|
Реферат: А С Пушкин - поэт, историк (История)
РЕФЕРАТ ПО ИСТОРИИ
Тема: «А.С.Пушкин - поэт-историк».
Исполнитель: ученик 10 «А» класса
средней
школы № 5
Степанов
Алексей Юрьевич
Научный руководитель,
учитель: преподаватель
школы №5
Карякин
Сергей Геннадьевич
Екатеринбург. 1997
Литература :
1. Анненков П. «Материалы для библиографии А.С. Пушкина»
Москва, 1984г.
2. «А.С. Пушкин»
Москва, 1937г.
3. Блок Г. «Пушкин в работе над историческими источниками»
Москва-Ленинград, издательство академии наук СССР, 1949г.
4. Волков Г.Н. «Мир Пушкина»,
Москва, «Молодая гвардия», 1989г.
5. Овчинников Р.В. «Над «пугачевскими» страницами Пушкина»
6. Томашевский Б.Н. «А.С. Пушкин» том 1, том 2,
Москва, 1979г.
7. Фейнберг Илья «Незавершенные работы Пушкина»
Москва, «Художественная литература», 1979г. (Издание седьмое)
8. Фейнберг Илья «Читая тетради Пушкина»
Москва, «Советский писатель», 1985г.
9. Эйдельман Н.Я. «История и современность в художественном сознании поэта»
Москва, 1984г.
10. Эйдельман Н.Я. «Пушкин и декабристы»
Москва, 1979г.
10. Эйдельман Н.Я. «Пушкин из биографии и творчества»
Москва, «художественная литература», 1987 год.
1.Введение:
Гений Пушкина уникален в мировой истории. И хотя
рядом с ним были выдающиеся поэты, никто из них заменить Пушкина,
конечно, не мог. Ни Жуковский, ни Дельвиг, ни Баратынский, ни
Языков, ни даже великий Лермонтов, быть может, не уступающий по
гениальности Пушкину. Пушкин - история русского народа, русской
культуры, он ее кульминация, ее главнейшая страница.
Да, что Пушкин гениальный русский поэт знают все, или
почти все, во всяком случае, на уроках литературы, нам об этом
говорят постоянно. Но до 10 класса я не сталкивался с такой
точкой зрения, что Пушкина можно зачислить в профессиональные
историки, наряду с Карамзиным.[1] Это утверждение меня
заинтересовало, и я захотел проверить, так ли это!
Оказалось, что о гениальном русском поэте-историке -
Александре Сергеевиче Пушкине - писали почти все пушкинисты,
многие специалисты по российской и всемирной истории
(Б.В.Томашевский, И.Л.Фейнберг и др.). Усилиями этих ученых
выявлен широкий круг исторических интересов Пушкина, источники,
которыми пользовался поэт, его методы научного и художественного
освоения исторических материалов, оценки различных событий и лиц;
наконец, эти разыскания позволяют представить общий взгляд
Пушкина на историю своей страны, всего человечества, принципы
историзма, присущие его мышлению вообще.
Познакомившись с трудами Волкова, Фейнберга,
Эйдельмана и др., я принял решение написать реферат. При
написании реферата я ограничился постановкой двух проблем,
заинтересовавших меня:
Первая проблема: Зачем гениальному поэту
понадобились еще и столь основанные научно - исторические
занятия? Если «историками делаются - поэтами рождаются», - зачем
тому, кто родился таким поэтом, делаться еще и историком?
Вторая проблема: Как работал Пушкин- историк?
Каков был «творческий механизм», наиболее интересные особенности
его обращения к прошлому?
2. Основная часть.
2.1 Исторический век.
Начало 19 века принесло с собою поистине революционную ломку
всех прежних представлений о ходе развития человеческого
общества. Именно тогда и стал складываться взгляд на общество
как на организм непрерывно изменяющийся, развивающийся,
прогрессирующий по определенным общим законам, то есть взгляд
исторический. Сам 19 век получает общественное название
«исторического» в отличие от «просветительского» 18 века.
Иван Киреевский, близкий знакомый Пушкина, призывал в
1830 году к уважению действительности, которое составляет
«средоточие той степени умственного развития, на которой теперь
остановилось просвещение Европы и которая обнаруживается
историческим направлением всех отраслей человеческого бытия и
духа». «История, - продолжал он, - в наше время есть центр всех
познаний, наука наук, естественное условие всякого развития;
направление историческое обнимает все...».
Ту же мысль еще более определенно высказал Белинский:
«Век наш - по преимуществу исторический век. Историческое
созерцание могущественно и неотразимо проникло собой все формы
современного сознания. История сделалась теперь как бы общим
основанием и единственным условием всякого живого знания; без нее
стало невозможно постижение ни искусства, ни философии».
События, происходящие в настоящем, обусловлены прошлым
течением исторических процессов, и поэтому в истории народа
кроется объяснение настоящего и указание на направление движения
в будущем. Вместе с тем каждый наступающий период представляет
собой нечто новое, по сравнению с предшествующим, новую и, как
правило, более высокую ступень общественного прогресса. Такой
взгляд, теперь для нас само собой разумеющийся, был тогда
откровением. Он резко отличался от просветительного мировоззрения
18 века, которому ход развития общества не представлялся еще
единой цепью социального прогресса, где исторические события
вытекают одно из другого - просто друг с другом соседствуют, а то
и возвращаются «на круги своя».
Исторический взгляд на вещи был естественным
следствием целой эпохи социальных потрясений, которую переживала
Франция, а с нею и вся Европа, начиная с 1789 года. Эти
потрясения со всей очевидностью показали, что история - это не
пестрая чехарда событий, в которую играют полководцы и
императоры, что она определяется не их капризами, не их
счастливой или несчастливой «звездой», не личными свойствами ума
и характера, как казалось ранее. Становилось все яснее, что не
они творят историю, не они, в конце концов, направляют судьбы
народов, государств, течение воин, а скорее напротив - ход
исторического развития распоряжается судьбами великих личностей,
избирает их своим орудием, возносит на вершины славы и величия,
когда их деятельность и личные качества соответствуют
потребностям исторического момента, и низвергает в бездны
забвения тогда, когда они пытаются идти против веления времени.
Из этих утверждений можно считать, что в отличие от 18
века - века просвещения, 19 век - век исторический, а так как
Пушкин жил в исторический век, то он не мог уйти от повседневной
жизни, а, следовательно, в своих произведениях он делал
исторические вставки, а иногда и все произведение посвящались
какому-либо историческому лицу или событию, например Пугачеву,
Петру 1 и другим лицам посвятил великий поэт-историк свои
литературно-исторические произведения.
2.2 Формирование исторических взглядов А.С. Пушкина.
Охарактеризовать исторические воззрения Пушкина, как
законченную и стройную систему, едва ли возможно, так как Пушкин
до конца дней своих был в движении, но можно попытаться наметить
линию движения и становления их.
Для европейского «молодого человека», родившегося на грани
18-19 вв. «если он по социальным и культурным условиям своей
молодости был связан с теми общественными группами, которые в или
иной мере «делали историю», решающим мировоззрение определяющим
моментом, было отношение к кругу идей и фактов, подготовивших
Великую французскую революцию и ею порожденных. Отдельные
европейские страны были вовлечены в революцию в большей или
меньшей мере, «молодые люди» одной страны и, прежде всего, самой
Франции пережили на собственном опыте постепенный спад революции.
