|
Реферат: Защитные формы альтруизма (Психология)
Московский Государственный Университет
им. М. В. Ломоносова
Факультет психологии
Кафедра общей психологии
Реферат на тему:
"Защитные формы альтруизма"
Корнеев Алексей
41 группа
Москва
1999
В нашей работе мы рассмотрим взгляды различных авторов на так называемые
защитные формы альтруизма. Вообще, альтруизм можно определить как
поведение, направленное на другое лицо или социальное объединение, и не
связанное с какими-либо внешними наградами и поощрениями. В контексте
предложенной темы становится особенно актуален вопрос внутреннего состояния
субъекта, его подлинной ориентации. Ведь любое (достаточно естественное)
ожидание благодарности от того, кому мы помогаем, может быть расценено как
ожидание поощрения, которое несовместимо с понятием альтруизма. Кроме того,
вполне понятно, что помимо подлинного альтруизма, когда внешнее поведение
соответствует внутренним намерениям человека, когда мотивация действительно
альтруистическая, существует множество форм внешне альтруистического
поведения, внутренние механизмы которого, однако совсем не соответствуют
определению альтруизма. Такая ситуация может провоцироваться разными
факторами. Рассматривая различные позиции различных авторов мы сможем
увидеть, как они решают этот вопрос. Также можно будет проследить, какие
взгляды существуют на цели, которые люди пытаются достичь, используя
защитные формы альтруизма. Следует сразу оговориться, что в нашей работе
альтруистическое поведение, которое по своему внутреннему строению таковым
не является (т. е., если сравнивать с определением, то оно основано либо на
прямом ожидании награды или поощрения (случай манипуляции), либо внешние
награды не имеют ценности, однако человек действует, скорее “помогая” себе,
поднимая свою самооценку, компенсируя собственные проблемы и т. п.), мы
будем называть “альтруистическим”, заключая его в кавычки. Также необходимо
заметить, что большая часть рассматриваемых ниже авторов принадлежат к
школе психоанализа, в ее классической и более поздних модификациях. Это
вполне объясняемо, так как сам термин “защитные механизмы” вводится
Зигмундом Фрейдом, основателем психоанализа. По его определению, защитные
механизмы, это способы защит слабого Я. Он выделил несколько основных форм
защитных механизмов, таких как проекция, рационализация, идентификация,
отрицание и др.
Анна Фрейд, дочь основоположника психоанализа З. Фрейда, в своей работе
“Психология “Я” и защитные механизмы” также рассматривает вопрос альтруизма
как средства защиты слабого Эго. Автор говорит, что механизм проекции, один
из наиболее частых защитных механизмов, может нарушать отношения между
людьми, причем как в худшую, так и в “лучшую” сторону. Так, например, она
рассматривает случай, в котором женщина, подавлявшая в детстве
инстинктивные желания, не может удовлетворять свои собственные желания.
Однако, все эти импульсы не вытесняются, а проецируются на внешний мир. Это
достаточно частая ситуация, но вот на что следует обратить внимание:
пациентка идентифицировалась со своими замещениями. В следствие этого, он
“демонстрировала сочувствие желаниям других, чувствовала наличие необычайно
сильной связи между этими людьми и собой”. Ее Супер-Эго не позволяло
реализовывать ее собственные желания, но “оказывалось неожиданно терпимым к
нему в других людях”. В следствии этого она удовлетворяла собственные
импульсы, помогая другим в удовлетворении их собственных, схожих влечений.
Таким образом, ее внешний отказ от собственных инстинктов в пользу других
(т. е. фактически - альтруистическое поведение) на самом деле, имеет
эгоистическое значение, позволяет ей “обходным путем” реализовывать
задержанные влечения. То, что пациентка делала для других людей позволяло
ей беспрепятственно реализовывать собственные желания.
Далее Анна Фрейд пытается раскрыть более подробно механизм подобного
поведения. Она замечает, что Супер-Эго в такой ситуации “санкционирует”
выполнение того или иного желания только в том случае, когда оно перестает
быть связанным с собственным Эго человека. Следует отметить, что в таком
случае механизм проекции часто сочетается с идентификацией. Можно привести
очень много примеров подобного поведения: молодая девушка, не могущая
решить собственные проблемы с женитьбой, активно участвовала в организации
помолвки своей сестры; другая пациентка, не способная преодолеть тревогу,
возникающую при появлении желания путешествовать, усиленно советует друзьям
отправится в это путешествие и т. п. В качестве образного примера автор
приводит ситуацию, в которой человек наблюдает за азартной игрой, не делая
сам ставок. Таким образом он старается обезопасить себя (свое Эго) от
возможных неудач, фрустраций и т. д. Этот защитный механизм позволяет
человеку, во-первых, проявить дружеский интерес к удовлетворению другими
своих инстинктов и, таким образом, удовлетворить свои собственные, а во-
вторых, высвободить заторможенную активность, энергию, предназначенную для
удовлетворения подавленных желаний в русло “помощи” или “участия” в
проблеме другого человека. Яркий пример, приводимой А. Фрейд - это
служащий, не позволяющий потребовать от начальника прибавки к зарплате,
однако активно борющийся за права своего коллеги.
Следующий вопрос, рассматриваемый автором - это факторы, определяющий выбор
объекта проекции желаний и последующего “попечения”. Скорее всего, просто
восприятие у другого запретного импульса указывает Эго на возможность
проекции. В примерах, рассматриваемых в книге, объектами проекции
становились знакомые, родственники пациентов, которые так или иначе могут
реализовывать запретные для субъекта желания. Как ярко пишет Анна Фрейд,
человек “разочаровавшийся в себе, смещает свои желания на объекты, которые,
как он чувствует, лучше приспособлены для их удовлетворения”.
