|
Реферат: Идея информационного общества и Internet (Социология)
Идея информационного общества и Internet
Принято думать, что развитие сети Internet - это решающий шаг на пути к
информационному обществу.
Социологическое сообщество постепенно привыкает к этой мысли и приучает к
ней всех остальных. Однако, если
разобраться в теоретическом смысле расхожего понятия "информационное
общество" и проанализировать то, что
действительно происходит в обществе и в Internet'е, то можно прийти к
парадоксальному выводу: о смысле фразы
нельзя судить по содержащимся в ней словам. Internet удаляет нас от того
информационного общества, о котором
писали Д. Белл, А. Турен, Э. Тоффлер и др. [1-4]
Обобщая все написанное социологами и футурологами в 60-90-е годы XX в. по
поводу информационного общества,
можно следующим образом представить базовые черты этого типа социальной
организации.
* Определяющим фактором общественной жизни в целом является теоретическое
знание. Оно вытесняет труд (ручной и
механизированный) в его роли фактора стоимости товаров и услуг.
Экономические и социальные функции капитала
переходят к информации. Как следствие, ядром социальной организации,
главным социальным институтом становится
университет как центр производства, переработки и накопления знания.
Промышленная корпорация теряет
главенствующую роль.
* Уровень знаний, а не собственность, становится определяющим фактором
социальной дифференциации. Деление на
"имущих" и "неимущих" приобретает принципиально новый характер:
привилегированный слой образуют
информированные, неинформированные - это "новые бедные". Как следствие,
очаг социальных конфликтов
перемещается из экономической сферы в сферу культуры. Результатом борьбы и
разрешения конфликтов является
развитие новых и упадок старых социальных институтов.
* Инфраструктурой информационного общества является новая
"интеллектуальная", а не "механическая" техника.
Социальная организация и информационные технологии образуют "симбиоз".
Общество вступает в "технетронную эру",
когда социальные процессы становятся программируемыми.
Такого рода информационное общество нигде не состоялось. Университет не
заменил промышленную корпорацию в
качестве базового института "нового общества", скорее академическое знание
инкорпорировано в процесс
капиталистического производства. Общество сейчас мало походит на целостную
программируемую систему институтов.
Оно по признанию того же Турена больше похоже на мозаичное поле дебатов и
конфликтов по поводу социального
использования символических благ. [5] Теоретические прогнозы оказались
несостоятельны потому, что их авторы
оказались в плену двух стереотипов: 1) информация - это всегда знание, 2)
общество - это всегда система
институтов.
Чтобы понять, что такое информация и почему она играет такую огромную роль
в современную эпоху, нужно четко
различать сообщение (или послание), интерпретацию (или восприятие) и
коммуникацию. Сообщение (message) - это
"вещь", т. е. передаваемый продукт интеллектуальной деятельности человека;
интерпретация - это "мысль", т. е.
приобретаемое знание; коммуникация - это лишь операция передачи,
трансляции. Но в современном нам обществе,
именно эта операция трансляции - определяющее, доминирующее звено в триаде
сообщение - коммуникация -
интерпретация. Сегодня ничуть не больше интеллектуальной продукции или
знания, чем в Античности или
Средневековье, но неизмеримо больше коммуникаций. И за словом "информация"
кроется именно коммуникация, а не
знание. Глядя на современных политиков, биржевых брокеров, журналистов и их
аудиторию, нетрудно заметить:
более информированный человек - это не тот, кто больше знает, а тот, кто
участвует в большем числе
коммуникаций. Огромная техническая, экономическая, политическая, культурная
роль информации объясняется именно
тем, что она не содержательна ("знание") и не предметна ("продукт").
Информация операциональна. Информация
служит обоснованием/оправданием действий. Поэтому она столь необходима
современному человеку, ценна для него,
воздействует на него. Поэтому в современном обществе информация - это идол.
В традиционном обществе,
построенном на религиозном оправдании деятельности, и даже в обществе
модернизирующемся, построенном на
идеологических оправданиях, информация никак не могла претендовать на ту
роль, что играет теперь. Только как
коммуникация, а не как знание или предмет, информация способна вызывать
новые операции. Люди действуют,
используя информацию, а коммуникационные потоки не только не поглощаются
как ресурс деятельности, подобно
сырьевым или энергетическим ресурсам, а напротив умножаются и ускоряются.
Это происходит потому, что
информация не столько ресурс, сколько стимул (мотив) деятельности.
Итак, информация - это коммуникация, побуждающая к действию. Если мы так
определим информацию, то становится
понятным, почему главным феноменом нашей эпохи стал Internet, а не
гигантские электронные банки данных или
искусственный интеллект. В Internet'e не создается никакого знания, но зато
он многократно увеличивает
возможности осуществления коммуникаций.
