|
Реферат: Великий год России. Исторические портреты женщин Отечественной войны 1812 г. (История)
Московский Государственный Университет «Сервиса».
Кафедра Истории.
Контрольная работа на тему:
«Великий год России.
Исторические портреты женщин Отечественной войны 1812 г.»
Работу выполнила:
Студентка группы ШЗС 1/1
Коряко Дина Владимировна.
Шифр: 4499-013
Работу проверила:
Дубна, 2000 год.
Содержание:
Общее негодование народа. 3
Пассивные и активные формы крестьянского сопротивления. 4
Войсковые партизанские отряды. 7
Народное ополчение. 8
Русские жещины делили все тяготы войны. 11
Заключение. 15
Список использованной литературы: 15
Чу! Труба
продребезжала!
Русь! Тебе надменный
зов!
Вспомяни ж, как ты
встречала
Все нашествия врагов!
Созови из стран
далеких
Ты своих богатырей,
Со степей, с равнин
широких,
С рек великих, с гор
высоких,
От осьми твоих морей!
Общее негодование народа.
24-30 июня 1812 г. вся «великая армия» Наполеона перешла границу
России. Хотя точная дата начала военных действий Францией была неизвестна,
вторжение в Россию не было ни неожиданным, ни внезапным. Но разрозненность
в командовании армиями и троекратное превосходство французов в численности
в начале войны привело к отступлению русских войск. Наполеон стремительно
продвигался к Смоленску, не встречая никакого сопротивления русских армий.
Многие территории оказались захваченными, где сразу была развернута
пропагандистская война, произносились многообещающие фразы об
освобождении крепостных крестьян и даже поговаривали о необходимости
выпустить какую-то прокламацию об этом. Но это было лишь тактическим
ходом Наполеона. На самом деле, первые же распоряжения администрации,
учрежденной Наполеоном в занятых областях, направлялись против
крепостных крестьян, в защиту помещиков-крепостников. С первых дней
война для народа стала Отечественной. Крестьяне добровольно везли в
отступавшую армию все, что имели: продовольствие, овес, сено. А враг не мог
получить у них сена и фуража ни за деньги, ни силой. Насилия врага вызывали
«остервенение народа» (Пушкин). Многие сжигали свои дома, запасы хлеба и
корма скоту – лишь бы не попали в руки врага. Героизм стал обычным
явлением.
«Русский народ поднялся, как один человек, и для этого не требовалось
ни прокламаций, ни манифестов. Он не собирались ни в полки, ни в батальоны,
ни в роты. Это была дружина, то есть общество друзей, давших друг другу
клятву.
Не менее чем та часть восставшего народа, которая примкнула к армиям, в
деле общей защиты полезна и другая его часть, оставшаяся в деревнях. Она
ведет с французами более истребительную и, может быть, более устрашающую их
войну, чем все те, которые стоят в отрядах. Всюду, куда направляются
французы, из-под земли вырастают вооруженные люди» – писал Г. Фабер в
письме из Петербурга.
Чем дальше продвигалась наполеоновская армия, тем организованнее
становилось сопротивление населения. Повсеместно разгоралась партизанская
война. Крестьяне быстро поняли, что нашествие французских
завоевателей ставит их еще в более тяжелое и унизительное положение
чем то, в котором они находились до этого.
Пассивные и активные формы крестьянского сопротивления.
В начале войны борьба крестьян приобрела характер массового
оставления сел и деревень и ухода населения в леса и районы,
отдаленные от военных действий. И хотя это была еще пассивная
форма борьбы, она создавала серьезные трудности для наполеоновской
армии. Французские войска, имея ограниченный запас продовольствия и
фуража, быстро стали испытывать острый недостаток их. Это не
замедлило сказаться на ухудшении общего состояния армии: стали
гибнуть лошади, голодать солдаты, усилилось мародерство. Еще до
Вильно погибло более 10 тысяч лошадей.
Французские фуражиры, посылаемые в деревни за продовольствием,
сталкивались не только с пассивным сопротивлением. Один французский
генерал после войны писал в своих мемуарах: “Армия могла питаться лишь
тем, что добывали мародеры, организованные в целые отряды; казаки и
крестьяне ежедневно убивали много наших людей, которые отваживались
отправиться на поиски”. В деревнях происходили стычки, в том числе
со стрельбой, между французскими солдатами, посланными за
продовольствием, и крестьянами. Подобные стычки происходили довольно
часто. Именно в таких схватках создавались первые крестьянские
партизанские отряды, зарождалась более активная форма сопротивления народа
- партизанская борьба. Вот еще одно свидетельство очевидца о начале
продовольственных трудностей во французской армии: «Мы с каждым днем
приближались к Вильне, дни стояли теплые. Во всех отношениях мы
перебивались кое-как, уже мало было хлеба, а мука, молоко, вино и водка
сделались большой редкостью… Купить ничего нельзя было, потому что
маркитанты не поспевали за нашим быстрым передвижением. Офицеры должны были
довольствоваться тем, что добывала воровством и грабежом их прислуга…
поэтому в первые дни за Неманом общая нужда вызвала крупнейшие
беспорядки».[1]
Поначалу партизанское движение было стихийным, представляло
собой выступления мелких, разрозненных партизанских отрядов, затем
оно захватило целые районы. Стали создаваться крупные отряды,
появились тысячи народных героев, выдвинулись талантливые
организаторы партизанской борьбы.
Первое время многие крестьяне опасались вооружаться, они боялись,
как бы их потом не привлекли к ответственности.
От пассивных форм сопротивления крестьяне все чаще начинают переходить
к активным, вооруженным. Повсеместно – от западной границы до Москвы –
начинают возникать крестьянские партизанские отряды. Наиболее широкий
размах партизанская борьба крестьян приобрела в августе в
Смоленской губернии. Она началась в Красненском, Поречском уездах, а
затем в Бельском, Рославльском и Вяземском уездах.