Молодое поколение других стран переживало только «отражения»,
прямые или косвенные, великого социального сдвига, эпицентром
которого была Франция. Даже Россия, лежащая на дальнем востоке
Европы, была вовлечена в борьбу народов Европы. До России, с
легионами Наполеона, докатилась только слабая последняя волна
революционного моря, и Александру 1 суждено было историей,
сделаться восстановителем «закона» и «порядка» в Европе.
Русская культурная молодежь первых десятилетий 19 века,
главным образом дворянская, воспитанная на идеях и искусства
«века просвещения», всем ходом истории и русская действительность
должна была рассматривать под знаком событий, происходивших на
Западе, и при свете идей, там получивших свое первоначальное
оформление.
Исторические взгляды, скорее и точнее - настроения молодого
Пушкина в лицейские и послелицейские петербургские годы
складываются под влиянием воздействий на него идей и
художественной литературы века просвещения.
С детства, с девяти лет, у него начала развиваться страсть
к чтению, которая и не покидала его всю жизнь. Он прочел сначала
Плутарха, потом «Илиаду» и «Одиссею» в переводе Битобе, потом
приступил к библиотеке своего отца, которая была наполнена
французскими классиками 17 века и произведениями философов
последующего столетия. Сергей Львович поддерживал в детях это
расположение к чтению и вместе с ними читывал избранные
сочинения. Первый биограф Пушкина Анненков говорил, что Сергей
Львович мастерски передавал Мольера, которого знал почти
наизусть, но еще и этого было недостаточно для Александра
Пушкина. Он проводил бессонные ночи, тайком забирался в кабинет
отца и без разбора «пожирал» все книги, попадавшиеся ему под
руку. Вот почему замечание Льва Сергеевича, что на 11-м году, при
необычайной памяти своей, Пушкин уже знал наизусть всю
французскую литературу, может быть принято с некоторым
ограничением.[2]
В то же время память о французской революции еще была свежа,
и часто говорили, как водится, о ее «ужасах». У всех на устах был
Наполеон, со своими сокрушающими все устои феодальной Европы
походами.
Победа в войне 1812 года сыграла тоже важную роль в
сознании поэта, ведь без этой победы над Наполеоном, Пушкина, как
великого национального русского поэта-историка не было бы, как не
было бы и декабристов.
В лицее многие его однокашники, а так же и
учителя упоминали о том, что Пушкин был очень начитан как в
области художественной литературы, так и был большим знатоком
исторических произведений. Пушкин внимательно изучал исторические
труды как отечественных авторов (Феофана Прокоповича, Татищева,
Голикова, Болтина, Щербатова, Карамзина), так и зарубежных
(Тацита, Вольтера, Юма, Робертсона, Шатобриана, Гиббона,
Сисмонди, Лемонте, Вильмена, Тьерри, Гизо, Минье, Баранта, Тьера,
Нибурга). В его библиотеке хранилось более четырехсот книг по
истории!
Историческое миропонимание Пушкина не сразу
оформилось в определенную и самостоятельную систему воззрений,
оно развивалось и укреплялось с каждым новым этапом его
творчества.
Начало размышлениям Пушкина о путях исторического процесса
было положено лекциями лицейских профессоров и особенно трудом
Н.М.Карамзина «История государства Российского», который поэт
назвал гражданским подвигом.
Пушкин был восторженным слушателем бесед Николая
Михайловича Карамзина еще в свои лицейские годы, а вскоре после
выхода из Лицея он «взахлеб» прочитал первые восемь томов
«Истории государства Российского».
Книга его потрясла, в ней впервые история России
предстала, как история могучего и самобытного народа, имевшего
ярких государственных деятелей, воинов и полководцев. Этой
историей можно было гордиться, оказывается, не меньше, чем
французы гордились своей, а англичане своей историей, она была
полна славных и героических деяний людей мужественных,
самоотверженных, целеустремленных. Все это изображалось
Карамзиным сочными красками, прекрасным литературным языком.
И все же, чем больше Пушкин размышлял над
«Историей...», тем двойственнее становилось отношение к ней:
Рабство, рассуждал Карамзин, конечно, позорная вещь. Но
оно не устраняется мятежами и революциями. Свободу должно, прежде
всего, завоевать в своем сердце, сделать ее нравственным
состоянием души. Лишь тогда может быть благодательно и реальное
освобождение «по манию царя».
Подобные убеждения Н.М.Карамзина не могли не вызвать
протеста у оппозиционно настроенной молодежи, в кругу которой
вращался Пушкин. Поэт выразил это отношение злой и точной
эпиграммой на своего учителя:
В его «Истории» изящность, простота
Доказывают нам, без всякого пристрастия,
Необходимость самовластья
И прелести кнута.
Пушкин, конечно же, попал в цель, но этой эпиграммой
далеко не исчерпывалось его отношение к «Истории...» Карамзина.
Многое в рассуждениях историка было близко Пушкину, многое он
разделял. Многое затем долгие годы обдумывал. Шел многолетний
мысленный диалог с «первым историком России».
Пушкину становилось все яснее и яснее, что, несмотря на
неприемлемость для него некоторых выводов, труд Карамзина -
явление грандиозное, плод ума могучего, светлого, проникнутого
любовью к родине, что им наложен отпечаток на всю духовную жизнь
России, что можно соглашаться с историком, но нельзя
недооценивать значения его научного подвига во славу России.
Именно Карамзин «заразил» юного поэта любовью к русской
истории, стремлением понять ее истоки и глубинные процессы, чтобы
постигнуть настоящее и будущее России. Пушкин отныне и навсегда
«заболел» историей. И «болезнь» эта с годами все прогрессировала.
Карамзин в своей «Истории государства Российского»
провозгласил: «История народа принадлежит государю». И это была
не фраза, это была историко-политическая, историко - философская
концепция. Будущий декабрист - «Беспокойный Никита» Муравьев
возражал: «История принадлежит народу». И за этим крылась тоже
принципиальная позиция - демократическая, антимонархическая в
своей сущности.
Пушкин выдвигает свое кредо: «История народа
принадлежит поэту». И это, в свою очередь, не просто красивая
фраза. Что она означает? Право на субъективную поэтизацию
исторических сюжетов? Всем своим творчеством Пушкин как раз
отвергает эту бытующую среди поэтов практику. Он претендует на
большее: осмысление, исследование истории литературно-
художественными средствами. Он претендует на открытие с помощью
этих средств глубинного понимания токов исторических событий, тех
тайных пружин, которые порой бывают скрыты от глаз рассудочно
мыслящих историков.
Пушкин первый и, в сущности, единственный у нас
феномен: поэт-историк.[3] Историзм поэтического мышления Пушкина
- не самоцельное обращение в прошлое. Этот историзм, как мы
увидим, всегда современен, политически, социально заострен. Он
для него - всегда средство разобраться в настоящем, понять, «куда
влечет нас рок событий».
Начиная с юношеского «Воспоминания в царском селе»
(1814 год!), голос Клии (Клио)- богини истории, одной из девяти
муз, покровительниц искусств и наук, - постоянно звучит в
творчестве Пушкина. К нему, к этому «страшному гласу», он
прислушивается всю свою жизнь, стремясь постигнуть ход истории,
причины возвышения и падения, славы и бесславия великих
полководцев и мятежников, законы, управляющие судьбами народов и
царей.
