|
Реферат: Битники и хиппи - история движения (Музыка)
БИТНИКИ: ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ.
“ В 1817 году “великий утопист” ( по определению Энгельса ) Анри Сен-
Симон в “ Письме Американцу” послал за океан свой выстраданный “вопль”: “
Народу мало любить свободу, чтобы быть свободным, - ему прежде всего
необходимо познание свободы. Старые идеи одряхлели и не могут помолодеть,
нам нужны новые! “
На протяжении полутора веков для каждого обывателя Старого Света
существовала своя Великая Американская Утопия, в самых радужных снах
являвшаяся сказочной страной неограниченных возможностей. Великая
Американская Мечта будоражила фантазию американцев. Прошло полтора
столетия, прежде чем старые идеи одряхлели до такой степени, что новые не
могли не появиться. Великая Утопия перестала привлекать европейцев, а
Великая Мечта трансформировалась до неузнаваемости, превратившись для
многих в Страшный Сон.
“ Нужно, чтобы мир заполнили странники с рюкзаками, отказывающиеся
подчиняться всеобщему требованию потребления продукции, по которому люди
должны работать ради привилегии потреблять все это барахло, которое им на
самом деле вовсе ни к чему... Передо мной встает грандиозное видение
рюкзачной революции, тысячи и даже миллионы молодых американцев
путешествуют с рюзаками за спиной, взбираются в горы, пишут стихи, которые
приходят им в голову, потоиу что они добры и, совершая странные поступки,
они поддерживают ощущение вечной свободы у каждого, у всех живых
существ...” - Джек Керуак был первым писателем, сформулировавшим и
провозгласившим те идеи, которые сразу же были взяты на вооружение самым
революционным поколением Америки ХХ столетия, “разбитым поколением”,
битниками.
“ Битничество началось где-то в 1944-45 годах, когда встретились Джек
Керуак, Уильям Берроуз, я и еще некотрые из наших друзей, которых мы знаем
до сих пор, - вспоминает Аллен Гинзберг. - Берроуз тогда уже писал, Керуак
уже был поэтом и писателем, автором нескольких книг, мы были молоды. В
течение нескольких последующих лет мы экспериментировали с такими понятиями
как “дружба”, “чувство общности”, “новое видение”, “новое сознание”. Начало
пятидесятых - поворотный пункт,, когда все личные мысли становились
общественными, а с 1945 -го - духовное освобождение, потом освобождение
слова от цензуры в 1950-55 гг. В 1955-62 слово идет к читателю.”
Таковы основные даты славной и героической истории битников.
Родиной “поколения разбитых” стала Калифорния, самая благодатная часть
Америки, давшая миру спустя два десятилетия Джими Хендрикса и Дженис
Джоплин, “ Greatful Dad”, “Джефферсон Эйрплэйн” и психоделический рок,
ставшая местом съемок самого культового фильма сумасшедших 70-х - “Забриски
Пойнт” Микеланджело Антониони. Сан-Франциско еще не превратился в
гомосексуальную Мекку, где W.A.S.P. находятся в явном меньшинстве. Еще
далеко было до “времен Харви Милка”, первого в Америке “голубого” мэра,
убитого сразу же после избрания на этот пост. Но уже тогда Сан-Франциско
превратился в культурную столицу Тихоокеанского побережья Соединенных
Штатов.
В 1953 году начинающий поэт Лоуренс Ферлингетти начал издавать небольшой
журнальчик под названием “City Lights”( “Огни большого города”, аллюзия на
знаменитый фильм Чаплина ), а через два года на Коламбус, центральной улице
Сан-Франциско при издательстве был открыт одноименный книжный магазин, где
и стали продаваться первые книги битников, самые знаменитые из которых -
сборник прозаических фрагментов, эссе, новелл и медитаций Джека Керуака “На
дороге”(1957) и поэма Аллена Гинзберга “Вопль” (1955), своеобразный
манифест движения. запрещенный вскоре к продаже.
