|
Реферат: Презумпция невинности (Право)
СОДЕРЖАНИЕ:
Наряду с этим источником права следует также признать форму выражения
государственной воли, форму, в которой содержится правовое решение
государства. С помощью формы право обретает свои неотъемлемые черты и
признаки: общеобязательность, общеизвестность и т.д. Это понятие источника
имеет значение емкости, в которую заключены юридические формы.
Обычно в теории называют четыре вида источников права: нормативный
акт, судебный прецедент, санкционированный обычай и договор. В отдельные
исторические периоды источниками права признавали правосознание, правовую
идеологию, а также деятельность юристов.
В большой степени, нас интересует, такой источник права, как –
юридический прецедент.
В недавнем прошлом в советской правовой науке прецедент как источник
права оценивался только отрицательно, однако в последнее время тон
критических высказываний несколько смягчился. Более того, уже встречаются
предложения о необходимости приравнять судебную доктрину к источникам
права. Думается, что предлагаемое возможно, но для этого необходимы
независимы суд и соответствующая правовая подготовка судей, а также
формирование их правосознания в том направлении, при котором станет
возможным их правотворчество.
Цель данной курсовой работы состоит в том, чтобы рассмотреть
юридический прецедент как источник права, проанализировать историческое
развитие прецедента на территориях различных государств, выяснить истоки
юридического прецедента и рассмотреть возможность действия прецедента в
нашей российской действительности.
2. Судебный прецедент
Судебный прецедент – источник права, наибольшей мере раскрывающей
своеобразие англосаксонской правовой системы. возникшей в Англии и
распространившейся в десятках стран мира, он повсеместно остается в основе
своей английским, хотя, конечно, и отражает специфику местных условий и
британской колониальной политики. Мы рассмотрим сначала его «классическую»
английскую разновидность.
Специфика английского права состоит отнюдь не в прецеденте как
таковом, когда ранее вынесенные решения принимаются во внимание при
рассмотрении сходных вопросов. Такого рода прецеденты играли важную роль в
развитии практических всех правовых систем, не утратив значения и сегодня.
Речь идет о действии доктрины прецедента, или stare decisis, суть которой в
обязанности судов следовать решениям судов более высокого уровня, а также в
связанности апелляционных судов своими прежними решениями.
Условием действия системы прецедентов является наличие источников
информации о прецедентах, т.е. судебных отчетов. Об их важности
свидетельствует тот факт, что доктрина обязательности прецедента сложилась
в современном виде лишь в середине XIX в., когда запись судебных отчетов
стала цельной системой.
Доктрина прецедента (stare decisis), обуславливает особую роль суда в
формировании и развитии права.
Если не европейском континенте судьи лишь применяют правовые нормы, то
в условиях прецедентного, или общего, права (common law, iudge – made law),
вынося решение или приговор, они одновременно объявляют или создают право,
то есть выступают в роли законодателей.
Альтернатива – «объявляют или создают» - объясняется не одинаковой
природой судебных прецедентов. Одни из них (деклараторные) повторяют уже
существующие нормы права или дают их толкование. Другие (креативные) –
восполняют пробелы законодательства и создают таким образом новую норму. В
любом случае решение или приговор суда становятся обязательными для
нижестоящих судов и, как правило, для судов того же уровня. При этом
обязательным является не все судебные решения, а лишь та его часть,
которая называется ratio decidendi. видный английский юрист Р. Уолкер
определяет ее как «применяемое к правовым вопросам, возникающим в связи с
установленными судом фактами, правоположение, на котором основано решение».
Иначе – это принцип, лежащий в основе решения. Данному принципу в
дальнейшем и будут следовать судьи. Наряду с ratio decidendi составной
частью судебного решения является obiter dicta (попутно сказанное), то есть
умозаключение, либо основанное на факте, существование которого не было
предметом рассмотрения суда, либо хотя и основанное на установленных
фактах, но не составляющее сути решения. Для английского права характерно
деление прецедентов на обязательные, или связывающие, и убедительные
(persuasive authority). Если ratio decidendi является прецедентом, то
obiter dicta может им стать лишь в силу своей убедительности. Вместе с тем
в известных ситуациях и rationis decidendi могут рассматриваться в качестве
убедительных прецедентов. Речь идет о решениях судов более низкого уровня,
чем тот, которому предлагается последовать этим решениям, а также о
решениях судов Шотландии и стран общего права, которые в Англии имеют
только убедительную силу.
Определение характера прецедента и степени его обязательности
применительно к конкретному делу предполагает разработанную технику отличий
как ratio от obiter «внутри» судебного решения, так собственно прецедентов
от фактической основы дела. Поэтому согласно доктрине общего права
определенность, точность и гибкость составляют его преимущества.
Однако теория и практика здесь не всегда совпадают. Так, например
считается, что точность обусловлена возможностью выбрать соответствующий
прецедент среди судебных решений, отраженных в судебных отчетах. При этом
казуистический характер прецедентов рассматривается не как недостаток, а
как достоинство, ибо он позволяет более точно, чем абстрактная норма
кодекса, отразить все детали и особенности конкретного дела. Однако едва ли
способно обеспечить точность общего права огромное и все возрастающее
количество судебных прецедентов, ориентироваться в которых сложно даже
профессиональным юристам.
Существенной проблемой является ограничение ratio decidendi от obiter
dictum, поскольку «методология их выделения до конца не разработана». По
мнению профессора Калифорнийского университета М.А. Эйзенберга, далеко не
ясны принципы, которые суд использует или должен использовать при создании
норм общего права. При этом в отличии от законодателя суд не обладает
свободой выбора нет норм и политики, которые он считает лучшими.
Африканский ученый Ц. Огвурике сравнивает принцип обязательности решений
высшего суда с уздой ограничивающей действия судей как создателей права.
В Англии сложился принцип жестокого следования прецедентам. Наиболее
ярко он проявляется в правиле, согласно которому авторитет старых
прецедентов старых прецедентов с течением времени не только не
утрачивается, но, напротив, возрастает.