Поражаешься, как много у него произведений исторического
звучания. Вся наша история проходит перед читателем Пушкина: Русь
древнейшая, старинная открывается нам в «Песне о вещем Олеге», в
«Вадиме», в сказках; Русь крепостная - в «Русалке», в «Борисе
Годунове», восстание Степана Разина - в песнях о нем; великие
деяния Петра в «Медном всаднике», в «Полтаве», в «Арапе Петра
Великого»; восстание Пугачева - в «Капитанской дочке»; убийство
Павла 1, правление Александра 1, война 1812 года, история
декабризма - в целом ряде стихотворений, эпиграмм, в последней
главе «Евгения Онегина».
События европейской истории, особенно связанные с
французской революцией и войнами Бонапарта, также все время в
центре поэтических размышлений Пушкина.
Пушкинский «историзм» проявляется в движении от стиха к
«прозе», в движении от байроновских поэм, через «историзм»
«Бориса Годунова», «Полтавы», к историческим повестям, к «Пиковой
даме», к «Повестям Белкина», к «Истории Пугачева».
2.3 Профессиональные исторические труды А.С. Пушкина:
1 «История Пугачевского бунта».
Наконец, он заявляет о себе и как профессиональный историк.
Плодом его тщательных архивных изысканий, поездок, расспросов
бывалых людей, изучения мемуарной литературы явилась под
названием «История Пугачевского бунта» настоящий исторический
труд Пушкина вышел в свет в декабре 1834 года в двух томах.
Первый том содержал текст и примечания Пушкина; второй состоял
исключительно из исторических документов (манифесты, донесения и
мемуары).
К работе над «Историей...» Пушкин приступил, в связи с
возникшей у него идеей романа, из эпохи Пугачевского восстания,
впоследствии осуществленного в «Капитанской дочке». Пушкин 7
февраля 1833 года обратился к военному министру Чернышеву с
просьбой предоставить ему архивные документы из истории
Пугачевского восстания. Предлогом к такой просьбе Пушкин выдвинул
намеренье писать биографию Суворова. По ознакомлении с
материалами, Пушкин приступил к писанию. Гоголь писал 8 мая:
«Пушкин почти кончил историю Пугачева». Шесть глав были написаны
к 22 мая (помета в рукописи). Вместе с тем Пушкин продолжал
изыскания. Не довольствуясь знакомством с официальными
документами (из которых важнейший - Следственное дело - не был
тогда предоставлен Пушкину), он обращается к разным лицам,
обладавшим мемуарами, относившимися к тому времени: к Спасскому
(июнь 1833 год), Дмитриеву (декабрь), Крылову и другим. Вместе с
тем он решил посетить места событий. В прошении об отпуске 30
июля 1833 года он пишет, что хочет дописать в деревне «роман,
коего большая часть действия происходит в Оренбурге и Казани»,
почему он и желает посетить эти губернии. Получив просимый отпуск
на четыре месяца, Пушкин выехал 18 августа через Москву и Нижний
Новгород в Казань, Оренбург и Уральск. В Казани Пушкин «возился
со стариками, осматривал места сражений, расспрашивал, записывал»
(письмо жене 8 сентября 1833 года). Здесь же он продолжал писать
текст «Истории» (помета под 7 главой - Казань. 6 сентября). В
Уральске и в казачьих станицах он расспрашивал стариков,
записывая их рассказы. Весь собранный материал Пушкин приводил в
порядок в Болдине, где пробыл весь октябрь и половину ноября.
Здесь 2 ноября он закончил черновой текст «Истории». В Петербурге
6 декабря Пушкин писал Бенкендорфу: «я думал некогда писать
исторический роман, относящийся к временам Пугачева, но, нашед
множество материалов, я оставил вымысел и написал Историю
Пугачевщины». Уже после выхода статьи в свет «Истории» Пушкин
получил доступ к Следственному делу. Обращаясь по этому вопросу к
Бенкендорфу, он писал: «В свободное время я мог бы из оного
составить краткую выписку, если не для печати, то, по крайней
мере, для полноты моего труда, без того не совершенного и для
успокоения моей исторической совести».
В «Истории Пугачевского бунта» Пушкин решительно отошел от
концепции пугачевского движения, которая была заявлена еще
екатерининским правительством и покорно принята, как
обязательная, всеми официозными историками.
В манифестах Екатерины и в обнародованных ею судебных
актах, связанных с крестьянской войной 1773-1774гг., значение
последней было сознательно снижено: она изображалась как «бунт
казака Пугачева» и собранной им «шайки воров и убийц». В
соответствии с этим и все историки до Пушкина, не вдаваясь в
изучение событий, ограничивались только декламацией о личных
«злодействах» Пугачева, старательно сопровождая имя «казака
Земельки» такими эпитетами, как «вор», «обманщик», «зверь»,
«прекровожаждущий», «самолютейший» и т.п. Задача сводилась не к
передаче исторических фактов, а к возможно более громогласному
изъявлению «верноподданейших» чувств по поводу этих фактов.
Подразумевалось, что самые факты уже вполне достаточно освещены
правительственными публикациями.
Пушкин, как историк-литератор пошел другими путями.
Нельзя забывать, что образ Пугачева, знакомый нам по
«Капитанской дочке», образ живой, героический, величавый, а
главное - правдивый, настолько схожий с подлинником, что даже и
теперь, когда советской наукой перебран лист за листом и
внимательно изучен весь архивный материал, портретная живопись
Пушкина не потребовала никакой правки, - этот образ разработан
Пушкиным еще до «Капитанской дочки» и, пожалуй, даже более
подробно в «Истории Пугачева. Таким образом, ее значение
заключалось, прежде всего, в том, что взамен грубого
политического лубка, злостно искажавшего черты подлинника,
русскому обществу был впервые показан реалистический портрет
вождя народного движения, мастерски и любовно написанный рукой
величайшего русского художника.
В своей монографии Пушкин восстановил, кроме того,
истинный масштаб событий и вскрыл их истинную природу. «Весь
черный народ был за Пугачева, - говорит замечаниях, поданных
Николаю 1 после выхода книги, - одно дворянство было открытым
образом на стороне правительства». Тот же тезис положен в основу
и всей книги, где многократно отмечается «великая обширность»
революционного движения, «поколебавшего государство от Сибири до
Москвы и от Кубани до Муромских лесов», - «общее негодование».
Правительственная версия, подменявшая понятие крестьянской войны
понятием местного казачьего «бунта», была решительно Пушкин в
объяснительных отвергнута Пушкиным. В его книге пугачевщина была
впервые правильно истолкована, как явление классовой борьбы.
Возможность примирения борющихся сторон исключалась, ибо «выгоды
их, - по словам Пушкина, - были слишком противоположны». Таков
окончательный итог пушкинского анализа крестьянской войны, тем
более смелый, что он сохранял силу и для современных Пушкину
политических обстоятельств.
Ко времени создания « Истории Пугачева» Пушкин в своем
историческом мышлении успел далеко уйти от воззрений
«просветителей» 18 века, признававших индивидуальную «волю» и
«разум» решающими факторами исторического процесса. Подняв образ
Пугачева на подобавшую высоту, Пушкин не переоценил, однако, роли
Пугачева в народном движении. По объяснению Пушкина, «спокойствие
было ненадежно» и до появления Пугачева: «все предвещало новый
мятеж». - «Пугачев, - говорит Пушкин, - не был самовластен» и в
период наибольших своих успехов. В глазах Пушкина основной
движущей силой «начатого» Пугачевым восстания, как и основным
героем книги, был народ, который, по свидетельству Пушкина, и в
его время, то есть спустя целых шестьдесят лет после подавления
пугачевщины, «живо еще помнил кровавую пору».
