|
Реферат: Миграция сельского населения XVIII - I пол. XIX вв.: исторические и психологические аспекты (История)
Министерство образования Российской Федерации
Астраханский государственный педагогический институт им. С. М. Кирова
Кафедра
истории
России
Миграция сельского населения России
XVIII — I пол. XIX вв.:
исторические и психологические аспекты (по материалам заселения Волго-
Ахтубинской поймы)
ДИПЛОМНАЯ РАБОТА
студента СЭФ Русанова Максима Анатольевича
Научные руководители:
кандидат исторических
наук, доцент кафедры
истории России
Воронова
Анна Анатольевна
кандидат педагогических
наук, доцент кафедры
психологии
Осухова
Наталия Георгиевна
Астрахань ( 96
Содержание
Введение 2
Глава I. Социально-экономические аспекты колонизации и переселения Волго-
Ахтубинской поймы. 9
§1. Основные формы хозяйственного освоения Астраханского края и их
возможности в Волго-Ахтубинской пойме. Первые поселения. 9
(2. Защитные и поощрительные меры правительства по заселению поймы оседлым
населением. 20
Глава II. Социально-психологические аспекты миграции сельского населения в
России XVIII — первой половины XIX века (по материалам заселения Волго-
Ахтубинской поймы) 32
(1. Теоретические основы социально-психологического изучения процесса
переселения 32
(2. Социально-психологические предпосылки миграционного процесса (на
материале заселения Волго-Ахтубинской поймы XVIII — первой половины
XIX века) 41
Заключение 53
Литература и документы 54
Введение
Известно, что миграция (от лат. “переселение”) является естественным
компонентом жизнедеятельности любого общества,— миграция существовала
всегда! И чем свободнее были социальные связи общества, тем больше было
внутренних и внешних мигрантов.
В истории нашей страны значительная часть внутренних миграций носила по
преимуществу колонизационный характер (лат. colonu — поселение), т. е.
осуществлялся процесс заселения и освоения пустующих и окраинных земель
России. Отмечая этот факт известный русский историк В. О. Ключевский уделял
ему особое внимание и даже считал колонизацию основным фактором русской
истории. Он подчеркивал, что исходя из условий своей исторической жизни и
географической обстановки, русское население не расселялось, а переселялось
“перелетая из края в край, покидая насиженные места и садясь на новые”. [1,
165]
Изучение архивных источников и научной литературы, посвященных миграции
позволило выделить следующие неисследованные проблемы:
. Каковы внешние и внутренние предпосылки миграции и условия
стимулировавшие переселение?
. Как происходило заселение Волго-Ахтубинской поймы?
. Каковы психологические особенности переселенцев?
Нетрудно заметить, что данные вопросы касаются изучения не только
объективных факторов миграции, но и факторов субъективных. Понимание
важности объективных и субъективных факторов в историческом процессе
привело к тому, что в отечественной науке конца 70-х годов на стыке истории
и психологии зародились такие дисциплины, как “психологическая история” и
“историческая психология” [3, 7] (Б. Ф. Поршнев, О. М. Тутунджян, Л. И.
Анцыферова, Б. Д. Порыгин, А. Я. Гуревич, Г. Л. Соболев), что позволяет
изучать процесс миграции.
Для историко-психологического анализа был избран процесс миграции
сельского населения России (по преимуществу крестьянства) в период XVIII-
XIX вв. Выбор данной социальной группы обусловлен тем, что крестьянство
было самой многочисленной социальной группой в России, поэтому проследить
его миграционные потоки особенно интересно.
Территория исследования была ограничена четырьмя современными
административными районами Астраханской области: Ахтубинский, Енотаевский,
Черноярский, Харабалинский, части Красноярского и Наримановского или двумя
с половиной бывшими уездами (Черноярский, Енотаевский и часть Царёвского,
некогда полностью входившего в состав Астраханской губернии).
Указанное пространство представляет в пределах области относительное
природно-климатическое и хозяйственное единство. Основное население здесь
всегда сосредотачивалось в междуречье Волги и Ахтубы, образуя
(соответственно по правой и левой сторонам этих рек) две цепочки поселений,
повторяющих очертания самой Волго-Ахтубинской поймы, длиной в 450 км,
шириной от 9 до 32 км. Устная традиция, а также некоторые официальные
документы именовали указанное пространство “верхами”, уточняя, что они
расположены между землями внутренней Букеевской орды и Калмыцкой степью
правобережья Волги. Соответственно “низами” звалась территория вблизи и
ниже г. Астрахани, включая разветвленное устье волги и приморские земли.
Исследователи астраханской колонизации, отмечая особенность
исторической очередности заселения нашего края с юга на север [8, 77],
совершенно определенно разделяли понятия “дельта” и “долина” (старое
название поймы) и считали последнюю наиболее прочно освоенной переселенцами
территорией [9, 10], поскольку низовые поселки ловцов часто исчезали или
переселялись вслед за меняющимся руслом реки [8, 61].
Внутри самой Волго-Ахтубинской поймы колонизация шла с севера и частью
с юга в центральную часть, а также с Волги на Ахтубу [10, 70; 8, 77].
Хронологически колонизация “верхов” начинается не ранее последней трети
XVIII в. [8, 63], а основная масса колонистов пришла сюда в самом конце
XVIII в. и за пять первых десятилетий XIX в. [9, 40]
Именно компактность территории, примерное единство природного комплекса
и достаточно быстрое заселение территории основной массой переселенцев ((80
лет), дают нам основания выделить Волго-Ахтубинскую пойму как целостный
район для исследования миграции.
До сих пор проблема миграции применительно к Астраханскому краю (да и
России в целом) выражалась, в основном, в изучении состава, хронологии и
форм колонизации [8; 9; 11]. Первой попыткой выйти за рамки лишь
исторического анализа (на астраханском материале) стала работа
А. В. Бородина “Россия — Астраханский край. человек с историко-
колонизаторской точки зрения”. Но и в ней духовный мир крестьянина-
мигранта, влияния переселения на его личностные особенности не
рассматриваются. Это и не удивительно: лишь в последнее время в
исторической науке наметилось стремление “перевести” на язык конкретной
истории общесоциологического, психологического и философского положения о
том, что изменяя мир люди изменяются сами, и обратится к изучению “творца
истории” — человека. Этот парадокс отмечают исследователи (Литвак Б. Г.,
А. И. Клибанов и др.) [12; 13]. Так Кабытов пишет о парадоксе в познании
духовного мира крестьян: хотя большинство крестьян было неграмотными и не
оставляли “письменных следов”, а многие “образованные современники” не
понимали “крестьянского взгляда” на проблемы, XIX век отнюдь не беден
источниками. Причина невнимания к изучению “человеческого фактора” иная:
недостаток методологических и методических подходов к изучению культуры и
личности в исторической науке [14; 3]. Преодоление этого препятствия начато
в “исторической психологии” [15; 12] и социальной психологии [5; 2].