В целом общее право представляет собой сложный и противоречивый
комплекс правил, оговорок, фикций и т.д., которые, с одной стороны, жестко
связывают свободу усмотрения судьи, с другой – позволяют отступать от
принципа stare decisis при внешней видимости его соблюдения. В самом деле,
указанный принцип обязывает судью следовать уже вынесенному решению. Но
одновременно судья связан им лишь постольку, поскольку установит аналогию
между этим решением и рассматриваемым делом. Прецеденты, которые, по мнению
судьи, не относятся к делу, он не должен применять. Однако если судья
установит, что прецедент имеет обязывающую силу, ему необходимо следовать,
даже если это противоречит личному убеждению судьи. С другой стороны,
поскольку каждое ratio decidendi базируется на существенных фактах, а двух
одинаковых дел практически не бывает, у судьи есть возможность признать,
что данное дело и прецедент различаются между собой. Для этого достаточно
объявить существенным любой факт, который не является для них общим. Как
отмечает Р. Уолкер, судебные отчеты заполнены таким искусственно созданными
различиями, когда очевидно, что судья не хотел следовать явно обязательному
прецеденту.
Вместе с тем в известных ситуациях возможны исключения из принципа
stare decisis. р. Кросс приводит двенадцать таких исключений. Наиболее
распространенны из них формулированы в прецеденте Young (1944 г.) и
сводятся к следующему:
1) суд в праве и обязан решить, какому из своих двух
конфликтующих прецедентов он последует;
2) суд должен отказаться последовать своему прецеденту, который
хотя и не был ясно отвергнут, но, по мнению суда, не может
быть совместным с прецедентом палаты лордов;
3) суд не обязан следовать своему прецеденту, если считает, что
решение было вынесено pev incuriam (по небрежности), то есть
при незнании или забвении некоторых противоречащих решению
статусных норм или обязательных для соответствующего суда
прецедентов. Наконец, при отсутствии или недостаточности
предшествующих прецедентов судья в праве рассмотреть дело «по
первому впечатлению».
Думается, что гибкость и оперативность, которые демонстрирует в
последнем случае общее право, перевешиваются нежелательными последствиями
правотворчества ex post factum, когда новый прецедент по существу обладает
обратной силой. Английская правовая доктрина неоднозначно оценивает эту
правотворческую роль суда. «Созидательная теория» Остина непосредственно
признает судейское право, а деклараторная теория Блекстона исходит из того,
что приговор или решение суда – это форма выражения общего права, которое
никогда не меняется, а лишь заново правильно излагается.
Вместе с тем жестокое следование прецедентам отнюдь не исключает
возможности отмены действующих прецедентов. Так, вышестоящий суд может
отвергнуть решение нижестоящего, а в некоторых случаях и свои предыдущие
решения, кроме того, любая правовая система может быть изменена
парламентским актом. при этом отмененный прецедент имеет ретроспективное
действие, что негативно сказывается на уже сложившихся отношениях.
Говоря о соотношении прецедента и закона, следует учитывать, по
меньшей мере, три фактора. Во-первых, утрату прецедентом со второй половины
XIX века своего верховенства в правовой системе. Во-вторых, неоднозначность
«взаимоотношений» закона и прецедента, ибо приоритетом обладает и закон по
отношению к прецеденту, поскольку последний может быть отменен нормой
закона, что вытекает из обязанности суда толковать акты парламента. При
этом лишь нормы законодательства, получившие судебное истолкование,
считаются частью общего права. В итоге при рассмотрении дел суды применяют
не норму закона как таковую, а норму, возникшую при его толковании, что
ведет к фактическому сужению сферы действия законодательства за счет общего
права, а нередко и к существенному разрыву между собственной нормой статуса
и ее судебной интерпретацией. Наконец, третий фактор – это в известном
смысле надгосударственный характер общего права, действующего в большой
группе англоязычных стран… Существует общее право стран с английским
языком, - пишет Р. Давид. Поэтому требуется обоснование, если в какой-
нибудь стране с английским языком судья откажется применить норму, принятую
судьями в других странах и как бы входящую в систему общего права,
существующую для этих стран. Такое положение вступает в конфликт с
принципом верховенства конституции в системе источников права. Вместе с
тем, будучи санкционированным применившим его судом, судебный прецедент
престает быть иностранным и становится источником национального права.
В других (кроме Англии) странах общего права судебный прецедент
действует лишь на определенную ограничивающую дату. Неодинакова и степень
строгости в следовании правилу прецедента. В США, например, отказались от
принципа «жестокого прецедента», предоставив судебным органам полную
свободу в установлении и изменении прецедентов. Верховный суд страны и
апелляционные суды штатов не считают себя безусловно связанными своими
прежними решениями. Отменяя устаревшие прецеденты, эти суды могут по своему
усмотрению отвергнуть прецедент ретроспективного или только на будущие. В
англоязычных развивающихся странах отступление от принципа stare decisis
стали обычными уже в колониальный период. В частности, высшая апелляционная
инстанция на решения колониальных судов – судебный комитет Тайного совета
еще с 1898 г. не считал себя абсолютно связанным своими прежними решениями
по апелляциям.
Суды колоний были связаны его решениями только в том случае, если они
вынесены по делам, обжалованным из судов той же колонии. Решения по
апелляциям из других колониальных стран имели обычно лишь убедительную
силу. На английских территориях в странах Азии и Африки с их значительным
«пластом» традиционных или полутрадиционных структур английское право
(судебный прецедент как его важнейший источник) действовали обычно лишь в
той мере, в какой позволяли местные условия. Нормы общего права применялись
только тогда, когда они соответствовали «естественному правосудию,
справедливости и доброй совести». С другой стороны, эта формула, которой
следовали колониальные суды, способствовала внедрению принципов английского
права в местные правовые системы.
После обретения независимости функций судебного комитета Тайного
совета восприняли в этих странах национальные верховные суды, которые
унаследовали и право отступать от решений своего предшественника. Более
того, Верховный суд Индии, например, вправе пересматривать прежние решения
английских и американских судов, примененные в этой стране.
В этих странах существует трехчленное деление прецедентов на
связывающие, в высокой степени убедительного. Решение Тайного совета
колониального периода сегодня обычно рассматриваются как в высшей степени
убедительные прецеденты. Однако на практике их реальный вес может быть и
большим.
Так индийские юристы и суды предпочитают возвращаться к английскому
праву и английскому прецеденту.
Не маловажно и то, что английское общее право – это «готовая и
достаточно гибкая правовая форма», отвечающая потребностям развития
буржуазных отношений. последний фактор, пожалуй, в наибольшей мере
определяет высокую устойчивость и живучесть прецедентного права.
3.
В сороковые-пятидесятые годы двадцатого века в нашей стране
предпринимались попытки представления руководящих разъяснений Пленума
Верховного Суда СССР в качестве источника уголовного права. Однако в силу
целого ряда объективных и субъективных причин и прежде всего, по мнению
некоторых авторов, в силу причин «идеологического порядка» судебный
прецедент вынуждали объявлять «чуть ли не персональной нон грата для
советского права».