Обозначив информацию как коммуникацию, мы, тем не менее, не можем заявить,
что Internet - это решающий шаг на
пути к некоему коммуникационному обществу. Internet - это medium, т. е.
одновременно средство и среда
виртуализации общества, превращения системы социальных институтов в своего
рода виртуальную реальность. В
любого рода виртуальной реальности человек имеет дело не с реальным
объектом, а с его образом - симуляцией. О
виртуализации общества можно говорить, поскольку в деятельности людей, в их
отношениях друг с другом образы
замещают реальность. [6] Это замещение происходит во всех сферах жизни, но
для примера возьмем экономику,
политику и науку.
Создаваемые рекламой образы, а не реальные вещи обращаются на современном
рынке. Поэтому собственно
экономический процесс, т. е. производство стоимости покидает
конструкторские бюро и сборочные конвейеры и
перемещается в офисы маркетологов и консультантов, в рекламные агентства и
студии СМИ. Производится не вещь
(шампунь, костюм, автомобиль), а образ (привлекательности, уверенности,
стильности, уникальности,
респектабельности). Не удивительно поэтому, что в последние годы доля
занятых непосредственно в сфере
производства снижается, а доля занятых в маркетинге, консультировании и
рекламном бизнесе растет. Растет и
доля затрат на изучение рынка и рекламу в бюджете товаропроизводителей. В
американских компаниях, например,
затраты на рекламу составляют в среднем 7% от объема продаж, тогда как
расходы на исследования и разработку
новой продукции - 5%. Экономически симуляция вещи в рекламном послании
начинает превалировать над собственно
вещью.
Система кредита делает платежеспособность не столько функцией обладания
реальными средствами платежа, сколько
функцией образа финансовой "благонадежности". Симуляцию последней
практикуют и частные лица, и функционеры
финансовых институтов. Владельцы кредитных карт и банки, даже выполняющие
резервные требования, являются
симулянтами платежеспособности, поскольку оперируют посредством по сути
фиктивных, виртуальных денег -
денежного агрегата M3.
Виртуальный продукт, виртуальное производство, виртуальная корпорация,
виртуальные деньги допускают и
провоцируют превращение компьютерных сетей не только в главное средство, но
и в среду экономической
деятельности. Виртуализация экономики вызывает коммерциализацию
киберпространства, где теперь зачастую
осуществляется полный цикл сделки и где функционируют виртуальные
супермаркеты и виртуальные банки,
оперирующие собственной виртуальной валютой.
Операции, совершаемые у виртуальных витрин при помощи виртуального же
кошелька, наглядно демонстрируют, что
развивается не т. н. информационная, а совсем иная экономика. Не информация
как таковая, не передача данных о
свойствах товара/услуги, т. е. рациональная денотация, а создание образа,
мобилизующего аффективные
коннотации, приносит прибыль. Мы живем в эпоху экономики образов и образов
экономики.
Борьба за политическую власть сейчас - это не борьба партийных организаций
или конкуренция программ действий.
Это борьба образов - политических имиджей, которые создают рейтинг- и имидж-
мейкеры, пресс-секретари и
"звезды" шоу-бизнеса, рекрутируемые на время политических кампаний.
Собственно политический процесс покинул
заседания партийных и правительственных комитетов, составляющих программы
реформ, распределяющих функции и
контролирующих их выполнение. Покинул он и межфракционные переговоры, и
партийные митинги. Политика ныне
творится в телестудиях и на концертных площадках. Управление и политика
разошлись. Следствием становится
изменение характера политического режима - массовой демократии. В ходе
выборов больше не происходит
сколько-нибудь существенная смена чиновников-экспертов, которые
осуществляют рутинную работу по управлению в
"коридорах власти". Меняются т. н. публичные политики, т. е. те, кто
буквально работает на публику.
Дифференциация деполитизированных профессиональных управленцев и носителей
имиджа - публичных политиков - это
очевидный симптом виртуализации института народовластия.
На Западе это уже аксиома. Мы в этом могли убедиться в 1996 г.
Сформированный на базе полумиллионной
организованной и дисциплинированной партии избирательный блок проиграл
команде из нескольких десятков
шоу-менов, несмотря на глубокий экономический кризис и социальную
напряженность в стране, которые сами по себе
дискредитировали правительство Б. Ельцина. Г. Зюганов и его сподвижники
безуспешно пытались свести
предвыборную гонку к конкуренции программ управления страной, игнорируя
конкуренцию имиджей. В итоге образ
"безалаберного, но искренне ратующего за свободу русского мужика", а не
реальный президент Ельцин, переиграл
образ "угрюмого и агрессивно ратующего за прошлое партийного функционера",
а не реального политика Зюганова.
