|
Реферат: Зарождение христианства (Религия)
Как возникло христианство.
Христианство – одна из мировых религий. Оно появилось около 2х
тысячелетий назад.
Как же возникла эта религия?
В Библии нарисована такая картина возникновения новой религии. В дни
царя Ирода в городе Вифлееме у простой девушки Марии родился сын Иисус. Это
было чудо, поскольку он родился не от земного отца, а от «духа святого» и
был не человек, а бог. Восточные астрологи узнали об этом событии по
движению звезды на небе. Следуя за ней и заметив место, где она
остановилась, они нашли нужный дом, разыскали новорожденного, в котором
признали Мессию (по-гречески – Христос) – божьего помазанника, и поднесли
ему дары.
Когда Иисус, повествуется далее, возмужал, он собрал вокруг себя из 12
доверенных людей – учеников (в Новом завете они названы апостолами) и,
совершая с ними многократный обход городов и деревень Палестины,
проповедовал новую веру, принесенную им с небес религию. При этом он творил
чудеса: ходил по воде, своим прикосновением оживлял умерших и исцелял
больных, превращал воду в вино, пятью хлебами и двумя рыбами накормил
досыта пять тысяч человек, и после трапезы осталось еще недоеденных кусков
полных двенадцать коробов. При этом никто не догадывался, что он Мессия, а
его родные сочли даже, что он «вышел из себя», что он ненормален.
В дальнейшем проповедническая деятельность Иисуса Христа вызвала
раздражение первосвященников Иерусалимского храма. Они объявили его ложным
Мессией. В конфликт вмешался римский наместник и Иудее Понтий Пилат. Иисус
был схвачен, судим и подвергнут распятию – мучительной казни на кресте, что
считалось самой позорной, «рабской» формой казни. После казни снова
произошли чудеса: померкло солнце, начались землетрясения, «отверзлись
гробы» и некоторые умершие воскресли и вышли из них. На третий день Иисус
воскрес, явился своим ученикам. Спустя некоторое время он на облаке
вознесся к небесам, обещая впоследствии вернуться, воскресить всех умерших
и, осудив на Страшном суде деяния каждого, грешников низвергнуть на вечные
муки в ад, а праведников вознести на вечное жительство и «горный Иерусалим»
– небесное божье царство.
Нетрудно заметить, что эти легендарные конструкции Библии находятся в
полном противоречии с научными представлениями человека о мире и о себе.
Христианство, провозглашенные им вероучения, идеи и этические принципы
выросли на почве определенных общественных отношений.
В первые века нашей эры римляне окончили завоевание Средиземноморья.
Подчинив себе множество народов и государств, Рим уничтожил их политическую
самостоятельность и государственность, самобытность их общественной жизни.
Безудержная алчность и жестокость римских наместников, тиски тяжелых
государственных налогов, римское судопроизводство, вытиснившее местные
правопорядки, - весь гнет государственной машины империи порождал в среде
завоеванных народов чувство ненависти к завоевателю и вместе с тем чувство
бессилия перед ним. Эти настроения хорошо переданы в одном из
раннехристианских произведений – «Апокалипсисе» (Откровение Иоанна),
написанном в I веке нашей эры. Автор этого произведения называет
рабовладельческий Рим «великой блудницей», развратившей целые народы и
страны и разрушившей их жизненные устои. В неистовых пророчествах он
предсказывает скорую и позорную гибель «вечного» Рима. «Время близко!» –
восклицает он, но надежды свои возлагает на небесные силы.
Другим большим вопросом общественной жизни являлась проблема рабства.
Дело было не только в том, что рабский труд обрекал общество на
экономический застой, - Римское государство страшилось своих рабов.
«Сколько рабов – столько врагов», - утверждала пословица того времени.
