
Могущественному государю, каким являлся Филипп Добрый, уже не требуется
матримониальных оснований для подтверждения своих прав, сила оружия и
политическое влияние заменяют брачный договор. После шестнадцатилетней
войны с Францией по условию мира в Аррасе в 1435 г. герцог получает города
по Сомме с центром в Амьене,[94] то есть Пикардию. Города были промышленно
развиты и находились в непосредственном соседстве с бургундскими
Нидерландами. Складывается интересная юридическая ситуация, - Французский
король, как сеньор отдает в собственность земли своему вассалу, герцогу
Бургундскому, то есть де юре самому себе. Выход был найден в том, что
земли якобы передаются в залог символической суммы. Также мирный договор
освобождает Филиппа Доброго от ленной службы дает право перевода апанажа в
наследственное владение. Но юридически герцог все же остается вассалом
французской короны.[95]
Герцог стремится округлить свои владения, и продолжить политику
присоединения всех Нидерландов, которые в экономическом и культурном
отношении представляли собой относительно однородную территорию.
Естественно, присоединение Нидерландов сулило серьезные выгоды
политического и экономического характера. Поэтому герцог предпринимает
следующий шаг.
В 1440-е гг. внимание герцога обращается на Люксембург. После
пресечения Люксембургской династии по мужской линии герцогиней стала
Елизавета (ум. 1451), которая первым браком была замужем за Антуаном
Брабантским, основываясь на этом шатком доводе, Филипп Добрый требует право
наследования. Основным его соперником был герцог Саксонский, который также
имел права на Люксембург. Но где саксонцу было тягаться с могущественным
победителем самого французского короля. В результате после смерти Елизаветы
в 1451 г. Люксембург был присоединен к Бургундии.[96]
Окрыленный этим успехом герцог предпринимает следующий шаг для
присоединения оставшихся частей Нидерландов. В 1465 г. он осаждает Деневер
в качестве первого шага к завоеванию Фрисландии. Но здесь Филипп Добрый
терпит неудачу: стойкое сопротивление города осложняется возникшими
трениями с Францией,[97] и герцог вынужден отступить до лучших времен. Зато
на другом направлении он добивается крупного успеха.
Обширное и богатое епископство Утрехт давно притягивало интересы
Бургундии, но ссора с папой не входила в планы герцогской политики. Тогда
используется другой метод - поставить на епископскую кафедру лояльного
претендента. И в 1456 г. Филиппу Доброму удается возвести своего бастарда
Давида (ум. 1496) в сан утрехтского епископа,[98] это была крупная победа
герцога, так как Утрехт занимал центральное положение по отношению к
бургундским владениям.
Вследствие удачной политики Филиппа Доброго Бургундии удается
подчинить большую часть Нидерландов от Соммы на юге до Рейна на севере.
Теперь герцогам принадлежали Фландрия, Голландия, Зеландия, Геннегау,
Брабант, Лимбург, Ретель, Пикардия, Люксембург и Артуа - в Нидерландах, а
также герцогство Бургундское, графства Франш-Конте, Невер, Шароле, Макон и
Осер - на границах Франции и Священной Римской империи.[99] Кроме того, в
сферу влияния Бургундии вошли Утрехт. Огромный результат лишь для столетия
существования государства.
Герцог Карл Смелый является продолжателем политики своих
предшественников. Карл Смелый действует на традиционных направлениях
бургундской политики: нидерландском и восточнофранцузском. Ему также
удается достичь существенных результатов. Используя финансовые трудности,
возникшие у графа Тирольского эрцгерцога австрийского Сигизмунда, герцог
убеждает его заложить верхнеэльзасские земли Брейсгау и Зундгау с главным
городом Фрейбургом. В 1469 г. ввиду финансовой несостоятельности эрцгерцога
Карл Смелый аннексирует Эльзас.[100]
В Нидерландах ему также удается достичь нового успеха, герцоги
Гелдерн, владетели земель в устье Рейна, ведущие междуусобную борьбу,
обращаются к Карлу Смелому за помощью. Герцог соглашается на условиях
признания его сюзеренитета, и после гибели противоборствующих сторон он
присоединяет Гелдерн, с главным городом Цютфеном, к своим владениям.[101]
Карл Смелый планировал создать Великую Лотарингию от устья Рейна до
Альп, и его первоочередной задачей было соединение двух анклавов
Бургундского государства: нидерландского и французского. Между ними
находилось герцогства Лотарингия и Бар, на эти земли Карл Смелый не имел
никаких легитимных прав, тем не менее, в 1476 г. он захватывает оба
герцогства и их центр город Нанси.[102] Это было последнее территориальное
приобретение бургундских герцогов.