Тем не менее, констатировалось в научной литературе «изгоняемый из
уголовного права «в дверь» судебный прецедент упрямо «лез в окно» и
зачастую не безуспешно» и первое его «наиболее легальное возвращение в
уголовно-правовую доктрину выразилось в теоретическом обсуждении вопроса о
юридической природе руководящих разъяснений Пленума Верховного Суда СССР».
Аналогичные попытки рассмотрения судебного прецедента в качестве
источника права предпринимались в послевоенный период и в других отраслях
советского права. Однако, как на общетеоретическом уровне, так и на уровне
отдельных отраслей права они представлялись недостаточно обоснованными
слабо аргументированными, а иногда и ошибочными.
В основу официальной концепции советского права был заложен тезис, а
точнее аксиома, согласно которой социалистическое право вообще, а советское
в частичности, не могло рассматривать судебный прецедент в качестве
источника права, поскольку это ассоциировалось:
а) разрушение социалистической законности, понимаемой лишь как строгое
и неуклонное соблюдение законов и других законодательных актов;
б) с возможным судебным произволом в процессе одновременного
выполнения правотворческих и правоприменительных функций;
в) с подрывом или же, по меньшей мере, с ослаблением правотворческой
деятельности законодательных органов.
Социалистические государства, отмечалось в связи с этим во многих
отечественных источниках советского периода, «не знают такого источника
права, как судебный прецедент, который ведет к отступлениям от начала
законности и подрывает роль представительных органов государства в
законодательной деятельности». Социалистические судебные органы, делался
вывод, «осуществляют правосудие как одну из форм применения закона, не
связанную с правотворческими полномочиями суда при разрешении конкретных
дел».
Данная точка зрения была преобладающей в рассматриваемый период не
только в общей теории государства и права, но и в отраслевых дисциплинах.
Однако, это была все же теория и официальная доктрина.
В действительности же, на практике, как утверждают некоторые
исследователи «все обстояло проще». А именно – «судебный прецедент и
судебное правотворчество существовали, прикрывая свое бытие различными
легальными формами».
Это проявилось, по мнению авторов, во-первых, в том, что пленумам
Верховного Суда СССР и Верховных Судов союзных республик было предоставлено
право давать в пределах имеющихся у них компетенций руководящие разъяснения
по вопросам правильного и единообразного применения законодательства,
обязательные для всех нижестоящих судов. В практическом плане это означало,
что пленумы названных судов «осуществляли судебное правотворчество, на что
не были уполномочены законодательством», которое представляло им лишь право
законодательной инициативы или обращения в соответствующие органы с
представлением («ходатайством») о толковании закона.
А во-вторых, это проявлялось в «непосредственном» использовании
судебного прецедента на практике, в качестве которого рассматривались
«решения пленумов и судебных коллегий Верховного Суда СССР и Верховных
Судов союзных республик, а также президиумов последних».
Опубликование решений данных судебных инстанций по конкретным
гражданским и уголовным делам в юридической периодике позволяло, по
наблюдению авторов «заинтересованным лицам добиваться сходных решений в
сходных случаях по всем аналогичным категориям дел, рассматривающихся
нижестоящими судами».
Аналогичная точка зрения относительно существования судебного
прецедента как источника советского права разделяется и некоторыми другими
авторами.
Фактически судебная практика, выражается в разъяснениях Пленума
Верховного Суда СССР и Пленума Верховного Суда РСФСР, замечал по этому
поводу заместитель Председателя Верховного Суда РФ В.М. Жуйков, всегда
«признавалась источником права, поскольку в судебных решениях допускались
ссылки на нее как на правовую основу разрешения дела». Не будучи признанной
официально, она тем не мене «фактически всегда учитывалась нижестоящими
судами в качестве ориентира в вопросах применения и толкования права,
устранения пробелов в нем, применения аналогии закона или аналогии права».
Однако данная точка зрения никогда не пользовалась и не пользуется,
вплоть до настоящего времени поддержкой большинства исследователей.
И так представляется, дело при этом заключается не только и даже не
столько в «идеологической ангажированности» авторов, которые не признают
прецедент как источник права, или в причинах политического характера,
согласно которым судебный прецедент не признавался в качестве источника
советского права лишь по тому, что «суд в силу его большей независимости и
квалификации гораздо менее приемлем и удобен для тоталитарного режима в
качестве органа власти». Это было бы слишком простое и довольно
поверхностное объяснение столь не простой проблемы.
Причины непризнания прецедента как источника права в советский период
лежат по-видимому, гораздо глубже, и они серьезнее, чем кажется на первый
взгляд. Их следует искать прежде всего в самой весьма сложной,
многогранной, а нередко и весьма противоречивой материи, именуемой судебной
практикой.
4. Отношение к прецеденту в постсоветский период
Изменилось ли отношение к прецеденту как источнику российского права в
современный, постсоветский период? Несомненно, изменилось. И причем
настолько, что можно даже говорить о радикальном изменении в этом
направлении.
При этом речь, разумеется, не идет об изменении официально-правовой
доктрины и об официальном признании и правовом закреплении прецедента как
источника российского права. Официальное, формально-юридическое отношение к
нему остается пока еще прежним. Прецедент по-прежнему формально не
признается в качестве источника российского права.
Под «радикальностью» изменения отношения к прецеденту в постсоветский
период имеется в виду, во-первых, резкое расширение сферы применения
судебной практики в России с начала 90-х годов, со времени создания
Конституционного суда. А во-вторых, в значительной мере как следствие
первого, заметное изменение отношения к прецеденту отечественных
исследователей, юристов – ученых и практиков в сторону признания его в
качестве одного из источников российского права.
Прецедент, как справедливо отмечалось в отечественной литературе, все
более заметно и настойчиво «пробивает себе дорогу в российскую правовую
систему». И, несмотря на то, что вопрос о нем как в теоретическом плане,
так и в практическом отношении остается все еще дискуссионным, тем не менее
«углубление в известной мере связи между судом и законом в сторону
расширения сферы судейского усмотрения» становится вполне очевидным.
Отмечая возрастающую тенденцию, направленную на признание прецедента
как источника российского права, многие авторы не без оснований указывают
на то, что такое признание, несомненно, будет способствовать обогащению как
теории источников, так и самого российского права.
Кроме того, оно будет содействовать восполнению пробелов в праве, в
нормативно-правовом регулировании. Ибо, как резонно отмечается в
литературе, нельзя же требовать от законодателя, чтобы он «охватил в нормах
законов все многообразие конкретных ситуаций, складывающихся в жизни». Их
рассмотрением занимаются, восполняя при этом пробелы в пробелы в праве,
только суды.