Меры устрашения рабов не могли решить проблемы, и в верхних слоях
общества робко начинает пробивать себе дорогу идея некоторого смягчения
форм рабовладения. Римский философ Сенека (I век нашей эры), богач и
царедворец, советовал господам более мягко обращаться со своими
подневольными. «Все люди, - говорил он, - одинаковы по существу, все
одинаковы по рождению; знатнее тот, кто честен по природе. У всех нас общий
родитель – мир. Природа велит нам приносить пользу всем людям – все равно,
рабы они или свободные, свободнорожденные или отпущенники». В то же время
рабам и тем, кто находится в зависимости, Сенека рекомендует проявлять
терпение и спокойно сносить обиды, поскольку сопротивление только ухудшило
бы их положение. Эти идеи, по-своему переработанные, выдвинуло и
христианство.
Римское общество переживало нравственный и религиозный кризис.
Высшие круги общества с презрением относились к людям труда, не только
рабам, но и свободным. Сукновалы, шерстобиты, сапожники, медники –
постоянный объект пренебрежения и осмеяния. Греческий писатель Лукиан так
изображает удел ремесленника: «Ты будешь недалек умом, будешь держаться
простовато, друзья не будут искать твоего общества, враги не будут бояться
тебя ... ты станешь жить как заяц, которого все травят, и станешь добычей
сильного».
В то же время среди людей труда, не только рабов, но и свободных,
складывались свои меры ценностей человека. Из надгробных надписей, басен,
поговорок того времени мы узнаем, что такой мерой оказывалось трудолюбие,
мастерство, бескорыстие. В одной надписи некая жрица с гордостью говорит,
что ее родители вольноотпущенные, которые были бедны, но свободны духом. В
другой – об умершем – говорится, что его простодушие, «немудрствование» и
доброта открыли его душе возможность местожительствовать с богами.
Вольноотпущенник Федр в басне о судебной тяжбе между пчелами и трутнями из-
за меда в улье дает понять, что он на стороне тех, кто добыл этот мед своим
трудом.
Поговорки и поучения трудовых людей содержат нередко противоположные
призывы: призирай господство и не води знакомства с властью, отвечай
обидчику тем же, ибо, прощая, ты вдохновляешь господ на новые обиды. В
одной поговорке резко осуждается идея сопротивления: «Кроткие живут в
безопасности, но зато они рабы». И наряду с этим: «Лекарство против обид –
прощение». Здесь сопротивление злу – способ социальной самозащиты.
Многие из этих представлений были восприняты формировавшимся
христианством.
Характерной чертой времени было известное охлаждение греко-римского
общества к своим старым богам. Многие сомневались в самом их существовании.
Известный римский политический деятель и оратор Цицерон (106 – 43 гг.
до нашей эры) в тракте «О природе богов» изобразил трех философов, ведущих
спор о том, что «следует думать о религии, благочестии, обрядах,
жертвоприношениях» и о самих бессмертных богах». Один из спорящих хотя и
признает существование блаженных богов, однако, помещая их где-то в
неведомых «междумириях», отрицает их вмешательство в дела людей и,
следовательно, реальное значение религии. Другой, наоборот, утверждает, что
строение Вселенной исполнено божественного разума, и боги все устроили для
блага человека. Третий философ – его точку зрения разделяет сам Цицерон –
говорит, что в народе надо поддерживать веру в богов, но для образованных
людей вопрос темен. «Много ведь попадается такого и смущает так, что иногда
кажется, что совершенно нет таких богов». Этот религиозный скептицизм
уживался с самыми темными суевериями. Множество богов, демонов, духов
опутывали мышление человека, держа его в страхе и подрывая, по выражению
римского поэта Лукреция, «самые устои жизни».
Наряду со скептическим отношением к собственным богам в римском
обществе распространяется интерес к восточным культам. В эту наполненную
политическими и социальными потрясениями беспокойную эпоху они привлекали
своей экзальтацией, исступленными обрядами, таинствами посвящения,
создающими иллюзию общения с божеством. Некоторые из них содержали идеи
потустороннего воздаяния и возмездия, отражая этим жажду социальной
справедливости на Земле.