На оккупированной территории даже существовали районы, где не было ни
французской, ни русской администрации и которые контролировались
партизанскими отрядами: Борисовский уезд в Минской губернии, Гжатский и
Сычевский уезды в Смоленской, Вохонская волость и окрестности Колоцкого
монастыря в Московской. Обычно во главе таких отрядов становились раненые
или отставшие по болезни кадровые солдаты или унтер-офицеры. Один из таких
крупных партизанских отрядов возглавил в районе Гжатска[2] солдат Еремей
Четвертаков.
Еремей Васильевич Четвертаков был рядовым солдатом драгунского
кавалерийского полка, входившего в августе 1812 года в арьергард русской
армии под командованием генерала Коновницына. В бою под Царево-Займищем он
попал в плен, но через три дня Еремей бежал. Сколотив отряд из крестьян,
вооруженных самодельными пиками, Четвертаков стал нападать на небольшие
отряды неприятеля. Вскоре у него было 300 бойцов, вооруженных французским
оружием. Четвертаков организовал охрану окрестных сел, наладил разведку.
Со временем отряд Четвертакова вступал в бой даже с крупными отрядами
захватчиков. Однажды целый французский батальон трусливо уклонялся от
сражения с крестьянами.
Партизанский отряд непрерывно рос. К октябрю 1812 г. он уже достиг
численности почти 4 тыс. человек (целый партизанский полк!), это позволило
Четвертакову не ограничиваться уничтожением мелких шаек мародеров, а
громить крупные воинские соединения. Впоследствии, в 1813 году, Еремей
Васильевич Четвертаков был награжден знаком отличия Военного Ордена –
Георгиевским крестом, высшей наградой солдата русской армии.
В той же Смоленской губернии в Сычевском уезде партизанский отряд из
400 человек возглавил отставной суворовский солдат С. Емельянов. Отряд
провел 15 боев, уничтожил 572 солдата противника и взял в плен 325 человек.
К сожалению мало сведений осталось о Герасиме Курине – крестьянине
одного из подмосковных сел. Несомненно, он был выдающимся руководителем
партизан. Отряд Г. М. Курина, насчитывающий 5 тысяч пеших и 500 конных
партизан, взял в плен большое число вражеских солдат, захватил 3 пушки и
много другого оружия.
В Боронницком уезде действиями 2-х тысяч партизан из разных сел и
деревень руководили, – староста села Константинова Семен Тихонов, староста
деревни Сельвачевой Егор Васильев, староста села Починок Яков Петров и
несколько крестьян из села Дурнихи. 22 сентября крестьяне - партизаны
Боронницкого уезда стремительно начали и разгромили отряд французов,
который был на подходе к селу Мяскову.
В одном из боев во время отступления был тяжело ранен гусар Федор
Потапов, по прозвищу Самусь. Его приютили крестьяне. Оправившись от ран,
Самусь создал партизанский отряд из крестьян. Вскоре в отряде было уже
более 3 тысяч человек. Самусь разработал систему колокольных сигналов,
благодаря чему партизаны и жители окрестных деревень знали о движении и
количестве неприятеля. Отряд хорошо вооружился, отбив у врага оружие,
достали даже пушку.
Чем дальше продвигалась вражеская армия, тем больше ожесточался русский
народ, тем упорнее он защищался. «Можно без преувеличения сказать, что
многие тысячи врага истреблены крестьянами»—писал Кутузов.
Он высоко оценил действия крестьян в их неравной борьбе с «великой
армией» в своей реляции Александру I «О патриотических подвигах крестьян
Калужской и Московской губерний, датированный 23.10 1812 г.»
Всемилостивый государь!
С душевным удовольствием русского сердца всеподданнейшим долгом
считаю донести Вашему императорскому величеству о поведении крестьян
Калужской и Московской губерний в бурное время неприятельского в оных
пребывания. Неприятель употребил все усилия, которыми можно обольстить
другие народы, раздавал серебро с тем, чтобы привлечь их на свою сторону и
тем сих мирных людей противопоставить правительству, но ни что не могло
поколебать сих христолюбивых сердец и одушевленных любовию к высочайшему
престолу. С мученическою твердостию переносили они все удары, сопряженные с
нашествием неприятеля, скрывали в леса свои семейства и малолетних детей, а
сами вооруженные искали поражения в мирных жилищах своих появляющимся
хищником. Нередко самые женщины хитрым образом улавливали сих злодеев и
наказывали смертью их покушения, и нередко вооруженные поселяне
присоединясь к нашим партизанам, весьма им способствовали в истреблении
врага, и можно без увеличения сказать, что многие тысячи неприятеля
истреблены крестьянами. Подвиги сии столь велики, многочисленны и
восхитительны духу россиянина, что единственно торжественное изъявление
высочайшего Вашего императорского величества благоволения к сим губерниям
может им воздать и возбудить подобное соревнование в жителях прочих наших
губерний, что я всеподданнейше и испрашиваю.
Всемилостивейший государь, Вашего императорского величества
всеподданнейший
князь Михайла Г(оленищев)-Кутузов.
Войсковые партизанские отряды.
Первые такие отряды были созданы еще до Смоленского сражения Барклаем-
де Толли (4 августа – войсковой партизанский отряд Ф.Ф. Винценгероде).
Отряд Винценгероде действовал вначале в тылу французских войск в районе
Витебска и Полоцка, а с оставлением Москвы срочно переместился на
Петербургскую дорогу непосредственно в окрестности «второй столицы».