Наконец, применительно к отдельным отраслям права и соответствующим им
отраслям юридической науки признание прецедента, а еще шире – судебной
практики в качестве источника права, безусловно, будет создавать
благоприятные условия и предпосылки для их дальнейшего развития и
совершенствования.
Не случайно в связи с этим в некоторых отраслях юридической науки, в
частности, конституционного права обращается внимание на то, что «правовая
природа» постановлений Конституционного Суда «позволяет рассматривать их
как юридические источники науки конституционного права». Вполне логично
можно ставить подобный вопрос и в отношении других отраслей юридической
науки и самого права. Однако с одной существенной оговоркой и учетом того,
что усилившая тенденция к признанию прецедента в качестве источника
постсоветского права, ею широкое академическое признание вовсе не означает
его всеобщего признания.
Не следует, во избежание создания одностороннего, а следовательно,
искаженного представления о процессе формирования прецедентного
(«судейского») права в современной России, игнорировать тот факт, что в
вопросе о создании судебного прецедента в качестве источника права есть не
только его последовательные сторонники, но и «сомневающиеся», а также его
довольно сильные и последовательные противники.
В качестве примера можно сослаться на мнение Г.Н. Манова, который еще
в начале 90-х годов выступал против «концепции судейского правотворчества,
признающей за судьями нормотворческие полномочия». В основе такого мнения
было убеждение, что «у законодателя шире социальный кругозор и,
соответственно, есть возможность учета в процессе принятия решений
значительно больше числа факторов». Что же касается судей, то они имеют
дело лишь с «конкретной, пусть даже типичной, ситуацией». В силу этого
логически следовал выводу о том, что судья не сможет столь успешно
справиться с нормотворческими функциями, как это сделает законодатель.
В более поздний период аналогичную точку зрения отстаивал В.С.
Нерисянц. По его мнению, судебная практика во всех проявлениях
«представляет собой, согласно действующей Конституции Российской Федерации
1993 г., не правотворческую, а лишь правоприменительную (и соответствующую
правотолковательную) деятельностью. Это однозначно следует из
конституционной концепции российской правовой государственности и
конституционной регламентации принципа разделения властей на
законодательную, исполнительную и судебную».
Негативную позицию в вопросе о признании прецедента как источника
права занимают и другие отечественные авторы.
Приводимые ими аргументы не всегда являются убедительными, но
оставлять их без внимания и хотя бы изначально предметного рассмотрения
было бы неверно. Так как они проливают свет на различные стороны
обсуждаемой проблемы, позволяют взглянуть на нее как бы «со стороны» и тем
самым помогает найти ее наиболее оптимальное, адекватно отражающие
современные российские реалии решения.
Среди довольно многочисленных и разнообразных аргументов, приводимых в
защиту тезиса о непризнании судебной практики в качестве источника
современного российского права, наиболее широкое распространение получили
следующие.
Во-первых, утверждение о том, что признание судебной практики в
качестве источника права
Реферат на тему: Прекращение деятельности юридических лиц
Московский государственный университет путей сообщения (МИИТ)
Юридический институт
Кафедра гражданского права и гражданского процесса
Прекращение деятельности юридических лиц
Шарипова Елена Юрьевна
ДИПЛОМНАЯ РАБОТА
Научный руководитель:
В. И. Бутенёв
Допустить к защите:
Заведующий кафедрой,
Кандидат юридических наук,
Доцент И.Н. Поляков.
_________________________________
«___» ________________ 200 ___ г.
Москва – 2002
Содержание
Содержание 2
Введение 2
Глава 1. Понятие юридического лица. 2
§1. Коллегии в Римском праве. 2
§2. Современные теории природы юридического лица. 2
§3. Легетимизация юридического лица в праве РФ. 2
Глава 2. Юридическое лицо – его виды и деятельность. 2
§1. Правоспособность юридического лица. 2
§2. Классификация юридических лиц. 2
Глава 3. Возникновение и прекращение юридических лиц. 2
§1. Порядок создания юридического лица. 2
§2. Реорганизация юридического лица. 2
§3. Ликвидация юридического лица: порядок, структура, органы
управления и основания принятия решений о ликвидации. 2
§4. Несостоятельность (банкротство) юридических лиц по действующему
законодательству Российской Федерации. 2
Глава 4. Проблемы прекращения деятельности юридических лиц. 2
§1. Процедуры принятые за рубежом в связи с прекращением
деятельности юридических лиц, основания принятия решений. 2
§2. Судебная практика по данному вопросу. 2
Заключение 2
Список использованной литературы и нормативных актов: 2
Введение
Современная экономика характеризуется концентрацией, а также все более
углубляющейся специализацией производства, что предполагает и всё более
тесное кооперирование, взаимную связь и взаимозависимость отдельных частей
экономики. В условиях действия в Российской федерации закона стоимости эта
связь и зависимость могут осуществляться в значительной мере в виде
возмездного обмена результатами своего труда. При этом одни организации,
изготовив товар, поставляют его за вознаграждение другим организациям или
гражданам-предпринимателям. Те, использовав товар для изготовления своего
товара, также реализуют последний. Следующие группы организаций
осуществляют за вознаграждение строительство, перевозят грузы или
пассажиров, оказывают торговые и посреднические услуги и т.п.[1] Все они
имеют непосредственное или опосредственное отношение к материальному
производству, доставляют на рынок основные результаты своей деятельности.
Для того чтобы вступить в товарно-денежные отношения, они должны иметь
определенные предпосылки, т.е. должны быть признаны законом субъектами
гражданских правоотношений.
Деятельность другой группы организаций не связана непосредственно с
материальным производством, а направлена на выполнение управленческих,
культурно-просветительных, научных, учебных, лечебных, религиозных и др.
функций. В таких случаях основные результаты их деятельности не выступают в
качестве товара, не приобретают стоимостного выражения. Тем не менее всякая
деятельность, даже самая отдаленная от материального производства,
предполагает наличие определенных материальных предпосылок для своей
реализации. Так, чтобы заниматься здравоохранением, необходимо иметь
больничное здание, соответствующее оборудование, медикаменты и т.д. В
условиях товарно-денежного хозяйства материальное обеспечение любой
деятельности всякой организации предполагает ее участие в отношениях
товарообмена. Следовательно, субъектами гражданского права должны быть
признаны не только отдельные индивиды (граждане), но и коллективные
образования граждан, называемые юридическими лицами.