В историческом плане первыми работами о миграции, переселении в
Астраханский край, можно косвенно считать труды Равинского И. В., Штылько и
др. [16; 17] Однако эти работы носят достаточно общий характер и не могут
выступать в качестве источниковедческой базы данного исследования. что
касается непосредственных источников этой работы, то самыми содержательными
в архивной группе материалов оказались группы документов, составленные
стараниями губернского статистического комитета. История их появления
такова. В 1877 г. Императорское Русское географическое общество через
статкомитет обратилось к мировым посредникам с “покорнейшей просьбой”
оказать помощь в “доставлении сведений о местных преданиях, первых
заселениях русских на Востоке и их борьбе с туземцами”.
Опросные листы заполнялись старостами сельских поселков Астраханской
губернии и содержали 5-6 вопросов:
1) Начало заселения.
2) Кто был первым поселенцем и откуда пришел.
3) Чем привлекла переселенцев данная местность и какова была жизнь их.
4) Какие были препятствия со стороны природы и туземцев.
Ответ на пятый вопрос, в большинстве анкет практически отсутствует, т.
к. само наличие преданий касающихся заселения отрицалось.
Наиболее полным является ответ на 2-й вопрос. Старосты были хорошо
осведомлены о истории заселения своих сел.
Достоверность ответов по времени основания сел может быть признана
удовлетворительной. В памяти жителей села запечатлялись те волны
переселенцев, в которых участвовали их предки или они сами. Указанные даты
конечно, несколько (не более 5-10 лет) искажают действительность, таково
свойство субъективной памяти людей, однако эта информация весьма полезна
для уточнения хронологии колонизации.
Описанную группу архивных документов с полным правом можно считать
информацией, идущей непосредственно от крестьян, т. к. многие старосты
упоминают о “расспросах переселенцев” и о “рассказах старожилов”.
Заметим, что данный источник практически не был использован
исследователями, несмотря на его очевидную доступность. Вместе с тем, этот
материал богат по содержанию и легко поддается систематизации. Именно эти
анкеты стали для данной дипломной работы первичным статистическим
материалом.
Важной для исследования является группа неопубликованных и
малоизвестных документов, хранящихся в библиотеке Астраханского
краеведческого музея: “Опросные листы сел Астраханской губернии”,
датированные 1905 г. Они позволяют уточнить хронологию колонизации. Степень
надежности этих документов равна предшествующим: это тоже анкеты,
заполненные старостами астраханских сел.
Из опубликованных источников использовались следующие издания: “Военно-
статистическое обозрение Российской Империи. Астраханская губерния”, М-1850
и то же обозрение, только по Саратовской губернии М-1852 г.,— т. к.
Царевский уезд был некоторое время в составе этой губернии; “Списки
населенных мест Российской империи. Астраханская губерния” 2-я часть СПб-
1861 г., а также “Тетради” отчетов губернского статкомитета А-1875, 77, 79
и др.; “Сведения о населенных местах Воронежской губернии” В-1906.
Среди периодических изданий интерес для освещения темы миграции
представляют отдельные статьи и заметки в астраханской газете “Восток” (за
1866 г. № 6, 1877 г. № 7), а также целый ряд публикаций в районных газетах
области, за три последних десятилетия, авторами которых были краеведы,
профессиональные историки, работники архива.
Весьма полезными, как источники, оказались дореволюционные труды по
крестьянской миграции: Кауфман А. А. Община, переселение, статистика. //Сб.
статей, М. 1915 г., В. Н. Григорьев. Переселение крестьян Рязанской
губернии. М. 1885 г.
Исходя из описанной источниковедческой базы, территориальных и
хронологических рамок исследования выделим следующее:
Объектом исследования является миграция, как сложное по составу и формам
общественное явление, имеющее различные социально-
психологические и экономические причины и последствия.
Предметом исследования стали объективные и субъективные предпосылки и
условия стимулировавшие процесс переселения крестьян в Волго-
Ахтубинскую пойму в конце XVIII — 1 пол. XIX века.
Целью работы стало изучение колонизации Волго-Ахтубинской поймы и
исследование объективных и субъективных предпосылок и условий
этого процесса.
В работе высказано предположение, что социально-экономические причины
миграции оказывали прямое влияние на формы, в которой она осуществлялась
(свободная и насильственная), а также на результаты колонизации. Успешность
миграции зависела не только от социально-экономических причин и форм
миграции, но и от субъективных социально-психологических факторов и форм
миграции, таких, как: субъективное восприятие аграрного кризиса,
существующие мифы, легенды и слухи о жизни на новых землях; при этом
большую роль играли такие социально-психологические механизмы как суггестия
и контрсуггестия.
Для достижения цели исследования необходимо решить следующие задачи:
1. Анализ научной и публицистической литературы по проблеме переселения и
колонизации в России с целью нахождения связей между общими миграционными
процессами в стране и Волго-Ахтубинской поймы.
2. На основе конкретного архивного материала выявить основные периоды
колонизации Волго-Ахтубинской поймы и входящие в этот процесс
миграционные волны.
3. Выявить объективные и субъективные предпосылки миграции.
4. Исследовать действие основных социально-психологических механизмов,
стимулировавших миграционные настроения.
Дипломная работа состоит из введения, трех глав, заключения и
приложения. Содержит 2 таблицы, 2 карты.
Глава I. Социально-экономические аспекты колонизации и переселения
Волго-Ахтубинской поймы.
§1. Основные формы хозяйственного освоения Астраханского края и их
возможности в
Волго-Ахтубинской пойме.
Первые поселения.
Колонизационная емкость любой территории зависит от нескольких
показателей, таких как:
. степень безопасности территории для мигрантов;
. природные ресурсы (в т. ч. климат);
. интенсивность хозяйственного освоения.
Основой начальных форм освоения любой местности являются те или иные
особо привлекательные для поселенцев природные ресурсы. чем богаче и
доступнее будут ресурсы, по сравнению с соседними территориями, тем эта
местность будет дольше привлекать к себе иммиграционные потоки.
Конечно, свою роль здесь будут играть геополитические факторы, как,
например, выгодное торгово-экономическое положение и т. п.
Присоединение Астраханского ханства к Русскому государству вызвало к
жизни два основных вида хозяйствования, ставшими определяющими для этого
края на последующие века. Это рыболовство, причем поначалу только ценных
пород рыб, а также добыча соли, используемой долгое время в основном на
посол пойманной в крае рыбы и мало вывозившейся за пределы губернии. Ещё в
XVI — середине XVIII вв. названные отрасли получили развитие как
промысловые исключительно в “нижней” части губернии (которая выделилась из
Казанской в 1715 г.): рыболовство — на многочисленных рукавах и протоках
устья Волги, добыча соли главным образом велась на южно-астраханских
самосадочных озерах [9; 5].
Есть несколько причин того, что основная масса населения,
переселяющаяся в наш край, спешила к устью, в приморские районы, оставляя
без внимания пустынные земли Волго-Ахтубинской поймы. Наибольшие рыбные
запасы уже в XVI-XVII вв. сосредотачивались в устье Волги. Более того,
промышленный лов имел тенденцию к переходу в море, что и случилось к
середине XIX в. [9; 8] Таким образом эксплуатация рыбных запасов началась в
месте их наибольшего скопления. Добыча соли, являясь непременным спутником
рыбных промыслов, производилась невдалеке. Определяющим для развития этих
отраслей хозяйствования была близость их к г. Астрахани, которая давала
защиту российским мигрантам от кочевников — калмыков и разбойничьих отрядов
разного этнического состава.