Таким образом, по мнению Анны Фрейд, при определенном типе развития
структур Эго и Супер-Эго, возможны такие формы поведения, которые внешне
выглядят альтруистично, однако механизмы, которые это обуславливают, скорее
эгоистичны. По ее выражению, “в таких случаях эгоизм и альтруизм могут
смешиваться в самых различных пропорциях”. Так, родители, воспитывая
ребенка, иногда навязывают им собственные нереализованные жизненные планы,
причем очень сложно сказать, что движет ими в большей степени -
альтруистические или эгоистические мотивы.
В заключении своего изложения проблематики невротических форм альтруизма
автор рассматривает самоотречение в его отношении к страху смерти. Тот, кто
проецирует свои инстинктивные импульсы на окружающих, он не знаком. В силу
того, что важнейшие проблемы спроецированы вовне, Эго такого человека не
беспокоится за себя так, как за других, на которых спроецированы внутренние
влечения. Это объясняется тем, что человек считает свою жизнь достойной
сохранения только в том случае, когда он может удовлетворить собственные
инстинкты. В случае же отречения от своих импульсов в пользу других людей,
их жизни становятся дороже собственной.
Еще одно замечание в самом конце раздела поднимает вопрос о возможности
(или невозможности) существования истинного альтруизма, при которых
удовлетворения собственных желаний, инстинктов, импульсов нет вообще. Анна
Фрейд высказывает сомнение по этому поводу, что неудивительно для классика
психоанализа. Следует отметить, что психоаналитики вообще склонны любое
поведение описывать скорее как эгоистичное. Как известно, З. Фрейд
сформулировал так называемый принцип удовольствия, согласно которому Ид
стремиться к удовлетворению своих желаний. При этом желания Ид никак нельзя
назвать альтруистическими они все связаны с удовлетворением жизненных нужд
организма. Но даже противопоставляемый принципу удовольствия принцип
реальности, согласно которому побуждения Ид должны контролироваться Эго,
тоже, в контексте психоаналитического подхода, едва ли может быть истинно
альтруистическим. В классическом психоанализе очень мало остается (если
вообще остается) места для “возвышенных” понятий - таких, как “любовь”,
“дружба”, “альтруизм” и т. п. - они так или иначе подводятся под общую
детерминистическую парадигму этого направления. Однако, ради
справедливости, следует отметить, что сам З. Фрейд соглашался, что в любви
есть иррациональная часть, не подвергаемая анализу и детерминистскому
объяснению, однако именно по этой причине Фрейд не занимается ею
специально. Неопсихоанализ менее категоричен в данном вопросе.
Рассматриваемые ниже авторы не абсолютизируют свою точку зрения, они скорее
описывают отклонения от нормы, которые необходимо исправлять.
Чувство любви является, на наш взгляд, едва ли не самым ярким проявлением
альтруизма. Недаром один из первых научных исследователей альтруизма -
Питирим Сорокин назвал свой труд, посвященный вопросам альтруизма
“Таинственная энергия любви”. Когда человек любит, он весь отдается объекту
любви, большая часть побуждений так или иначе связана с ним. Однако, как
неоднократно подчеркивает обсуждаемая ниже Карен Хорни, любое нормальное
проявление может принимать гипертрофированные, почти патологические формы.
В частности, любовь может выполнять защитную функцию, быть средством
решения внутренних проблем за счет окружающих. В дальнейшем рассмотрении мы
попытаемся проследить, каким именно образом это возможно, каковы причины и
механизмы подобных действий.
Эрих Фромм, представитель позднего психоанализа, рассматривая различные
психологические и этические проблемы многократно обращается к проблеме
любви, ее видов, механизмов и т. п.(книги “Искусство любить”, “Человеческая
ситуация”). Нас интересуют те места в его работах, где он говорит о
неконструктивных, защитных формах любви.
По мнению Фромма, современный человек в условиях капиталистического
общества, рынка, отчужден от себя, от своего ближнего, от природы. Как
пишет автор, “он превращен в товар, воспринимает свои жизненные силы как
капитал, который должен приносить ему максимальную прибыль”. В силу этого
современный человек подчас не способен любить, а способен лишь обмениваться
с другими своими “наборами личностных качеств”. Как яркий пример такой
отчужденной формы любви можно привести идею семьи как хорошо сыгранной
“команды”. В такой семье общение идет на уровне поверхностного обмена
любезностями, но не затрагивает глубины души человека. Это скорее поведение
любви, чем сама любовь. Безусловно, когда люди любят друг друга, они тоже
бережно относятся друг к другу, однако в данном случае это не следствие, а
самоцель. По мнению Фромма, подобная концепция любви и брака - всего лишь
попытка уйти от невыносимого одиночества, в котором оказывается современный
человек. Как он пишет, “он вступает в союз двоих против всего мира, и этот
эгоизм a deux [вдвоем] ошибочно принимается за любовь и близость”.
Аналогичная по своей сути концепция любви как взаимного полового
удовлетворения. Эта концепция берет свое начало от Фрейда, который строил
всю свою теорию на основе сексуальных импульсов, влечений и т.д. По словам
Фромма, любовь как “работа в составе команды” и любовь, как взаимное
половое удовлетворение - две самые распространенные формы разложения любви
в современном обществе.