Несколько слов необходимо сказать и о столице Бургундии. Родовым
центром и столицей родины герцогов Бургундии в узком смысле слова, то есть
герцогства, был г. Дижон. В нем находилась родовая усыпальница и происходил
обряд вступления в наследство.[103] Но реального значения столицы этот
город не имел, он был скорее символом династии и совмещал в себе функции,
подобные французским Сен-Дени и Реймсу. Сразу же после присоединения первых
нидерландских владений политико-административный центр Бургундии смещается
туда.
В Бургундском государстве не было, по крайней мере, большую часть
времени существования государства, какого либо административно –
бюрократического центра. Различные земли имели свои административные и
финансовые органы, общегосударственные же появляются сравнительно поздно.
Поэтому не было необходимости привязывать политический центр к какому либо
определенному городу.
По средневековой традиции столица там, где находится монарх и его
двор. Филипп Храбрый предпочитал жить в Генте и Брюгге. В Генте также часто
находился двор Иоанна Бесстрашного.[104] При Филиппе Добром центр
экономической активности перемещается в Брабант, герцог тоже стремится быть
в гуще событий, его двор обосновывается в Брюсселе. Во время долгого
правления Филиппа Доброго Брюссель фактически становится центром
государства. Герцог обустраивается в нем всерьез и надолго, но никакого
юридического оформления не последовало.[105]
Карл Смелый с его активной внешней политикой не оставался долго на
одном месте. Но после завоевания Нанси он хотел сделать столицей именно
его, как географический центр будущей державы.[106] Но его планам уже не
суждено было сбыться.
Таким образом, 1476 г. является пиком расцвета Бургундского
государства. За столетие герцогам удалось создать огромную державу от
Северного моря на севере до Женевского озера на юге, на западе их границами
были Иль-де-франс и Луара, на востоке – Рейн. Бургундские владения включали
практически все Нидерланды: Фландрию, Голландию, Зеландию, Геннегау,
Брабант, Лимбург, Ретель, Пикардию, Люксембург, Гелдерн, Артуа и
находящиеся в зависимости Клеве и Утрехт; а также группу владений на
границе Франции и Германии до Швейцарских кантонов: собственно Бургундию,
Франш-Конте, Невер, Макон, Осер, Шароле, Брейсгау и Зундгау, Лотарингию и
Бар.[107]
В процессе складывания государственной территории бургундские герцоги
применяли различные методы и средства, как традиционные для средневековья
(систему брачных союзов, взятие под покровительство, использование апанажа
и пр.), так и принципиально новые (прямой захват, в том числе у сюзерена,
взятие в залог и др.). В целом, герцоги проявили огромную энергию и редкую
изобретательность в процессе строительства своего государства. И в
результате в Европе появилась новая держава, способная оказывать серьезное
влияние на международную политику, а своими амбициями приводящая в трепет
западноевропейские страны.
Демографическое и экономическое развитие Бургундии
в XIV – первой половине XV вв.
Для осознания возможностей и резервов Бургундского государства
необходимо обратиться к демографической и экономической ситуации,
сложившейся во владениях бургундских герцогах.
К моменту вступления Филиппа Храброго в права владения полученным
леном Европа находилась в состоянии демографического спада. Великая чума
1347 г., последующие всплески эпидемий с периодичностью раз в десять лет, и
идущая Столетняя война серьезно сократили население Европы. Общий спад и
стагнация на данном уровне продолжались длительный период, пик спада
приходиться на 1360-80ые гг., а подъем начинается лишь с 1430ых.[108]
Сильнейший демографический кризис разразился на территории
Бургундского государства. Основной удар пришелся на Бургундию, Брабант, Эно
и Люксембург, на что указывает число исчезнувших поселений (в зависимости
от районов – от 25 до 50%).[109] Казалось бы, эпидемии и войны должны
задеть в первую очередь крупные городские районы, с высокой плотностью
населения (Фландрия и др.), а не данные, большей частью
сельскохозяйственные регионы. Так и происходило, но города быстро
восстанавливались за счет переселенцев из села, а у деревни была еще одна
причина к запустению. После эпидемии, удалившей избыточное население,
уровень жизни выживших повысился; большая часть поселений не вымерла,
оставшиеся жители переселились[110] в места с более плодородной почвой,
более выгодными экономическими условиями, меньшими налогами и пр.
Также неоднозначным оказывается сокращение пахотных земель.