В краткой информационной заметке, напечатанной в начале 1835
года, вскоре после выхода в свет «Истории Пугачева», Белинский
сразу же определил новую книгу Пушкина, как «примечательное
явление в области нашей ученой литературы».
Шесть лет спустя, в 1841 году, рецензируя последние
три тома посмертного издания сочинений Пушкина, он высказался
громче и явственнее: «История Пугачева» оценивалась в этой
статье, как наивысший образец русской исторической прозы.
Замечателен эпитет, которым Белинский обосновал эту свою оценку:
- «Пером Тацита писанная на меди и мраморе».
Еще через два года, в 1843 году, Белинский,
повторяя тот же эпитет, относит «Историю Пугачева», «написанную
по-тацитовски», к числу лучших произведений Пушкина, ставя ее на
один уровень с его стихами.
И, наконец, в 1846 году, за два года до смерти,
завершая цикл своих знаменитых статей о Пушкине, Белинский
произносит окончательное, так сказать, отстоявшееся, суждение об
исторической монографии Пушкина: - «Об «Истории Пугачевского
бунта» мы не будем распространяться, - говорит он, явно намекая
на цензурные препятствия, к тому времени еще усугубившиеся: -
Скажем только, что этот исторический опыт - образцовое
произведение и со стороны исторической и со стороны слога».
Мы увидели, что Белинский так же оценивает Пушкина не
только как поэта, но и как историка.
Уже после выхода в свет «Истории..» Пушкин получил доступ к
следственному делу. Обращаясь по этому вопросу к Бенкендорфу, он
писал:
«В свободное время я мог бы из оного составить краткую
выписку, если не для печати, то по крайней мере для полноты моего
труда, без того не совершенного и для успокоения моей
исторической совести».[4]
Из этого его письма мы видим, что Пушкин сам подтверждает,
зачисляет себя в историки.
2.3.2 «Петр 1»
Вслед за «Историей Пугачева» последовала работа над
«Историей Петра»- грандиозная по замыслу и объему. Работу эту
прервала роковая дуэль.
Рукопись незавершенной «Истории Перта 1», запрещенная
Николаем 1, а затем потерянная, была найдена после революции и
напечатана лишь в 1938 году, через сто один год после смерти
поэта (ранее из нее были известны только отдельные
отрывки).
Однако появление нового тома в собрании сочинений Пушкина
оказались, как ни удивительно, едва ли замеченным в связи с тем,
что исторический труд поэта дошел до нас в черновом состоянии и
поэтому даже после того, как рукопись его была напечатана,
продолжал оставаться труднодоступным читателю.
Между тем найденный труд - по мере того, как перед ними
раскрывается его действительное, богатое содержание - меняет наши
прежние преставления о размахе исторических замыслов и работ
великого поэта. Изучение творческой истории его труда убеждает в
том, что работа его над созданием «Истории Петра» не остановилась
на начальной стадии: исследование показывает, что, вопреки
распространенному мнению, Пушкин не ограничился конспектированием
изученного им многотомного свода исторических источников (то есть
изданных И.И. Голиковым в конце 18 столетия «Деяний Петра
Великого»). Работа над «Историей Петра» продвинулась много
дальше: общие контуры ее были уже ясны; в обширном
подготовительном тексте ее отражена выработанная Пушкиным
историческая концепция, в свете которой различима пушкинская
обрисовка Петровской эпохи и виден создаваемый им образ Петра. «
В последнее время работа, состоящая у него на очереди, - писал о
Пушкине Вяземский, - была история Петра Великого. Труд
многосложный, многообъемлющий, почти всеобъемлющий. Это целый
мир! В Пушкине было верное понимание истории, свойство, которым
одарены не все историки. Принадлежностями ума его были: ясность,
проницательность и трезвость... Он не писал бы картин по мерке и
объему рам, заранее изготовленных, как то часто делают новейшие
историки для удобного вложения в них событий и лиц, предстоящих
изображению...».[5]
Свидетельства современников, близко знавших поэта, таким
образом, подчеркивают, что Пушкин обладал не только всеми
свойствами и данными, необходимыми для историка Петра, но и «с
усердием» изучил «все документы» и «все сочинения, о нем
писанные»,читал все, что было напечатано о сем государе, и рылся
во всех архивах». Даже будущий цензор «Истории Петра» Никитенко,
присутствовавший за неделю до смерти поэта при беседе Пушкина с
Плетневым, заметил: «Видно, что он много читал о Петре». Но в
этом же разговоре поэт, как было уже упомянуто, признавал, что
«Историю Петра пока нельзя писать, то есть ее не позволяют
печатать».
На эту же тему писал с своей статье и Леве-Веймар:
«История Петра Великого, которую составлял Пушкин по
приказанию императора, должна была быть удивительной книгой.
Пушкин посетил все архивы Петербурга и Москвы. Он разыскал
переписку Петра Великого включительно до записок полурусских,
полунемецких, которые тот писал каждый день генералам,
исполнявшим его приказания. Взгляды Пушкина на основание
Петербурга были совершенно новы и обнаруживали в нем скорее
великого и глубокого историка, нежели поэта. Он не скрывал между
тем серьезного смущения, которое он испытывал при мысли, что ему
встретятся большие затруднения показать русскому народу Перта
Великого, каким он был в первые годы царствования, когда он с
яростью приносил все в жертву своей цели. Но как великолепно
проследил Пушкин эволюцию этого великого характера и с какой
радостью, с каким удовлетворением правдивого историка он
показывал нам государя, который когда-то разбивал зубы не
желавшим
отвечать на его допросах и который смягчился настолько к своей
старости, что советовал не оскорблять даже словами мятежников,
приходивших просить у него милости».
Говоря об исторических трудах Пушкина, Леве-Веймар
заметил: «Его беседы на исторические темы доставляли удовольствие
слушателям; об истории он говорил прекрасным языком поэта, как
будто сам жил в таком же близком общении со всеми этими старыми
царями, в каком жил с Петром Великим его предок Аннибал...».
Французский писатель, с которым поэт встречался в последние
месяцы жизни, подчеркивая, что взгляды Пушкина обнаруживали в нем
«великого и глубокого историка», отмечал, мы видим, что Пушкин
«не скрывал серьезного смущения» по поводу трудностей, с которыми
должен был встретиться, выступая в николаевской России, как
правдивый историк Петра.
Современники признавали «Историю Петра» важнейшим трудом
Пушкина в последние годы его жизни. Он успел в эти годы
подготовить черновую конструкцию своей будущей книги, собрав,
изучив и предварительно обработав поистине огромный исторический
материал. Общие контуры его великой книги были уже ясны: в ней
различимы пушкинская обрисовка эпохи и создаваемый им новый образ
Петра. Написанный Пушкиным подготовительный текст давал ему
возможность быстро, «в год или в течение полугода», закончить
книгу. Пушкин, по всей видимости, предполагал перенести в
окончательный текст своей «Истории» содержавшиеся уже в
подготовительном тексте ее готовые - или почти готовые -
страницы; в то же время он думал развернуть с большой быстротой
содержавшиеся в том же подготовительном тексте рабочие программы,
- во многом определявшие содержание его будущей книги, -
композиционно перегруппировать и восполнить подготовленный им
материал и превратить таким образом весь свой текст в законченный
исторический рассказ. Выполнить эту задачу Пушкин надеялся за
короткий срок потому, что программы его были подкреплены глубоко
изученным им и творчески переработанным историческим материалом,
освещающим эпоху Петра, и с достаточной ясностью намечали
содержание и построение многих разделов его незавершенной
«Истории».