Долгое время после того, как Астрахань вошла в состав Московского
государства, она была единственным постоянным населенным и военным пунктом
на огромном расстоянии почти от Казани и до Каспийского моря [8; 54].
Именно под Астраханью селились первые переселенцы из центра страны.
Для Волго-Ахтубинской поймы перечисленные формы хозяйственного освоения
края были невозможны, по крайней мере на начальном этапе заселения края в
силу следующих обстоятельств.
Незащищенность Московского тракта (главной дороги соединяющей Астрахань
с внутренними губерниями) как и всей Волго-Ахтубинской поймы, приводило, по
выражению одного астраханского губернатора, к тому, что “купецким людям,
так и прочим проезжим и рыбным ловцам от калмыков и кубанцев чиниться
великое разорение и работных людей берут в плен”. [9; 26] Строительство
крепостей по правому берегу Волги — Черного Яра в 1626 г. и Енотаевска в
1742 г. [8; 54], несколько сняло остроту проблемы, и, видимо, вызвало
первый приток переселенцев.
В 12 верстах от Черноярской крепости, т. е. Под непосредственной
защитой гарнизона в 450 человек [18; 26], в 1700 г. было основано
переселенцами с Украины и/или из Тамбовской губернии с. Соленое займище
(Солянка). Два разных источника называют независимо друг от друга один год
основания села, причем по разному трактуя историю названия “Соленое
Займище” — 1700 г., что увеличивает историческую достоверность этой даты.
[19; 120], [20] Выстроенная в этом селении каменная церковь во имя Покрова
Пресвятой Богородицы в 1820-21 гг. [21; 120] косвенно подтверждает время
основания села. Обычно, даже деревянную церковь, из местного ветлового
леса, строили на 4, 6-м десятилетии существования села, когда поселенцы
“обрастали” хозяйством и накапливали первые капиталы. Нередко, долгое время
обходились и более скромной “часовней покрытой землёй” [19; 25], в
исключительных случаях, при поддержке разбогатевших мещан, купцов или
крестьян, церкви ставились из соснового привозного леса. Таким образом,
возможно признать 1700 г. — временем основания первого российского
гражданского поселения в Волго-Ахтубинской пойме.
По мнению исследователя астраханской колонизации — П. Любомирова,
показателем действенности строительства крепостей, стало возникновение и
быстрое развитие рыболовства на Черной Гряде, в 40 верстах ниже Енотаевска.
Основание этого селения ученый относит к 1746 г., а к 1762 г. там было уже
7 ватаг (рыболовецких промыслов). С увеличением населения было разрешено
построить в поселке церковь. [8; 61]
В 1750 г. Каменноярское урочище населили чуваши, к которым
присоединились татары, русские — переселенцы из Московской, Воронежской,
Тамбовской губерний, из казанской губернии сюда пришла мордва. Анкета 1877
г. указывает, что место “первоначально застроено было купцом Кострашиным,
рыболовной ватагой” и лишь “впоследствии поселились татары” и др. Однако,
дату основания, анкета определяет примерно — “в царствование императрицы
Екатерины II, около 100 лет тому назад”, т. е. 1777 г. Поскольку Екатерина
Великая начала самостоятельное правление с 1762 г.,— то, возможно, авторы
анкет близки к точному определению времени первого заселения. В то же время
другие источники ещё более “омолаживают” дату,— исследователь Н. Васькин
называет 1782 г. Нереальность этого года подтверждается тем, что
каменноярцы построили уже в 1790 г. — мечеть, а в 1803 г. — православную
церковь [21], итак, необходимо признать 1750 г. — датой основания Каменного
Яра.
До 1760 г. образовалось село Никольское[1] “около ватагиѕ принадлежащей
черноярскому мещанину Вендерскому, где было не более 5 дворов [19; 122].
Хотя дорогих сортов красной рыбы в черноярских водах не было, промыслы
всетаки привлекали многих рыбопромышленников и вокруг города (как и
Енотаевской крепости) промышляли ватаги принадлежавшие местным и приезжим
купцам. [18; 27] Наиболее “смелые” владельцы ватаг устраивали свои
заведения вдали от гарнизонов. “В царствовании Екатерины II около ста лет
назад (от 1877 г.) около ватаги купца Солодникова поселились переселенцы
Вятской губернии”. Видимо долгое правление императрицы означало для авторов
целую эпоху, поэтому они и связали несколько удаленные даты: 1762 — начало
царствования и 1757 г. — основание села Солодники. Хотя, математические
вычисления здесь весьма ненадежны, поэтому, прибавив к 1757 г. — 5-6 лет
определим заселение Солодников — началом 1760-х гг. [19; 101]
Почти все 5 вышеописанных селений правобережья Волги возникли рядом с
рыболовецкими ватагами, поэтому наверняка первые мигранты занимались ловом,
что и составляло основу их первоначальной жизни. Хотя профессор Любомиров
и считал, что до 1765 г. вблизи и выше г. Астрахани русские поселения
возникали только как промысловые (главным образом рыболовецкие поселки),
пока нельзя определить хозяйствование жителей села Соленое займище иначе
как сельскохозяйственного направления. К заселению местности, основателей
первого в пойме поселка привлекли “доброкачественные земли и бесплатное
пользование” [19; 101]. Жители остальных 4-х селений дружно указывали на
“свободные степи, леса и рыболовство”. В целом можно признать, что именно
рыбные запасы основного русла волги от Царицына до Астрахани вызвали
первоначальный в Волго-Ахтубинской пойме вид хозяйствования — рыболовство.
Совершенно иное положение было по левой стороне Волги, на её рукавах —
Ашулуке и Ахтубе. Эти реки по спаде воды делались мелководными и потому не
совсем привлекательными для рыбы” [23], т. е. Не обладали промысловыми
запасами рыбы, которые могли бы привлекать колонизацию. По мнению
Любомирова “эксплуатация рыбных богатств по Ахтубе в пределах Енотаевского
и Черноярских уездов, была сомнительной вследствие отсутствия защиты и ещё
большей трудности получить рабочую силу. [8; 62] Очевидно, что наличие рыбы
было не главным среди природных ресурсов левобережья и, все же, старосты 2-
х, основанных в XIX в. сел [19; 134-150] на вопрос о факторах привлекших
переселенцев отмечали “обильное рыболовство”.
Наиболее привлекательными и действительно значительными природными
ресурсами левобережья были соляные богатства.
Соляное дело в России долгое время было государственным. Поступления от
продажи соли даже в 50-х гг. XVIII в. составляли 14% государственного
бюджета [24; 21], поэтому правительство всегда очень внимательно относилось
к заявлению частных лиц о новых месторождениях соли. Так получив (в
правление царя Алексея Михайловича)от симбирского воеводы Дашкова сообщение
о соленом Баскунчакском озере под Черным Яром (современный Ахтубинский
район) со слов какого-то Якушки Щербака, из приказа предписывали воеводе
“послать из Симбирска с известчикомѕ кого пригожеѕ для осмотру и описи”
названного озера и для взятия образцов соли.