Затем был создан отряд войсковых партизан Дибича 1-го, действовавший в
Смоленской губернии. Наряду с ними действовали мелкие (150-200 человек)
подвижные конные воинские партизанские команды. Инициатором их выступил
известный поэт-партизан Денис Давыдов, получивший поддержку Багратиона и
Кутузова. Давыдов же и возглавил первый такой маневренный отряд из 200
гусар и казаков незадолго до Бородинской битвы.
Отряд Давыдова действовал сначала против небольших групп противника
(фуражирных команд, небольших обозов и т. д.). Постепенно команда Давыдова
обрастала за счет отбитых русских пленных. «За неимением русских мундиров я
одел их во французские мундиры и вооружил их французскими ружьями, оставя
им для приметы русские фуражки вместо киверов», – писал позднее Д. Давыдов.
Вскоре у Давыдова было уже 500 человек. Это позволило ему увеличить размах
операций. 12 сентября 1812 г. отряд Давыдова разгромил крупный обоз
неприятеля в районе Вязьмы. В плен было взято 276 солдат, 32 повозки, две
фуры с патронами и 340 ружей, которые Давыдов передал ополченцам.
Французы не на шутку встревожились, видя успешные действия отряда
Давыдова в районе Вязьмы. Для его разгрома был выделен 2-тысячный
карательный отряд, но все усилия были тщетны – местные крестьяне вовремя
предупреждали Давыдова, и он уходил от карателей, продолжая громить обозы
противника и отбивая русских военнопленных.
Успехи войсковых партизан побудили Кутузова активно использовать эту
форму борьбы с неприятелем во время отхода от Бородино к Москве. Так возник
крупный партизанский отряд (4 кавалерийских полка) под командованием
другого прославленного партизана – генерала И.С. Дорохова. Отряд Дорохова
успешно громил транспорты неприятеля по Смоленской дороге с 7 по 14
сентября, захватив в плен более 1,4 тыс. солдат и офицеров противника.
Крупной операцией отряда Дорохова явился разгром французского гарнизона в
городе Верея 19 сентября 1812 г. Охранявший город вестфальский полк из
корпуса Жюно был наголову разбит.
Очевидные успехи отрядов Давыдова и Дорохова, а молва об их победах
быстро распространилась по всем центральным губерниям России и в русской
армии, стимулировали создания новых отрядов войсковых партизан. Во время
пребывания на Тарутинской позиции Кутузов создал еще несколько таких
отрядов: капитанов А.Н. Сеславина и А.С. Фигнера, полковников И.М.
Вадбольского, И.Ф. Чернозубова, В.И. Пренделя, Н.Д. Кудашева и др. Все они
действовали на дорогах, ведущих к Москве.
Войсковые партизаны доставляли много неприятностей и тревог Наполеону.
Ему пришлось отвлечь на охрану дорог из Москвы значительные силы. Но все
усилия были тщетны. Кутузов имел все основания сообщать царю, что
«партизаны мои наводили страх и ужас на неприятеля, отняв все способы
продовольствия».
Народное ополчение.
Еще одной формой отпора агрессии стали народные ополчения. Впервые об
их создании заговорил сам Александр I. Во время его пребывания в Дрисском
лагере 6 июля был издан манифест «О сборе внутри государства земского
ополчения». Манифест имел характер декларации и не вносил ясности в порядок
формирования этих войсковых соединений. 15 июля в Москве на собрании дворян
и купечества царь призвал жертвовать деньги и имущество, а также создавать
под началом помещиков дружины ратников из крепостных[3]. Ратники-крестьяне
объединялись в полки, которыми командовали те же помещики-дворяне. Тем
самым контроль господ над крепостными в отличие от стихийно созданных
крестьянских партизанских отрядов в тылу наполеоновской армии сохранялся.
18 июля 1812г. появился указ Александра I «О составлении временного
внутреннего ополчения», еще более затруднившее участие простых людей в
отпоре агрессорам.
Однако патриотический подъем населения был настолько высок, что
царские предписания зачастую не выполнялись. Еще до издания указа 18 июля в
Смоленской губернии, первой из русских провинций принявшей на себя удар
врага, с конца июня спешно стало создаваться ополчение. К двадцатым числам
июля смоленское ополчение насчитывало уже более 10 тыс. ратников, многие из
которых принимали участие в сражениях за Смоленск и в августовских боях на
территории губернии. В те же кратчайшие сроки проходило формирование в
Московской и Калужской губерниях. Московские ямщики, обращаясь с просьбой
зачислить их в ополченческий полк, писали: «Будучи движимы усердием и
любовью к Отечеству, желаем поступить в число воинов». В ополченцы
записывалось много учащейся молодежи, и в их числе – будущий автор «Горе от
ума» поэт А.С. Грибоедов. Даже крепостные крестьяне, которые не могли по
царскому указу сами добровольно идти в ополчение без согласия помещиков, и
те бежали от своих господ и пытались записаться в ратники (в августе 1812
г. такой случай произошел, например, в Вятской губернии).
Массовый характер приняли пожертвования деньгами и вещами. Крестьяне
графа Шереметьева во Владимирской губернии взяли ратников «на свой кошт» –
собрали каждому по 5 рублей (казенное жалование одного ратника составляло 1
рубль в месяц при бесплатном сухом пайке – сухарях). Они же отправили на
пропитание ополченцев 73 тыс. пудов муки, 600 пудов сухарей и т. д. В
Нижнем Новгороде ремесленники и мелкие торговцы «на восстание против врага
России» пожертвовали 53 тыс. рублей. Преподаватели и служители Московского
университета приняли решение внести в фонд ополчения полугодовое жалование
(6,5 тыс. рублей), московские актеры передали 12.тыс. рублей и т.д. Всего
на содержание ополчения была собрана по всей России огромная по тем
временам сумма почти в 40 млн. рублей.