Таким образом, социальная и политическая неустойчивость эпохи, чувство
безысходности толкали массы к религиозным поискам. Наступление тяжелых
времен приписывалось злой воле или слабости старых богов. А с захирением
демократических учреждений Рима и упадком общественной жизни духовная
энергия людей все больше обращалась к сфере религии. «Во всех классах, -
пишет Энгельс, - должно было быть известное количество людей, которые,
отчаявшись в материальном освобождении, искали взамен него освобождения
духовного, утешения в сознании, которое спасло бы их от полного отчаяния».
Предзнаменования, гадания, оракулы, составление гороскопов, ворожба и
заклинания, поиски магических формул заняли огромное место во всех слоях
общества. И в этом кипящем котле духовной жизни империи исподволь
подготавливалась и новая религия – христианство.
Велико число источников, религиозных, литературных, философских, из
которых черпала свои идеи новая религия. Философ Филон Александрийский (21
или 28 год до нашей эры – 41 или 49 год нашей эры) аллегорически толкуя
Библию, соединил в своем учении монотеизм (веру в единого бога) иудейской
религии с элементами греко-римской философии. Философская школа Филона дала
христианству идею богочеловека, посредника между небом и землей. Повлияла
на христианство и школа римского философа Сенеки, рассматривающего земную
жизнь лишь как преддверие к «новому рождению» в потустороннем мире, и
учение гностиков – религиозно-философское направление, считавшее материю
греховным началом и искавшее пути спасения души. На вероучение и культ
христианства оказали влияние и древнеегипетский культ Осириса и Исиды с его
идеями загробного суда и воскрешения, а также культ древнеперсидского
божества Митры с его символами и мифом о том, что бог добровольно принес
себя в жертву. Христианство восприняло учение иудаизма о едином боге как
первопричине всего существующего. Были восприняты и предсказания иудейских
пророков о предстоящем приходе Мессии–спасителя и наступлении божьего
царства.
В 1947 году неподалеку от Иерусалима, в местности Вади-Кумран, были
найдены запрятанные в пещерах древние рукописи, принадлежавшие
предхристианской иудейской секте, отколовшейся от официального иудаизма.
Ученые считают, что эта секта ессеев, которая упоминается в сочинениях
древних авторов. Поверив в близость конца света и страшного суда, ессеи
ушли в пустыню, чтобы «праведной» отшельнической жизнью готовиться к этим
событиям.
Изучение кумранских свитков выявило удивительно много сходного в
религиозных воззрениях этой секты с первохрианскими общинами. Эта идея
всеобщей греховности, воздаяния за добро и возмездия за зло после смерти.
Другая характерная черта – враждебное отношение к божеству и пренебрежение
к собственности. В кумранских свитках содержатся упоминания об «учителе
праведности», которого в какой-то мере можно рассматривать как прообраз
евангельского Христа.
Христианство возникло в Палестине в первой половине I века нашей эры.
Его формирование растянулось на продолжительное время. Глухое упоминание о
христианских проповедниках в обрамлении мифов и легенд сохранилось в
исторических источниках.
Первоначально христианство было небольшим стихийным движением. Первые
христианские общины состояли по преимуществу из рабов, вольноотпущенников,
ремесленников, городской бедноты, всех тех, кого, по образному выражению Ф.
Энгельса, «выбросил за борт процесс разложения старого мира». Все они
осуждали существующие порядки и мечтали о социальном и духовном
переустройстве. Все они искали в новой религии утешение. И христианство ими
же творимое, все это охотно обещало.
Новая религия утверждала, что страдания в земной жизни принесут
человеку спасение и райское блаженство в загробном мире, а в сопротивлении
злу видела путь к нравственному совершенствованию. Она обещала всем
обездоленным, что «будут последние первыми, и первые последними», что
праведные получат свое и низшим сословиям – всем этим, по евангельской
фразеологии, «нищим», «простецам», «малым сим» – принадлежит будущее.