О частных разработках соли упоминает книга “Большого Чертежа” (1627
г.): “а в озере том ломают соль, чиста как ледѕ” Исследователь соледобычи
В. Таркема считал, что: “Хотя ещё в XVI в. русские появились на горе
Чапчачи (север Харабалинского р-на) и добывали каменную соль, но на это
можно смотреть лишь как на неудобный опыт, вскоре оставленный: даже на
озерах Эльтонском и Баскунчакском русские промышленники утвердились после
1665 г., когда кочевавшие в той степи калмыки приняли подданство России.
Последним, впрочем, не мешало продолжать свои набеги и разорять возникшие
на промыслах селения. Соль приходилось добывать под охраной ратных людей.”
[25; 127] Таким образом, понятно, что добыча соли на севере губернии было
делом затратным и далеко не безопасным, почему и не вызывало особого
энтузиазма у промысловых людей. Добавим к этому, что монополия
государства,— а с 1731 г. астраханские разработки стали переходить в руки
казны [10; 86], препятствовала развитию частного предпринимательства и
следовательно удешевлению работ. Внутри губернии потребность в соли
обеспечивалась южно-астраханскими озерами, расположенными рядом с основными
потребителями — рыбными промыслами дельты. Центральные районы России
обслуживали солеварницы Прикамья и Пермского края [24; 21]. Спрос на
богатства Эльтона и Баскунчака ещё не превышал трудности по их добыче. Лишь
в 1741 г. астраханский губернатор Татищев организовал проведение
исследования озера Эльтон в целях выявления возможности и целесообразности
крупных соляных разработок. Исследование показало хорошее качество и
огромные запасы соли [26; 7]. Это побудило правительство к значительным
затратам. Остановившись выбором на Эльтоне, чиновники сосредоточили особое
внимание на этом озере и поставили его на 1-ое место рядом административных
и хозяйственных мер. Главную задачу составляла колонизация пустынной
приволжской степи. Для привлечения к промыслу рабочих и фурщиков
(возчиков), им отводили обширные земли на льготных условиях, но с тем,
чтобы они занимались соляным делом. С поселенцев слагали налоги и разные
повинности, обещались хорошие заработки. Желающих переселиться вызывали из
отдаленных мест империи, в основном украинских крестьян-чумаков [25]. В
сентябре 1747 г. чумак Иван Осипов с группой своих земляков, также
украинских крестьян, доставил в Саратов первый транспорт соли. [26; 7]
Для организации солеразработок на озере Эльтон и перевозок добытой соли
до Камышина и Саратова была учреждена в Астрахани особая контора, которая в
1753 г. была переведена в Саратов.
В результате указанных мер добыча соли на Эльтоне быстро увеличивалась
и к середине XVIII в. южно-астраханские разработки теряют своё значение, а
эльтонская соль распространяется в Центральной России. Несколько десятков
лет Эльтон не имел соперников. Но в конце XVIII в. был приобретен
Новороссийский край и Крым с его соляными богатствами. Насколько трудна
была колонизация пустынных окрестностей Эльтона, настолько же легко и
быстро шло заселение вновь приобретенных областей и развитие соляного
промысла. С началом XIX столетия наступило соперничество между Эльтонским и
Крымским промыслами, хотя оно и не могло иметь характер свободной
конкуренции, потому что оба находились в заведовании казны и большим
покровительством пользовался Эльтон. Тем не менее район распространения
эльтонской соли значительно уменьшился: в 1803 г. продажа эльтонской соли
составляла 17 млн. п., а в 1817 понижается до 1,5 млн. п. [25; 130]
Другим конкурентом мог бы явиться Баскунчак, но ему не дали
развиваться. Добыча на этом озере началась казной в том же 1747 г. Для
охраны промысла построили небольшую крепость с гарнизоном в 50 рядовых и 2
офицера, 40 казаков, половиной артиллерийской роты с пушками и снарядами.
По берегу озера были устроены кордоны, где постоянно несли службу казаки.
Такая внушительная защита промысла должна была, по всей видимости,
свидетельствовать о долгосрочных планах правительства,— однако этого не
случилось. Уже через 7 лет после начала государственной разработки соли,
она была прекращена под предлогом дороговизны. Действительной причиной,
однако, было стремление усилить параллельно разрабатываемый Эльтонский
солепромысел, на который делались большие затраты. Разработку на Баскунчаке
возобновляли с 1785 по 1808 гг. и лишь с отменой крепостного права и
передачей солеразработок в частные руки выяснилась ошибочность протекции
Эльтона. Баскунчакская соль оказалась по химическому составу намного
качественней эльтонской, берега озера менее болотистыми, а дорога до
ближайшей волжской пристани в 2 раза короче. Без титанических усилий и
жестокостей, а руководствуясь только частным интересом, быстрое развитие
Баскунчакского солепромысла всего за несколько лет вынудило прекратить
промышленные солеразработки на Эльтоне (1863) и сделало Баскунчак главным
поставщиком соли на внутренний рынок России. [27; 10]
Отличительной чертой казенного хозяйства состояло,— по мнению
исследователя солепромыслов В. Таркема,— в преобладании бюрократических
связей, которые отличались слабой отзывчивостью к действительным нуждам
населения. Период казенных разработок изобилует разного рода
распоряжениями, имевшими целью развить и поддерживать один промысел в ущерб
всем остальным, которые могли бы иметь при “естественном ходе соляного
дела” более шансов к развитию, чем намеченный правительством. [27; 130]
Трудные климатические условия, низкие расценки перевозок соли, произвол
управляющих государственной “Низовой соляной конторы”,— всё это вызвало
бегство части ломщиков и возчиков соли. Тогда правительство пошло на
жестокие меры: в 1794 г. к солеразработкам были прикреплены восемь
украинских селений (современная территория Волгоградской области)
возникших, видимо на призывы к заселению. В 1805 г. к разработкам были
прикреплены и ахтубинские крестьяне. [26; 7] такие “крепления” вряд ли
способствовали увеличению привлекательности солепромыслов для мигрантов. И
всё же в исследуемом районе основание нескольких селений напрямую связано с
солеразработками.
В 1768[2] г. “на левом берегу реки Ахтубы, при протоке Кирпичном”
(теперь называемом Мурня) возникло селение получившее название “Соляная
пристань” [28]. Место, на котором возникло селение, является одним из
выгоднейших на р. Ахтубе, т. к. совсем рядом здесь протекает Волга и выйти
в неё дело несложное. Кроме того пристань стояла на конце кратчайшего пути
от Баскунчакского промысла до ближайшей водной дороги.
Таким образом не подлежит сомнению “соляное” происхождение поселка,
получившего, от построенной в 1801 г. церкви, название Владимирская слобода
[29] и являющимся сегодня вторым по величине городом области — Ахтубинск.
Экономическое вредное решение о закрытии государственной разработки соли на
Баскунчаке, не остановило жизнь поселка. Местное население, несмотря на
преследование инспекции, продолжало в небольших количествах добывать соль,
не имея других стабильных источников пропитания — урожайность была низкая,
пастбища в основном принадлежали кочевым народам. [29] Удаленность
Эльтонского промысла (современная Волгоградская область) делало невозможным
участие владимировцев в его разработке.