Имущественные отношения (купля-продажа, мена, аренда и т.п.) возникают
как между гражданами, так и между организациями. Эти отношения также
нуждаются в правовом регулировании. Для обеспечения устойчивости и
надежности регулирования данных отношений необходимо не только определение
прав и обязанностей их участников, но и определения того, какие организации
вправе в них участвовать. Этим целям служит понятие юридического лица. Быть
субъектом права, т.е. приобретать гражданские права и принимать на себя
обязанности, в праве организации, которые являются юридическими лицами,
специально создаваемые для участия в гражданском обороте. Не случайно
юридические лица, прежде всего в форме различных торговых компаний, стали
широко признаваться законодательством лишь с появлением и усилением
экономической потребности в объединении крупных капиталов, как правило не
обещавшем быстрой отдачи и потому связанном с риском, непомерным для одного
и даже нескольких предпринимателей. Категория юридического лица получила
гораздо более широкое распространение и стала использоваться законом по
отношению ко всякой самостоятельной организации, допущенной государством к
участию в имущественном обороте, в том числе даже и к некоторым органам
самого государства («юридические лица публичного права»). Юридическими
лицами – субъектами публичного права, так называемыми публично-правовыми
корпорациями, являются: государство, органы местного самоуправления,
объединения общин, государственные сберегательные кассы. К ним относятся
также публично-правовые учреждения и институты, которые в качестве
самостоятельных носителей прав и обязанностей выполняют административные
функции, дополняющие управленческую деятельность ведомств, непосредственно
осуществляющих государственное управление.
Юридические лица – субъекты публичного права могут использовать
государственные правомочия (например, издавать административные акты или
применять меры принудительного характера). Они находятся под
государственным контролем, который возложен на компетентные органы
государственного управления.
Создание юридического лица преследует не только цель получения прибыли
на вложенное имущество (в том числе лица, не являющиеся предпринимателями),
но и цели общественно-полезных деятельностей (не предполагающих получение
прямых доходов от них). Таким образом, юридическое лицо как субъект
гражданского права, по сути представляет собой не что иное, как особый
способ организации хозяйственной деятельности, заключающийся в обособлении,
персонификации имущества, т.е. в выделении законом обособленного имущества
качествами «субъекта», признании его особым, самостоятельным
«товаровладельцем», дает ему возможность последующего самостоятельного
участия в гражданском обороте под собственную имущественную ответственность
перед своими кредиторами.
Существование большинства юридических лиц не ограничено какими0либо
временными рамками. Тем не менее в определенных случаях юридические лица
могут быть прекращены (по принятой в юридической литературе терминологии
говорят о прекращении самого юридического лица, а не его деятельности).
Прекращение деятельности юридических лиц может повлечь за собой различные
последствия.
Проблема прекращения деятельности юридических лиц актуальна в силу
того, что при этом происходит выбытие лица из числа субъектов гражданского
права, вследствие чего необходимо решить вопрос о судьбе обязательств,
участником которых было прекращающее деятельность юридическое лицо, а также
показать и раскрыть виды прекращения юридических лиц, их возможности и
состояние, положение, что я и попыталась сделать в данной дипломной работе.
Глава 1. Понятие юридического лица.
§1. Коллегии в Римском праве.
Создание понятия юридического лица нередко относят к числу
важнейших заслуг римского частного права. Не следует, однако,
преувеличивать ни разработанности этого понятия в римском праве, ни
значения юридических лиц в экономической жизни Рима. Даже во времена
наибольшего расцвета римского народного хозяйства, во времена наиболее
оживленной международной торговли юридические лица значительной роли не
играли. Хозяйство, имевшее в основном натуральный характер, ещё не вызывало
необходимости в прочных и длительных объединениях отдельных хозяев. Не было
в римском праве и термина «юридическое лицо». Тем не менее, нельзя не
признать, что основная мысль о юридическом лице, как приеме юридической
техники для введения в оборот имущественной массы, так или иначе
обособленной от имущества физических лиц, была выражена римским правом
отчетливо.
Главнейшим, иногда исключительно реальным субъектом любых
правоотношений согласно римскому праву, признавалось физическое лицо,
индивид (persona). Это с абсолютностью характеризует сферу частного права,
это равно характеризует и публично-правовой порядок, где отправными
категориями были индивидуальное право гражданства и абстрактное понятие
народного суверенитета. В ряде случаев (исторически различных по формам
проявления и правовым ситуациям) правоспособность – в самом разном объеме,
но всегда в отношении только специфических юридических действий –
признавалась за объединением граждан, за общественными учреждениями,
общинами и т.д. Таким образом формировалось разное по своему конкретному
содержанию, но более-менее единое понятие о субъекте правовых действий,
близкое тому, что в позднейшем праве получило название юридического лица
(абстрактного субъекта права, идентифицируемого в своих полномочиях и
статусе с индивидом). Ни единого законченного понятия, сходного с
позднейшим юридическим лицом, ни обобщающего термина соответствующего
содержания классическое римское право не знало. Только в период рецепции
постглоссаторами сконструировано обобщающее понятие – persona fictiva.
Допуская отдельные формы участия индивидуальных субъектов в финансовых, в
частноправовых сделках, возможность представления или разного рода исков и,
напротив, претензий к этим субъектам по поводу их деятельности, римское
право косвенно сформировало категорию юридического лица. Однако первой из
существенных особенностей понимания этой категории было то, что её наличие
характеризовало только область публичного права и в догматическом плане
означало наличие всего лишь единой направленной воли в юридических
действиях. Причем разные виды таких условных юридических лиц могли быть
неидентичны в своем статусе и неравноправны: для объединений (universitas)
разрешалось или предполагалось возможным осуществлять то, что для других
было невозможным или даже прямо запрещалось. Конкретное юридическое
«наполнение» полномочий и статуса universitas предопределялось его видом, и
в наибольшей степени связанным с организацией самоуправляющихся единиц.