Также Эрих Фромм рассматривает некоторые менее распространенные формы
“патологической” любви. В качестве основного фактора возникновения
“невротической любви” он называет тот факт, что один или оба “любящих”, уже
будучи взрослыми, остаются жестко связанными с образом одного из родителей
и переносят свои ожидания, требования, страхи связанные с отцом или матерью
на любимого человека. При этом образуется разрыв между интеллектуальным,
социальным развитием человека и его эмоциональной зрелостью. Это, по мнению
Фромма, может вести не только к проблемам в межличностных отношениях, но и
к расстройствам в общественной деятельности.
На основе подобных механизмов возникает такая ситуация, когда эмоционально
незрелый мужчина, нуждающийся (скорее бессознательно, чем осознанно) в
материнской поддержке, защите, тепле, безусловной любви, стремятся
“влюбить” в себя женщину, чтобы заполучить необходимую помощь. Сами они при
этом неответственны, они готовы быть любимыми, но не любить (следует
пояснить, что автор считает, что истинная любовь всегда связана с
ответственностью и это не пассивное состояние). И в случае, когда женщина
не согласна занять материнскую позицию, если она, хуже того, сама требует
того, чтобы ее защищали и оберегали, то такой мужчина начинает считать свою
избранницу “эгоистичной”, думает, что она не любит его. Таким образом,
подобная любовь, на самом деле является скорее требованием любви. И
говорить здесь можно не об альтруизме зрелой личности, а о завуалированном
эгоизме маленького ребенка, требующего внимания и опеки от матери.
Другая крайность - это сильная привязанность мужчин к отцу. Все поведение и
жизненный стиль такого мужчины будет соотносится с внутренним образом
властного отца. В таком случае женщина для него отступает на второй план,
он стремится достичь как можно большего в жизни, но не ради нее, а ради
“внутреннего отца”. Таким образом, все его внешне, быть может,
альтруистическое поведение, на самом деле детерминировано указанием
“внутреннего отца”.
Еще одна форма “псевдолюбви”, описываемая автором - это идолопоклонническая
любовь. Такое отношение, по его мнению, возникает тогда, когда человек не
достиг еще такого уровня развития, на котором он ощущает собственную
индивидуальность, и склонен боготворить любимого человека, делать из него
кумира. При этом человек теряет себя в своем любимом, вместо того, чтобы
обрести себя. Рано или поздно наступает разочарование в кумире - и тогда
начинается поиск нового объекта поклонения. Таким образом, через “любовь”
субъект уходит от проблемы отсутствия индивидуальности, самоидентичности.
Это явно форма защиты, ухода от напряжения и неадекватности окружающему
миру.
Следующая форма “псевдолюбви” по Фромму - это так называемая
сентиментальность. В этом случае переживание любви связано скорее с
мечтами, чем с повседневной жизнью. В качестве примера можно привести
широко распространенное потребление любовных романов, “мыльных опер”,
женских журналов и т. п. - в результате потребитель получает некоторый
суррогат реальным взаимоотношениям. В такой ситуации может существовать
некоторый “идеальный” альтруизм, любовь к людям (вообще и в частности),
однако это не будет выливаться ни в какое действие.
Фромм, так же, как и обсуждаемая выше Анна Фрейд говорит о возможности
решения собственных проблем через механизм проекции, когда субъект вместо
того, чтобы реализовывать себя, начинает обустраивать жизнь другого,
принимать деятельное участие в его проблемах. Внешне, как уже мы замечали,
это может быть альтруистическим поведением, однако его мотивационный
механизм скорее связан с эгоистическими устремлениями.
В заключение Фромм подчеркивает, что реальная любовь отнюдь не означает
(как ошибочно полагают многие) отсутствие конфликтов. Если люди
действительно любят друг друга, то конфликты скорее способны прояснить,
развить отношения, чем их разрушить. Конечно, если человек пытается решать
свои проблемы за счет другого, то малейшее напряжение способно его
отвратить от “объекта любви”, однако если имеет место действительно
доверительное и, в некоторой степени альтруистическое отношение, то
разрушить его не так уж просто.
Немецко-американский психоаналитик Карен Хорни в своей книге “Невротическая
личность нашего времени” обсуждает невротические формы любви. По ее мнению,
невротическая потребность в любви как подчинении или, наоборот,
доминировании - это способ защиты от базальной тревожности, которая присуща
невротической личности.
Вообще, автор выделяет два вида побуждений, которые играют наибольшую роль
в неврозах. Это жажда любви с одной стороны и жажда власти и управления
другими с другой. Мы рассмотрим обе этих тенденции и попытаемся обнаружить,
как невротическая личность, используя “любовь” и “альтруистическое”
поведение, пытается добиться собственных целей, справиться с собственной
тревожностью.
Невротическая потребность в любви может свидетельствовать о существовании
базальной тревожности у человека, так как является попыткой защититься от
этой тревожности. На сознательном уровне такой человек декларирует
исключительно добрые и альтруистические побуждения: “... он хочет очень
немногого - добра, помощи, совета, понимания от окружающих его людей.
Хочет, чтобы они знали, что он стремиться доставить им радость и опасается
задеть кого-либо”. Однако, как замечает Хорни, нельзя говорить об истинной
любви, когда человек использует другого в качестве средства для
удовлетворения определенных потребностей - а именно так и поступает
невротик. Обсуждая вопрос любви, автор проводит следующее различение
невротической и “нормальной” любви: “Главным в любви является само чувство
привязанности, в то время как у невротика первичное чувство - потребность в
обретении спокойствия и уверенности”. Подчас то, что кажется невротической
личности любовью, на самом деле является реакцией благодарности за
проявленные понимание, сочувствие, участие, “правильное” отношение к нему.