С эльтонскими разработками связано основание лишь самых северных
селений в исследуемом районе. “При реке Подстепке, впадающей в реку Ахтубу,
в 1800 г. близ высокого яра поселился крестьянин по фамилии Капустин, с
которым прибыло также несколько семей из разных мест России, большей частью
малороссы и небольшая часть великороссов.”[30; 104] По некоторым сведениям
Капустин был рыбопромышленником, заведение которого было под яром. Однако,
опросный лист 1905 г. уточняет, что “сам Капустин, так и прибывшие с ним,
были солевозчиками казенными, поселились на казенной земле и затем земля
была отведена им в надел”. [30; 104] Итак, можно признать, основание этого
села (давшего название космическому полигону) связанным с солепромыслом.
Южнее Капустина Яра, в 1812 г. малороссами было основано село Пологое
Займище, жители которого именовались казенными возчиками соли с Эльтона.
[19; 37]
Кроме соледобычи на левой стороне Волги необходимо отметить ещё один
промысел организованный государством — добычу селитры. Незначительность
ресурсов сказалась на непродолжительном существовании промысла. На месте
основанного у Ахтубы в 1746 г. (одного из 2-х) селитренного городка сегодня
расположено с. Селитренное Харабалинского района. Существование этого
селения, видимо, прерывалось, но жители XIX в. — “государственные крестьяне
из внутренних губерний России” были весьма хорошо осведомлены об истории
своего местожительства. В 1877 г. они писали, что “построение селения
относится к XV столетию” [19; 111] видимо считая себя преемниками
золотоордынского города, здесь существовавшего и на остатки которого они
указывали. В 1905 г. местный староста отмечает, что хотя “здесь когда-то
работали селитру”, однако новое поселение возникло “в 1793 г. на бывшей
татарской, мамойской земле”.
Итак, все вышеприведенные материалы этого параграфа свидетельствуют о
том, что два основных вида хозяйственного освоения Астраханского края XVI-
XVIII вв. (добыча соли и рыбы), зародившись в дельте, имели необходимые
природные ресурсы для развития в Волго-Ахтубинской пойме. Однако, важнейшим
условием этого распространения было уменьшение опасности для мигрантов,
прибывающих в эту часть губернии. Без защиты поселенцев от кочевников не
было и речи о широком освоении пойменной части Астраханской губернии.
Основание по Московскому тракту 2-х крепостей с постоянными гарнизонами и
16-ти временно обитаемых форпостов и почт, имело военно-стратегическое и
обслуживающее значение. Без этих мер хозяйственное освоение правобережья
волги было бы невозможным. Первоначальным видом хозяйствования нагорной
стороны волги было рыболовство: четыре из пяти сел, возникших до 1765 г.,
были основаны при ватагах, которые и привлекали мигрантов.
Монополия государства на добычу соли, административный диктат и ошибка
в выборе озера Эльтон в качестве основного объекта правительственных
усилий, более чем на столетие задержало развитие Баскунчакского
солепромысла. Была упущена возможность ранней и сильной колонизации Волго-
Ахтубинской поймы. Эпизодические солеразработки на Баскунчаке и расселение
возчиков соли, незначительно затронувшее исследуемый район, вызвали
основание лишь трех селений. Однако, колонизация левобережья вряд ли
началась, а в нагорной стороне продолжилась,— если бы правительство
своевременно не приняло решение об усилении защиты колонистов.
Действенность этих и других мер правительства, поощрявших заселение,
будет рассмотрено в следующем параграфе.
(2. Защитные и поощрительные меры правительства по заселению поймы
оседлым населением.
Заселение Волго-Ахтубинской поймы начавшись с основания в 1627 г.
Черного Яра 1765 г. составило в сумме: 2 военных крепости, 16 форпостов и
почт, 6 селений и несколько одиноких ватаг. Данный “набор” составил первую
часть колонизации поймы.
В 1765 г. начинается новый (2-я часть) период в истории заселения не
только поймы,— но по мнению П. Любомирова,— и всего Астраханского края. [8;
63] С этого года начинается расселение станицами по Московскому тракту
астраханских казаков и разрешается продажа государственных земель дворянам,
чем и полагается начало т. н. “помещичьей колонизации”. Хотя правительство
и ранее приглашало переселенцев, только после 1765 г. осуществляются
организованные переселения крестьян в Волго-Ахтубинскую пойму. Однако без
защиты переселенцев колонизации не произошло бы, поскольку уже первые
мигранты, прибывшие на правый берег Волги, где уже были военные гарнизоны,
“терпели от набегов и притеснений со стороны калмыков”. [19; 35-101]
Использование казаков в почтовой службе на большие расстояния приводило
к разорению их семей, поэтому астраханский губернатор Н. А. Бекетов просил
“высочайшего разрешения” на создание “наподобие как у донцов ландмилиции”
[31; 60]. Так, по московскому тракту были созданы 5-ть первых станиц:
Лебяжинская, Сероглазинская, Замьяновская, Ветлянинская и Грачевская. Почти
одновременно со “служилыми” станицами были образованы ещё два станичных
поселения из отставных казаков — Косинская и Копановская. Организация этих
станиц была вызвана большими пробелами в расстоянии по обе стороны от
Енотаевска до Ветлянинской и Сероглазинской станиц; заселялись станицы в
1766 г. отставными казаками и солдатами, жившими в Астрахани. Для
пополнения данных станиц населением, туда должны были переселяться
выходившие в отставку казаки из числа пригородных (Астрахань), однако
казаки бежали и укрывались на рыболовных ватагах. Тогда губернатор в 1767
г. своим решением принятие казаков на работу с пристонодержательством
беглых людей [31; 88]. Такая жесткая политика была направлена на решение
одной задачи — заселения губернии. Тот же Бекетов не только покрывал
переселение беглых в край, но и помогал их обустройству. В 1770 г. узнав о
том, что недалеко от Ветлянинской станицы “15 коломенских бурлаков или
лучше сказать беглых людей осталисьѕ зимоватьѕ заехал к ним и объявил,ѕ что
если они имеют желание, то могут привести жен и детей здесь селиться и что
паспортов никаких с них не спросят, те изъявили желание и просили его
пособияѕ Губернатор приказал жителям Никольского и Ветлянки привезти им из
займища лесуѕ — так каждый из них поставил себе отдельную лачугу и вызвал
семейство.”[19; 125] В результате этих событий было основано село
Пришиб.[3] [31; 60]
Если по правобережью Волги проблема защиты переселенцев была в целом
решена к началу 70-х гг. XVIII в. (последняя казачья станица основана в
1830-е гг. — Михайловскя), то луговая сторона была полностью беззащитна.
Вскоре случилось событие, заставившее правительство принять срочные меры.
В 1771 г. находившаяся на луговой стороне Волги, значительная часть
калмыков откочевала в пределы китайских владений. С того времени в
опустевшие пространства начинают проникать из-за р. Урал новые кочевники,
неправильно называемые в XIX в. киргиз-кайсаками.
Над поселенцами, прибывающими на Ахтубу нависла угроза хозяйственного
разорения и даже физического уничтожения. Колонизация левого берега Волги
оказалась под вопросом. В марте 1874 г. новый губернатор астраханский Жуков
предписывает командиру астраханских казаков Персидскому “в предосторожность
от появившихся воровских кайсацких партий, дабы они селениям здешним
русским и кочевым татарам, не могли причинить вреда, а паче захвата людей и
отгона скота и лошадей, учредить из Красноярской служилых казаков, на
основании прежних предписаний, разъезды и производить оные прикрывая
кундровских татар и российские селения”.кроме оседлых поселений в воинской
охране нуждались ещё и соляные озера, на которых работали ломщики соли, а
также возчики её.