C самого начала битничество оформилось не столько как литературное или
художественное течение, а как довольно агрессивно ( можно сказать -
экстремистски ) настроенная идеологическая группировка, питавшая известные
- только входившие снова в моду - симпатии к марксизму ( синтезированный
фрейдо-марксизм был уже на подходе ), русскому анархизму ( по этому поводу
массово переиздавались Кропоткин, Бакунин ), русской Октябрьской революции
(дедушка Ленин? Почему бы и нет!) и троцкизму одновременно (в одном только
Сан-Франциско до сих пор существует не меньше десятка троцкистских газет и
журналов!). Если к этому прибавить протест ( активный протест) против
американской внешней политики, американского “общественного мнения” и
“общественной морали”, а также против святая святых - американского образа
жизни, то можно представить, как заманчиво выглядела эта “ левацкая”
идеологическая мешанина в глазах интеллектуальной молодежи.
Не случайно Джон Чиарди в своей знаменитой статье “Эпитафия разбитым”,
объясняя столь массовый успех битников, писал, что “ у молодежи есть все
основания для того, чтобы бунтовать против нашего американского
самодовольства. Каждый день вставать в половине седьмого, в восемь
отмечаться у табельщика, в пять возвращаться домой и смотреть купленный в
рассрочку телевизор, - такой образ жизни вряд ли может прельстить молодого
человека.”
Молодого человека 50-х прельстил бунт, ну конечно же бунт! Это же так
весело! Конформизм послевоенной Америки, обострившиеся классовые
противоречия (пророческая улыбка старины Маркса!) и экономический прессинг,
по мнению критика Герберта Голда, привели к тому, что битники “сами взяли
себя за шиворот и выкинули из общества”. Их “пафос отрицания” достиг
поистине “маяковских” масшабов: “Долой вашу власть, долой вашу религию,
долой вашу любовь!”
Что касается любви, то битники тоже имели, что предложить взамен.
Сексуальный бунт стал самой радикальной формой протеста против
“общественной морали”, “нетрадиционная” сексуальная ориентация становилась
модной в кругах интеллектуалов.
Не случаен был и выбор культовых фигур битников: Уолт Уитмен, Томас
Вулф, Генри Миллер. Развивая гомосексуальную эстетику Уитмена, продолжая
традииции исповедальности, присущие Вулфу, и гипертрофируя “грязный”
натурализм Миллера, многие из них сделали сексуальные перверсии темой своих
произведений. Эстетизация мужского, мужественного, брутального характера и
облика наиболее ярко выделяетсся в ранней поэзии Гинзберга:
Молодой подручный съел бутерброд,
отбросил грязный пакет и праздно
сидит еще несколько долгих минут.
На нем брюки из саржи, он голый
до пояса, на голове у него
желтые волосы и засаленная,
но все же яркая красная кепка.
Он лениво сидит на лестнице,
прислоненной к вершине кладки,
он широко расставил колени...
В своем протесте, в своей агрессивности, в своих фантазиях битники зашли
слишком далеко.Дж. Тайтелл писал в книге “Нагие ангелы”, самом серьезном,
пожалуй, исследовании на эту тему, что они начинали с того, что
“рассматривали себя как отверженных общества, поклоняющегося враждебной
культуре, как провозвестников нового отношения к тому, что считать
благоразумным и этичным, как художников, которые творят лишь для самих себя
и не ищут признания и славы”.
Наверное, они и впрямь не могли даже мечтать о той славе, которая пришла
к ним так легко, так быстро. Вошедшие в обычай литературные чтения в
подвалах пустовавших домов, где селились собравшиеся со всех концов Америки
“разбитые”, быстро приелись и надоели и публике, и самим поэтам...
Сердце остановилось,
Еще раз закуриваю
Думаю о Дилане Томасе,
Джоне Китсе, Марио Ланца, других
сумасшедших.
Глотаю траву.
Погружаюсь в видения.
Вижу Лик Божий.
Умираю.
Попробуйте как-нибудь
сделать это...