В 1999 г. мы легко могли убедиться в том, что многопартийность симулируется
экспертами-консультантами и
имидж-мейкерами как удобная и привычная среда состязания политических
имиджей. Партии, возникавшие как
представители классовых, этнических, конфессиональных, региональных
интересов, превратились в "марки" -
эмблемы и рекламные слоганы, традиционно привлекающие электорат. Императив
использования приверженности
"марке" движет процессом симуляции партийной организации политической
борьбы. Там, где "марка" - давняя
традиция, атрибуты образа "старых добрых" либералов, социал-демократов или
коммунистов старательно
поддерживается, даже если первоначальные идеология и практика принципиально
изменились и продолжают
трансформироваться. Там, где "марка" отсутствует, партии и движения
формируются, объединяются и распадаются с
калейдоскопической быстротой в стремлении найти привлекательный имидж.
Другой симптом виртуализации институтов массовой демократии - замещение
апелляций к общественному мнению
манипуляциями с рейтингами. Рейтинги, основанные на выборочном опросе,
когда респонденты соглашаются с
вариантами мнений, сконструированными экспертами, представляют собой лишь
модель, образ общественного мнения.
Участвуя в опросе, респонденты оживляют эти модели, и тогда образы
становятся реальными факторами принятия и
осуществления политических решений. Мы живем в эпоху политики образов и
образов политики.
Наука сейчас - это не предприятие по поиску истины, а род языковых игр,
состязаний в манипулировании моделями
научного дискурса. В этом плане симптоматичны две тенденции. 1)
Материальный эксперимент все чаще замещается
экспериментом на моделях. Если раньше теории могли строиться только на
основе открытия некоего порядка,
присущего вещам, то теперь вполне допустимо моделирование без выхода к
каким-либо реальным референтам,
например, компьютерные симуляции природных, технологических и социальных
процессов. 2) Процесс верификации
гипотез все чаще замещается процессом фальсификации. Если раньше
достаточным аргументом против теории
считались противоречащие ее положениям данные опыта, то теперь лишь
изобретение альтернативной модели может
служить аргументом.
Наука становится перманентным процессом построения альтернативных моделей.
Вследствие этого возросла роль
воображения, фантазии, парадоксальности мышления в той сфере, где ранее их
предавали анафеме, где ранее
референцией к реальности строго задавались пределы приращения знания.
Объект науки виртуализируется. Виртуализируется и институциональный строй
науки. Академический статус
становится функцией образа компетентности, заслуживающей финансирования. В
деятельности ученых и студентов все
больше сил и времени отводится созданию и презентации образа, необходимого
для успеха в конкурсах на получение
грантов, стипендий для обучения за границей, заказов на консалтинговые
услуги и т. п. Отсюда - расцвет в
последние десятилетия именно тех социальных технологий, которые адекватны
симуляции компетентности:
исследовательские фонды, гранты, консультирование, конференции,
академические обмены, перманентное
образование. И эту тенденцию не стоит рассматривать как проявление цинизма.
Высокая "плотность" научного
сообщества не оставляет места и времени для скрупулезной процедуры
накопления и представления результатов.
Этот дефицит места и времени приводит к тому, что единственно научной,
рациональной формой дискуссии
становится нелогичная, неструктурированная, но эффектная презентация образа
идеи или теории. Мы живем в эпоху
науки образов и образов науки.
Если экономический, политический, научный или иной успех больше зависит от
образов, чем от реальных поступков
и вещей, если образ более действенен, чем реальность, то можно сделать
вывод, что виртуализируются социальные
институты - рынок, корпорация, государство, политические партии,
университет, научная школа и т.д. Социальный
институт - это совокупность норм, регулирующих взаимодействие людей в какой-
либо сфере жизнедеятельности и
превращающих это взаимодействие в систему социальных ролей. До сих пор
институты существовали автономно от
индивидов, представляли собой "социальную реальность": объективно есть
система норм, с которыми необходимо
считаться, статус индивида однозначно привязан к той или иной социальной
роли - предпринимателя, работника,
партийного лидера, избирателя, преподавателя, студента. Теперь же, когда
следование нормам и исполнение ролей
может быть виртуальным, социальные институты, теряя свою власть над
индивидом, становятся образом, включаемым
в игру образов. Институциональный строй общества симулируется, а не
ликвидируется, т.к. он, сохраняя
атрибутику реальности, служит своего рода виртуальной операционной средой,
в которой удобно создавать и
транслировать образы и которая открыта для входа/выхода. В этом смысле
современное общество похоже на
операционную систему Windows, которая сохраняет атрибутику реальности,
симулируя на экране монитора нажатие
кнопок калькулятора или размещение карточек каталога в ящике. Сохраняется
образ тех вещей, от которых
собственно и избавляет применение компьютерной технологии.