Отдельные проникновения разбойничьих отрядов казахов происходили и до
1771 г. (Любомиров считает, что строительство Енотаевска было связано с
первыми опустошительными набегами казахов.) Теперь, с уходом калмыков,
набеги приобрели угрожающий российскому присутствию характер. Академик П.
С. Паллас, рассказывая о своей поездке по Волге в 1774 г., так описывает
Владимирский соляной склад: “На соляной пристани все казалось быть в
великом беспорядке, киргизы хорошие дома, коих было три, обратили в пепел,
прочие срыли до основания, словом вся домашняя утварь, даже и печи, были
переломаны. По причине разбоев, чинимых на степи, никто не осмеливался
нынешнего лета собирать соль на Баскунчакском озере.”
С усилением натиска казахских набегов, от приморских ватаг до немецких
колоний на Волге, было решено через 12 лет после ухода калмыков, по проекту
Симбирского и Уримского генерал-губернатора барона Игельстрана “в отношении
тишины и безопасности в пределах Астраханского и Симбирского края принять
более существенные меры, чем временные высылки воинских команд”. По
предложению барона было решено ежегодно на осень и зиму выставлять за
Волгой воинский кордон, который должен представлять цепь постов.
Постоянными кордоны стали в 1793–1794 гг.
В 1809 г. командир астраханского казачьего полка П. С. Попов, для
служащих на кордонных постах казаков издал на основании высочайшего
повеления инструкцию, по которой, кроме прочего, вменялась казакам в
обязанность делать между постами разъезды по 4 раза в сутки. Разъезды при
встрече должны были извещать один другого о благополучии и обмениваться
сургутными печатями, наклеенными на маленьких дощечках, что служило
доказательством свиданий разъездов между собой.
Показателем необходимости подобных мер, может служить следующий факт.
На вопрос о препятствиях при заселении “со стороны туземцев”, из 9 селений
расположенных на Ахтубе старосты 2-х сел ответили положительно. “В
первоначальном заселении место (1798) ныне называемое под словом “Болхуны”
переселенцами встречалось и в настоящее время встречается со стороны
кочевого народа кирюгиз присягающих в степи близ земли балхунского
общества, наглые обращения к населившемуся народу: как то постоянное
воровство скота, ограбления и даже наносят жестокие побои, от которых
редкий житель может ускользнуть и даже приводят некоторых крестьян в
крайний упадок”. [19; 36] Кстати, ответ этот был записан в 1877 г. уже
после уничтожения линии кордонов.
Жители с. Сокрутово так же испытывали при заселении “воровство скота,
личную обиду” со стороны казахов.[19;140]
И всё же во время существования кордонной линии, казачьих постов на
Ахтубе, возникла основная часть селений (кроме уже названных):
o 1789 г. — с. Харабали [44];
o 1797 г. — с. Сасыколи [9; 21];
o 1798 г. — с. Болхуны [30; 4];
o 1807 г. — с. Золотуха [19; 134];
o 1808 г. — с. Сокрутовка [30; 8];
o 1811 г. — х. Левкин [30; 17];
o 1811 г. — с. Пироговка [19; 122];
o 1812 г. — с. Пологое займище [19; 36];
o 1814 г. — с. Батаевка [30; 97];
o 1814 г. — с. Михайловка [30; 6];
o 1818 г. — с. Новониколаевка [30; 5];
o 1818 г. — х. Кожевников [30; 6];
o 1820 г. — д. Рождественка [30; 7];
o 1828 г. — с. Тамбовка [30; 20].
Важно отметить, что основание этого массива российских селений в Волго-
Ахтубинской пойме произошло после ухода калмыков и во время закрепления во
“внутренней степи” (между р. Урал и р. Волгой) нового здесь народа —
казахов, т. е. в промежутке между сменой двух кочевых этносов. Это событие
весьма примечательно в этнополитическом смысле. Заселение Ахтубы усилило
российское присутствие на Нижней Волге, укрепило положение Астраханского
края как составной части России.
С увеличением заселенности Ахтубы, отдельные посты кордонной линии
упразднялись. С 1829 г. казакам разрешалось делать разъезды не четыре, а
лишь два раза в сутки, между некоторыми постами и один раз [33; 8].
В 1836 г. на интересующей нас территории остается только три поста
казаков: Сасыкольский, Баскунчакский и Эльтонский. Из них только два
последних остаются с уничтожением Внутренней Астраханской линии в 1865 г.
[33; 8]
Поскольку большинство казаков было распущено по родным станицам или
переведено на другую линию, возможно сказать, что казаки не оставили
заметных следов в освоении Ахтубы, хотя и способствовали её колонизации.
Задача кордонной системы состояла в защите некогда редких и малолюдных
селений. Ахтубинская линия сыграла отведенную ей роль защиты от нападений
казахов.
Политика российского правительства по отношению к новым кочевникам-
казахам была двоякой. С одной стороны, проводилось сдерживание переселения
этого этноса не российскую сторону р. Урал. Насколько возможно это было в
бескрайних степных просторах, проводилась регламентация переселившихся, их
учет. “Со всех родов перепустивших свой скот на здешнюю сторону (р. Урал) в
залог спокойствия брались “атаманы”. В то же время остановить эту волну
великих переселений народов было невозможно. Поэтому правительство спешило
придать законную основу этой иммиграции.
В 1798 г. высочайшее разрешение предоставляло внутреннюю степь
Астраханской губернии “в пользование киргизов, дозволив им кочевать по
берегу Каспийского моря, по Рын Пескам и по Волге”. При этом кочевавшим по
левобережной степи калмыкам казенного ведомства приказано было отодвинуться
ближе к Ахтубе, с стоявшие по Узеням кордонные посты перевести на линию
Эльтон–Владимировка–Красный Яр. Таким образом, некоторая часть калмыков ещё
долго оставалась на левом берегу Волги. Поэтому первые, кого видели русские
переселенцы в степях у Ахтубы, это были не казахи, совершавшие отдельные
нападения, а довольно уже мирные калмыки. Сведения о заселении с.
Михайловки в 1814[4] г. содержат следующее признание: “При заселенииѕ
бывшей одной природой калмыков никаких препятствий встречено не было”. [30;
16]
Топономика этих мест изобилует калмыцкими словами,— название с.
Болхуны, ерика Абицун-Цона и др., что также свидетельствует о контактах
поселенцев с калмыками.
Отношения калмыков и русских поселенцев долгое время были враждебные.
Исследователь отношений 2-х народов — А. Позднеев считал, частые нарушения
шерсти (договора-присяги), которую калмыки давали царям, было вызвано
незначимостью для кочевников текста присяги, которая писалась на русском и
татарском языках. [35; 12] Автор сборника статей по русско-калмыцким
отношениям, полагал, сто правительство России слишком долго оставляло
безнаказанным бесчисленные грабежи русских селений. Стоило российской
администрации приступить к уничтожению сильной власти хана и укреплению
контроля над улусами, как большая часть кочевников ушла в Джунгарию. Из
опасения побега оставшихся калмыкам было запрещено кочевать одновременно
всеми улусами по левой (азиатской) стороне Волги. Усиление русского влияния
на внутреннюю жизнь кочевого народа порождало конфликты, особенно в
правовой сфере,— правосознание народов сильно отличалось. Например, на
отгон скота русские смотрели как на преступление, караемое жестоко наряду с
грабежом; калмыки же рассматривали отгон скота как проявление удальства.