Богатство, стяжательство рассматривались новой религией как «западня
дьявола».
Христианство отбрасывало не только социальные, но и национальные
преграды между людьми. «Нет ни эллина, ни иудея ... ни варвара, ни скифа,
ни раба, ни свободного», - говорится в одном из апостоловских посланий.
Христианство получило характер универсальной, общечеловеческой религии.
Однако осуществление этих мечтаний христианство отодвигало в
«потусторонний» мир, и само земное существование людей рассматривало лишь
как «божье царство».
Со временем христианство меняет свое социальное лицо. Углубление
кризиса римского рабовладельческого общества побуждало все большее число
людей искать утешения и спасения в новой религии. Во II – III веках в
христианские общины хлынули состоятельные люди. Они принесли не только
имущество, но и свои социально-политические воззрения. Идеалы бедности,
нестяжательства, равенства отодвигаются на задний план.
Христианские общины становятся богатыми, приобретают экономический и
политический вес. Руководство ими сосредотачивается в руках немногих
должностных лиц – епископов. Создается сложная церковная организация. Ее
высшим органов становятся съезды епископов – церковные соборы. Епископы
больших областей получают в дальнейшем наименование архиепископов.
Архиепископы Рима, Александрии, Антиохии стали называться патриархами, а
первые два – папами (от греческого «папас» – отец).
Постепенно вырабатывается сложный культ, чуждый первоначальному
христианству. Позднее в молитвенных домах появились иконы – изображения
Иисуса Христа, его матери, апостолов. Вводилось пышное богослужение.
Таким образом, к IV веку христианство проникло во все социальные слои
римского общества. Мощная организация общественной связи, земельные
владения и богатства, накопленные к этому времени, делали христианскую
церковь силой, с которой власти не могли не считаться. Тем более что сама
церковь теперь стремилась к сближению с государством.
Тенденции эти наметились давно. Уже в посланиях апостолов (I-II века)
появляются призывы: «Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и
трепетом... как Христу», «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо
нет власти не от бога».
Эта готовность церкви освятить слабеющую императорскую власть и весь
строй империи авторитетом христианского бога не могла не быть услышана.
Император Константин в начале IV века, стремясь укрепить единство
империи и свою власть, прекратил преследование христиан и дал христианству
права легальной религии. А в последнее десятилетие IV века, при императорах
Грациане и Феодосии I, христианство получило привилегии единственной
государственной религии. Остатки дохристианских языческих культов
преследовались. Имущество старых храмов было конфисковано или разграблено,
статуи богов низвергнуты, жертвоприношения им запрещены. Знаменитая статуя
Виктории – богини победы, символ старого римского духа и государственности,
была удалена из сената. В 394 году император Феодосий I специальным
декретом упразднил как один из последних оплотов язычества – знаменитые
олимпийские празднества – олимпиады. Христианство распространилось по всем
районам империи и вышло за ее пределы.
Христианская церковь сделалась опорой и союзником гибнущего
рабовладельческого государства.
Реферат на тему: Золотая ветвь
“Золотая ветвь” известного английского религиоведа и этнолога Джеймса
Фрэзера (1854-1941) принадлежит к числу тех фундаментальных исследований,
которые составляют непреходящую ценность для многих поколений ученых.
Посвятив жизнь изучению фольклористики и истории религии, Дж. Фрэзер собрал
огромный фактический материал, позволивший ему с помощью сравнительно-
исторического метода показать связь между современными религиями и
первобытными верованиями, выявить земные истоки религиозного миропонимания.
Стоит лишь еще раз подчеркнуть, что концепция Дж. Фрэзера противостоит
церковной точке зрения на происхождение и роль религии в истории общества,
а его труды дают в руки современных исследователей богатейший фактический
материал, который невозможно почерпнуть из жизни, ибо многие описываемые в
книге обычаи и ритуалы давно забыты, исчезли и некоторые из описываемых им
этнических групп.