Так возникает “иллюзия любви”. В такой ситуации под маской любви скрывается
“цепляние за других людей для удовлетворения собственных потребностей”.
Характерным свойством подобного отношения является игнорирование личности
другого. Так, сверхзаботливая мать свято верит, что делает все для счастья
своего ребенка, совершенно при том не замечая потребности самого ребенка.
Карен Хорни отмечает, что человек, снедаемый базальной тревожностью при
всем своем желании получить любовь не может по-настоящему ее принять. Это
обусловлено той же самой тревожностью и, говоря в терминах другого
психоаналитика, Эрика Эриксона, базовым недоверием к миру. Таким образом,
получается замкнутый круг - человек стремиться к любви, чтобы избавиться от
тревоги, но тревога не дает ему принять эту любовь. Также у невротика очень
велик страх отвержения, что ведет к робости в поведении, невозможности
проявления потребности во внимании окружающих. Образуется еще один порочный
круг - чем более робок человек, тем меньше он способен удовлетворить свою
потребность во внимании, а чем больше он терпит в этом неудач, тем меньше
уверенности в себе у него остается.
Итак, наталкиваясь на разлличные трудности в получении столь необходимого
внимания, невротик использует разнообразные стратегии завоевания “любви”.
Хорни выделяет следующие пути:
1) Подкуп. Краткая формула поведения невротика такова: “Я люблю тебя
больше всего на свете, поэтому ты должен отказаться от всего ради мой
любви”. Вариант этой стратегии - подкуп через “понимание”, “участие” в
проблемах человека. Это также некоторая форма поведения, внешне
альтруистичная, на самом деле служащая потребностям “альтруиста”.
2) Аппеляция к жалости. “Вы должны любить меня, потому что я страдаю и
беспомощен”. Эта стратегия выбирается, по мнению автора, в том случае,
когда человек убежден в невозможности получить любвь другим путем.
3) Призыв к справедливости. Формула поведения: “Вот что я сделал для
вас. А что вы сделаете для меня?”. Так, родители часто аппелируют к тем
силам, которые они потратили на воспитание детей, чтобы добиться любви от
них. Эта позиция очнь хорошо соотносится с тем, о чем речь шла выше,
когда мы рассматривали позицию Эриха Фромма. Современный человек делает
“добро” чаще всего только в том случае, когда рассчитывает (более или
менее сознательно), что ему отплатят меньше. Хорни называет некоторой
“магией” щедрость, показную “доброту” некоторых людей. Она говорит, что
они в таких случаях делают для других то, что сами хотят получать от них.
Другая форма призыва к справедливости - разглагольствование невротика о
том, что бы он сделал для других, если бы имел такую возможность.
Естественно, что на самом деле такой человек ничего не делает, однако
постепенно он убеждает себя и других в своей “добродетельности” и
начинает апеллировать к ней.
Карен Хорни приводит примеры, каким образом невротики через
“альтруистическое” поведение может возбуждать в других чувство вины или
долга с целью оправдания собственных требований. Так, женщина с навязчивыми
и истероидными симптомами настаивает на помощи своим сестрам в работе по
дому, однако через несколько дней работы она начинает негодовать по поводу
того, что они приняли ее помощь. Она заболевает и сестрам не только не
становится, в конечном итоге легче, но скорее - тяжелей, так как они
вынуждены ухаживать и за больной. Это живой пример того, как используя
прием “альтруизма” невротик добивается своих более или менее
бессознательных целей.
Обсуждая невротическое стремление к доминированию, автор говорит о
компенсаторном характере подобных проявлений. Как правило, будучи ребенком,
человек недополучает внимания, признания собственных способностей и т. п. В
результате этого у него формируется невротическое стремление к высоким
достижениям. Кроме того, стремление к власти служит защитой от упоминавшей
выше базальной тревожности, характерной для невротической личности. Как
пишет Хорни, доминирование, являющееся частым проявлением невротического
стремления к власти “может быть скрыто в социально значимых, дружеских
формах, проявляясь, например в склонности давать советы, стремлении
направлять дела других людей”. На бессознательном уровне, утверждает автор,
невротик, стремящийся к власти будет привносить враждебность в любую
ситуацию. Поэтому такое замаскированное под помощь властное поведение
довольно просто различить. Окружающие могут реагировать на это либо
протестом, либо подчинением. Но сам невротик очень редко осознает ту
враждебность, которой он сопровождает свою опеку и считает себя достаточно
“праведным” и “доброжелательным”.
Итак, мы обсудили двух авторов - Э. Фромма и К. Хорни, которые в своих
работах обсуждают проблему любви, ее невротических проявлений. Оба автора
замечают, что любовь, являясь, безусловно, одним из возвышенных и
прекрасных проявлений человека, в современном обществе часто играет роль
защиты, ухода от реальности или способа разрешения внутренних конфликтов.
Фромм прямо пишет, что современное общественное устройство провоцирует
подобную ситуацию, Хорни не говорит об этом прямо, но название ее книги -
“Невротическая личность НАШЕГО ВРЕМЕНИ” говорит само за себя. В современном
обществе становится все труднее и труднее избежать “рыночности”, быть
действительно бескорыстным.