Не могла остаться в стороне от своей паствы и православная церковь.
Кроме анафемы Наполеону Синод, в развитии царских указов о создании
ополчений, издал собственные постановления, где священнослужителям
предписывалось «споспешествовать общему делу» и принять участие в
ополчении: направлять «на службу в оныя» учащихся духовных семинарий. Синод
пожертвовал 1,5 млн. рублей на Петербургское и Московское ополчения. Хотя
участие священников свелось к ежедневным молебнам о победе над «супостатом»
и «безбожником» Наполеоном, все же часть низшего духовенства пошла служить
в армию и ополчение[4]. Некоторые представители низшего духовенства приняли
также участие в партизанской войне. Так, в Смоленской губернии действовал
небольшой партизанский отряд во главе с дьячком Саввой Крастелевым,
погибшим в одной из схваток с неприятелем.
Следует отметить, что на фоне всенародного подъема и сплочения народа
на борьбу против Наполеона и его армии, были и отрицательные примеры.
Петербургские власти отреагировали на невиданный патриотический
подъем в духе «квасного» казенного патриотизма. Эти псевдопатриотические
настроения петербургской аристократии высмеял А.С. Пушкин в своей
неоконченной повести «Рославлев»: «Вдруг известия о нашествии поразили нас.
Москва взволновалась…; народ ожесточился. Светские балагуры присмирели;
дамы вструхнули…; гостиные наполнились патриотами: кто высыпал из табакерки
французский табак и стал нюхать русский; кто сжег десяток французских
брошур, кто отказался от лафита и принялся за кислые щи. Все закаялись
говорить по-французски; все закричали о Пожарском и Минине и стали
проповедовать народную войну, собираясь на долгих отправиться в саратовские
деревни».
С августа 1812 г., после оставления Смоленска и, особенно, после
пожара Москвы в сентябре, казенные патриоты ополчились не только против
Наполеона, но и против всего французского. Все французское преследовалось,
на улицах становилось опасно говорить на этом языке. Из Петербурга выслали
французскую труппу, а ее театр закрыли.
Но не официальный «казенный», а истинный народный демократический
патриотизм вдохновлял на подвиги русских воинов, партизан и ополченцев.
Лучшие представители русского дворянства понимали, что такой народ
после такой войны нельзя держать в цепях крепостничества. И не случайно
перед своим назначением главнокомандующим, 5 августа 1812 г. М.И. Кутузов
дал «вольную» некоторым своим крепостным, а П.И. Багратион за день до своей
смерти от ран, 11 сентября 1812 г. отпустил на свободу всех своих дворовых,
щедро наградив их деньгами.
Крепостное крестьянство – основное население страны, сделавшее
бесценный вклад в изгнание французов, в 1812 году надеялось, что оно –
освободитель Отечества – получит освобождение от крепостной неволи. Но
когда война кончилась, у царя для народа нашлась только одна фраза в
манифесте: «Крестьяне, верный наш народ, да получат мзду свою от Бога».
Отечественная война 1812 года окончилась победой русского народа. Не
мала в этом и заслуга партизан. Подъем народных масс на борьбу с врагом
обуславливался тем, что война для русских людей носила справедливый,
оборонительных характер; крестьяне боролись за национальную независимость
своей Родины.
На всех этапах борьбы русского народа против захватнического
нашествия французов партизанское движение играло огромную роль и оказывало
мощную поддержку регулярной армии. В 1812 году русский народ проявил
свойственные ему стойкость, выдержку, самоотверженность и героизм. Несмотря
на классовую борьбу и крепостной гнет народ нашел в себе силы разгромить
одну из сильнейших армий тех времен - армию Наполеона.
Патриотический подъем 1812г. породил и талантливые произведения
(например, оперу великого русского композитора М.И. Глинки «Иван Сусанин»).
Русские женщины делили все тяготы войны.
Войне 1812 года было посвящено множество мемуарной и художественной
литературы, очерков, писем, записок очевидцев событий тех лет. Писали
полководцы и государственные деятели, войны и поэты, простые люди, вплоть
до московской дворовой женщины. Из этих писем мы узнаем, что, и женщины
всех сословий не могли оставаться глухими к военным событиям 1812 года.
И, в первую очередь, это относится к знаменитой «кавалер девице» –
Надежде Андреевне Дуровой, чья удивительная судьба еще при ее жизни стала
легендой. В своих многочисленных походах она вела записки, нечто вроде
дневника, по которым и были написаны впоследствии многие ее произведения.
Надежда Андреевна Дурова родилась 17 сентября 1783 года в семье
гусарского ротмистра. Матушка ее очень хотела сына, и когда ей принесли
новорожденную дочь, сразу невзлюбила ее. Неудивительно, что дочь стала
тянуться к отцу. Уже маленькой она проводила много времени в седле его
лошади. Но у маленькой Надежды постоянно возникали конфликты с матерью. Вот
что писала Дурова в своей книге «Кавалерист – Девица»: «Матушка имела
неосторожность говорить отцу моему, что она не имеет сил управиться с
воспитанницей Астахова, что это гусарское воспитание пустило глубокие
корни, что огонь глаз моих пугает ее, и что она желала бы лучше видеть меня
мертвую, нежели с такими наклонностями. Батюшка отвечал, что я еще дитя,
что не надобно замечать меня и что с летами я получу другие наклонности и
все пройдет само собою: «Не приписывай этому ребячеству такой важности,
друг мой!» – говорил батюшка. Судьбе угодно было, чтоб мать моя не поверила
и не последовала доброму совету мужа своего. Она продолжала держать меня
взаперти и не дозволять мне ни одной юношеской радости. Я молчала и
покорялась, но угнетение дало зрелость уму моему; я приняла твердое
намерение свергнуть тягостное иго и как взрослая начала обдумывать план
успеть в этом. Я решила употребить все способности выучиться ездить верхом,
стрелять из ружья и, переодевшись, уйти из дома отцовского». Много лет
пройдет, пока ее мечта осуществиться.