Основной целью настоящей книги является объяснение любопытного
правила, которое определяло порядок наследования должности жреца Дианы в
Ариции.
Является ли моя теория верной, или от нее следует отказаться, покажет
будущее. Я всегда готов отказаться от нее в пользу лучшей теории.
Предоставляя новый вариант книги на суд публики, мне хотелось бы
предостеречь против неверного понимания ее задачи, которое продолжает иметь
место, несмотря на то что в прошлом я уже выступал против него. Если я в
данной работе подробно останавливаюсь на культе деревьев, то это происходит
не потому, что я преувеличиваю его значение в истории религии, и еще менее
потому, что я вывожу из него всю мифологию. Просто, стремясь объяснить
смысл должности жреца, носившего титул Царя Леса, я не мог обойти молчанием
этот культ. Ведь в обязанности этого жреца входило срывать Золотую ветвь —
ветвь с дерева в священной роще. Но я далек от того, чтобы приписывать
поклонению деревьям первостепенное значение в развитии религиозного
сознания, и, в частности, считаю его подчиненным страху перед покойниками,
который представляется мне самым мощным фактором в формировании первобытной
религии. Надеюсь, что теперь меня не будут обвинять в том, что я являюсь
сторонником мифологии, которую я считаю не просто ложной, но нелепой и
абсурдной. Однако я слишком близко знаком с гидрой заблуждения, чтобы,
отрубая одну из ее голов, рассчитывать на то, что смогу предотвратить рост
другой (или даже той же самой) головы. Тем не менее я верю в искренность и
ум своих читателей: пусть же они исправят это серьезное заблуждение.
В древности на фоне этого лесного пейзажа неоднократно разыгрывалось
одно и то же странное и трагическое событие. На северном берегу озера,
прямо под отвесными утесами, к которым притулилась деревушка Неми,
находились священная роща и святилище Немийской, или Лесной, Дианы. Озеро и
роща были известны тогда под названием Ари-цийских. Но город Ариция (теперь
он называется Ла-Ричча) был расположен почти в пяти километрах отсюда, у
подножия Альбанской горы, и отделен крутым спуском от озера, находящегося в
небольшой воронкообразной впадине на склоне горы. В священной роще росло
дерево, и вокруг него весь день до глубокой ночи крадущейся походкой ходила
мрачная фигура человека. Он держал в руке обнаженный меч и внимательно
оглядывался вокруг, как будто в любой момент ожидал нападения врага. Это
был убийца-жрец, а тот, кого он дожидался, должен был рано или поздно тоже
убить его и занять его место. Таков был закон святилища. Претендент на
место жреца мог добиться его только одним способом - убив своего
предшественника, и удерживал он эту должность до тех пор, пока его не
убивал более сильный и ловкий конкурент.
Должность эта, обладание которой было столь зыбким, приносила с собой
царский титул. Но ни одна коронованная особа не была мучима более мрачными
мыслями, чем Немийский жрец. Из года в год зимой и летом, в хорошую и
плохую погоду, нес он свою одинокую вахту и только с риском для жизни
урывками погружался в беспокойную дрему. Малейшее ослабление бдительности,
проявление телесной немощи и утрата искусства владеть мечом ставили его
жизнь под угрозу; седина означала для него смертный приговор. От одного его
вида прелестный пейзаж мерк в глазах кротких и набожных паломников. С
суровой и зловещей фигурой Немийского жреца плохо сочетались мечтательная
голубизна итальянского неба, игра светотени в летних лесах и блеск волн на
солнце.
Закон наследования титула жреца в Неми не имеет параллелей в
классической древности. Для того чтобы найти ему объяснение, следует
заглянуть дальше в глубь веков. Никто, видимо, не станет отрицать, что
подобный обычай отдает варварской эпохой и, подобно первобытному утесу на
гладко подстриженной лужайке, в совершенном одиночестве возвышается посреди
изысканного италийского общества времен Империи. Но именно грубый,
варварский характер этого обычая вселяет в нас надежду на его объяснение.