Надежды Пушкина не сбылись, смерть оборвала его работу, и
великий труд остался незавершенным.
Кроме того, в бумагах Пушкина остались наброски истории
Украины, истории Камчатки. Пушкин намеревался написать также
историю французской революции, историю Павла 1- «самого
романтического нашего императора». Сохранились наброски,
относящиеся к истории допетровской России, так же его собственные
записки представляют историческую ценность для нас, ведь в них
так же описаны подробно события, происходящие в его время.
3. Заключение:
В ходе работы над рефератом я пришел к следующим
заключениям:
1. Время, в которое жил Пушкин, было историческое. И одним
из мотивов, побудившего Пушкина обратиться к истории России, было
то, что, по его мнению, Россия была слишком мало известна
русским.
Но это был только один из многих стимулов, заставивших
поэта сделаться так же и историком. Много других благоприятных
причин тому способствовало: сама история, мировая и
отечественная, была как бы необычайным, гениальным художественным
произведением, с ярчайшими героями, коллизиями, сменами форм,
столкновением поражающих противоречий. Такая история, особенно по
контрасту с более тихой и медленной доисторией, - такая история
требовала достойных себе описателей...
2. Особое внимание он обращал на переломные моменты в
русской истории (смутному времени - «Борис Годунов», к эпохе
Петра - «Петр 1», Екатерины - «История Пугачевского бунта»).
3.В процессе работы над литературными произведениями, он
углублялся в эпоху, скурпулезно исследуя исторические источники и
создавая исторические труды, например, в процессе работы над
Пугачевским восстанием «Капитанская дочка», он создает
исторический труд «История Пугачева».
Только ранняя смерть не дала ему закончить «Петра 1»,
«Автобиографические записки», но на основании того, что им было
исследовано, мы можем сделать вывод, что наряду с Карамзиным
Пушкина можно зачислить в профессиональные историки, так как
наряду с литературными он пользовался так же и чисто научными
методами работы; не только художественно осмысливая, но и
открывая прежде неизвестные факты, целые пласты материалов.
-----------------------
[1] Эйдельман Н.Я. «История и современность в художественном сознании
поэта», М., 1984, с. 5.
[2] Анненков П. «Материалы для библиографии А.С.Пушкина», М., 1984, стр.
105
[3] Волков Г.Н. «Мир Пушкина», М., 1989, с. 108.
[4] «А.С. Пушкин», М., 1931, с. 908.
[5] Вяземский П.А. «Полное собрание Сочинений», т. 2, СП4б., 1879, с. 373.
Реферат на тему: А. Гитлер: штрихи к политическому портрету. Путь к власти
Муниципальное общеобразовательное учреждение школа №95
А. Гитлер: штрихи к
политическому портрету. Путь к власти.
Ученика 9В класса
Мотовилова Алексея
Научный руководитель
учитель истории
Пестова Ольга
Викторовна
г. Архангельск, 2001 г.
План.
Стр.
1. Введение. 2
2. Детство и юность. 5
3. Вена, Мюнхен, I мировая война. 10
4. Первые политические шаги. 21
5. Усиление власти Гитлера. 27
6. Становление А. Гитлера фюрером. 35
7. Заключение. 41
8. Сноски. 44
9. Список литературы. 45
10. Приложение №1. 46
11. Приложение №2. 56
Введение.
Фашизм, как историческое явление до сих пор вызывает дискуссии и
политические страсти. Его углубленное изучение необходимо в связи с
живучестью фашистских идей, для предотвращения их возраждения. Изучая
становление национал-социализма в Германии, мы имеем возможность проследить
пути и способы формирования фашистской тоталитарной диктатуры, что очень
актуально и злободневно в наши дни, когда национализм, шовинизм и насилие
поднимают голову.
Необходимо постоянно напоминать людям о тех ужасах, которые несёт в
себе фашизм, дабы не повторилось то, что имело место в 30-40 годы в
Германии.
Центральной фигурой немецкого фашизма - был Адольф Гитлер. Как
образец личности, он является примечательным случаем.
В течении первых 30-ти лет своей жизни он не смог показать себя
никак, а за оставшиеся последние 26 лет смог, будучи диктатором Германии и
человеком, развязавшим страшную геноцидную войну, оставившую большую часть
Европы и Германию в руинах.
Деятельность Гитлера, начиная с первых этапов его политической
карьеры и до самого финала - это один из классических образцов деяний
фашизма, рвущегося к власти над всеми, к власти воспринимаемой им, как
самоцель. “Я хочу власти”, - писал он Гитлер в “Майн Кампф”.
Можно выделить этапы его карьеры, как непрерывной
последовательности действий, направленных на достижение этой цели:
1-й этап - Захват абсолютной власти над НСДАП (1919-34 гг.)
2-й этап - Захват абсолютной власти над Германией (1933-39 гг.)
3-й этап - Попытка захвата власти над миром.
Первые два этапа Гитлер преодолел успешно и вышел победителем, но на
третьем его ждала гибель.
Откровения самого А. Гитлера, “Майн Кампф”, где он освещает свой
путь восхождения к власти, демонстрирует своё отношение к оппозиции,
выступает как идеолог НСДАП. Фюрер очень много хвалит себя, и в этих
субъективных суждениях вырисовывается личность, рвущаяся к власти любыми
путями и средствами. Гитлер легко развивает и трансформирует идеи любви к
нации до национальной исключительности и вседозволенности.
Совершенно иной подход у Германа Раушинга, состоявшего в ближайшем
окружении Гитлера, но разочаровавшегося в нацизме. В 1939 году в Англии он
опубликовал свою книгу “Говорит Гитлер. Зверь из бездны”, где открыто
остерегает мир от опасностей фашизма. Воспоминания Альберта Шпеера,
придворного архитектора Гитлера и руководителя военной промышленности в
годы второй мировой войны, написаны после двадцатилетнего тюремного
заключения. Это история жизни одарённой личности, работавшей в услужении
зла. В работе Шпеера сочетаются разочарование и восторженность фюрером:
“Будь у Гитлера друзья, я стал бы его другом. Я обязан ему восторгам и
славой моей юности, равно как и ужасом и виной позднейших лет”.
Стремление Гитлера к абсолютной власти в стране подтверждается
законодательными актами, вышедшими в первый год пребывания фюрера у власти.
На границе источника и исследования находиться работа У. Ширера
“Взлёт и падения Третьего рейха”. Ширер - известный американский журналист
пребывавший с 1926 по 1941 год в Германии. Эта книга свидетельство
очевидца, в котором документальность обобщенная личным восприятием событий.
В ней вся история фашизма - начиная от зарождения партии до поражения
Третьего рейха в войне. Автор изучает фашизм как явление в целом, его очень
интересовал образ и самого фюрера, и этапы прихода Гитлера к власти.
Таким образом, изучение выдвинутой темы достаточно серьёзно
обеспечено источниками, позволяющими ответить на все поставленные вопросы.
Что касается специальной литературы по вопросам нацизма, то она
обширна. Её можно, условно, разделить на две группы. К первой относятся
работы, посвященные общему анализу фашизма в Европе и Германии.