“Я люблю сумасшедших, таких, которые бешено хотят жить, бешено хотят
говорить, бешено хотят спастись, котрые хотят иметь все сразу, которые
никогда не зевают и никогда не говорят пошлостей, а всегда горят, горят,
горят”, - говорит герой Керуака.
“Буддизм, практика медитации, психоделики, открытые формы стиха... Это
был поиск более открытого, исследование его границ. Керуак “горел”
искусством и попивал. Берроуз экспериментировал с морфием и вскоре, к
несчастью, втянулся. Мы все немного покуривали марихуану, года с 45-го”, -
вспоминает Гинзберг.
Битники взяли слишком высокий “аккорд”, их протестующие голоса были так
громки, так надрывны, что в конце концов сорвались на фальцет. Они смогли
предложить своему поколению только один способ борьбы с обществом, из
которого они выкинули себя за шиворот”, - уход от него, уход в себя, в
“другие сферы”, в дзен-буддизм, в”радостную преступность”(Дж.Керуак), в
вызывающе-нарочитую гомосексуальность и наркотики (У.Берроуз,
провозгласивший, что “лучший Выход это Вход”)...
Символично название романа Керуака - “На дороге”. Дорога (вспоминаются
фильмы Вендерса и Антониони ) - это бесконечный и бессмысленный побег от
благополучия буржуазного быта, от пуританства и ханжества “общественной
морали”, от традиций цивилизации потребления, побег куда угодно, в
никуда...
Времена были развеселые. Уже взорвали атомную бомбу.. Уже вовсю
свирепствовала “холодная” война и сенатор Маккарти со товарищи, клеймившие
и изничтожавшие вовсю “коммунистическую чуму” и “красную заразу” (к
таковым были причислены наркотики, гомосексуализм, а позднее и рок-н-ролл).
А тут как раз, очень вовремя и кстати, Кен Кизи, будущий автор “Полета над
гнездом кукушки”, открыл возможность немедикаментозного применения сильного
галлюциногена ЛСД, ранее применявшегося в психиатрии для лечения
маниакальных психозов. Именно на этих “таблетках от жизни”, воспетых
“Beattles” в песне “ Люси в небесах с алмазами”, и вырос причудливый
рахитичный уродец - американское авангардное искусство... Америке
предстояла война во Вьетнаме и студенческая революция (и та, и другая
закончились поражением)...
Сопливая романтика Керуака была с восторгом принята первыми хиппи,
которые довели ее до абсурда. Бессмысленные худосочные “цветы”,
длинноволосые “непротивленцы”, любвеобильные пацифисты с их примитивным
“Make love not war!”, адепты “свободной любви” - все они основательно
потоптали американские дороги с рюкзаками за спиной, понаписали килограммы
стихов, понаделали кучи любви, насовершали странных и неожиданных
поступков...(Спустя десятилетие “рюкзачная революция” глухим эхом
отозвалась и в Советском Союзе - те же рюкзаки, те же дороги, почти такой
же “комсомольский” задор, такие же убогие КаэСПэшные песенки, палатки,
костры и привалы. Вот только гомосексуалисты, наркотики и рок-н-ролл были
чуть позже!)
Дурная кровь накапливалась слишком долго, она должна была найти себе
выход. Джими Хендрикс, Дженис Джоплин, Джим Моррисон и многие другие
гениальные музыканты Америки нашли этот выход и сами вылетели в него вместе
с той грязью, разрушшительной и агрессивной энергией, “чернухой”,
которые были сконцентрированы в их полунаркотическом-полусумасшедшем
творчестве. В литературе должен был появиться кто-то, кто мог бы сделать
то же самое. И прежде, чем тупое американское кино полностью профанировало
керуаковскую “Идею Дороги”, сделав ее сюжетом бесконечных голливудских
поделок, в литературу ввалился грязный и отвратительный Уильям Берроуз.
Его “Голый завтрак” замкнул цепь Выход-Вход более чем наглядно.