Представление о виртуализации общества позволяет понять, почему так бурно
развивается Internet: Сеть позволяет
избавить коммуникации от сервиса-надзора социальных институтов и расширяет
практику неинституционализированных
взаимодействий.
Internet - это средство и среда существования без/вне общества, если
общество трактовать в традиционном для
социальной теории ключе как систему институтов. Общество как система, т. е.
как нормативная структура не
функционирует в процессе коммуникаций, осуществляемых через Internet.
Справедливости ради следует сказать, что
с институциональной структурой Internet связан сложным образом. Можно
отметить четыре момента.
(1) Internet как техническое средство реализует коммуникативные функции
социальных институтов. Именно
функционирование государственных и научных учреждений США обеспечивала Сеть
на протяжении примерно двух
десятилетий.
(2) Глобальным и историческим социокультурным феноменом Internet стал
только тогда, когда через Сеть хлынули
потоки неинституционализированных, неподконтрольных обществу коммуникаций.
(3) Неинституциональность коммуникаций, осуществляемых в Internet, служит
причиной постоянных конфликтов, в
основе которых - уход пользователей - хакеров, киберпанков и т. п., - из-
под сервиса-надзора социальных
институтов.
(4) В Internet'e традиционные социальные институты не могут функционировать
в виде нормативных структур, но
они существуют в Сети как образы, которые можно транслировать и которыми
можно манипулировать.
Институциональность в Internet симулируется: коммуникациям придается образ
институционализированных действий в
том случае, если этого требуют привычки, стандарты восприятия партнеров по
коммуникации.
Коммуникации, осуществляемые через Internet, не ориентированы на
институциональные и групповые нормы,
направляющие деятельность людей в их не-сетевой жизни. Более того, Internet
- среда развития виртуальных
сообществ, альтернативных реальному обществу. Активность индивидов,
осуществляющих коммуникации через
Internet, их силы и время, переориентируются с взаимодействий с реальными
друзьями, родственниками, коллегами,
соседями на коммуникации своего виртуального Я со столь же виртуальными
партнерами. Общение через Internet как
раз и привлекательно обезличенностью, а еще более - возможностью
конструировать и трансформировать виртуальную
личность. С одной стороны Internet дает свободу идентификации: виртуальное
имя, виртуальное тело, виртуальный
статус, виртуальная психика, виртуальные привычки, виртуальные достоинства
и виртуальные пороки. С другой
стороны - утрата/отчуждение реального тела, статуса и т. д. Internet -
средство трансформации и личности как
индивидуальной характеристики, и личности как социокультурного и
исторического феномена. Здесь следует
заметить, что личность - новоевропейский социокультурный феномен. В
современном смысле слова личность еще
пятьсот лет назад не существовала (или лучше сказать была весьма редким
явлением). Такие атрибуты личности,
как стабильная самоидентификация, индивидуальный стиль исполнения
социальных ролей ("творческая
индивидуальность") активными пользователями Internet утрачиваются,
сознательно или неосознанно ими формируется
размытая или изменчивая идентичность. Виртуализируется не только общество,
но и порожденная им личность.
Таким образом, Internet никак не реализует старую добрую идею
информационного общества. Потоки коммуникаций,
несущие образы - виртуальные тела, личности, сообщества, не встраиваются в
общество и не переустраивают его,
они его симулируют. Но если признать, что информация - это не знание, а
коммуникация, что общество - это не
система, а процесс симуляции институтов, то тогда можно согласиться:
развитие сети Internet - это решающий шаг
на пути к информационному обществу.
Литература
1. Bell D. The coming of post-industrial society. N. Y., 1973.
2. Touraine A. La societe postindustrielle. Paris, 1969.
3. Brzezinski Z. Between two ages: America's role in the technetronic era.
N. Y., 1970.
4. Toffler A. The third wave. N. Y., 1980.
5. Touraine A. The waning sociological image of social life //
International journal of comparative sociology.
1984, vol. 25, N 1.
6. Иванов Д. В. Виртуализация общества // Социология и социальная
антропология. СПб., 1997.
Реферат на тему: Изменяется ли взгляд на проституцию в связи с изменениями половой морали?
Изменяется ли взгляд на проституцию в связи с изменениями половой морали?