Превращение пашни в лес, пастбище и луг с экономической точки зрения не
всегда регресс и упадок. Данный процесс может быть следствием перехода к
интенсивным формам сельского хозяйства.
Оценки данного этапа социально-экономического развития Европы не
однозначны и являются предметом дискуссий. Так на взгляд некоторых
исследователей: поскольку в данный период численность самодеятельного
населения выражала состояние основной производительной силы и,
следовательно, уровень валового продукта и поскольку именно этому фактору
экономики был нанесен длительно ощущавшийся ущерб демографическим спадом
XIV-XV вв., есть все основания предполагать для этих столетий хозяйственный
цикл упадка.[111]
Однако, при ближайшем рассмотрении аргументации приверженцев данной
точки зрения, не трудно заметить, что вся она построена на свидетельствах,
отражающих экстенсивную сторону хозяйственного развития (посевные площади,
объем производства в промышленности и т.д.). При этом почти полностью
игнорируются свидетельства, отражающие интенсивную сторону его развития, то
есть рост производительности труда.[112] К тому же цифровые данные,
содержащиеся в средневековых источниках, систематически нуждаются в том или
ином поправочном коэффициенте, вследствие чего их познавательное значение
оказывается сплошь и рядом ничтожным или даже приводящим в заблуждение.
Нет сомнения, что психологический эффект эпидемии XIV в. был глубоким
и длительным. Но как конкретно он отразился на хозяйственной деятельности?
В Бургундском государстве демографический спад с 1350 по 1450 гг.
если и не вызвал переворота в хозяйственной конъюнктуре, то, во всяком
случае, внес в нее значительные изменения в сравнении с предыдущим этапом.
Заимствуя категории более поздней эпохи, можно утверждать, что
экономическая конъюнктура в данный период характеризовалась ярко выраженной
тенденцией к низким ценам на землю, что проявилось в стагнации и снижении
уровня земельных рент, дешевизной предметов твердого спроса (прежде всего
хлеба) и ростом стоимости рабочих рук (заработной платы).[113]
В данное столетие наблюдается облегчение сеньориальных повинностей,
так как площадь пахоты на одного работника в среднем увеличилась, и на
первый план выступил поиск сеньором держателя,[114] согласного занять
опустевшее место и тем самым взять на себя несение повинностей.
Однако прежде чем обратиться к статистике, необходимо заметить, что в
движении рыночных цен отражена не только долговременная тенденция, но и
влияние кратковременных факторов, таких, как урожайность, а также порча
монеты правительством.
Цены на пшеницу с единицах серебра.[115]
(для сравнения добавлены данные Англии)
|Годы |Англия |Страсбург |Фландрия |
| 1401-1410 = 100% |
|1411-20 |81 |89 |75 |
|1421-30 |80 |94 |92 |
|1431-40 |102 |66 |106 |
|1441-50 |77 |94 |74 |
|1461-70 |74 |66 |65 |
|1471-80 |59 |56 |65 |
Приведенные цифры вскрывают текущую тенденцию к снижению хлебных цен.
Но цены на продукцию животноводства постоянно повышаются. Также цены на
предметы длительного пользования – ремесленные изделия значительно
опережают цены на зерно.[116]
Таким образом, земледелец, обращаясь к рынку, оказывается в вдвойне
невыгодном положении. Во-первых, чтобы уплатить ренту, он должен выступить
как продавец зерна. И хотя ренты проявили тенденцию к снижению, цены на
зерно снизились в гораздо большей степени, чем цены на продовольствие в
целом. И с точки зрения крестьянского бюджета рента не только не снизилась,
но и серьезно повысилась. Во-вторых, если крестьянин выступал как
покупатель ремесленных изделий, то и тут конъюнктура складывалась не в его
пользу, поскольку цены на зерно были ниже цен на ремесленные изделия.
Исходя из выше сказанного, можно предположить, что резкое и
повсеместное увеличение площади пастбищ и лугов за счет заброшенной пашни,
было обусловлено не только демографическими условиями, но и выгодно
сложившейся рыночной конъюнктурой, резко повысившимся спросом на продукцию
животноводства. Все это выделило скотоводство в качестве наиболее
прибыльной отрасли сельского хозяйства. О чем свидетельствует резкое
повышение ренты на пастбища и луга, на фоне падения ренты за пахотные
участки.
В общем и целом хозяйственная конъюнктура в Бургундском государстве,
где лично – наследственная зависимость отошла или отходила в прошлое, в
1350 – 1450 гг. была выгодна зажиточному крестьянству. В первую очередь
речь идет об открывшейся для имущих крестьян возможности перестройки
хозяйства в соответствии с конъюнктурой рынка.