Бессеребрянники воспринимаются как чудаки, иногда - как
анахронизм. Поэтому все большее и большее место занимают
Американский психолог Эверетт Шостром в своей книге “Анти-Карнеги или
человек-манипулятор” обсуждает различные формы манипуляций одних людей
другими. В частности: он предлагает свою типологию людей-манипуляторов
(“Диктатор”, “Прилипала”, “Хулиган”, “Защитник” и др). Нас интересует те
два типа: которые связаны с использованием альтруизма в качестве средства
манипуляции другими людьми:
1) “Славный парень”. Такой человек склонен преувеличивать свою
заботливость, любовь, внимательность к окружающим. Он, по выражению автора,
“убивает своей добротой”, используя ее как орудие управления ближними.
Можно выделить несколько разновидностей данного типа - “Угодливый”,
“Моралист”, “Добродетельный”, “Человек организации”.
2) “Защитник” - чаще всего чрезмерно подчеркивает свою поддержку и
снисходительность к ошибкам окружающих. Он своим снисхождением и
гипертрофированной заботой мешает другому стать самостоятельным и
независимым. Оказывая помощь и давая защиту он как бы окружает стеной
“защищаемого”, не позволяя ему самому что-либо делать без санкции самого
“Защитника”.
В последующем изложении даются примеры манипуляций: из которых становится
видно, как внешне альтруистическое поведение становится при “умелом
использовании” средством достижения эгоистических целей, связанных с
манипуляцией окружающими. Основной применяемый прием - это использование
естественной благодарности за совершенный “добрый поступок” в эгоистических
целях. Важно подчеркнуть, что обычно манипуляторы сами не осознают того,
что они на самом деле делают. Сторонний наблюдатель, почитавший книгу “Анти
Карнеги” (а может, какую-нибудь другую книгу на эту же тему) может, скорее
всего рассудить - где манипуляция, а где - истинный альтруизм,
действительно бескорыстная помощь. Но сам “человек-манипулятор” чаще всего
действует неосознанно.
Итак, мы рассмотрели мнения нескольких авторов по вопросу защитных форм
альтруизма. Все они схожи в одном - подобное явления достаточно часто
встречается в нашем обществе. Его внутренние механизмы каждый автор
описывает на своем языке, однако так или иначе они говорят об одном и том
же: подчас человек решает свои внутренние проблемы, внешне используя
социально одобряемые формы “помогающего”, “альтруистического” поведения,
однако за счет некоторой эгоистической подкладке оно скорее является
деструктивным, чем конструктивным. Все это, чаще всего, происходит
бессознательно и осознание человеком того, что он на самом деле делает уже
может изменить его поведение. Вообще говоря, избавление от внутренних
проблем, конфликтов и т. п. Позволит личности проявлять действительно
альтруистические наклонности - в таком случае просто отпадает надобность в
защитных механизмов и “таинственная сила любви” может проявить себя
незамутненной.
Литература:
1. Анна Фрейд "Психология "Я" и защитные механизмы", М., 1993
2. Э. Фромм "Искусство любить: исследование природы любви", М., 1990
3. Э. Фромм "Душа человека", М., 1992
4. К. Хорни "Невротическа личность нашего времени", М., 1993
5. Эверет Шостром "Анти-Карнеги или человек-манипулятор", М., 1992
6. Е. Е. Насиновская "Методы изучения мотивации личности", М., МГУ, 1988
Реферат на тему: Звуковосприятие
[pic]
"Мы видим звук"
"Я взвесил звук,
измерил и
расчислил,
В загадку слова хитростью
проник.
И умное злодейство я
замыслил -
Предать железу
свой живой язык..."
(А. Журавлёв)
Свойство звуков вызывать цветовые образы было замечено давно. Много
писалось о цветовом слухе А. Скрябина, который музыкальные звуки видел в
цвете. Целое направление в искусстве - цветомузыка - основано на этом
свойстве звуков музыки.
Есть свидетельство о том, что звуки речи, особенно гласные, тоже
могут восприниматься в цвете. А. Рембо написал даже сонет "Гласные", в
котором так раскрасил звуки:
А - черный; белый - Е; И -красный; У - зелёный;
О - синий : тайну их скажу я в свой черед...
Но французский языковед К. Нироп приписывал гласным совсем другие цвета: он
считал И - синим, У - ярко желтым, А - красным. Немецкий лингвист А,
Шлегель писал, что для него И - небесно-голубой, А - красный, О -
пурпурный. А вот русский поэт А. Белый утверждал, что ему А представляется
белым, Е - желто-зелёным, И - синим, У - чёрным, О - ярко-оранжевым. Если
продолжать называть индивидуальные суждения о цвете гласных, то каждый звук
окажется раскрашенным во все цвета радуги.
Так существуют ли в таком случае вообще какие-либо определённые
звукоцветовые соответствия? Не фантазии ли это? Или, может быть, случайно
возникающие неустойчивые ассоциации между звуком и цветом? А возможно, что
звуковые связи - следствие исключительно тонко устроенных механизмов
восприятия отдельных людей?
На эти вопросы давались разные ответы, но чаще всего сходились на
том, что связь "звук речи - цвет" - редкий сугубо индивидуальный феномен.
Современная наука признает явление существующим лишь тогда, когда оно
либо непосредственно наблюдается, либо воспроизводимо проявляет себя в
экспериментах, либо строго вычисляется. Причем в любом случае последнее
слово остается за практикой: нужно, чтобы явление наблюдаемо
функционировало или обнаруживались бы следы его действия.
Но там, где речь идет о психике человека, все выглядит иначе. В эту
область наука, как в зону "пикника на обочине", проникает пока ещё редко и
с трудом, а проникнув, натыкается на непонятные "полные пустышки", которые
вскрыть своими инструментами не может. Психические явления чаще всего
непосредственно не наблюдаются, в экспериментах то проявляются, то нет,
вычислению поддаются плохо, а следы их функционирования неопределенны,
зыбки, нерегулярны. Особенно в области подсознания. Вот, скажем, интуиция.