В делах любви каждый должен руководствоваться
традициями и нравами своей страны, но больше всего -
собственными наклонностями.
Камасутра
ПОЛОВАЯ МОРАЛЬ, система нравственных норм, регулирующих все стороны
сексуальной жизни человека. Является одной из составных частей системы
нравственных ценностей конкретного общества, включает не только правила
полового поведения людей, но и этические, эстетические взгляды, обычаи,
касающиеся вопросов секса.
В половой морали молодежи происходят определенные перемены. Однако
как масштаб этих изменений, так и их значение оцениваются по-разному. Одни
авторы считают, что налицо прогрессивный процесс освобождения человеческого
сознания от религиозных табу, открывающий путь к более свободным и разумным
сексуальным отношениям. Другие, наоборот, говорят о катастрофическом
падении нравов, исчезновении глубоких чувств, низведении человеческой
сексуальности до уровня животных. И те и другие подкрепляют свои
утверждения примерами, фактами, статистическими выкладками.
То, что традиционная половая мораль противоречива, несостоятельна и
лицемерна, было ясно уже в конце XIX века. В 1884 году Ф. Энгельс писал:
"То, что мы можем теперь предположить о формах отношений между полами после
предстоящего уничтожения капиталистического производства, носит по
преимуществу негативный характер, ограничивается в большинстве случаев тем,
что будет устранено. Но что придет на смену? Это определится, когда
вырастет новое поколение: поколение мужчин, которым никогда в жизни не
придется покупать женщину за деньги или за другие социальные средства
власти, и поколение женщин, которым никогда не придется ни отдаваться
мужчине из каких-либо других побуждений, кроме подлинной любви, ни
отказываться от близости с любимым мужчиной из боязни экономических
последствий. Когда эти люди появятся, они отбросят ко всем чертям то, что
согласно нынешним представлениям им полагается делать; они будут знать
сами, как им поступать, и сами выработают соответственно этому свое
общественное мнение о поступках каждого в отдельности - и точка".
В начале 1920-х годов эту мысль продолжил В. И. Ленин в известной
беседой с Кларой Цеткин: "В эпоху, когда рушатся могущественные
государства, когда разрываются старые отношения господства, когда начинает
гибнуть целый общественный мир, в эту эпоху чувствования отдельного
человека быстро видоизменяются. Подхлестывающая жажда разнообразия и
наслаждения легко приобретает безудержную силу. Формы брака и общения полов
в буржуазном смысле уже не дают удовлетворения. В области брака и половых
отношений близится революция, созвучная пролетарской революции".
В чем же состоит эта революция и как она отражается в нашем моральном
сознании? Изменяется ли взгляд на проституцию в связи с изменениями половой
морали? Чтобы избежать субъективизма, необходимо начать с перечисления
социальных процессов, происходящих в той или иной степени во всех
индустриально развитых странах. Начиная, как минимум, с ХVII века, все
цивилизационные процессы в России проходили под влиянием и во
взаимодействии с Западом, «цивилизация» воспринимается как европеизация и
вестернизация и вызывает прямо противоположные чувства. Одни видят в этом
прогрессивную индивидуализацию и обогащение жизненного мира, а другие -
разложение и деградацию. Всевластие бюрократического государства и
отсутствие четкого разграничения публичной и частной жизни затрудняет
формирование автономных субкультур, являющихся необходимой предпосылкой
сексуального, как и всякого другого, плюрализма и терпимости. Отношение к
сексуальности и эротике в России всегда политизировано и поляризовано, а
реальные проблемы частной жизни при этом нередко теряются.
Тем не менее, в России ХIХ - начала ХХ в. происходили принципиально
те же процессы, что и в Европе, и обсуждались они в том же самом
интеллектуальном ключе. Особенно важную роль в развитии русской сексуально-
эротической культуры сыграл Серебряный век
Общая тенденция, от которой зависят сдвиги в сексуальном поведении
современных людей,- ломка традиционной системы половой/гендерной
стратификации, резкое ослабление поляризации мужских и женских социальных
ролей. Гендерное разделение труда потеряло жесткость и нормативность,
большинство социальных ролей вообще не дифференцируются по половому
признаку. Общая трудовая деятельность и совместное обучение в значительной
мере нивелируют различия в нормах поведения и психологии мужчин и женщин.
Разумеется, эта тенденция не абсолютна. Все еще существуют преимущественно
мужские и женские профессии, сохраняется различие мужских и женских ролей в
семье и т. д. Но такие различия все чаще воспринимаются не как
"естественный закон", а как простой эмпирический факт или следствие
индивидуальных различий, необязательно связанных с полом. Главная тенденция
современной культуры - установка на развитие индивидуальности,
безотносительно к какому бы то ни было заданному стандарту.