И вот, в сентябре 1806 года она, переодевшись в мужское платье, тайно
покинула дом и вступила в казачий полк под именем Александра Васильевича
Дурова (потом она носила фамилию Соколова или Александрова). «Стянув стан
свой черным шелковым кушаком и надев высокую шапку с пунцовым верхом, с
четверть часа я рассматривала преобразившийся вид свой; остриженные волосы
дали мне совсем другую физиономию; я была уверена, что никому и в голову не
придет подозревать пол мой», – так описывала свое превращение в мужчину
сама героиня. Бегство Дуровой из дома в большой степени стихийный порыв,
это устремление в неизведанные просторы. Однако эта желанная свобода
потребовала от нее дорогой платы – одиночества. Одиночества в суровом
походном быту. Поневоле пришлось вести жизнь замкнутую, скрытую.
Уединяясь на биваках, Дурова кипела необыкновенной энергией в
сражениях, – она ходила вместе с товарищами в тяжелейшие атаки на
французов. Командир выговаривал ей даже, что она ходит в бой со всеми
эскадронами полка поочередно, а не только со своим, как полагается. Журили
ее и за то, что она, рискуя жизнью, стремится спасать «встречного и
поперечного», выводит раненых из боя. За подлинный подвиг, за спасение от
гибели русского офицера (женщина с пикой в руке бросилась на нескольких
французских кавалеристов) ей был дан самый почетный воинский орден –
Георгиевский крест.
Днем и ночью, в любую погоду – в седле, бесконечные стычки с
неприятелем, ночевки на земле, заплесневелые сухари и питье из лужи,
невозможность обогреться или сменить мокрый мундир… Обо всем этом Дурова
говорит в своих записках. Никто не слышал от нее никаких жалоб, даже тогда,
когда она была сильно контужена ядром в ногу и оставалась в строю.
На биваках, в то время как офицеры-сослуживцы бражничают за общим
столом и ведут свои мужские разговоры (конечно, не стесняясь в выражениях),
она с отчужденным видом маячит где-то в стороне – от людей, от костра, от
тепла, которое ей так нужно, – ближе к тьме ночи; или сидит одиноко с
книгой в своей палатке. Выходило так, что во время отдыха, на биваке и даже
в походе ей гораздо труднее, чем в бою. Кончается бой – и исчезает полнота
жизни…
Не одна Дурова искала этой полноты. Другая ее сверстница – жена
генерала Храповницкого – всюду сопровождала своего мужа, одетая казаком.
Она бывала вместе с ним в боях и даже получила медаль. Но маскарад
Храповницкой никого не обманывал. Семья оставалась семьей и при военно-
походной жизни. Были и еще женщины в то время, так или иначе ломавшие не
нравившийся им уклад жизни. И все же Дурова изумила всех. Никто не в силах
был преодолеть таких трудностей, какие взвалила на себя она.
Немногим легче ей было и в ординарцах – у Милорадовича и Коновницына,
а потом у Кутузова (после Бородинской битвы). При штабе Кутузова она
служила как «Александров», хотя тайна ее была уже раскрыта.
В потоке военных мемуаров «Записки Кавалер девицы» принесли Дуровой славу.
Так как образ автора прочно слился с образом героини записок. И пусть герой
– «кавалерист», пусть – «Соколов», «Александров» – все равно это женщина с
глубокой, чистой душой («словно в монастырь ушла она в военный мундир»…).
Записки Дуровой – это еще и точка зрения рядового участника событий, для
которого война состоит не столько из генеральных сражений и смотров,
сколько из ежедневной тяжелой работы и трудностей быта. Причем не чужд ей и
более широкий, общий взгляд на положение дел (например, ее рассуждения о
судьбе Наполеона). Дурова, по словам Белинского, была «дивный феномен
нравственного мира».
Наполеоновское нашествие было огромным несчастьем для России. В прах и
пепел были обращены многие города. Но общая беда, как известно, сближает
людей. В пострадавших от нашествия губерниях женщины и дети помогали своим
мужьям, отцам, уходили в партизаны.
Так поступила Василиса Кожина, которая возглавила отряд из женщин и
подростков. Они выслеживали и уничтожали отдельные небольшие группы
наполеоновских солдат. В народе о Василисе сочиняли анекдоты, вот один из
них:…
В Смоленской губернии широкую известность получила старостиха Василиса
Кожина. Ее муж – староста одной деревни Сычевского уезда повел в город
партию пленных, забранных крестьянами. В отсутствие его поселяне поймали
еще несколько французов и тотчас же привели к старостихе Василисе для
отправления куда следует. Сия последняя, не желая отвлекать взрослых от
главнейшего их занятия бить и ловить злодеев, собрала небольшой конвой
ребят и, севши на лошадь, пустилась в виде предводителя препроважать
французов сама. В сем намерении, разъезжая вокруг пленных, кричала им
повелительным голосом: «Ну, злодеи французы! во фрунт! стройся! ступай,
марш!» Один из пленных офицеров, раздражен будучи тем, что простая баба
вздумала им повелевать, не послушался ее. Василиса, видя сие, подскочила к
нему мгновенно, и ударя по голове своим жезлом – косою, повергла его
мертвым к ногам своим, вскричавши: «Вам всем, ворам, собакам, будет то же,
кто только чуть осмелится зашевелиться. Я уже двадцати семи таким озорникам
сорвала голова! Марш в город!» И после этого кто усомнится, что пленные не
признали над собою власть старостихи Василисы?[5]
«… Русский народ поднялся, как один человек, и для этого не требовалось ни
прокламаций, ни манифестов… воины проходили всюду с песнями; иногда (я сам
видел) за ними шли их жены и, чтобы помочь мужьям, несли их оружие и их
вещи…» (из письма Г. Фабера, чиновника русского министерства иностранных
дел). Так мужественно вели себя простолюдины в деревнях. А что же в
городах? Вот, например, в Пензе, как мы узнаем из записок Ф. Вигель:
«Дворянство по-своему старалось высказать патриотизм. Дамы отказывались от
французского языка… Многие из них, почти все, одевались в сарафаны,
надевали кокошники и повязки». Это было в провинции, а в Москве?