В римской юриспруденции не было ещё конструкции юридического
лица, однако различались объединения лиц с особыми полномочиями, которые
именовались корпорациями (corporationes). Источником их полномочий и
возможностей всегда были государственные установления (законы). Корпорации
были 4-х типов: муниципия – объединение граждан первоначально случайного
характера, затем из числа жителей данной местности; популюс романус
(римский народ) – объединение, которое коллективно могло приобретать
собственность, заключать договоры или быть назначенным наследником,
коллегия – частное объединение со специализированными функциями, такими,
как ремесло или торговые гильдии, похоронные общества либо общества,
предназначенные для отправления религиозного культа (императоры отнеслись к
коллегиям с подозрительностью, и поэтому с самого начала было установлено,
что ни одна коллегия не может быть основана без государственного
одобрения); благотворительные организации – они становятся предметом заботы
и регулирования в постклассический период, когда развивается практика
пожертвований прежде всего в пользу церкви с какой-либо благотворительной
целью и обязанностью, причем церковь со временем стала обладательницей
права и обязанности надзирать за ними.[2]
Т.о. римские юристы не разработали понятия юридического лица как
особого субъекта, противопоставимого лицу физическому, ввиду того, что
отношения, на почве которых возникают юридические лица, в римской жизни не
были достаточно развиты. Тем не менее уже в законах XII таблиц упоминались
различные корпорации частные – религиозного характера (collegia sodalicia),
профессиональные объединения ремесленников и т.п. С течением времени
количество корпораций (как публичного характера, так и частного) росло. В
древнереспубликанском праве ещё не было имущества корпорации; это была
общая собственность членов корпорации, но только неделимая, пока
существовала корпорация. В случае прекращения корпорации имущество делилось
между последним составом членов. Корпорация как таковая не могла выступать
в гражданском процессе. Вместе с тем римские юристы стали обращать внимание
на то, что в некоторых случаях имущество не принадлежит отдельным
гражданам, а закрепляется за каким-то объединением или организацией так,
что все это объединение в целом и отдельные его члены оказываются в
отношении имущественных прав обособленными. Так, римский юрист Марциан
замечает, что театры, ристалища и тому подобное имущество принадлежит самой
общине как некоему целом, а не отдельным её членам, и если община имеет
раба, то это не значит, что отдельные граждане (члены общины городской)
имеют какую-то долю права на этого раба[3]. Т.о., римские юристы отмечали
тот факт, что в некоторых случаях права и обязанности принадлежат не
отдельным лицам и не простым группам физических лиц (как это имеет место
при договоре товарищества), а целой организации, имеющей самостоятельное
существование, независимо от составляющих её физических лиц. Это последнее
положение наглядно выражается при сравнении universitas или collegium
(корпорации) с товариществом (societas).
Наименее специфичным и наиболее распространенным видом
объединений, признаваемых в качестве юридически самостоятельного субъекта,
были общины и разного рода collegia. Поэтому характеристики,
предполагавшиеся для них римским правом порядка образования, содержания
правомочей, объема правоспособности становятся наиболее типическими, хотя и
не всеобъемлющими и обязательными для всех других видов объединений.
Для того, чтобы считаться образовавшимся, объединение-корпорация
должно было насчитывать не менее 3-х членов – полноправных римских граждан:
tres faciunt collegium. В древнейшую эпоху не предполагалось никаких
предварительных условий для организации объединений граждан, но их цель не
должна быть вредной «публичным делам» с точки зрения законов. С началом
монархического строя объединения могли создаваться «только с разрешения
закона, или сенататус-консульта, или постановления государя». Таким образом
сформировался характерный для римского права в общем разрешительный порядок
образования корпораций. Однако такое разрешение могло быть сделано и в
общей форме законным позволением на деятельность тех или других collegia с
соответствующими задачами и правами.
В том, что касалось её внутренней организации, копорация могла
иметь свой особый устав – статут, но это не было обязательным. Необходимыми
правовыми элементами были: наличие имущества корпорации, кассы *или казны)
и доверенного лица, действующего от имени корпорации, высшим органом
считалось общее собрание всех членов объединения, на котором решения
принимались простым большинством голосов. Корпорация-объединение
представляла абстрактную общность: она сохраняла своё качество независимо
от перемен в персональном составе её членов (в римской юриспруденции или
правда, дискуссии и не было единого решения по вопросу, считать ли
корпорацию существующей, если выбыли все её члены; практическую важность
это приобрело в средние века в отношении ремесленных и торговых цехов).
Корпорация обладала имущество, отдельным от имущества своих членов, и члены
её не могли иметь никаких претензий на это имущество. Вместе с тем
корпорация не отвечала по общему принципу за обязательства или за
правонарушения своих сочленов. Ответственность наступала только в том
случае, если корпорация обогатилась в результате неправомерных действий
признанного виновным своего сочлена и только в пределах размера этого
неправового обогащения. В рецепированном римском праве признавалось, что
корпорации ответственны за неправомерные действия своих законных
представителей. В целом правоспособность корпорации предполагалась только
имущественная, но в ограниченных формах; в частности, до XIX в. римское
право считало возможность корпорации к наследованию после частных лиц (или
своих сочленов) только предоставляемой в качестве особой привилегии. Вторую
существенную особенность понимания римским правом категории условного
юридического лица составило признание полной имущественной обособленности
юридического лица от прав своих учредителей.
Юридическое лицо (корпорация) не обладало дееспособностью. Для
совершения любых, признаваемых бы правом действий, необходим был законный
представитель – actor. Только он имел право выступать от имени корпорации,
предъявлять иски, совершать сделки, причем во всех этих случаях его
положение и права были наравне и идентичны с правами частного лица.
Прекращались объединения – корпорации (1) выбытием её членов (с
отмеченными разногласиями эпохи рецепированного права), (2) запретом на её
деятельность, наложенным государством или судом, (3) истечением срока, либо
выполнением поставленных целей, которые предусматривались при образовании
корпорации; (4) собственным решением сочленов, принятым или единогласно,
или большинством голосов. Судьба имущества и обязательств (если такие были)
корпорации римским правом отрегулированы не были.
Римское право не создало подробной и разработанной теории
юридического лица. Не давала единого понимания этой категории и правовая
практика, основанная на римской юридической культуре. Многие характеристики
этой важной для развития хозяйственной активности и общественных связей
индивидов правовой, категории были в римской догматике двойственны. Так,
позднее было признано, что не противоречит праву и его коренным основаниям
наличие всего лишь 2-х субъектов для объявление корпорации существующей и
способной к правовым действиям. Увлечение абстрактностью понимания свойств
юридического лица привело к тому, что, например, римский юрист Флорентине
(II в.н.э.) рассматривал наследственную массу как обладающую
самостоятельным юридическим качеством и как подобие юридического лица.
Помимо вышеотмеченных особенностей догматического понимания в римском праве
этой категории, специфика содержания юридического лица состояла в том, что
в римском праве это не был отдельный субъект юридических действий, а в
большей степени только совокупность прав большего или меньшего объема,
смотря по виду и по обстоятельствам.
§2. Современные теории природы юридического лица.