Исследования в области древнейшей истории человечества обнаружили, что при
множестве поверхностных различий первые грубые философские системы,
выработанные человеческим разумом, сходны в своих существенных чертах.
Следовательно, если мы сможем доказать, что такой варварский обычай, как
наследование титула жреца в Неми, существовал в других обществах, если нам
удастся раскрыть причины существования подобного института и доказать, что
одни и те же причины действовали в большинстве (если не во всех)
человеческих обществ, при различных обстоятельствах пробуждая к жизни
множество различающихся в деталях, но в целом сходных институтов, наконец,
если нам удастся продемонстрировать, что те же самые причины, вместе с
производными от них институтами, на самом деле действовали и в классической
древности, - тогда мы сможем по праву заключить, что в более отдаленную
эпоху те же причины породили правила преемственности жречества в Неми. За
недостатком прямых сведений о том, как этот институт возник, наши
заключения никогда не достигнут статуса доказательства, но они будут более
или менее вероятными в зависимости от полноты, с какой удастся вы-полнигь
указанные условия. Предложить достаточно вероятное объяснение института
жрецов в Неми, удовлетворяющее этим условиям, - вот цель данной книги.
Начнем с изложения тех немногих фактов и преданий по этому поводу,
которые до нас дошли. Согласно одному из таких преданий, культ Дианы
Немийской был учрежден Орестом, который, убив Фаоса, царя Херсонеса
Таврического, бежал с сестрой в Италию; в связке веток он привез с собой
изображение Дианы Таврической. После смерти его останки были перевезены из
Ариции в Рим и захоронены на склоне Капитолийского холма перед храмом
Сатурна (рядом с храмом Согласия). Знатокам древности знаком кровавый
ритуал, который предание связывает с Дианой Таврической. Оно гласит: каждый
чужестранец, который высаживается на берег, приносится в жертву на ее
алтаре. Впрочем, будучи перенесен на италийскую почву, этот ритуал вылился
в более мягкую форму. В немийском святилище произрастало некое дерево, и с
него не могла быть сорвана ни единая ветвь. Лишь беглому рабу, если ему это
удастся, позволялось сломать одну из ветвей. В случае удачи ему
предоставлялось право сразиться в единоборстве со жрецом и при условии
победы занять его место и унаследовать титул Царя Леса (Rex Nemorensis).
По общему мнению древних, этой роковой веткой была та самая Золотая
ветвь, которую Эней по наущению Сибиллы сорвал перед тем, как предпринять
опасное путешествие в страну мертвых. Бегство раба символизировало, по
преданию, бегство Ореста, а его поединок со жрецом был отголоском
человеческих жертвоприношений, когда-то приносившихся Диане Таврической.
Закон наследования по праву меча соблюдался вплоть до имперских времен.
Среди прочих выходок Калигулы1 была такая: решив, что жрец Неми оставался
на своем посту слишком долго, он нанял для его убийства дюжего головореза.
Кроме того, греческий путешественник, посетивший Италию в эпоху Антониной
(I—П вв.), писал, что наследование титула жреца по-прежнему добывается
победой в поединке.
Основные черты культа Дианы в Неми еще подлежат выявлению. Из
обнаруженных там остатков жертвоприношений явствует, что древние считали
ее, во-первых, охотницей, во-вторых, благословляющей людей потомством, в-
третьих, дарующей женщинам легкие роды. Огонь, по-видимому, играл в ее
культе особо важную роль. Во время ежегодного праздника, посвященного Диане
и приходившегося на самое жаркое время года (13 августа), ее роща озарялась
светом многочисленных факелов, ярко-красный отблеск которых ложился на
поверхности озера. В этот день по всей Италии у каждого домашнего очага
свершались священные обряды. Сама богиня изображена на найденных в пределах
святилища бронзовых статуэтках держащей факел в поднятой правой руке.