Вот воспоминания дворовой женщины из дома князя Лобанова, которая была
женой крепостного… «Уже давно толковали в народе, что идет на нас Наполеон,
и как бы в Москву не забрался, а господа все не верили, – пусть, мол, народ
болтает! – да и не позаботились добро свое от француза спасти. А потому
барин с утра надевал мундир и ездил, куда все другие господа собирались
думу вместе думать, как лучше французу насолить, да в Москву не допустить».
Царская семья тоже вынуждена была продемонстрировать свой патриотизм –
сестра царя Екатерина Павловна вооружила и взяла на содержание один
батальон ополченцев из своих крепостных крестьян Тверской губернии, который
участвовал в бородинском сражении. Мария Федоровна (1759-1825 гг.) –
принцесса Вюртембергская, жена российского императора Павла I, мать
Александра I создала ряд благотворительных и воспитательных организаций
(Мариинское ведомство).
Дамы, приближенные к царскому двору тоже не оставались в стороне от
военных событий. Интересные письма, характеризующие общественное настроение
оставила нам Волкова Мария Аполлоновна (1786-1859 гг.) – фрейлина
императрицы Марии Федоровны. А также Ланская Вера Федоровна (1787-1844 гг.)
– дочь князя Ивана Ивановича Одоевского. Они вели между собой
патриотическую переписку…
30 сентября
«Мы готовим корпию и повязки для раненых; их множество в губерниях
Рязанской и Владимирской и даже здесь, в близких городах. Губернатор
посылает наши запасы в места, где в них нуждаются… »
22 октября
«О! Как дорога и священна родная земля! Как глубока и сильна наша
привязанность к ней! Как может человек за горсть золота продать
благосостояние отечества, могилы предков, кровь братьев, словом, все то,
что так дорого каждому существу, одаренному душой и разумом».
Все эти воспоминания, письма, а особенно, записки Н. Дуровой были
материалом первостепенной значимости, которые лучше всяких
беллетристических вымыслов рассказывали современникам о действительной
жизни и положении русских женщин, которые делили все тяготы войны наравне с
мужчинами.
Заключение.
Грандиозная победа России в войне 1812 года имела и грандиозные
последствия для России, Европы и всего мира. С одной стороны, она развеяла
в прах наполеоновские планы мирового господства и положила начало гибели
империи Наполеона, с другой стороны, как никогда высоко подняла
международный престиж России, отвоевав у Франции позиции лидера на мировой
арене. Ну а главной причиной победы стал общенациональный подъем народных
масс, объединившихся с армией и выступивших на защиту отечества. Народный
характер войны 1812 года отделял ее от всех предыдущих войн. И очень точно
сказал об этом академик В.И. Пичета: «Великий завоеватель столкнулся с
великим народом и был разбит». А вот как писал о России в 1812 году А.
Герцен: «Народ этот убежден, что у себя дома он непобедим, эта мысль лежит
в глубине сознания каждого крестьянина, это – его политическая религия.
Когда он увидел иностранца на своей земле в качестве неприятеля, он бросил
плуг и схватился за ружье. Умирая на поле битвы за «белого царя и пресвятую
богородицу», на самом деле он умирал за неприкосновенность русской
территории».
Победа над Наполеоном вызвала бурный рост национального самосознания и
пробудила лучших людей нации к освободительной борьбе против самодержавия и
крепостничества. Зачинатели этой борьбы, декабристы, прямо называли себя
«детьми 1812 года». На ее преданиях выросли революционеры.
«Подлинную историю России открывает собой лишь 1812 год; все, что было до
того, – только предисловие.» – писал А. Герцен.
Память о войне 1812 года жила, формировала общественное мнение,
рождала события и книги и воплотилась в строки «Войны и мира» Л. Толстого,
бессмертные произведения А. Пушкина, М. Лермонтова, И. Крылова, Ф. Тютчева
и др.
Список использованной литературы:
1. «Недаром помнит вся Россия» – Москва, «Молодая Гвардия» 1987 год.
2. В.Г. Сироткин «Отечественная Война 1812 год». Москва «Просвещение» 1988
год.
3. М.И. Кутузов – генерал-фельдмаршал «Письма, записки». Москва «Военное
издательство» 1989 г.
4. Н.А. Дурова «Избранное». Москва, «Советская Россия» 1984 год.
-----------------------
[1] Г. Росс С Наполеоном в Россию: Записки врача Великой Армии/ Пер. с
немец. – М., 1912 – С. 10-11
[2] Сейчас – город Гагарин.
[3] В тот же день московское дворянство постановило: направить в ополчение
по 10 ратников от каждых 100 своих крепостных крестьян.
[4] Отражением этого участия стал наградной медный крест с надписью «1812
год», которым, наряду с медалью «За любовь к отечеству», по указу 30
августа 1814 г. награждались священники, служившие в войсках и ополчении в
1812–1814 гг. Медаль давалась дворянам, священнослужителям и купцам за
крупные пожертвования в 1812 г.