Идеи отправлялись только в “Выход”....”
Реферат на тему: Бородин
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ №19
Р Е Ф Е Р А Т
НА ТЕМУ:
А. П. Б О Р О Д И Н
Работу выполнил:
ученик 10 А
класса
Александр
Проверил:
преподаватель
ИРКУТСК 1999 г
Александр Порфирьевич Бородин – русский композитор, ученый – химик.
Родился он 12 ноября 1833 г. в Петербурге. Внебрачный сын князя Л.С.
Гедианова, при рождении был записан сыном камердинера князя – Порфи- рия
Бородина. Бородин получил прекрасное домашнее образование. Владел
несколькими языками, играл на флейте, фортепиано, виолончели. Уже в детст-
ве определились основные увлечения Бородина, ставшие впоследствии его про-
фессиями, - химия и музыка.
В 1856 году Бородин окончил петербургскую Медико-хирургическую
академию. Изучая медицину, продолжал заниматься химией под руководст-
вом Н.Н Зинина. В 1858 году, защитив диссертацию, получил степень доктора
медицины.
Под влиянием дружбы с прогрессивными учеными, как А.М.Бутлеров
Д.И. Менделеев, И.М. Сеченов, писателями М.В. Успенским, М.А. Маркович
и статей В.Г. Белинского и А.И. Герцена сформировались передовые общест-
венные взгляды Бородина. Многогранен его облик как просветителя – шестиде-
сятника. Живя в Петербурге, Бородин занимался научной, педагогической и об-
щественной деятельностью. В 1864 году получил звание профессора Медико-
хирургической академии. В 1874 году стал заведующим кафедрой химии, а в
1877 году присвоено звание академика.
Бородин был европейски известным ученым-экспериментатором и теоре-
тиком, автором более 40 научных трудов, активным участником прогрессивных
реформ в Медико-хирургической академии, одним из организаторов и педаго-
гов Женских врачебных курсов.
Много времени уделял Бородин музыке. Студентом он посещал любите-
льские кружки, играл в ансамблях.
Рано начал Бородин заниматься и сочинением. Ему было всего пятнад-
цать-шестнадцать лет, когда в печати появились сведения о его
композиторских
опытах: «Просим читателей обратить внимание на новое, прекрасное сочине-
ние: Adagio patetico (in A-dur), написанное для фортепиано даровитым
пятнад-
цатилетним композитором Александром Бородиным. В этом небольшом музы-
кальном произведении столько души и творческой силы, что мы заранее позд-
равляем любителей с новым талантом, обещающим блестящую будущность».
В 1859 году он уезжает за границу в научную командировку для
усовер-
шенствования в области химии.
Там он проводит ценные научные исследования, читает доклад в
Париж-
ском химическом обществе членом которого он был избран, публикует за гра-
ницей больше десяти работ на немецком, французском и итальянских языках.
Заграничная поездка принесла Бородину и личное счастье. В
Гейдельбер-
ге, где протекала значительная часть его командировки, он познакомился с де-
вушкой, приехавшей за границу лечиться. Екатерина Сергеевна Протопопова –
так звали ее – была великолепная пианистка.
И в Гейдельберге Бородин не оставлял музыкальных занятий: играл
на
виолончели и даже сочинял. Днем он занимался напряженной научной рабо-
той, а вечера посвящались музыке. Слушая игру Екатерины Сергеевны, Боро-
дин узнавал то, что ему было еще не известно; молодая пианистка тонко и вдо-
хновенно исполняла музыку Шумана, Шопена.
Бородин открывал для себя все новые и новые стороны в даровании
своей
соседке по пансиону, и это особенно сближало их.
Богатырских сил Бородина хватало на все. По двенадцать часов – с
пяти
утра до пяти вечера – он работал в лаборатории ;потом до восьми часов совер-
шал с Екатериной Сергеевной прогулки по живописным окрестностям Гедель-
берга, а время с восьми до двенадцати отдавалось музыке.