Каждый может припомнить случаи, когда, как нам кажется, правильное решение
или поступок были подсказаны нам интуицией. Более того, как выяснилось в
процессе работ над искусственным интеллектом, человек в сложных ситуациях
принимает решение не путем перебора всех возможных вариантов, а
эвристически, подсознательно, интуитивно находит нужный путь. Но с другой
стороны, интуиция ведь и подводит нередко. Как же понять, когда интуиция
нашептывает нам правильное решение, а когда каверзно подталкивает нас в
тупик?
Вот так и со звукоцветовыми соответствиями. Если они существуют, то
кто прав - А. Рембо или А. Белый? Чья интуиция вернее?
Идея экспериментов проста: регистрируются реакции многих испытуемых
на определённый стимул, а затем следует статистическая обработка
полученного материала, чтобы выявить основные тенденции в реакциях. Техника
регистрации разнообразна: испытуемым либо предъявляются звуки речи -
требуется подобрать к ним цвета, либо предъявляются различные цветовые
карточки - требуется написать на них звуки, либо даётся задание выстроить
звуки по цвету, скажем, от "самого красного" и до "наименее красного",
"самого синего" и до "наименее синего" и т.п.
Многие такие эксперименты с тысячами информантов показало, что в
подавляющем большинстве испытуемые окрашивают по крайней мере гласные
вполне определённо. Особенно единодушны мнения относительно трёх гласных -
А, Е, И. Звук и букву (звукобукву) А вполне согласованно называют красной
, Е - чётко зелёная, а И - определённо синяя. Звукобукву О все считают
светлой и яркой, но хотя большинство испытуемых называют её жёлтой, всё же
довольно часто встречаются ответы: "белая". Получается, что она солнечная.
Заметьте, что лингвисты считают гласные А, О, Е, И основными,
опорными для речевого аппарата человека и главными во всех языках. А
физики главными считают соответствующие этим гласным цвета, потому что их
комбинации дают все другие цвета и оттенки. Чем и пользуется цветная
фотография, цветное телевидение. Не удивительно ли, что и в языке
соответствия именно главным цветам оказались наиболее четкими?
Видимо, здесь проявляется "коллективная интуиция" людей: цветовое
устройство мира отразилось в цветовом устройстве языка. Названия главных
цветов встречаются в речи наиболее часто, и звуки О, А, Е, И наиболее
частотны из гласных. А между названиями основных цветов и этими гласными, в
свою очередь, прослеживается связь: название определённого цвета содержит
соответственно "окрашенный" звук, причем он занимает в слове самую важную -
ударную позицию: красный, синий.
Остальные гласные имеют оттеночную окраску, как и цвета, с которыми
они связываются, к тому же связь эта прослеживается менее четко - здесь
больше разброс мнений испытуемых. Так, У - ассоциируется с тёмными
оттенками синего цвета: тёмно-синим, тёмно-голубым, тёмным сине-зелёным,
тёмно-лиловым. Звукобуква Ю тоже связывается с оттенками синего цвета, но
со светлыми: голубым, светло-сиреневым.
Интересно ведёт себя звукобуква Ё. По написанию она сходна с Е, а по
звучанию с О. И в цветовом отношении она вполне определённо располагается
между жёлтой О и зелёной ЕЖ примерно половина испытуемых называет её
желтой, а половина - зелёной. Так что Ё - светлая жёлто-зелёная.
А вот Я окраской почти не отличается от А, разве что воспринимается
как более светлая и яркая.
Что касается Ы, то здесь следует говорить не о цвете, а скорее о
световой характеристике. Если О - звукобуква света, то Ы - звукобуква
мрака, тьмы. Она самая тёмная из всех гласных, и ей испытуемые единодушно
дают самые тёмные характеристики - темно-коричневая, чёрная.
Любопытно, что на восприятие, строго говоря, согласного звука Й явно
повлияла графическая форма буквы Й, передающей этот звук. Сходство Й с И
привело и к сходным цветовым оценкам - Й воспринимается как синяя
звукобуква, хотя и с меньшей определенностью, чем И.
Букву Э пришлось исключить из анализа. Хотя она передаёт почти тот же
звук, который в большинстве случаев передаётся буквой Е, зелёной звукобуква
Э по ответам испытуемых не получается: буквенная форма другая. И вообще
никакой определённый цвет с Э не связывается. А поскольку и встречается Э в
текстах крайне редко (гораздо реже всех других гласных), то при дальнейшем
анализе текстов её решено было не учитывать.
Конечно, не у всех звукоцветовые соответствия одинаково прочно
закреплены в подсознании. Есть испытуемые, которые во всех экспериментах
показывают чёткие и единообразные результаты, совпадающие с "коллективным
мнением" всех опрошенных, а есть и такие, чьи ответы в разных экспериментах
разноречивы, неустойчивы, и по их ответам никакой определённой окраски
звуков не прослеживается. Ну и что ж, ведь дальтоники не видят цвет
предметов, но это не значит, что окраски предметов не существует. Важно,
что большинство испытуемых в целом согласованно и достаточно единообразно
устанавливают вполне определённые связи между звуком и цветом, хотя почти
никто этого не осознаёт.