Существуют несколько концепций, стремящихся раскрыть природу и
содержание юридических лиц. Во второй четверти XIX в. в Германии получила
широкое распространение теория фикции, заимствованная из арсенала
средневековой мысли (её основателем считается папа Иннокентий IV; начало
XIII в.) и развития Савиньи, Пухтай и др. По этому учению юридическое лицо
– абстракция, выражающая волю государства, законодателя. Учение нашло своё
отражение в ряде других теорий, даже таких, которые отвергали идею
нематериальной личности юридического лица.
Теория интереса, основным автором которой является Р. Иеринг,
исходила из того, что имущество юридического лица в действительности
принадлежит составляющим его владельцам, а правосубъектность юридического
лица – юридико-технические требование, порожденное государством. К ней
примыкает теория должностного и товарищеского имущества Гольдера и Биндера.
Согласно теории целевого имущества Бринца права юридического лица не
принадлежат никому, это имущество которое диктует свои цели и определяет
систему управлений. Согласно теории коллективной собственности, юридическое
лицо является средством, предназначенным для управления коллективным
имуществом (Планиеоль). Итогом развития этого направления явились
позитивистская и нормативистская теории юридического лица, согласно которым
последнее – это продукт правопорядка, персонификация првовых норм (Елинек,
Кльзен).
Методу функции противостоит направление признающее юридическое
лицо социальной реальностью, отражающей групповые интересы, которые
оформляет право. В органической теории Гирке юридическое лицо изображается
как союзная личность, отличная от её составляющих и имеющая подобно
человеку собственную волю. На базе этой теории развивались различные
направления реалистической теории.
Определенное влияния в зарубежном законодательстве имеет
договорная теория, согласно которой юридическое лицо является результатом
договора между его учредителями или учредителями и государством.
Все эти теории появились на различных этапах общественно-
экономического развития и определялись его потребностями.
В нашей стране в XX в. выдвигались теории, согласно которым
юридическое лицо – проявление государств как такового и его воли («Теория
государства» - С.И. Асканзий); уполномоченное государством лицо, призванное
решать задачи на данном участке («теория директора, администратора» - Ю.К.
Ролстай); сложное образование, к котором сочетаются интересы и воля
трудового коллектива и государства (О.Л. Красавчиков); а также теория
социальной реальности (Д.М. Геткин) и теория коллектива (А.В. Венедиктов,
С.Н. Братусь).
Все эти теории можно в обобщенном и упрощенном виде свести к 4-м
блокам:
1. Теория фикции;
2. Теория социальной реальности, коллектива;
3. Теория имущества;
4. Договорная теория.
Для уяснения понятия юридического лица большое значение имеют цели
создания и признаки этого субъекта гражданских правоотношений. В силу
исторического развития основными условиями создания юридических лиц
являются:
5. Обособленность определенной имущественной массы и включение её в
гражданский оборот (в хозяйственных (торговых) обществах);
6. Ограничение предпринимательского риска (в акционерных обществах);
7. Оформление, осуществление и защита коллективных (групповых) законных
интересов различного рода как в имущественной, так и в нематериальной
сфере.
В современном российском законодательстве содержится следующее
определение юридического лица через выделение основной экономической и
правовой цели:
«Юридическое лицо – это организация, которая имеет в собственности,
хозяйственном ведении или оперативном управлении обосбленное имущество и
отвечает по своим обязательствам этим имущество, имеет самостоятельный
баланс или смету, может от своего имени приобретать и осуществлять
имущественные и личные неимущественные права, нести обязанности, быть
истцом и ответчиком в суде (п.1 ст. 48 ГК).»
Юридическое лицо имеет следующие признаки:
1. Организационное единство, отражающее:
1. Наличие системы существенных социальных взаимосвязей,
посредством которых люди объединяются в единое целое;
2. Наличие внутренней структурной и функциональной диофференции;
3. Наличие определенной цели образования и функционирования;
2. Обладающие обособленным имуществом (экономический признак);
3. Материально0правовой признак, означающий способность самостоятельно
выступать в гражданском обороте от своего имени, т.е. способность от
своего имени приобретать, иметь и осуществлять имущественные и личные
наследственные права и нести обязанности, а также самостоятельно нести
имущественную ответственность по своим обязательствам;
4. Способность быть истцом и ответчиком в суде общей компетенции,
арбитражном и третейском суде (процессуально-правовой признак).
Эти признаки определяются действующим законодательством и закрепляются
в учредительных документах юридического лица.
Таким образом, при создании юридического лица в упомянутых выше целях
объединяются трудовой коллектив[4], который в зависимости от конкретных
задач и ряда других факторов дифференцируется по структурным подразделениям
(специалисты, отделы, управления и т.п.) с различными функциями и
возглавляется руководящим органом.
Все эти признаки должны быть отражены в учредительных документах.
Современное гражданское законодательство включает в себя это понятие в
различных комбинациях: устав, учредительный договор, общее положение. Устав
является статутным документом, т.е. определяющим правовое положение
юридического лица. Он утверждается учредителями последнего. Общее положение
в случаях, предусмотренных законодательством, может выступать в качестве
учредительного документа некоммерческой организации.
Статья 52 ГК определяет обязательное содержание учредительных
документов для всех юридических лиц, которое конкретизируется другими
статьям ГК и специальными правовыми актами по отдельным организацонно-
правовым формам юридических лиц.
Понимать юридическое лицо можно прежде всего как коллективное
образование – организацию. Такая трактовка юридического лица имеет свое
историческое объяснение. Юридическое лицо появилось как форма
удовлетворения общественной потребности в механизме централизации
капиталов, необходимых для реализации крупных хозяйственных проектов; с
помощью юридического лица осуществляется процесс сращивания банковского и
промышленного капитала, образования крупных компаний на национальном и
международном уровнях. Институт юридического лица используется и в целях
оформления различного рода коллективных интересов не только в имущественной
сфере. Таковы действующие в виде юридических лиц просветительные,
религиозные и иные подобные общества. Юридические лица могут быть созданы
для защиты интересов отдельных слоев и групп населения (например,
профсоюзы, общества потребителей и т.п.)[5].
Для того, чтобы облегчить положение участников гражданского оборота, и
прежде всего тех из них, кто решает для себя вопрос о заключении договора с
соответствующим образованием, установлена обязательная государственная
регистрация юридических лиц. Включение того или иного образования в единый
реестр юридических лиц (ст. 51 ГК) служит необходимоым, достаточным и
вместе с тем бесспорным доказательством того, что данное образование
признано в установленном порядке юридическим лицом.
Коллективные образования, которые не являются юридическими лицам, не в
праве выступать в гражданском оброте ни от своего, ни от чужого имени.