Выполнив данные обеты, женщины, молитвы которых были услышаны Дианой,
приходили в святилище украшенные венками, с зажженными факелами.
Неизвестный римлянин зажег неугасимую лампаду в небольшой гробнице в Неми
во здравие императора Клавдия и его семьи. Найденные в роще светильники из
обожженной глины, возможно, служили той же цели в отношении простых
смертных. Если это так, то аналогия между этим обычаем и обычаем католиков
ставить освященные свечи в церквах очевидна. Кроме того, титул Весты,
носимый Дианой Немий-ской, явно свидетельствует о том, что в ее святилище
постоянно поддерживался священный огонь. Большой, круглой формы фундамент в
северо-восточном приделе храма, приподнятый на три ступени и сохранивший
следы мозаики, служил, вероятно, основанием круглого храма Дианы-Весты,
аналогичного храму Весты на Форуме. По всей вероятно-.сти, священный огонь
поддерживался здесь девственными весталками.
Из приведенных примеров можно заключить, что культ Дианы в священной
Немийской роще имел большое значение и уходил своими корнями в незапамятную
древность; что Диана почиталась как богиня лесов и диких зверей, а
возможно, также домашнего скота и плодов; что древние верили в то, что она
дарует мужчинам и женщинам потомство и помогает матерям рожать; что
священный огонь Дианы, поддерживаемый целомудренными весталками, постоянно
горел в круглом храме святилища; что с ней ассоциировалась водная нимфа
Эгерия, которая выполняла одну из функций Дианы (помощь женщинам при
родовых схватках) и которая, по народной легенде, сочеталась в священной
роще браком с древним римским царем; что Диана Лесная имела спутника
мужского пола по имени Вирбий, который относился к ней, как Адонис — к
Венере и Аггис — к Кибеле; и, наконец, что в историческое время мифический
Вирбий был представлен жрецами, Царями Леса. Они погибали от меча своих
преемников, и жизнь их была связана со священным деревом в роще. Жрец был
гарантирован от нападения лишь до тех пор, пока дерево оставалось
нетронутым.
Эти выводы сами по себе, конечно, недостаточны для объяснения правила
преемства звания Арицийского жреца. Но, быть может, привлечение более
широкого круга данных убедит нас, что они содержат в зародыше решение
проблемы. Пустимся же в путешествие по морю фактов. Оно будет долгим и
утомительным, но вместе с тем в нем будет очарование познавательного
путешествия, во время которого мы посетим множество странных чужеземных
народов с еще более странными обычаями. Снимемся же с якоря, наполним
паруса ветром и покинем на время побережье Италии.
Следует ответить на два вопроса: ч во-первых, почему жрец Дианы
Немийской, Царь Леса, должен был убивать своего предшественника? Во-вторых,
почему перед этим он должен был сорвать с дерева ветвь, которая, по общему
мнению древних, была не чем иным, как Золотой ветвью Виргилия?
Прежде всего остановимся на титуле жреца. Почему он назывался Царем
Леса? Почему отправляемая им должность именовалась царством?
Соединение царского титула с отправлением жреческих обязанностей было
в Древней Италии и Греции обычным делом. В Риме и других городах Лациума
был жрец, называвшийся Царем Жертвоприношений или Царем Священных Обрядов,
а жена его носила титул Царицы Священных Обрядов. В Афинской республике
второе (по значению) из ежегодно избираемых должностных лиц именовалось
Царем, а его супруга -Царицей. Оба они исполняли религиозные функции. И
другие греческие демократии имели титулованных царей, которые, насколько
нам известно, отправляли жреческие обязанности у Центрального
Государственного Очага. В некоторых греческих государствах таких царей было
несколько, и они занимали должность царя одновременно. В Риме, по преданию,
титул Царя Жертвоприношений был учрежден после упразднения царской власти
для принесения жертв, которые до того времени приносились царями.