Результаты эксперимента по звукоцветовым соответствиям
|Звукобукв|Цвета |
|ы | |
|А |густо-красный |
|Я |ярко-красный |
|О |светло-жёлтый или белый |
|Е |зелёный |
|Ё |жёлто-зелёный |
|И |синий |
|Й |синеватый |
|У |тёмно-синий, тёмный сине-зелёный, |
| |тёмно-лиловый |
|Ю |голубоватый |
|Ы |мрачный тёмно-коричневый или чёрный |
Если соответствия звуков речи определённым цветам существуют, пусть
даже в подсознании, то они должны где-то проявляться, звукоцвет должен как-
то функционировать в речи. И пожалуй, прежде всего нужно искать проявления
звукоцветовых ореолов в поэзии: там, где звуковая сторона особенно важна.
Эффект звукоцвета может сыграть свою роль в том случае, когда в
стихотворении создается определённая цветовая картина, и рисунок гласных
стиха должен бы поддержать, "подсветить" эту картину звуками
соответствующего цвета.
Если это так, то естественно ожидать, что при описании, например,
красных предметов и явлений в тексте будет подчёркнута роль красных А и Я;
они будут встречаться чаще, чем обычно, особенно в наиболее важных,
наиболее заметных позициях (скажем, в ударных). Описание чего-либо синего
будет сопровождаться нагнетанием синих И, У, Ю; зелёного - нагнетанием Е, Ё
и т.д.
Стоило начать проверку этой гипотезы, как в сухих статистических
подсчётах стала на глазах проявляется живая игра звукоцветовых ореолов
поэтического языка, поражающая своей неожиданностью, своим разнообразием и
точным соответствием понятийному смыслу и общему экспрессивно-образному
строю произведений. Судите сами.
У А. Блока есть стихотворение, которое он написал под впечатлением от
картины В. Васнецова "Гамаюн, птица вещая". Стихотворение о грозных
пророчествах передаёт трагический колорит картины - мрачно-багровый цвет
казней, пожаров, крови.
На гладях бесконечных вод,
Закатом в пурпур облечённых...
......
Вещает иго злых татар,
Вещает казней ряд кровавых
И трус, и голод, и пожар,
Злодеев силу, гибель правых...
........
И вещей правдою звучат
Уста, запекшиеся кровью!..
Если исходная гипотеза верна, то в звукобуквенной ткани стихотворения
должны встречаться чаще, чем положено по норме, красные А, Я и тёмные,
мрачные У, Ы. Не так ли?
Поскольку и сама проблема звукоцвета, и анализ стихотворений с этой
точки зрения уж очень необычны, то одного утверждения, что это
действительно так, будет наверняка недостаточно. Обычная реакция любого,
кто впервые слышит о звукоцвете в поэзии: "Этого не может быть!" А на
машинные расчеты чаще всего смотрят с тайной уверенностью в подвохе.
Поэтому опишем хотя бы кратко методику компьютерного анализа этого и других
стихотворений, о которых здесь будет идти речь.
В тексте стихотворения (включая заголовок) подсчитывается количество
каждой из 10 звукобукв, перечисленных в таблице. Чтобы учесть особую роль
ударных гласных, они при счёте удваиваются. Так как Ё, Я, Ю, Й связываются
лишь с оттенками основных цветов и ещё потому, что встречаются они
сравнительно редко, самостоятельного значения в звукоцветовой картине стиха
они не имеют. Поэтому приплюсовываются к основным гласным. Поскольку
звукобуква Ё оказалась двухцветной, то её количество разделяется поровну
между О и Е. Синева Й выражена слабо, поэтому количество Й сокращается
наполовину и только затем приплюсовывается к И. Подсчитывается также
количество всех букв с удвоением ударных (величина N).
Затем определяются доля (частотность) каждой гласной в тексте
стихотворения ([pic]) и единицы размаха колебаний для данного текста:
[pic]
Полученные частности сопоставляются с нормальными
(среднестатистическими для языка), и вычисляются нормированные разности
этих частотностей, чтобы установить, случайно или нет наблюдаемые в
стихотворении частотности отличаются от нормальных и как именно отличаются:
[pic]
Звукоцвет в стихотворении "Гамаюн, птица вещая"
|Звукобуквы |n |[pic] |[pic] |[pic] |Z |Цвет |
|О+0.5Ё |28 |0.089 |0.126 |0.019 |-1.95 | |
|А+Я |50 |0.159 |0.116 |0.018 |2.39 |красный |
|Е+0.5Ё |31 |0.098 |0.102 |0.017 |-0.24 | |
|И+0.5Й |20.5 |0.065 |0.077 |0.015 |-0.80 | |
|У+Ю |16 |0.051 |0.040 |0.011 |1.00 |тёмный |
| | | | | | |сине-зелён|
| | | | | | |ый |
|Ы |11 |0.035 |0.024 |0.009 |1.22 |чёрный, |
| | | | | | |коричневый|
| | | | | | | |
|Всего звукобукв в стихотворении 315 | | | | | | |
| | | | | | | |
[pic]
Как видим, звуков А и Я в обычной речи должно было бы встретиться 116
на тысячу, а в стихотворении их гораздо больше ([pic]). При [pic] такое
отклонение частности (0.159 - 0.116 = 0.044) превышает случайное в 2.39
раза, то есть едва ли может быть случайным. Значит, поэт интуитивно
нагнетал красные А и Я, чаще обеспечивая им ударные позиции (вещает казней
ряд кровавых). Вторым по превышению нормы идет Ы, придавая красному тону
мрачное, трагическое звучание. Наконец, У (также с превышением частотности
над нормой) добавляет звукоцветовой картине тёмные сине-зелёные и лиловые
оттенки. Частотность всех остальных гласных ниже нормы.