Большая часть населения Бургундского государства проживала в деревне и
естественно занималась сельским хозяйством. Можно выделить два основных
центра, где товаризация сельского хозяйства произошла относительно широко:
герцогство Бургундия и Нидерланды. Это не значит, что остальная территория
ничего не производила, но в плане экспорта выделяются именно эти регионы.
Герцогство Бургундия специализировалась на льноводстве, поставляя сырье
местной текстильной промышленности, кроме того, традиционной статьей
экспорта уже тогда являлись продукты виноделия.[117] Технические культуры
рано стали доминировать в данной области, вследствие большого числа
свободных крестьян.
В Нидерландах, при наличии большого числа городов, а, следовательно,
рынков сбыта, сельское хозяйство являлось рентабельным и товарным. Обширные
пространства низменных земель на севере Нидерландов при теплом и влажном
климате представляли собой прекрасные пастбища, разводили главным образом
крупный рогатый скот.[118]
В XV в. среди зерновых на первом месте стояла рожь, которую
возделывали почти повсюду. Пшеница поступала главным образом из Фрисландии
и Зеландии. В местностях с наиболее бедными почвами выращивали гречиху, а
также ячмень, находивший широкое применение в животноводстве и пивоварении.
С развитием торгового мореплавания в XIV-XV вв. выросла роль
животноводства, ставшего основной отраслью хозяйства на Севере.[119] В
общем, все необходимые для потребления населения продукты имелись здесь в
достаточном количестве.
Но не сельское хозяйства было главной статьей экономики Бургундского
государства. Залог его процветания заключался в промышленности и торговле.
Главная роль здесь, естественно, принадлежала Нидерландам. Именно
Нидерланды в XIII-XV вв. являлись крупным центром экспортного сукноделия.
Страну накрывала густая сеть промышленных и торговых городов Брюгге, Ипр,
Аррас, Гент, Брюссель, Мехелен, Лувен, Камбре, Валансьен и многие другие,
всего более 300 в XV в.[120] Высокая степень обеспечения личных и
имущественных прав граждан, широкое самоуправление городов привели к
раннему и крупномасштабному развитию торговли и промышленности.
Различия в природных, климатических, географических условиях
способствовали складыванию экономической специализации. По ряду
экономических признаков Нидерланды можно разделить на три района:
1) район развитых ремесленных и торговых городов (Фландрия, Брабант,
Артуа).
2) северо-западные районы (Голландия, Зеландия, Утрехт), с очагами
торговых и ремесленных центров и товарным сельским хозяйством.
3) окраинные провинции (Гелдерн, Намюр, Люксембург), преимущественно
сельскохозяйственные районы.
Вторая половина XIV – первая половина XV вв. стали периодом расцвета
Фландрии. Только в одном городе Брюгге было 40 тысяч станков.[121]
Шерстяная промышленность, торговля, кредитные операции – вот три отрасли
экономики Фландрии, которые достигли небывалого ранее расцвета.
Для торговли с Англией, в первую очередь шерстью, было создано
торговое товарищество “Лондонская Ганза”. Это была ассоциация купцов ряда
фландрских и северофранцузских городов, данная крупная организация (более
50 городов) монополизировала шерстяную торговлю с Англией. Лидером Ганзы
был Брюгге.[122]
Но не все было так безоблачно. Вторую половину XIV в. Фландрия
сохраняла еще высокий уровень благосостояния, но уже начали появляться
тревожные признаки. Финансовая мощь Фландрии держалась на двух факторах:
шерстяная промышленность и выгодное положение порта Брюгге. Стоило
подломиться одному из них, и Фландрия должна начала клониться к упадку. В
конце XV в. подломились оба.
В 1436 г. в Англии появляется стихотворение “Libell ef english
palicye.” автор говорит, что Фландрия живет тем, что ее города ткут
английскую шерсть, и это залог ее благосостояния.[123] Действительно,
Фландрия не производила шерсть, и работала целиком на привозном сырье, в
основном английском; и в этом была ее слабость.
Главным потребителем фламандского сукна был север Европы, где у
Фландрии не было конкурента. Англия не имела собственной текстильной
промышленности. Но с середины XIV в. в Англии основывается свое суконное
производство, которое к концу века уже работает на экспорт.[124] Ганзейцы,
которые ранее запасались сукном только во Фландрии, стали брать грузы в
английских портах.[125] Развитие английского сукноделия подрывало экономику
Фландрии. Фламандцы вынуждены были перейти к практическим мерам, чтобы
предотвратить надвигающуюся опасность. Чтобы поддержать местную
промышленность, власти обложили пошлиной вывозимую из Фландрии шерсть[126],
в ответ на это иностранцы стали покупать шерсть в Англии. Брюгге запретил
ввоз английского сукна в свой порт, а герцог Филипп Добрый в 1432 г.