Занятия музыкой продолжались в Италии. Екатерина Сергеевна по
состо-
янию здоровья должна была перебраться в более теплый климат. Местом при-
бывания она избрала город Пизу, куда приехал и Бородин. Днем он по-прежне-
му работал в лаборатории, а вечерами они вмести слушали итальянские народ-
ные песни, встречались с музыкантами, а иной раз Бородин отправлялся в мес-
тный оперный театр, садился в оркестр и играл в спектаклях партию виолонче-
ли.
Осенью 1862 года молодой талантливый русский ученый возвращается
в
Москву. В России оставалась мать Бородина, которую он нежно любил. В пись-
мах из-за границы он подробно описывал ей распорядок дня, условия жизни,
окружающих его людей, музицирование в свободное время – все, все… даже
нарисовал план своей комнаты с точным расположением предметов обстанов-
ки. Письма трогали теплым заботливым отношением, доверчивой откровен-
ностью, только обращение в них были необыкновенными : “ душенька”, “ тету-
шка” – и никогда не встречалось слово “ мама”. Так его приучили с детства.
Мать не была повенчана с отцом – старым князем, человеком женатым, - поэ-
тому сын выдавался ею за племянника.
Итак, Бородин приехал в Россию довольный. Его ждала любимая
работа и счастье с любимой женщиной, которая в ближайшем будущем станет его
вер-
ной женой.
Он торопился увидеться с друзьями: с Сеченовым, Менделеевым. Но
осо-
бенно Бородину хотелось встретится с Сергеем Петровичем Боткиным, товари-
щем по Медико-хирургической академии, который сейчас был профессором-
терапевтом.
Каждую неделю у Боткина собирались артисты, музыканты, писатели.
Научные интересы сочетались у него с художественными, и сам он горячо
любил музыку и играл на виолончели.
Однажды на прием к знаменитому врачу с жалобами на головные боли
пришел Балакирев. Однако довольно быстро музыка отодвинула на второй
план отношения доктора и пациента. Балакирев стал посещать боткинские
“субботы”. Здесь он и встретился с Бородиным, который не замедлил появить-
ся у самого Балакирева, став сразу же участником его кружка.
Во вкусах, взглядах и устремлениях Бородина обнаружилось много об-
щего с балакиревцами. Так же, как и они, он горячо любил музыку Глинки, с
которой он познакомился еще в студенческие годы на любительских вечерах
камерной музыки. В собственных композиторских опытах Бородин отдал дань
русской песне: среди его ранних сочинений – струнное трио на тему песни
“Чем тебя я огорчила,” а также песни, написанные в характере народных, для
голоса с сопровождением фортепиано и виолончели – “Разлюбила красна деви-
ца,” “Слушайте, подруженьки, песенку мою.”
У Балакирева Бородин познакомился с Кюи и со Стасовым, встретился
вновь со старым знакомым Модестом Петровичем Мусоргским. Войдя в музы-
кальный кружок познакомился с Римским-Корсаковым.
Они, эти юноши, нашли друг друга в жизни, они знали, во что
верить, че-
го добиваться; но они еще не нашли себя в искусстве, своих собственных, еще
никому не ведомых путей; эти пути еще предстояло найти и во многом найти
сообща. Впоследствии это тесное музыкальное содружество вошло в жизнь,
а затем и в историю под названием “Могучая кучка”
Бородин был очень занят работой в Медико-хирургической академии,
но все же не оставлял композиций. Днем время уходило на работу в лаборато-
рии, на чтение лекций, которые Бородин проводил захватывающе-увлекатель-
но, а немногие часы вечернего досуга отдавались сочинению.
Балакирев посоветовал Бородину взяться за сочинение симфонии. До
встречи с Балакиревым ученый-химик не придавал серьезного значения своим
музыкальным занятиям. Он всегда самозабвенно слушал музыку, участвовал в
ее исполнении, кое-что писал сам, но никогда не думал о музыке как о про-
фессии; “… мне кажется, что, по всей вероятности, я был первым, сказавшим
ему, что его настоящее дело – композиторство. Он с жаром принялся сочинять
свою Es-dur’ ную симфонию, каждый такт которой проходил через мою крити-
ческую оценку,” - писал Балакирев.