Если теперь изобразить в цвете игру доминирующих в стихотворении
гласных, то получится картина в красно-багровой и чёрно-синей гамме, кое-
где с тёмной прозеленью. А это и есть цветовая гамма картины В. Васнецова.
Остаётся только поражаться, насколько точно талант поэта подсказал ему
выбор и пропорции доминантных звуков.
Таким способом на компьютере "прочитано" много стихотворений. Для
некоторых из них в общей табличке приведены итоговые величины (Z), чтобы
можно было убедиться, что обнаруженные звукоцветовые соответствия - не
парадокс статистики, не случайное совпадение цифр. Значимые превышения
частотностей отмечены полужирным шрифтом. В последнем, восьмом столбце
дана цветовая расшифровка результатов.
Звукоцвет в поэзии
|Стихотворения |Звукобуквы и величины | | | | | |Цвет |
| | | | | | | | |
| |О+0.5|А+Я |Е+0.5Ё|И+0.5Й|У+Ю |Ы | |
| |Ё | | | | | | |
| | | | | | | | |
|Александр Блок| | | | | | | |
| | | | | | | | |
|"Гамаюн, птица |-1.95|2.39 |-0.24 |-0.80 |1.00 |1.22 |тёмно-красный,|
|вещая" | | | | | | |тёмный |
| | | | | | | |сине-зелёный |
| | | | | | | | |
|Сергей Есенин | | | | | | | |
|"Отговорила |1.00 |-0.33 |0.82 |0.20 |-1.00|-0.17|желтый, |
|роща | | | | | | |зелёный |
|золотая..." | | | | | | | |
|"Выткался не |-0.75|1.56 |-0.40 |-2.00 |2.70 |0.35 |красный, |
|озере алый свет| | | | | | |тёмный |
|зари..." | | | | | | |сине-зелёный |
|"Воздух |-2.57|0.69 |-0.23 |1.18 |0.00 |0.00 |синий |
|прозрачный и | | | | | | | |
|синий" | | | | | | | |
|"Зелёная |-0.56|-2.00 |1.36 |-0.92 |1.22 |-0.29|зелёный, |
|причёска, | | | | | | |тёмный |
|девическая | | | | | | |сине-зелёный |
|грудь..." | | | | | | | |
| | | | | | | | |
|Арсений | | | | | | | |
|Тарковский | | | | | | | |
|"Перед |3.47 |1.93 |-1.43 |-0.83 |-3.33|0.14 |жёлтый, |
|листопадом" | | | | | | |красный |
|I строфа |2.80 |1.21 |-1.25 |-1.29 |-2.22|-0.50|жёлтый |
| | | | | | | | |
|II строфа |1.65 |-1.20 |-1.43 |1.88 |-0.28|2.71 |тёмно-синий |
| | | | | | | | |
|III строфа |0.45 |2.27 |0.43 |-1.84 |-1.72|-0.43|красный |
| | | | | | | | |
|"Синицы" |-0.68|0.17 |0.29 |1.33 |-0.55|0.11 |синий |
| | | | | | | | |
|"Сирени вы, |0.29 |-1.94 |0.40 |0.08 |0.40 |-0.12|сине-зелёный |
|сирени" | | | | | | | |
|"Дождь" |0.27 |-1.80 |0.36 |0.50 |1.78 |1.57 |тёмный |
| | | | | | | |сине-зелёный |
|"Петровские |-0.21|0.50 |-1.47 |0.13 |0.45 |2.33 |чёрный, |
|казни" | | | | | | |багровый |
|"Пускай простит|1.93 |0.14 |-1.92 |-0.82 |1.25 |0.00 |жёлтый, |
|меня Винсент | | | | | | |тёмно-синий |
|Ван Гог" | | | | | | | |
| | | | | | | | |
|А. Вознесенский| | | | | | | |
| | | | | | | | |
|"Васильки |-1.50|-1.13 |1.38 |4.14 |-0.60|0.25 |синий, |
|Шагала" | | | | | | |зеленоватый |
|"Пожар в |0.17 |2.08 |-4.36 |1.80 |-0.29|0.33 |красный, синий|
|архитектурном" | | | | | | | |
|"Сирень "Москва|-3.09|-0.08 |2.50 |-0.75 |2.70 |-2.60|сине-зелёный |
|- Варшава" | | | | | | | |
|"Очищение" |3.14 |-0.71 |-0.85 |-2.73 |4.36 |-1.83|тёмно-синий, |
| | | | | | | |бело-жёлтый |
Хорошо видно, как точно использует изобразительные возможности
звукоцветовх ореолов С. Есенин. При сравнении уже первых строчек его
стихотворений с цветами доминирующих гласных сразу обнаруживается явное
соответствие словесных и звукоцветовых картин. "Отговорила роща золотая..."
- доминирующий цвет жёлтый, слегка зеленоватый. "Выткался на озере алый
свет зари..." - звуки создают густо-красную и тёмно-синюю гамму. "Воздух
прозрачный и синий..." - звукоцвет синий, чуть розоватый. "Зелёная
причёска, девическая грудь..." - зелёная и тёмно-зелёная с синевой гамма
звукоцветовых соответствий. Как говорится, комментарии излишни. Да, поэты
могли бы сказать о себе словами А. Вознесенского: "Мы видим звук". Они его
действительно видят внутренним взором таланта, чувствуют его радужный ореол
и зажигают эту радугу в своих стихах.
Ну а компьютер проявляет скрытые в тексте цветные картины, показывая
тем самым, что способен уловить и эту удивительную особенность поэтической
речи.
По книге А. Журавлёва "Диалог с компьютером". "Молодая гвардия", 1987
год.
| |