[5] Полное собрание анекдотов достопамятнейшей войны россиян с французами
Реферат на тему: Великий князь Владимир Мономах
[pic]
РЕФЕРАТ
Ученика 8
класса «Д»
Средней
школы № 476
Зимина
Егора
После смерти Ярослава Мудрого великим князем стал его старший сын
Изяслав. Остальные сыновья владели главнейшими тогда городами: Смоленском,
Черниговом, Переяславцем.
Когда выросли их дети, им достались меньшие города и волости. По
смерти старших младшие князья занимали освобождавшиеся места. Со временем
порядок получения уделов нарушился.
С самого начала изгоем, то есть князем без удела оказался Ростислав,
сын старшего Ярославича, погибшего ещё при жизни Ярослава Мудрого. Дядья
обделили племянника, и ему пришлось самому постоять за себя.
Ростислав, по словам летописца, был отважен и славолюбив. Он собрал
себе дружину из вольных и охочих до ратных подвигов и приключений
новгородцев, изгнал из далёкой Тмутаракани законного князя и стал совершать
набеги на соседей, облагая их данью. Греки из Херсонеса, боясь такой же
участи, подослали к нему одного из своих людей. Хитрый грек носил под
ногтем большого пальца смертельный яд. На пиру он произнес тост в честь
отважного князя, отпил из чаши, обмакнул в неё ядовитый ноготь и поднёс
Ростиславу. Ростислав выпил вино, заболел и умер. Но причина раздора не
умерла вместе с ним.
Особое место среди наследников Владимира Святого и Ярослава
Мудрого занимали потомки гордой и гневной Рогнеды. Когда-то Владимир
выселил их на родину и теперь, владея Полоцком и Минском, они не считали
себя подвластными Киеву. Правнук Рогнеды, князь Всеслав, получил прозвище
Чародей. Легенда рассказывает, что он родился в рубашке, умел обращаться в
волка и мог в один день побывать в двух удалённых друг от друга на многие
вёрсты городах. Всеслав с дружиной напал на Псков, разорил Новгород и
претендовал на киевский стол, который принадлежал ему по праву старшинства
рода полоцких князей. Ярославичи объединились и разбили Всеслава в страшной
сече на Немиге-реке, разграбили Минск и опустошили Полоцкую землю. Но
после каждого поражения собирал новое войско, и Ярославичи призвали его на
переговоры, обещая: «Приди к нам - не сотворим тебе зла.
Полоцкий князь явился к братьям, те схватили его и, преступив
крестное целование, бросили Всеслава Чародея в поруб (так называлась
темница, срубленная без окон и дверей).
Не раз потом вспоминали летописцы клятвопреступление сыновей
Ярослава. Летописи тех времён наполнены страшными предзнаменованиями. То и
дело из глухих лесов приходили волхвы, пугая народ и призывая отказаться
от христианской веры. Один из них обещал, что Днепр потечёт вспять, а
земля переместится – греческая станет на место русской, а русская окажется
на месте греческой. Другой хотел в Новгороде пройти по реке Волхов, как
посуху и уверял, что знает всё наперёд. Княживший тогда в Новгороде князь
по имени Глеб подошёл к нему, спрятав под одеждою топор, и спросил, что
случится с самим волхвом. Когда тот ответил, что совершит сейчас чудо,
пойдёт по воде, князь ударил его топором и убил.
На небе восходила вечерняя звезда с кровавыми лучами, солнце
показывалось как «объеденное», падал с неба огненный змей, по ночам города
наполнялись конским топотом – все предвещало беду. И появились, наконец,
из степи половцы, жестокие и коварные, как изгнанные некогда печенеги.
В первом же бою на реке Альте, недалеко от Киева, они с ханом
Шурканом наголову разбили войска великого князя Изяслава и разграбили
Киевскую волость. Киевляне, не желая отдавать землю отцов и дедов на
поругание, потребовали у князя оружие, но Изяслав медлил. Тогда люди
вырубили из поруба Всеслава Чародея, посадили его на престол, а
Ярославичей изгнали.
Изяслав бежал в Польшу. Король польский, сын дочери Владимира
Святого и муж русской княжны, принял его и дал войско. Всеслав не стал
испытывать судьбу и ушел в Полоцк.
Восстановив свою власть и казнив многих киевлян за бунт, Изяслав с
боем взял Полоцк. Но Всеслав Чародей позже все-таки отбил свой город, где
потом и умер.
Половцы продолжали беспрепятственно грабить Русскую Землю по обе
стороны Днепра, а князья, вместо того, чтобы дать им отпор, воевали друг с
другом.
«Воздвиг дьявол распрю в братии этой – Ярославичах», – пишет
летописец.
Младшие Ярославичи – Святослав Ярославич и Всеволод
Ярославич – заподозрили своего родного старшего брата великого князя
Изяслава в сговоре с Полоцким князем Всеславом Чародеем и изгнали его из
Киева. А на отцовский престол сел Святослав Ярославич.
Изяслав бежал с казной в Польшу.
- Этим найду себе воинов, – сказал он, надеясь на золото, забыв
слова мудрого прадеда Владимира Святого: «Не золотом добуду себе
дружину, а дружиной золото».
Так и случилось. Польский король забрал казну, а войска не дал.
Долго странствовал Изяслав по чужим странам. Но никто не смог помочь
изгнаннику. Изяслав вернулся на родину только после смерти жестокосердного
среднего брата – Святослава Ярославича. Младший, мягкий характером
Всеволод Ярославич, принял его и даже уступил ему, Киев, оставив себе
Чернигов.