расширил этот запрет на все Нидерланды,[127] но это не принесло
результатов. Сюда добавились бедствия Столетней войны, которые довершили
разорение страны. Особенно от этого пострадал Ипр, главный центр суконного
производства. Бургундские герцоги пытались помочь городу, запрещая
производство ткани в окрестных деревнях,[128] но бесполезно. Упадок Ипра
характерен, так как город процветал исключительно благодаря суконной
промышленности. Другие города Фландрии еще держались: Брюгге благодаря
своим гаваням и банковскому делу, Гент – благодаря своему хлебному
складу.[129]
Брюгге в данный период являлся одним из самых оживленных портов
Запада. Он стоял на пересечении торговых путей: с севера – английских,
немецких, скандинавских товаров; с юга – испанских, французских,
итальянских. Важность Брюгге в европейской торговле доказывается тем, что
Венеция ежегодно направляла торговую эскадру на север, главной целью
которой был Брюгге. В течение XIV-XV вв. Брюгге служил посредником в
торговле между итальянскими городами и северной Европой. В связи с этим
город использовался как перевалочный пункт. С севера шло сырье, Италия
поставляла восточные товары, Англия – шерсть, олово и свинец, Германия –
хлеб, вино и металлы. В XIV - XV в. в списках товаров, следующих через
Брюгге, упоминается 34 страны, в том числе Россия и Татария. Но все же
главным предметом торговли было сукно, в торговле шерстяными тканями и
полуфабрикатами Брюгге был несомненным лидером.[130]
Но в первой трети XV в. проявляется интересная тенденция: чем больше
увеличивалась торговля Фландрии, тем больше купечество Брюгге сокращало
свою активную торговую деятельность. Это объясняется одной особенностью
средневекового городского права. Иностранные купцы не имели права торговать
непосредственно между собой. Для этого было необходимо посредничество
маклера из местных купцов.[131] Для последних это было очень выгодно и
доставляло гораздо более легкий и верный заработок, чем опасное
странствование с товаром, связанное со всякими неприятными неожиданностями.
И выгодные обстоятельства позволяли купцам Брюгге оставаться исключительно
при своих доходных комиссионных сделках. До тех пор, пока товары
подвозились во Фландрию большей частью с юга, из Италии, Франции, Германии
речным транспортом, брюггцы сами должны были озаботиться их доставкой в
Англию и северные страны. Для этого у них существовал обширный торговый
флот. Но как только морское судоходство стало более значимым, и в других
странах появился свой флот, Брюгге перестал транспортировать. Брюгге
перешел к транзитной торговле, корабли, привозившие в город товары с
севера, из Англии, Италии, разгрузившись, принимали местный груз и везли
его назад. Торговцы Брюгге сознательно забросили свой флот, так как это
было хлопотно, а дома имелся более легкий и стабильный источник дохода.
Именно поэтому город отказался стать членом Немецкой Ганзы.[132] Брюгге
слишком дорожил своей самостоятельностью и хорошо знал, что многое нужно
будет принести в жертву, если ему придется вступить в союз. Национальные
соображения не играли никакой роли, так как другой город Фландрии, Динан,
пользовался флагом Ганзы в своей торговле.[133]
Каталог товаров, служивших предметом торговли в Брюгге, очень велик,
но в нем нет ничего принципиально нового по сравнению, например, с
шампанскими ярмарками. Расцвет фламандской торговли обусловлен иными
причинами. Прежде всего, тут действовали географические условия, которые
делали из Брюгге “северную Венецию”. Но были и другие.
Известно, что мудрая правительственная торговая политика часто наперекор
городам, связанным жесткими цеховыми ограничениями, помогала достичь
отличных результатов. Фландрии посчастливилось найти правителей, которые
повели по отношению к иностранным купцам не такую политику, которую
требовали традиционные нормы городского права. Бургундским герцогам лишь
осталось следовать наработкам фландрских графов, которым удалось провести
важные меры, несмотря на сопротивление городов. Они уменьшают торговые
пошлины, смягчают неудобства “складочного права“, приглашают иностранцев
селиться и основывать конторы в городах, облегчают положение неоплатных
должников из иностранцев.[134] В общем, делают все, что в данных условиях
было в их власти, чтобы превратить Фландр | |