[36; 147] Русские не соглашались (в судебной практике) на калмыцкие законы
по которым смертная казнь была запрещена и даже убийца должен был платить
возмещение. Подобное несовпадение правовых норм и правосознания влияло на
взаимоотношение народов. [36; 197]
Российское правительство ещё со времен Московских традиций
присоединения инородных земель, старалось привлечь к сотрудничеству
национальную аристократию. По сообщению Симона Гмелина одной из целей
строительства Енотаевской крепости, было привлечение калмыцкой верхушки к
оседлой, европейской жизни. Предполагалось сделать Енотаевск центральным
пунктом управления калмыцким народом, для чего в крепости специально для
хана был построен и подарен дом. [37] В учереждении казачьих станиц по
Волге также преследовалась цель оказать “культурное влияние на кочевников.
Эти старания кончились тем, что для владельца Замьянга “с его фамилией в
городке его имени Замьяне – или Замьяновской станице – был построен
казенный дом. Калмыки же, ни с казаками (как предполагалось в каждой
станице), ни отдельно поселены не были. [31;60]
Идея патронажа над калмыцким народом, переход его к оседлости, прямо
таки “преследовало” российское правительство.
“В 1785 г. указом 9 мая, повелено было Генерал-губернатору Саратовскому
и Кавказскому Потемкину, озаботится заселением степи между Царицыным,
Черкасском и Кавказской линией.”[38; 5] Истинная цель указа состояла в
“усилении между калмыками наклонности к оседлой жизни и по возможности
водворять их”. Но предложением этим суждено было сбыться только спустя 60
лет, да и то отчасти. В 1846 г. 30 декабря было “повелено основать 44
станицы на Калмыцких землях” вдоль пяти дорог; в исследуемой территории это
были дороги по московскому тракту и по торговому тракту от Астрахани до
Царицына вдоль левого берега. Убеждать калмыков в выгодности оседлой жизни,
благоустройством своих хозяйств, должны были крестьяне, поселяемые в тех же
селениях для примера. Историк колонизации Астраханского края — А. И.
Карагодин, отмечал, что особенность этой широкой, вызванной правительством,
волны миграций государственных крестьян, было весьма зажиточное положение
основной массы переселенцев. [39; 135] Что касается калмыков, то они и на
этот раз поселены не были,— это не удавалось даже известному герою войны
1812 года, “цивилизатору” своего народа — найону Тюменю, зато крестьяне
(преимущественно воронежцы) получили повышенные, 36-ти десятинные наделы
земли. Основание станиц (так они назывались в указе) на калмыцких землях
началось в 1848 г. и продолжалось несколько лет.
Основанное в 1848 г. “на земле дачи очередного кочевья калмыцкого всех
улусов, кроме Хошеутовского, под № 62” село Удачное (совр. Ахтубинский р-н)
уже своим названием говорило о том, что первые поселенцы воспользовались
душевым наделом по количеству и качеству выгоднее, удачнеё соседних сел.
Наверное за независимость и умение воспользоваться всяким случаем, для
своей выгоды, соседи прозвали удачинцев “дубиновцами”, а село даже в
официальных документах носило название — “Дубиновка”. [38, 23]
Кроме указанного селения на торговом тракте по указу 1846 г., были
основаны: села Княжево (оно же Вольное и Котел) — т. к. основано на земле
князя (найона) Тюменя; село Хошеутово — на земле под названием
Хошеутовская,— от имени одного из калмыцких родов или как считали поселяне
по названию зимних укрытий для скота (по калмыцки хошей). [19, 114]
По Московскому тракту возникли селения Старица и Владимровское (1846).
Итак, указ 1846 г. вызвал появление в Волго-Ахтубинской пойме пяти
селений государственных крестьян, по преимуществу хлебопашцев. Именно к
середине XIX века по губернии, в основном за счет севера — Черноярского и
Царевского уездов, растет количество посевов зерновых и других культур.
Однако эти уезды не могли удовлетворить даже собственных потребностей в
хлебе, поэтому главной отраслью хозяйствования здешних крестьян являлось
скотоводство. [40; 260] Как справедливо отмечал краевед И. Михайлов: “В
Астраханской губернии не всякий крестьянин — рыболов, не всякий —
земледелец, но всякий — скотовод”. [41; 74] Это замечание с полной
уверенностью можно отнести к поселенцам Волго-Ахтубинской поймы,—
достаточно обратиться к специальным работам по хозяйственному освоению
Астраханской губернии. [39-40] Огромные степные пространства, обхватывающие
пойму с двух сторон, во всех отношениях были пригодны для занятий
скотоводством.
Собственно для развития, распространения хлебопашества и скотоводства,
правительство разрешило дворянам в 60-е годы XVIII века скупать, обычно за
бесценок, астраханские (в том числе пойменные) земли. Замечая исключительно
рыбопромышленный интерес дворянства к приобретаемым владениям,
правительство указом Сената 1772 установило шестилетний срок заселения
купленных земель. В противном случае, предполагалась принудительная смена
владельцев в пользу “радетелей” заселения края. Однако, целеустремленная
прямолинейность законов компенсировалась их невыполнением. По 4-й ревизии,
только каждый четвертый дворянин купивший землю в крае, заселил её
крестьянами. [43; 113] Подобное соотношение изменялось в сторону
правительственных желаний только на севере губернии, где климат и почвы
позволяли заниматься, хотя и с большим риском, пашенным хозяйством. Но и
здесь не редкостью было переселение крепостных ради формального соблюдения
законов. Основные доходы дворяне получали с рыбных промыслов. В таких
случаях незавидная доля крепостного крестьянина отягощалась бессмысленной
затеей переселения. Люди выбрасывались на произвол судьбы в отдаленный край
империи. Непривычный климат новой родины сводил на нет все аграрные знания
крестьян. Сожженные июльским солнцем побеги зерновых, отсутствие заработка,
невозможность вернуться на родину за тысячи верст, приближающиеся холода —
всё это из реальной жизни крепостных селения Шишка (с. Ушаковка
Черноярского р-на, принадлежавшего графу Нарышкину с 1775 г.). Вслед за
всеми домашними животными, включая кошек и собак, для утоления голода, в
пищу пошли коренья и т. п. Без денег нечем было ловить рыбу. И только
счастливая мысль о заработке от продажи леса, спасла крестьян от мора.