Д.М. Проэктор, П.Ю. Райхшмир, Л.А. Безыменский в своих работах
рассматривают внутреннюю и внешнюю политику Гитлера и нацистов после
прихода к власти. Из трудов этих авторов извлечён богатый фактический
материал, позволивший проследить процесс порабощения фюрером армии и
генералитета.
Во вторую группу входят монографии и статьи отечественных и
зарубежных историков, освещающие личность Гитлера, биографические работы о
нем и его окружении, описывающие его борьбу за власть.
Первой из них, вышедшей в нашей стране, была работа Мельникова Д. И
Чёрной Л. “Преступник № 1”, появившаяся лишь в начале 80-х годов. Эта
книга, посвященная Гитлеру и нацизму, пробивалась сквозь идеологические
препоны и догмы. В ней впервые в нашей стране было сказано о Гитлере, как о
тоталитарной личности, диктаторе правого толка.
Вторая отечественная книга, использованная мною, была работа Черной
Л. “Коричневые диктаторы. (Гитлер, Герринг, Гиммлер, Геббельс, Борман,
Риббентроп)”. В части, посвященной Гитлеру, дана его краткая биография. А
также автор подводит итог работы, проведенной совместно с Мельниковым Д.
над книгой “Преступник № 1”.
Попытка анализа сложного и многопланового процесса формирования
Гитлера как диктатора, его путь к власти и причин его триумфальных побед в
партии и в стране являются целью, предметом моего реферата.
Это потребовало изучения становления и развития Гитлера как
политического деятеля партийного и государственного масштаба, зарождения
вождизма и внутрипартийной борьбы в НСДАП, нацификации государства после
прихода Гитлера к власти в Германии, а также неимоверной политической жажды
власти у фюрера. Особый интерес представляли механизм и природа, характер и
проявления диктаторской силы Гитлера.
Детство и юность
Гитлер родился 20 апреля 1889 года. После 1933 года, когда фашисты
захватили власть в Германии, 20 апреля, «день рождения фюрера», стал
официальным праздником для миллионов немцев «третьего рейха» и сотен тысяч
приверженцев фашизма в других странах [1]. Свое пятидесятишестилетие он
отметил в бункере, в подземелье под имперской канцелярией в Берлине, но в
то 20 апреля ничего не предвещало будущих триумфов Гитлера. Городишко
Браунау, где появился на свет фюрер Германии, находится в пограничном
районе Австрии на реке Инн, которая отделяет Австрию от Баварии. И хотя до
австрийской столицы Вены было рукой подать – всего каких-нибудь 80
километров, лесистые места эти считались глухоманью. И населял их
полусельский, полугородской люд – мужчины либо занимались ремеслом, либо
уходили на заработки в более крупные и богатые города. Молодые женщины
также нередко покидали отчий кров – они поступали горничными, поварихами, а
кому повезло, и экономками в богатые семьи Линца, Граца или Вены. Ну, а
потом, заработав себе на приданое, возвращались и выходили замуж. В этих
бедных, стиснутых горами местечках, нередки были браки между
родственниками, иногда довольно близкими. На них смотрели сквозь пальцы,
так же как и на внебрачных детей, в чем мы убедимся, познакомившись с
родословной Гитлера.
Родословную эту проследили, чуть ли не с XV века. Однако в
«генеалогическом древе» семьи Гитлеров есть и «белые пятна» [2].
До тридцатидевятилетнего возраста отец Гитлера Алоис носил фамилию
Шикльгрубер, фамилию матери. В тридцатых годах этот факт обнаружили венские
журналисты, и по сию пору он обсуждается на страницах монографий о
нацистской Германии и о Гитлере. Талантливый американский историк и
публицист Вильям Ширер, написавший книгу «Взлет и падение третьего рейха»,
полуиронически уверяет, что не измени Алоис свою фамилию Шикльгрубер на
Гитлер, его сыну Адольфу не пришлось бы стать фюрером, ибо в отличие от
фамилии Гитлер, которая своим звучанием напоминает «древнегерманские саги и
Вагнера», фамилия Шикльгрубер труднопроизносима и для немецкого уха звучит
даже несколько юмористически. «Известно, - пишет Ширер, - что слова «Хайль
Гитлер!» стали в Германии официальным приветствием. Более того, немцы
произносили «Хайль Гитлер!» буквально на каждом шагу. Невозможно поверить,
что они без конца кричали бы «Хайль Шикльгрубер!», «Хайль Шикльгрубер!»
Алоис Шикльгрубер, отец Адольфа Гитлера, был усыновлен Георгом
Гидлером, мужем его матери Марии Анны Шикльгрубер. Однако между замужеством
Марии Анны и усыновлением Алоиса прошло ни мало ни много тридцать четыре
года. Когда сорокасемилетняя Мария Анна вышла замуж за Георга, у нее уже
был пятилетний внебрачный сын Алоис, отец будущего нацистского диктатора. И
ни Георгу, ни его жене не пришло в голову в ту пору узаконить ребенка.
Четыре года спустя Мария Анна умерла, а Георг Гидлер покинул родные места.
Все дальнейшее известно нам в двух версиях. По одной - Георг Гитлер (вся
многочисленная родня Гитлера старшего поколения бабушки, дедушки, их братья
и сестры были, видимо, неграмотные; священники записывали фамилии этих лиц
в церковноприходских книгах на слух, поэтому возник явный разнобой: кого-то
звали Гюттлер, кого-то Гидлер и т.д. и т.п.) вернулся в родной городок и в
присутствии нотариуса и трех свидетелей заявил, что Алоис Шикльгрубер, сын
его покойной жены Анны Марии, фактически является и его, Гитлера, сыном. По
другой – к нотариусу с той же целью отправились трое родственников Георга
Гитлера. Согласно этой версии, самого Георга Гитлера к тому времени уже
давно не было в живых. Считается, что великовозрастный Алоис пожелал стать
«законным», поскольку он рассчитывал получить небольшое наследство от
человека, в доме которого прожил много лет, а именно от брата своего
предполагаемого отца Иоганна Непомука Гюттлера.
Алоиса Гитлера, отца фюрера, в молодости отдали в ученье к сапожнику.
Но он не пожелал шить башмаки и стал таможенным чиновником, т. е., по
понятиям людей его круга, "выбился в люди". В 58 лет – сравнительно рано
Алоис вышел на пенсию. Он был непоседлив – все время менял места
жительства, один городок на другой. Но в конце концов осел в Леондинге –
пригороде Линца.
Алоис Шикльгрубер, он же Гитлер, был трижды женат: первый раз на
женщине, которая была старше его на четырнадцать лет. Брак оказался
неудачным. Алоис ушел к другой женщине, на которой и женился после смерти
первой жены. Но вскоре и она умерла от туберкулеза. В третий раз он женился
на некоей Кларе Пельцль, которая была моложе мужа на двадцать три года. Для
того чтобы оформить этот брак, пришлось испрашивать разрешения церковных
властей, так как Клара Пельцль находилась, очевидно, в близком родстве с
Алоисом. Как бы то ни было, Клара Пельцль стала матерью Адольфа Гитлера.