Темы симфонии не были заимствованы из народных песен, но в них
ощу-
щалось кровное родство с русским народным творчеством и с народной музы-
кой Востока. Развитие их было неповторимо свежим, а вся симфония в целом –
мощной и гармоничной . При ее прослушивании совсем не ощущалось, что ав-
тор писал ее несколько лет, урывками, иногда с долгими перерывами. И никто
бы не сказал, что симфония была первым оркестровым произведением компо-
зитора.
В 1867 году Бородин пишет оперу-фарс “Богатыри”. Эта опера
являлась
пародией на псевдоисторические оперы, искажавшие русскую старину. Затем
он пишет несколько романсов, в том числе “Спящая княжна”, “Песня темного
леса”. Публика в восторге. Ободренный успехом Бородин приступает к работе
над оперой “Князь Игорь” и завершает Вторую симфонию под названием “Бо-
гатырская”. Симфония начинается темой, полной могучей суровой силы, одно-
временно грозной и величавой. Почти зримой конкретностью обладает возника-
ющий образ богатырской удали и бесстрашия, воссоздающий героев русского
былинного эпоса.
Одновременно со Второй симфонией Бородин сочинял “Князя Игоря”.
Он
работал над оперой с увлечением, и многие из характерных для нее образов
прежде нашли воплощение в симфоническом жанре, в котором композитор чув-
ствовал себя более свободно. И если первая тема первой части симфонии ассо-
циируется с мужественным обликом русских витязей, то вторая, отмеченная
благородной мягкостью и сосредоточенной уравновешенностью, легко воспри-
нимается как параллель к образу Ярославны.
Бородин выступил в этом сочинении как самобытный и зрелый
художник
властно подчиняющий своим замыслам звучание оркестра и мастерски владею-
щий тематическими превращениями.Создав монументальную эпическую ком-
позицию,Бородин определил целое направление в русском симфонизме. И опе-
ру ему хотелось писать в том же стиле.
Не только вопросы оперного стиля волновали Бородина в связи с
сочине-
нием “Князя Игоря”. Ничуть не меньше его заботила верность и правдивость
воспроизведения исторических событий в опере.
Документальная тщательность, особенно в темах исторических, была
присуща и русскому реалистическому искусству – и в живописи, и в музыке, и
в художественной литературе.
Композиторы “Могучей кучки” много внимания уделяли изучению источ-
ников. Но Бородину это было свойственно в наибольшей степени. Крупный
ученый, он и в музыке при всей вдохновенности его творчества сохранил под-
ход ученого, что, бесспорно, сказалось в его сочинениях.
В либретто оперы “Князь Игорь” значительная роль принадлежит
полов-
цам – кочевому народу, совершавшему набеги на Русскую землю. Два действия
оперы Бородина происходят в половецком стане. Воображению композитора
представлялись характерные восточные песни и пляски, то плавные и полные
неги, то безудержно дикие и огненные. Но он и здесь хотел верности и правди-
вости. Через русского этнографа, члена Географического общества В.Н.Майно-
ва Бородин обращается с рядом вопросов к венгерскому специалисту-исследо-
вателю и путешественнику П.Хунфальви, расспрашивает о половцах и особен-
но об их песнях. Венгерский ученый ответил подробным письмом, в котором
сообщал, что потомки древних половцев и сейчас живут в Венгрии, описывал
особенности их народной музыки и даже указал несколько сборников народных
песен, в том числе и половецких. Столь же обстоятельно изучал Бородин и дру-
гие материалы для своей оперы. Музыка, которую он сочинял, выходила прек-
расной и могучей.