Заготовка и реализация (в Царицыне) древесного угля, надолго стала наряду с
земледелием, важным занятием поселян. [42]
Внимание двух поколений помещиков Кишенских к ватажному рыболовству,
имели результатом заселение трех мест:
. сельца Ивановского, около 1780 г. [43; 8];
. двух деревень — Николаевки в 1833 г. и Федоровки в 1800 г. [43; 8]
Главными помещиками-колонизатороми северной части губернии стали
представители графской фамилии Зубовых, на чье имя было записано основание
не менее 6-и селений:
. Золотозубовка в 1775 г.;
. Сереброзубовка (…?);
. Зубовка (Дмитриевка) в 1797 г.;
. с. Поды, д. Александровка, д. Никольское,— все к 1803 году. [43; 8]
По мнению П. Любомирова все “зубовские” поселки, располагавшиеся по
Волге и Ахтубе, их притокам и ерикам, имели рыбные ловли “приносящие
особливый доход их господину”. [8; 69]
Сугубо сельскохозяйственное направление имели дер. Никитовка (Равино)
заселенная Равинскими до 1770 г. и дер. Бароновка поручика Егора Баронова.
Таким образом, из всего вышесказанного следует, что
1. Основные формы хозяйственного освоения Астраханского края (поначалу
только дельты) в XVI — 1 пол. XIX века (лов рыбы и соледобыча) имели
необходимые ресурсы для освоения Волго-Ахтубинской поймы.
2. Решение правительства в сер. XVIII в. о приоритетном развитии и
поддержке государственного солепромысла на оз. Эльтон, в ущерб
другим, являлось экономически ошибочным и вызвало в изучаемом районе
(из-за удаленности озера от поймы) основания только трех селений.
3. Опасность грабежей со стороны кочевых народов (калмыки, киргизы)
тормозило заселение поймы.
4. Защитные меры правительства (расселение казаков по Волге (9 станиц),
создание кордонов на её Луговой стороне) и поощрение переселяющихся
крестьян (указы о привлечении чумаков, призыв осваивать калмыцкие
земли) способствовали заселению Волго-Ахтубинской поймы.
5. Вызванная правительством активность помещиков по переселению
крепостных крестьян, несмотря на старания администрации имела, в
основном, рыбопромышленный интерес. Всего в пойме помещиками было
основано 10 немноголюдных селений.
6. Большая часть селений, появившихся в XVIII — 1 пол. XIX века в Волго-
Ахтубинской пойме, была основана государственными крестьянами (28
селений из 47).
Глава II. Социально-психологические аспекты миграции сельского населения в
России XVIII — первой половины XIX века (по материалам заселения
Волго-Ахтубинской поймы)
(1. Теоретические основы
социально-психологического изучения
процесса переселения
Человек переселяется. Он меняет своё место жительства, перебираясь за
сотни километров. В этот процесс включается целая цепь событий, которая
оказывает на жизнь переселенца влияние; причем далеко не всегда позитивное.
Расставание с родственниками и знакомыми лишает человека привычного
круга общения; неизбежна распродажа имущества (часто за бесценок), которая
нередко создает множество хлопот и обедняет семью. человек покидает землю
на которой жили, трудились и умирали его предки, в которой покоится их
прах. По сути дела, речь идет о нарушении привычного уклада жизни, разрыве
социальных и родственных связей. Несомненно, что-то должно было произойти в
жизни человека, чтобы он решился на подобные действия. Рассмотрению
предпосылок, а также условий и способов социально-психологического
воздействия, которые стимулируют включение личности в процесс миграции и
посвящен этот параграф.
Анализ исторической литературы позволяет утверждать, что, как правило,
психологические аспекты миграции остаются за пределами исторических
исследований, посвященных проблемам переселения. В отечественной
исторической науке советского периода миграция сельского населения
рассматривалась как колонизация окраинных территорий Российской империи.
При этом основное внимание уделялось изучению социально-экономических
проблем процесса колонизации. Лишь в конце ХХ века исследователи (Б. Д.
Парыгин, Б. Ф. Поршнев и др.) обратились к изучению социально-
психологических аспектов исторического процесса и доказали их значение для
адекватного понимания исторических событий. Сегодня уже не вызывает
сомнений положение, что события, явления можно считать совокупностью многих
социальных факторов, как объективных, так и субъективных, т. е. социально-
психологических. Социально-психологические явления справедливо признаются
историческими, как обязательные условия и активный фактор исторического
развития. Известный американский психолог Э. Фромм даже называл социально-
психологические явления производительными силами социального процесса. [43]
Изучая миграцию сельского населения России XVIII — первой половины ХIХ
вв. в социально-психологическом ключе, поставим вопрос: каким образом
человек осуществляет принятие решения о переселении? Для ответа на этот
вопрос нам необходимо очертить тезаурус психологических понятий.
Проведенный понятийный анализ по проблеме позволяет утверждать, что
необходимыми и достаточными для исследования социально-психологических
предпосылок миграции понятиями являются такие, как “настроение”,
“общественное настроение”, “внушение” (“суггестия”) и “контрсуггестия”.
Рассмотрим сущность данных категорий более подробно.
Среди явлений общественной психологии, представляющих интерес для
исторической науки,— потребностей, мотивов, чувств, стереотипов поведения,
вкусов, умений, навыков (как отдельной личности, так и различных социальных
общностей) — особое место занимают социальные настроения, преобладающие в
обществе в тот или иной исторический период.
Значимость настроения в структуре социально-психологических явлений
объясняется тем, что оно представляет собой не какой-либо отдельный элемент
психики, а её целостную и притом динамическую характеристику. Являясь
сравнительно устойчивым, продолжительным психическим состоянием,—
настроение проявляется в качестве положительного или отрицательного
эмоционального фона психической жизни индивида. В отличие от ситуативных
эмоций и аффектов настроение является эмоциональной реакцией на
непосредственные последствия тех или иных событий, а на их значения для
человека в контексте его общих жизненных планов, интересов и ожиданий. [46]
Сформировавшиеся настроения, в свою очередь, способны влиять на
непосредственные эмоциональные реакции по поводу происходящих событий,
соответственно изменяя направления мыслей, восприятие и поведение человека.
Таким образом, настроение окрашивает переживание и деятельность личности
[46] “в определенный цвет” (В. Вилюнас), определяет его модальность (К.
Левин).
Поскольку в данной работе речь идет о таком социальном явлении, как
переселение, которое, несомненно, можно отнести к массовидным явлениям.
Однако, поскольку мы исследуем такое массовидное социальное явление, как
миграция, недостаточно говорить только о настроении,— уместней использовать
социально-психологический термин “общественное настроение”. Это понятие
определяет преобладающее состояние чувств и умов тех или иных социальных
групп в определенный период времени. Общественное настроение представляет
собой не только самое массовидное явление, изучаемое социальной
психологией, но и одну из наиболее значительных сил, побуждающих людей к
той или иной деятельности, накладывающих отпечаток на поведение различных
социальных групп (коллектив, нации и др.) и, конечно же, членов этих групп.
Одной из форм общественного настроения является массовые настроения,
способные объединить различные значительные группы людей (слои, классы и
др.). Однако будем учитывать, что общественное настроение может носить как
массовый, так и “локальный” характер. “Локальное” общественное настроение
(в отличие от массового) проявляется в социально-психологическом климате
микросреды (семья, группа).
Общественное настроение характеризуется определенной предметной
направленностью (политической, религиозной, а в нашем случае —
миграционной), а также характером и уровнем эмоционального накала (апатия,
депрессия — подъем, энтузиазм).
На жизнь отдельной личности общественное настроение влияет ровно
настолько, насколько эта личность вовлечена в жизнедеятельность конкретной
социальной группы, как части общества.
По мнению Б. Д. Пары | |