Вскоре племянники силой оружия выгнали добродушного Всеволода
Ярославича из Чернигова. Изяслав призвал его к себе в Киев:
- Брат мой! Не тужи! Видишь, сколько всего со мной приключилось. Не
был ли я изгнан вами, братьями моими? Не скитался ли я по чужим землям,
лишенный имения? И ныне, брат, не будем тужить. Если будет нам удел в
Русской земле, то обоим если будем лишены его, то оба…
Годы лишений и унижений на чужбине сделали Изяслава мудрее. Вскоре
он пал в одной из битв племянников и дядьев.
Чем больше поколений сменялось со времён Ярослава Мудрого, тем
сложнее было решать вопрос о праве на великокняжеский престол. Когда
умирал старший брат, его место занимал младший, но уже подрастали сыновья
старшего и претендовали на престол. Так дядья и племянники не умели без
кровопролития поделить и киевский, и другие уделы.
По смерти Изяслава его наследником мог быть сын Святополк
Изяславович. Но такие права были и у молодого Олега Святославовича, не
успевшего занять киевский стол после своего отца, Святослава Ярославовича,
изгнавшего когда-то Изяслава. А достался престол их дяде – Всеволоду. И
опять племянники шли на дядьев, брат – на брата. Под мечами соплеменников
пали Минск и Новгород, Смоленск и Суздаль, Муром и Ростов. Князья-изгои
нанимали поляков и венгров, князь Олег Святославович трижды приводил в
родные уделы половцев. Пожарищами и пеплом покрывалась земля, церкви
стояли разорённые, люди прятались по монастырям, жителей сёл толпами
угоняли в рабство, голод и мор свирепствовали в городах. Так погибельно
распластали крылья над Русской землёй вражда и несогласие.
Спасителем и избавителем стал для Руси князь Владимир, сын Всеволода
Ярославича от дочери византийского императора, по имени деда со стороны
матери прозванный Мономахом, что значит «единоборец».
Ещё при жизни отца он прославился как бесстрашный полководец, не раз
усмиряя буйных сородичей и защищаясь от половцев.
Но государственный ум князя Владимира превосходил его воинские
доблести. После смерти своего отца, Всеволода Ярославича, Владимир Мономах
не стал занимать престол. Чтобы не умножать распрю, он ушел в Чернигов,
отдав Киев сыну Изяслава, Святополку Изяславовичу:
– Отец его был старше и княжил в столице раньше моего отца: не хочу
войны междоусобной.
А когда другой брат, Олег Святославович, потребовал у него
Чернигов, то уступил и ему, сказав:
- Да не возрадуются враги отечества!
Половцы тем временем не прекращали своих набегов, пользуясь ссорами князей
и их войнами. Хан Боняк чуть не взял Киев, кочевники разорили и разграбили
Печерский монастырь, главную святыню христианской Руси.
Хотя Владимир Мономах не занял место великого князя, он и без титула
стал опорой разорённой и гибнущей страны. Его усилиями князья собрались на
первый съезд в городе Любече, где, сидя на одном ковре, они сначала по
старшинству и договору, без обид, разделили уделы, а потом поклялись
отстоять землю предков, не нарушая взаимного соглашения и карая поднявших
руку на соплеменников:
–- Да отныне объединимся единым сердцем и будем блюсти Русскую
землю!
Но прекратить распри удалось не сразу. Великий князь киевский
Святополк не был достоин своего звания. Вскоре после съезда в Любече князь
Давид Волынский перед ним Василько, одного из сыновей Ростислава,
отравленного в Тмутаракани. Василько, как и его отец, был изгоем, князем
без удела. Со своей вольной дружиной он завоевал Польшу и прославился
мужеством, силой и победами. Давид Волынский, боясь, что Василько может
захватить и его волости, убедил великого князя, что Василько хочет
завоевать Киев.
Имя Святополка словно проклято в русской истории. Как когда-то
Святополк Окаянный, киевский князь, несмотря на клятвы и крестное
целование во время Любечского съезда решился на преступление. Он пригласил
к себе Василько. Верный дружинник предупредил своего князя о заговоре, но
Василько не поверил в злой умысел и пришел к Святополку. Его схватили,
связали и привели в избу к Давиду Волынскому. Овчар Давида уже точил нож,
а слуги расстелили ковер и повалили на него Василько. Василько понял, что
с ним хотят сделать, и даже связанный не дался предателям. Тогда на грудь
ему положили доску, несколько человек сели на неё, прижав князя к полу
так, что у него затрещали кости и овчар по имени Верендий ослепил
Василько, залив ему кровью рубаху. Василько потерял сознание, с него сняли
рубаху и выстирали. Придя в себя и ощупав рубаху, Василько вскричал:
– Лучше бы в той сорочке кровавой смерть принял и предстал в ней
перед богом!
Когда Владимир Мономах узнал о случившемся, то ужаснулся:
- Не бывало в Русской земле ни при дедах наших, ни при отцах
такого зла!
Брат Василько, Володарь, отнял ослеплённого князя у Давида
Волынского.
– Не в моём уделе, – оправдывался Давид.
А Святополк малодушно отговаривался, что не он и не его люди
совершили преступление.
Володарь и Василько выступили против обидчиков. Слепой Василько с
крестом в руках шел впереди войска. Давид и Святополк были разбиты.
Владимир Мономах поддержал обоих братьев. Но снова начались усобицы, снова
князья стали призывать на помощь половцев, снова запылали города и сёла. И
тогда киевляне пришли к Мономаху и сказали:
– Молим, княже, тебя и братьев твоих, да не погубите Русскую землю!
По словам летописца, Мономах отчаялся до слёз:
– Воистину отцы наши и деды собирали землю Русскую, мы хотим её
погубить!
Мономаху удалось собрать князей на второй съезд, наказать виноватых,
примирить враждующих и объединить их против внешних врагов – половцев.
| |