Важные перемены происходят и в культурных стереотипах маскулинности и
фемининности. Они становятся менее жесткими и полярными и более внутренне
противоречивыми.
Традиционные черты в них переплетаются с новыми. Кроме того, они
значительно полнее, чем раньше, учитывают многообразие индивидуальных
вариаций. Наконец, и это особенно важно, они отражают не только мужскую, но
и женскую точку зрения.
Общая тенденция, лежащая в основе всех перечисленных процессов,-
изменение ценностных ориентиров, центром которых становится не семейная
группа, а индивид. Эта переориентация, затрагивающая не только брачно-
семейные, но и трудовые отношения и свободное общение, и проституцию в
целом - результат длительного исторического развития, уходящего своими
корнями в раннебуржуазную эпоху.
В патриархальном обществе прошлого отдельный индивид был немыслим и
не воспринимал себя вне своей социально-групповой принадлежности.
Глубокие перемены происходят и в культуре. Прежде всего это крах
традиционных антисексуальных установок и их псевдонаучного обоснования.
Интеллигенция, а вслед за ней и другие слои общества перестают видеть в
сексуальности нечто постыдное и низменное. Реабилитированная эротика
находит разнообразное выражение как в массовой, так и в "высокой" культуре,
будь то литература, кино или изобразительное искусство. Здесь действует
подмеченная Д. С. Лихачевым общая закономерность художественного прогресса
- сужение сферы запретного. Хотя проституция в них морально осуждалась, у
бедных советских женщин, живших на скромную зарплату и не могших покупать
дорогие модные наряды, этот образ жизни невольно вызывал жгучую зависть.
Настоящим бестселлером стала повесть Владимира Кунина "Интердевочка" (1988)
и снятый по его сценарию одноименный фильм
Расширение диапазона сексуальных переживаний, символизируемых в
культуре,- часть процесса перестройки телесного канона и канона речевой
пристойности, утвердившихся в начале нового времени. Ослабели культурные
запреты против наготы: достаточно вспомнить эволюцию купальных костюмов и
других видов одежды. Расширились границы речевой пристойности, некоторые
слова, еще недавно считавшиеся нецензурными, вошли в широкий оборот. В этом
можно усмотреть признак падения нравов. Но возможность обсуждать ранее
неназываемое означает, что люди перестали бояться данных явлений, стали
свободнее относиться к ним.
Изменение отношения к телу связано с общим изменением отношения к
эмоциям. В противовес викторианской установке на подавление эмоций
современная культура, включая научную психологию, подчеркивает ценность
самораскрытия и пользу эмоциональной чувствительности. "Воспитание чувств"
в сегодняшнем понимании - умение не только контролировать и подчинять
чувства разуму, но и выражать свои чувства, слушаться веления сердца. Но
как связать проституцию и чувства?
Проституция (лат. prostitutio — предание разврату, обесчещение,
осквернение), профессиональное удовлетворение сексуальных потребностей
клиентов за вознаграждение; продажа женщинами своего тела с целью добыть
средства к существованию. Известна с глубокой древности. Не случайно её
определяют как одну из "древнейших профессий". Есть сведения о её
существовании уже в рабовладельческих государствах, начиная с 3 — 2 вв. до
н. э. Значительное распространение получила в Древней Греции и Древнем
Риме, Персии, Индии, где были созданы многочисленные дома терпимости
(лупанарии). Существовала проституция и в эпоху феодализма.
Сексуальное обслуживание за деньги имеет достаточно глубокие
социальные, психологические и сексуальные функции. Оно упрощает и ускоряет
сексуальное сближение, избавляя мужчину от необходимости ухаживать,
соблюдать какие-то ритуалы. В принципе любовная игра сама по себе
доставляет огромное удовольствие, но есть мужчины, которых она не
интересует или которые не умеют ее вести. Коммерческий секс избавляет
мужчину от ответственности, как социальной (в случае беременности), так и
эмоциональной. Нормальная сексуальная близость предполагает какую-то
личную, эмоциональную вовлеченность, заботу о партнере. Однако некоторые
мужчины к этому не способны. Им нужен именно отчужденный, анонимный секс,
свободный не только от обязательств, но и от интимности. Коммерческий секс
привлекает мужчин экзотическим разнообразием, возможностью приобретения
нового опыта. Профессиональная проститутка обязана совершенствовать свою
технику, она не только учит своих клиентов, но и сама постоянно учится у
них. Кроме того, она делает то, что клиент хочет. Сексуальные желания
многих мужчин содержат нечто не вполне обычное. До тех пор пока секс
считается «грязным», «плохие» женщины всегда будут для некоторых мужчин
соблазнительнее «хороших», ибо «порядочность» ассоциируется с монотонностью
и скукой.