Первый брак Алоиса был бездетным, от второго брака в живых осталось двое
детей - Алоис и Ангела, от третьего тоже двое - будущий фюрер Германии и
некая Паула, ничем не примечательная женщина, которая пережила своего
брата. Всего у Алоиса Гитлера было семеро детей, из них один внебрачный и
двое, родившихся сразу после заключения брака. В Леондинге в собственном
домике с садом Алоис Гитлер дожил до самой смерти. Адольф Гитлер был
третьим по счету ребенком от третьего брака его отца. Семья Гитлеров была
недружная. И сам Адольф Гитлер крайне холодно относился к родственникам, в
частности к родной сестре Пауле и единокровному брату Алоису. Единственный
человек, к которому Гитлер питал родственные чувства, была его единокровная
сестра Ангела Гитлер, по мужу Ангела Раубал. Когда Гитлер стал в Баварии
влиятельным человеком, он выписал овдовевшую к тому времени Ангелу и сделал
ее своей экономкой. Ангела Раубал вела хозяйство холостяка Гитлера и в
Мюнхене, и в его резиденции в Берхтесгадене, в Баварских Альпах. С дочерью
Ангелы – тоже Ангелой (Гели) Раубал у Гитлера был роман.
Брат Адольфа, Алоис Гитлер, в 18 лет отсидел пять месяцев в тюрьме за
воровство. Будучи выпущен на свободу, он через два года опять попался, на
этот раз его посадили на восемь месяцев. В 1929 году, [3] т. е. уже в то
время, когда Адольф Гитлер начал входить в силу, Алоиса судили за
двоеженство. Потом он уехал в Англию, завел там новую семью, бросил ее и
вернулся на родину. В фашистской Германии Алоис «остепенился», открыл в
Берлине процветающий пивной бар, который охотно посещали нацистская братия
и иностранные журналисты – последние потому, что надеялись выведать у
Алоиса какие-нибудь подробности об Адольфе Гитлере. Но Алоис умел держать
язык за зубами. Он, без сомнения, знал, что несколько друзей Адольфа
Гитлера, которые оказали будущему фюреру услуги в начале его пути и
проявили излишнюю болтливость, плохо кончили. Их без особого шума убрали
эсэсовцы. По свидетельству иностранных корреспондентов, Алоис Гитлер был в
тридцатых годах дородным мужчиной, типичным немецким трактирщиком.
С точки зрения закона ничего предосудительного в родословной Гитлера
нет. Никто из его предков не был ни разбойником с большой дороги, ни
убийцей, ни вором рецидивистом. Но в обществе, созданном националистами и
их фюрером, генеалогия Гитлера могла вызвать большие подозрения. Дедушка
фюрера остался неизвестным. Но как бы то ни было, с полной определенностью
о дедушке Гитлера ничего сказать нельзя. В "третьем рейхе" это могло бы
сыграть роковую роль. А вдруг одна "четвертушка" фюрера оказалась бы
"неарийской"? Неарийская четвертушка могла сокрушить любую карьеру!
Если верить книге Гитлера «Майн кампф», родители Гитлера хотели
сделать из сына чиновника, а сам будущий фюрер мечтал стать свободным
художником. В «Майн кампф» рассказывается о «трагическом конфликте»,
который возник на этой почве между жестоким отцом и несчастным сыном.
Однако послевоенные биографы Гитлера без труда доказали, что миф о тиране –
отце и многострадальном сыне не соответствует действительности. Отец
Гитлера не был ни злодеем, ни деспотом: это был всего – навсего заурядный
обыватель, которому удалось поднятьтся на одну ступеньку выше своих
родителей, выскочить из простых ремеслеников в чиновники, в «пролетарии
стоячего воротничка», как тогда называли в Германии мелких служащих. И
Алоису Гитлеру хотелось дать своему сыну образование, несмотря на связанные
с этим материальные жертвы. Но Гитлер, по всем данным, учился плохо. Одно
реальное училище ему пришлось покинуть. Это было в Леодинге. Второе – в
Линце – он также не сумел кончить.
На всю жизнь нацистский фюрер сохранил ненависть к интеллигенции,
нападал на образование как таковое и на людей образованных. Неуважение ко
всякому умственному труду, в особенности в области общественных наук, в
«третьем рейхе», без сомнения, связано и с тем, что во главе этого рейха
стояли люди, «образовательный ценз» которых был на редкость низок по
сравнению с любым другим буржуазным государством. Гитлер, в частности,
презирал любые знания (исключая, пожалуй, знания в некоторых областях
техники) и любой процесс познания, считая, что важны только конечные
результаты этого процесса, чисто утилитарные выводы, из которых государство
и фашистская партия могут извлечь сиюминутные выгоды.
В «Майн кампф» он называл педагогов «обезьянами» и «тупицами». «Их
(учителей. - авт.) единственная цель, - писал он, - была в том, чтобы
забить нам головы и сделать из нас таких же ученых обезьян, какими были они
сами». И еще много лет спустя, в 1942 году, в своей ставке Гитлер опять-
таки не раз ругал гимназию, гимназические порядки, педагогов. [4] Читая его
высказывания о школе, не знаешь, чему больше удивляться: злопамятности
нацистского фюрера или его невежеству. Вот некоторые образчики рассуждений
Гитлера: «Зачем нужна парню, который хочет изучать музыку, геометрия,
физика, химия? Что он будет помнить из этого потом? Ничего!» Или же: «Зачем
учить два языка?.. Достаточно одного». Или же: «В общем, я выучил не больше
десяти процентов того, что выучили другие» [5]. В предисловии к «Застольным
беседам Гитлера» историк Перси Шрамм, который в свое время вел «дневник
вооруженных сил» в ставке Гитлера, пишет, что особую ненависть Гитлер
испытывал «к грязным социал-демократически настроенным народным учителям»,
«глупым и несамостоятельным умственным пролетариям». По словам Шрамма,
Гитлер собирался заменить их уволенными в запас унтер-офицерами, поскольку
те «чистоплотны и хорошо вымуштрованы на воспитание людей». Гитлер считал,
что в школах надо избегать «преувеличенного образования – «массажа мозга»,
от которого «дети становятся дураками» и т. д.
Впоследствии, живописуя тот период своей жизни, Адольф Гитлер создал
две легенды, которые должны были обелить его учебные неудачи в глазах
немецкого обывателя. Первая легенда заключалась в том, что, будучи
подростком, он якобы заболел тяжелым легочным заболеванием. Именно этим
Гитлер объяснил в «Майн кампф» свой уход из реального училища. Однако
никаких данных о тяжелом и длительном недуге Гитлера не обнаружено.
Согласно второй легенде, распространявшейся будущим фюрером, после
смерти отца семья Гитлеров впала в крайнюю бедность, из-за чего молодому
Адольфу пришлось покинуть школу. Однако и эта легенда несостоятельна. Мать
Гитлера получала приличную пенсию. Кроме того, как раз в 1905 году, когда
Гитлер распростился со школой, мать продала дом в Леондинге за 10 тысяч
крон, что представляло собой в те времена солидную сумму. Таким образом,
семья Гитлеров и после смерти отца жила довольно-таки обеспеченно [6].
Бросив школу, Гитлер два с лишним года вел праздную жизнь – занимался
немножко живописью, был завсегдатаем местного театра, сочинял стихи и даже
брал уроки музыки. Причем стоило ему заинтересоваться игрой на рояле, как
мать приобрела инструмент – еще одно доказательство того, что о нищете в
доме Гитлеров не могло быть и речи. В те времена, как писал первый биограф
Гитлера немецкий историк Конрад Хайден, «молодой Гитлер был почти
элегантен», он носил «черную шляпу с широкими полями и неизменные лайковые
перчатки, ходил с черной тростью, украшенной набалдашником из слоновой
кости, в черном костюме, а зимой носил черное пальто на шелковой
подкладке». Гитлера, замечает Хайден, «можно было назвать тогда
избалованным буржуазным сыночком»... «Ко всякой работе ради «куска хлеба»
он относился с презрением».