Жизнь Бородина в это время была наполнена самыми разнообразными
де- лами и обязанностями, которых становилось все больше и больше. Они
погло-
щали массу сил и времени, не давая сосредоточиться на творчестве. Лекции и
лабораторные исследования в академии, участие в заседаниях ученого совета,
забота о женских медицинских курсах, об организации материальной помощи
учащейся молодежи. Зная его исключительную доброту и отзывчивость, к не-му
постоянно обращались с просьбами помочь, похлопотать, устроить. Боро- дин
действительно никогда никому не отказывал, забывая о своем отдыхе и от-
кладывая творческую работу.
«Мне всегда казалось странным, - замечал Римский-Корсаков, - что
неко- торые дамы стасовского общества и круга, по-видимому восхищавшиеся
ком-
позиторским талантом Бородина, нещадно тянули его во всякие благотвори-
тельные комитеты и запрягали в должности казначея и т.п., отнимая у него
вре-
мя, которое могло бы пойти на создание чудесных художественно-музыкаль-
ных произведений; а между тем благодаря благотворительной сутолоке оно раз-
менивалось у него на мелочные занятия, выполнить которые мог бы и не такой
человек, как Бородин. Сердце у меня разрывалось, глядя на его жизнь, испол-
ненную самоотречения по инерции.»
Но жить совсем без музыки Бородин не мог. И если не удавалось
сочи-
нять – для этого нужны были протяженные отрезки времени, - то он выкраивал
какие-то часы на музыкальное исполнительство; дирижировал любительским
оркестром своей Медико-хирургической академией, женским хором слуша-
тельниц Врачебных курсов, организовал не один концерт в пользу этих курсов,
причем сам проводил репетиционную работу.
Жизнь осложнялась еще и тем, что жена композитора, Екатерина
Сергеев-
на, была тяжело больным человеком. Она любила своего мужа, ценила его ог-
ромное дарование, но создать ему уют и покой, окружить заботой не имела воз-
можности, так как большую часть года жила врозь с ним. При ее болезни – аст-
ме – ей вреден был сырой петербургский климат, и на зимние и осенние меся-
цы переезжала к матери в Москву.
Римский-Корсаков и Стасов видели, как живет Бородин, понимали,
что ему очень трудно, и всеми силами старались не дать ему забросить
сочинение.
«Скажите же еще ради бога, во время праздников не продвинулся ли
“Князь Игорь”.Или же он так-таки и спит целых два года? Если да, это просто
непростительно для талантливого человека, как Вы,» – взывал к композитору
Стасов.
Римский-Корсаков согласился на любую работу, чтобы помочь
Бородину:
“Я предлагаю ему себя в музыкальные секретари, лишь бы только подвинуть
его чудную оперу.”
Труднее всего было организовать исполнение произведений Бородина.
Сочиненное существовало или в его памяти и памяти товарищей, которым он все
играл, или же в черновых записях на отдельных клочках бумаги. Но для того,
чтобы исполнить произведение в концерте, нужна была партитура, кото- рую
мог сделать только сам композитор. А у Бородина, перегруженного массой
научных и общественных обязанностей, никогда не оставалось на это времени.
Римский-Корсаков просто приходил в отчаяние от того, что
даровитому человеку так мало удается сделать. Между тем музыка Бородина
превосходна,
познакомить с ней публику необходимо. Дело кончается тем, что Римский-
Корсаков приглашает к себе домой Бородина, зовет на помощь Лядова, и все
втроем садятся писать партитуру. Для ускорения дела приходится писать не
чернилами, а карандашом, а чтобы карандаш не стерся, Бородин покрывает ис-
писанные листы специально приготовленным им составом вроде прозрачного лака
(химик!) Затем Римский-Корсаков протягивает в своем кабинете веревки, на
которых для просушки развешиваются покрытые лаком листы партитуры.
Но Бородину так и не удалось завершить свою оперу. 15 февраля
1887 го-
да Бородин скончался. Смерть наступила мгновенно.
Бородин решил собрать у себя молодежь и устроить костюмированный
вечер. Сам он нарядился в желто-красную шерстяную русскую рубашку и си-
ние шаровары. В разгар веселья, разговаривая с гостьей, он вдруг упал во
весь
рост.