§3. Легетимизация юридического лица в праве РФ.
Исходя из статьи 49 ГК отдельными видами деятельности юридическое лицо
в праве заниматься только на основе специального разрешения (лицензии).
Перечень этих видов деятельности определен Федеральным законом (№158 ФЗ от
25 сентября 1998 г. «О лицензировании отдельных видов деятельности»).
Если деятельность, для занятия которой необходимо специальное
разрешение (лицензия), осуществляется без указанного разрешения, она
считается незаконной, что может повлечь за собой: признание через суд
недействительными любых сделок, направленных на получение прибыли от такой
деятельности; взыскание в доход государства всего полученного по таким
сделкам; ликвидацию предприятия.
Право юридического лица на осуществление лицензируемой деятельности
возникает с момента получения лицензии и истекает в указанный в ней срок.
Порядок выдачи лицензий на осуществление отдельных видов деятельности
в Российской Федерации регулируется Федеральным законом[6]. Закон содержит
перечень видов деятельности, на осуществление которых требуется лицензия, а
также устанавливает основные требования к осуществлению лицензирования[7].
С момента вступления его в силу (т.е. с 25.09.98г) введение лицензирования
иных видов деятельности, не указанных в законе, возможно только путем
внесения изменений и дополнений в данный федеральный закон[8].
Согласно закону лицензирование осуществляется федеральными органами
власти; а также органами государственной власти субъектов федерации и
органами местного самоуправления. Деятельность, на осуществление которой
лицензия выдана федеральными органами государственной власти, может
осуществляться на всей территории Российской Федерации. Деятельность же, на
осуществление которой лицензия выдана лицензирующим органом субъекта
Российской Федерации, может осуществляться только на территории данного
субъекта Российской Федерации. С 1 января 2005 г. такая деятельность может
осуществляться и на территории иных субъектов Российской Федерации при
условии уведомления заинтересованным лицом лицензирующих органов данного
субъекта Российской Федерации о наличии лицензии. Лицензия выдается
отдельно на каждый лицензируемый вид деятельности, вид деятельности на
осуществление которого выдана лицензия, может выполняться только получившим
лицензию юридическим лицом или индивидуальным предпринимателем.
Срок действия лицензии устанавливается отдельно для каждого вида
лицензируемой деятельности, но не менее 3х лет[9]. Для получения лицензии
лицу необходимо представить докуазательства его соответствия лицензионным
требования и условиям. К общим лицензионным требованиям относится
соблюдение:
. законодательства РФ;
. экологических правил;
. санитарно-эпидемиологических правил;
. гигиенических правил;
. противопожарных норм и прави.
Помимо общих требований, конкретные лицензионные требования и условия
определяются отдельно для каждого вида лицензируемой деятельности.
Для получения лицензии заявитель подает в лицензионный орган заявление
с просьбой о выдаче лицензии с приложением документов, определенных в
федеральном законе, а также в Положении о лицензировании данного
конкретного вида деятельности. Перечни, установленные этих актах, являются
исчерпывающими, и лицензирующий орган не в праве требовать от заявителя
представления каких-либо иных документов.
В течение 30 дней с момента подачи документов лицензирующий орган
принимает решение о выдаче или об отказе в выдаче лицензии. Решение об
отказе в выдаче лицензии может быть обжаловано заявителем в
административном порядке.
Действие выданной лицензии может быть приостановлено лицензирующим
органом или она может быть аннулирована по решению суда, аннулирование
действия лицензии по решению лицензирующего или иного (кроме судебного)
органа не допускается. После устранения обстоятельств, повлекших за собой
приостановление деятельности лицензии, лицензирующий орган обязан принять
решение о её возобновлении.
Глава 2. Юридическое лицо – его виды и деятельность.
§1. Правоспособность юридического лица.
Правоспособность и дееспособность юридических лиц по сравнению с
правоспособностью и дееспособностью граждан имеют свои особенности. Во-
первых, правоспособность и дееспособность юридического лица возникают
одновременно – с момента его государственной регистрации. Во-вторых,
правоспособность юридических лиц может быть как общей, так и специальной,
Общей правоспособностью обладают коммерческие организации (за исключением
унитарных предприятий), они могут заниматься любым видом деятельности.
Специальная правоспособность определяется условиями деятельности
юридического лица, предусмотренными в его учредительных документах (ст. 49
ГК РФ). Отдельными видами деятельности, перечень которых определяется
законодательными актами, юридическое лицо может заниматься только на
основании специального решения (лицензии).
Юридическое лицо приобретает гражданские права и принимает на себя
обязанности через свои органы, которые могут быть либо единоначальными
(директор, управляющий и .т.п.), либо коллегиальными (совет, правление).
Порядок назначения или избрания органов юридического лица определяется
законодательством и учредительными документами.
Для осуществления ряда задач вне места своего нахождения юридическое
лицо может открывать филиалы и представительства, которые самостоятельными
лицами не являются. Руководитель филиала или представительства действует на
основании доверенности, полученной от юридического лица, ответственность за
деятельность филиала и представительства несут создавшее их юридическое
лицо. Юридическое лицо может быть ограничено в правах лишь в случаях и в
порядке, предусмотренных законом. Решение об ограничении прав может быть
обжаловано юридическим лицом в суде.
Т.о. правоспособность юридического лица возникает в момент его
создания (п.2 ст.51) и прекращается в момент завершения его ликвидации (п.8
ст.63). Право юридического лица осуществлять деятельность, на занятие
которой необходимо получения лицензии, возникает с момента получения такой
лицензии или в указанный в ней срок и прекращается по истечении срока и
действия, если иное не установлено законом или иными правовыми актами.
Участие в гражданских правоотношениях возможно лишь при наличии
признаваемой и представляемой государством правосубъектности.
Гражданский кодекс прямо указывает лишь на правоспособность
юридических лиц (ст.49 ГК). Однако из анализа юридических актов (в том
числе ГК), судебных решений и доктринальных исследований следует, что
юридическое лицо, так же, как и физическое, обладает правоспособностью (ст.
49 ГК), дееспособностью (п.1 ст. 48 ГК: «может… приобретать… права..»),
деликтоспособностью (ст. 56, п.1 ст. 48 ГК: «отвечает по своим
обязательствам»), наименованием (п. 1 ст. 54, п.2 ст. 52 ГК), местом
нахождения (п.2 ст.54, п.2 ст.52 ГК). Представляется, что причины
упрощенной формулировки ст. 49 ГК заключаются в следующе | |