По свидетельству своих тогдашних знакомых, Гитлер без особого
сожаления покинул провинциальный Линц. Ничто не привязывало его к этому
городу: ни друзья, ни любимое дело. Любимого дела у Гитлера не было. А его
единственным приятелем в ранней юности был сын обойщика по фамилии Кубичек.
Как явствует из воспоминаний Кубичека, он обладал драгоценным для Гитлера
свойством – умел выслушивать в полном безмолвии длинные тирады будущего
фюрера.
Но если в свое время Гитлер отнюдь не был привязан к городу Линцу, то
много лет спустя, когда он стал господином над жизнью и смертью миллионов
людей, Линц все же приобрел славу «родного города фюрера».
Гитлер решил превратить Линц в город-музей, в памятник собственному
величию. В годы войны он составлял грандиозные проекты переустройства
города, велел изготовить чертежи новых гигантских зданий. На всех проектах
Гитлера вообще и на линцских в частности был явный отпечаток мании величия.
«Он мечтал строить залы на триста тысяч человек, – пишет Феликс Гросс,
иностранный журналист, который жил в Германии в тридцатых годах и
разговаривал с Гитлером, – мечтал о роскошных казармах и дикого вида
ратушах». И далее: «Странным образом все его казармы походили на волшебные
замки, а его замки были похожи на казармы».
Линц поистине мог стать городом – монстром, украсившись целыми
кварталами замков – казарм. Однако реконструкция Линца, так же как и многие
другие планы и проекты Гитлера (в том числе проект переименования Берлина
как столицы великогерманской империи в «Германиа»), остались только на
бумаге. Единственное, что удалось в этой области совершить Гитлеру, – это
посетить Линц в роли фюрера тридцать с лишним лет спустя после того, как он
покинул его недоучившимся реалистом.
Вена, Мюнхен, I мировая война.
В 1906 году Гитлер впервые отправился в Вену, которая произвела на
него большое впечатление. В 1907 году, после того как будущему фюреру
исполнилось 18 лет и он получил причитавшуюся ему долю отцовского
наследства, Гитлер уехал в Вену на постоянное жительство. Он намеревался
поступить там в академию художеств. Толстая пачка рисунков, которую он
привез из Линца, казалась ему залогом будущих успехов. Однако в Вене
Гитлера ожидало жестокое разочарование. Он провалился на экзаменах. В
экзаменационном листе венской академии художеств за 1907 год написано:
«Нижеследующие господа выполнили экзаменационные рисунки с
неудовлетворительным результатом или же не были допущены к экзаменам...
Адольф Гитлер, Брау-нау-на-Инне; 20 апреля 1889 года; немец, католик, отец-
оберфискаль; оконч. 4 класса реального училища. Мало рисунков гипса.
Экзаменационный рисунок – неудовлетворительно» [7]. Правда, ректор академии
посоветовал Гитлеру поступить в архитектурное училище. Но когда Гитлер
пошел туда, у него потребовали аттестат зрелости, который он так и не
получил.
Экзамены в академию проходили осенью. А в декабре того же 1907 года в
Леондинге умерла от рака груди мать Гитлера. Похоронив ее, Гитлер прожил до
февраля 1908 года у своих родственников и только после этого окончательно
переехал в Вену [8].
До 1913 года Гитлер жил в Вене. Этот венский период Гитлер назвал в
«Майн кампф» «несчастнейшим временем» своей жизни. Действительно, именно в
Вене Гитлеру пришлось познакомиться с нуждой, именно в Вене его начали
преследовать неудачи. В чем же причина этого? В «Майн кампф» Гитлер
объясняет бедственное положение, в котором он очутился, тем, что он будто
бы остался без гроша в кармане, буквально на улице. Но это было не совсем
так. Мать Гитлера, несмотря на большие расходы, связанные с тяжелой
болезнью, оставила детям 3000 крон. Кроме того, Адольфу и его сестре Пауле
была назначена пенсия за отца в размере 50 крон в месяц до конца обучения.
Часть этой пенсии Гитлеру обманным путем удалось получить, хотя он нигде не
обучался. Словом, по подсчетам биографов Гитлера, он имел ежемесячно около
100 крон, не считая единовременных вспомоществований от своей тетки –
сестры матери (в общей сложности Гитлер получил от тетки не менее 2000 крон
[9]). Разумеется, всех этих денег надолго хватить не могло, но с их помощью
можно было стать на ноги, т. е. научиться какому-нибудь ремеслу,
пристроиться к делу.
Однако Гитлер не желал пойти по этому пути. Первые полгода он снимал
меблированную комнату со своим приятелем Кубичеком. В эти полгода Гитлер
жил барином, ходил в театр, спал до обеда. В сентябре 1908 года он
попытался снова поступить в академию, но не был даже допущен к экзаменам.
Правда, и сейчас дорога к высшему образованию все еще не была закрыта, так
как в архитектурное училище «особо одаренных» в виде исключения принимали и
без среднего образования. Но Гитлер даже не сделал попытки преодолеть этот
барьер. Будущий фюрер медленно, но верно опускался на дно: денег
становилось все меньше, меблированные номера, в которых он жил, – все более
жалкими и обшарпанными. В «Майн кампф» Гитлер называет их «пещерами», но и
на «пещеры» денег не хватало. В конце концов, Гитлер перебрался на скамейки
в парки, стал спать под мостами. Осень 1909 года застала будущего фюрера в
так называемом убежище для людей, оставшихся без крова, т. е. в ночлежке в
венском пригороде Майдлинге. В конце года он обосновался в другой ночлежке
под названием «Мужской дом для бедных» на Мелдеман-штрассе на берегу Дуная.
Там он жил до 1913 года. Первое время он перебивался случайными
заработками: то убирал снег, то выбивал ковры, то носил чемоданы на
Западном вокзале. Под конец своего пребывания в Вене Гитлер нашел себе
более «престижное» занятие. Он начал рисовать на продажу картинки с
изображением знаменитых венских архитектурных памятников. Свою продукцию он
сбывал старьевщикам, продавцам рамок (рамки надо было чем-то заполнять) и
мебельщикам, которые по тогдашней венской моде наклеивали пестрые картинки
сзади на спинки недорогих диванов и кресел. Кроме того, Гитлер писал
рекламные плакаты. Он сочинил, в частности, плакат «Присыпка от пота
«Тедди», а также плакат «Покупайте свечи!», на котором был изображен святой
Николай с пестрыми свечами в руках. И наконец, плакат с грудой кусков мыла
на фоне башни собора св. Стефана. Некоторые из этих картинок (акварелей)
сохранились и воспроизводятся во многих монографиях о Гитлере. Натура –
церкви, дворцы, мосты – тщательно выписана, видны не только все
архитектурные украшения, все завитушки, но и каждая черепица. Тона блеклые,
пастельные (см. приложение №1). Глядя на эти рисунки, нельзя предположить,
что Гитлер был неусидчив. Наоборот, кажется, что будущий фюрер день и ночь
склонялся над бумагой и буквально с лу | |