Большое социальное (а не только медицинское) значение имеет появление
эффективных противозачаточных средств-контрацептивов. Их наличие
освобождает людей от страха перед нежелательными "последствиями" половой
жизни, что особенно важно для женщин. Это повышает степень ее свободы, но
также и ответственности. Как влияет все это на сексуальное поведение, его
ритм, интенсивность и социальные формы? Однозначного ответа на этот вопрос
нет и быть не может вследствие социально-экономических, классовых,
национальных, религиозно-культурных и многих других различий. Тем не менее,
можно указать общие тенденции, которые, хотя и в разной степени, характерны
для всех индустриально развитых стран.
В развитии мировой сексуальной культуры на пороге третьего
тысячелетия присутствуют те же общие, глобальные тенденции, что в других
сферах общественной и личной жизни.
1. Происходит ее индивидуализация и приватизация, переход от внешнего
социального контроля к индивидуальному саморегулированию; освобождаясь
из-под власти церкви, семьи, общины и государства, сексуальность
включается в систему индивидуальных, личных ценностей.
2. С ослаблением традиционных иррациональных страхов, противопоставления
души и тела и табуирования телесных переживаний, сексуальное
наслаждение, как и вообще чувственность, секуляризируется, признается
положительной социальной и культурной ценностью, какой она всегда
обладала в обыденном сознании, и включается не только в бытовую, но и
в высокую культуру.
3. Демократическое общество отказывается от жесткой регламентации и
унификации сексуальной жизни, предпочитая им плюрализм и
толерантность. Сексуально-эротическая техника, мотивация, возрастные
границы, количество и даже пол сексуальных партнеров все чаще признают
частным делом индивидуального усмотрения каждого индивида или пары.
4. Женское равноправие и радикальная ломка полоролевых норм и стереотипов
подрывает, делает проблематичными многие традиционные представления о
природе пола и сексуальности. Это увеличивает разнообразие стилей
сексуальной жизни и расширяет границы свободы личности.
5. Легализация однополой любви и рост политической и культурной
активности сексуальных меньшинств также способствуют этим процессам,
высвечивая коммуникативные и гедонистические аспекты сексуальности,
принципиально несводимые к репродуктивной функции.
Процесс этот глубоко противоречив. Становление новых норм и образцов
сексуального поведения, а в частности и проституция, всегда значительно
отстает от разрушения старых стандартов, которое поначалу везде и всюду
воспринимается как проявление аномии и анархии. Ослабление сексизма и
многих традиционных табу расширяет индивидуальную свободу и избирательность
только при условии достаточно высокой общей и сексуальной культуры. В
противном случае, социальные издержки этого процесса оказываются огромными.
Об этом с новой силой напомнила человечеству эпидемия СПИДа.
Нормы сексуального поведения и соответствующие моральные установки
быстро изменяются. Разница между старшими, и младшими возрастами в этом
отношении очень велика. Молодежь чувствует и поступает не совсем так, как
делали в ее возрасте отцы и деды, поэтому представления, основанные на
опыте прошлых поколений, часто не соответствуют истине.
Перечисленные тенденции являются глобальными, общими для всех
индустриально развитых стран. Однако существуют громадные национальные,
социально-классовые, культурные и иные различия в степени их выраженности.
Не следует недооценивать стабильность и историческую преемственность
социокультурных установок и поведения. В разговорах о "сексуальной
революции" долгосрочные, глубинные процессы часто смешиваются с временными,
краткосрочными тенденциями, которые принципиально обратимы и имеют
достаточно четкие границы.
Но самое главное - какие качественные сдвиги стоят за этими
статистическими тенденциями? Означает ли новая "сексуальная свобода"
прогрессивную индивидуализацию любовной жизни или рост сексуального
отчуждения и деиндивидуализации?
"Секс" и "общество" часто мыслятся как равноправные стороны
противоречия, и вопрос сводится к тому, какой из них отдать предпочтение. В
теории Фрейда либидо - это постоянный инстинктивный соблазн, а труд -
суровая внешняя необходимость, и между ними всегда существует конфликт.
Отчужденный, подневольный труд действительно заставляет человека
искать эмоциональное удовлетворение в каких-то иных сферах бытия. Но и секс
бывает отчужденным, функциональным, лишенным индивидуальной эмоциональной
окрашенности.