«Боже мой! Какой это был ужас! Какой крик вырвался у всех, -
вспоми- нает его знакомая, присутствовавшая на вечере. – Все бросились к
нему и тут
же на полу, не поднимая его, стали приводить его в чувство. Понемногу со-
шлись все врачи и профессора, жившие в Академии. Почти целый час напря-
гали все усилия, чтобы вернуть его к жизни. Были испробованы все средства,
и ничто не помогало… И вот он лежал перед нами, а мы все стояли кругом в
наших шутовских костюмах и боялись сказать друг другу, что все кончено.
Помню, что последним пришел профессор Манассеин, когда уже все было ис-
пробовано. Он наклонился над ним, послушал сердце, махнул рукой и сказал:
“Поднимите же его”.»
Все было кончено. Изношенное непосильной нагрузкой трех
десятилетий
сердце не выдержало. Жена Бородина, сама тяжело больная, в это время была в
Москве…
Немедленно в осиротевший дом вместе со Стасовым отправился Рим-
ский-Корсаков и перевез к себе все нотные рукописи Бородина.“Князь Игорь”
так и остался недописанным. Потрясенный смертью друга, Римский-Корсаков
не мог заснуть всю ночь. Он старался припомнить все замыслы автора “Игоря”,
по памяти делал наброски того, что не успел записать Бородин.
На другой день Римскому-Корсакову пришлось услышать от разных лю-
дей одно и то же: «Ну, теперь “Игорь” будет окончен». Композитор принял это
как само собой разумеющееся. Более двадцати лет длилась дружба Бородина и
Римского-Корсакова, и из них на протяжении восемнадцати, с остановками и
перерывами, сочинялся “Князь Игорь”.
На похороны Бородина стеклись массы людей. Отдать ему последний
долг пришли все, кто знал его как музыканта, ученого, просто как чуткого и
доброго человека. Сменяя друг друга, студенты несли гроб на руках через
весь
город до кладбища Александро-Невской лавры. Похоронили Бородина рядом
с Мусоргским.
Через несколько дней в квартире Бородина собрались Римский-
Корсаков,
Глазунов, Беляев. Было решено, что помогать Римскому-Корсакову будет Гла-
зунов. Ему поручалось по памяти записать увертюру к “Князю Игорю”, кото-рую
Бородин часто играл в кругу друзей, но которая так и не была им написана.
С наступлением лета Римский-Корсаков вплотную взялся за партитуру
оперы Бородина. Он писал: «Работа над оркестровкой “Князя Игоря” шла …
легко, непринужденно и, по-видимому, удавалась».
Наступило 23 октября 1890 года. В этот вечер в Мариинском театре
сос-
тоялась премьера оперы “Князь Игорь”.Успех был огромен. Страшно подумать,
что русская музыка могла бы остаться без “Князя Игоря”, не будь Римского-
Корсакова.С бескорыстной преданностью истинного друга и художника-граж-
данина он героически принял на себя огромный труд.
Прирожденный оперный композитор, впоследствии автор пятнадцати
опер, на годы редактирования “Хованщины” умершего Мусоргского и “Князя
Игоря” Римский-Корсаков совсем отказался от сочинения опер. К этому следу-
ет добавить, что он выполнил эту работу совершенно безвозмездно, не получив
не единой копейки ни от нотоиздательства, ни от театра.
Только во имя славы русского искусства он сделал все, чтобы
спасти две
гениальные оперы от забвения, и это нельзя иначе назвать, как великим
творче-
ским подвигом.
ЛИТЕРАТУРА
1. Советский энциклопедический словарь.
Под редакцией А.М.Прохорова. М., 1985.
2. Музыкальная энциклопедия.
Под редакцией Ю.В.Келдыша. М., 1973.
3. Композиторы “Могучей кучки”.
Е.М.Гордеева. М., “Музыка”, 1985.
| |