За перестановкой акцентов стоят глубокие социальные сдвиги, прежде
всего перемещение личных идеалов из сферы труда и производства в сферу
досуга и потребления. Ранний капитализм ставил во главу угла успех,
обладание, накопление, призывая ради этого ограничивать личное потребление
и сами потребности. Сексуальность тоже была разрублена на две части: "дело"
- это прокреативный секс, составляющий долг, обязанность и осуществляемый в
рамках законного брака, а "потеха" - это уж как получится.
С ростом общественного богатства и увеличением массы свободного
времени ценностные ориентации общества изменились: на первый план выходит
потребление, по отношению к которому труд является лишь средством. Если бы
речь шла только о том, что мотив потребления стал перевешивать мотив
обладания, этот сдвиг можно было бы приветствовать. Что может быть нелепее,
чем жить ради производства и накопления вещей? Не разумнее ли, потребляя
их, жить в свое удовольствие?
Но жить только для себя - значит жить сегодняшним днем, причем
растущая неустойчивость социального бытия побуждает индивидов гнаться за
новыми и новыми удовольствиями. Применительно к нашей теме это значит, что
секс с проституткой становится в первую очередь развлечением, которое
полемически противопоставляется серьезности, ответственности, долгу.
Общество, где человек является прежде всего средством производства,
неизбежно порождает репрессивную половую мораль. "Потребительское общество"
подрывает репрессию, но одновременно низводит сексуальность до уровня
развлечения. В результате секс рассматривается то как важнейшая сфера
индивидуального самоутверждения, то как последнее убежище человека в
обезличенном стандартном мире, то как развлечение, спорт, игра.
Как пишет известный американский социолог Айра Рисе, "новая
сексуальность" означает небывалое разнообразие и индивидуализацию форм
сексуального самовыражения. Старая половая мораль была прокрустовым ложем.
Если индивид ему не соответствовал, общество не предлагало альтернатив, а
старалось подогнать человека под заданные параметры. Главное преимущество
"новой сексуальности" - возможность выбора, право личности самой выбирать
наиболее подходящий ей стиль сексуального поведения. Достижения медицины в
борьбе с венерическими заболеваниями и создание надежных контрацептивов
также способствуют гуманизации сексуальных отношений, позволяя индивиду
руководствоваться в принятии решений не страхом перед "последствиями", а
другими, более высокими соображениями.
Но многие люди оказались к этому не подготовлены. Сексуальное
поведение изменилось сильнее, чем моральные установки. В результате
возникла, по выражению Рисса, "смертельная смесь" новых форм сексуального
поведения с сильными пережитками старой репрессивной идеологии,
блокирующими реалистический подход к сексуальности. Иллюзия сексуальной
свободы в сочетании с отсутствием элементарных знаний способствовала
распространению ложных представлений и мифов. И когда общество оказалось
перед лицом грозной эпидемии венерических заболеваний, а затем СПИДа,
консервативные силы не преминули возложить всю ответственность за это на
идеологов "сексуального освобождения": вот к чему приводит либерализм!
Связь репрессивной половой морали с политическим консерватизмом не
случайна. Половая мораль относится к числу самых консервативных и
устойчивых элементов культуры, поэтому защита статус-кво неизбежно является
и защитой этой морали. Лозунги охраны семьи и нравственности всегда находят
живой отклик у населения, а играя на сексуальных страхах и предрассудках,
легко скомпрометировать политического противника. Этот метод был известен
уже в Византии XI века, где, по выражению английского историка Эдуарда
Гиббона, педерастия была преступлением тех, кого нельзя было обвинить ни в
чем другом.
"Моральное большинство" на самом деле не является ни моральным (оно
стремится заменить нравственную саморегуляцию личности принудительным
контролем извне), ни большинством (даже люди, голосующие за консерваторов,
не поддерживают экстремистов правого толка). Задача не в том, чтобы
вернуться к стилю жизни, существовавшему когда-то, а в том, чтобы осмыслить
новые реалии и сблизить сексуальное поведение и моральные установки.
Короче говоря, проституция соотносима к вопросам развития общества:
будет ли государство по-прежнему все регламентировать (не слишком
эффективно) или же люди сами возьмут на себя ответственность за свое
поведение, включая и его морально-половые и социальные издержки.
Никому не нравится работать и зарабатывать деньги,
да ведь приходится.
Иной раз пожалеешь бедную девушку: она и устала,
и не в духе, а тут нужно угождать мужчине, до котороого ей дела нет,
какому-нибудь полупьяному дураку...
Ради собственного удовольствия
ни одна женщина не пойдет на эту работу;
а послушать наших ханжей, так это сплошные розы!
Бернард Шоу
| |