Аналогичное предание относительно происхождения института царей-жрецов
было, видимо, и в Греции. Это подтверждается примером Спарты, едва ли не
единственного чисто греческого государства, сохранившего в историческое
время монархическую форму власти. В Спарте все государственные жертвы
приносились царями, потомками бога. Один из двух спартанских царей был
жрецом Зевса Лакедонского, а другой — Зевса Уранийского.
Это сочетание жреческих функций с царской властью известно
повсеместно. Например, местом многих великих религиозных столиц, населенных
тысячами священных рабов и управляемых первосвященниками, которые, подобно
папам в средневековом Риме, держали в своих руках и светскую и духовную
власть, была Малая Азия. Такими городами, находившимися под властью
священников, были Цела и Пессинунт. Тевтонские вожди в языческую эпоху
также, по всей видимости, выполняли функции великих жрецов. В Китае
публичные жертвоприношения совершались императорами по правилам,
предусмотренным ритуальными книгами. На острове Мадагаскар правитель был
одновременно и верховным жрецом. На великом празднике Нового года, когда на
благо царства приносился в жертву вол, правитель присутствовал при
жертвоприношении, вознося благодарственную молитву в то время, как
служители убивали животное. В монархиях Галла в Восточной Африке, которые
еще сохраняют свою независимость, царь приносит жертвы на горных вершинах и
регулирует принесение человеческих жертв. Такое же соединение светской и
духовной власти, царских и жреческих функций засвидетельствовано туманными
преданиями о царях той очаровательной страны Центральной Америки, чья
древняя столица Паленке, ныне погребенная под буйным цветением тропического
леса, лежит в величественных, таинственных руинах.
Заметив, что древние цари обычно были и жрецами, мы далеко не
исчерпали религиозную сторону их функций. В те времена божественность,
окутывающая царя, была не пустой фразой, а выражением твердой веры. Во
многих случаях царей почитали не просто как священнослужителей, посредников
между человеком и богом, но и как богов, способных оделить своих подданных
и поклонников благами, которые, как правило, считаются находящимися вне
компетенции смертных и испрашиваются путем молитвы и жертвоприношения у
сверхъестественных, невидимых существ. Так, от царя часто ожидали
воздействия в нужном направлении на погоду, чтобы зрели посевы и т. д.
Сколь противоестественными ни представлялись бы нам эти ожидания, они
вполне согласуются с образом мышления дикарей. Дикарь, в отличие от
цивилизованного человека, почти не отличает естественного от
сверхъестественного. Мир для него является творением сверхъестественных,
антропоморфных существ, которые действуют из побуждений, подобных его
собственным, и которые могут быть тронуты призывами к состраданию. При
таком воззрении на мир дикарь не видит предела своей способности
воздействовать на ход природных процессов и обращать его в свою пользу.
Боги посылают дикарю хорошую погоду и обильный урожай в обмен на молитвы,
обещания и угрозы. А если (что иногда мерещится дикарю) бог воплощается в
нем самом, то надобность в обращении к высшему существу вообще отпадает. В
таком случае дикарь сам „обладает" всеми способностями, необходимыми для
того, чтобы содействовать собственному благоденствию и благополучию своих
товарищей.
Таков первый путь к формированию идеи человека-бога. Но есть и второй.
Наряду с представлением о мире как о месте пребывания различных духов
дикарь обладает другим — возможно, еще более архаическим — представлением,
в котором мы можем обнаружить зародыш современного понятия естественного
закона или взгляда на природу как на совокупность событий, совершающихся в
неизменном порядке без вмешательства антропоморфных существ. Понятие,
которое мы упомянули, находит воплощение в симпатической магии — так ее
можно назвать, — играющей важную роль в большинстве ранних религиозных
систем. В первобытном обществе царь часто являлся одновременно магом и
жрецом. Нередко ему удавалось достичь власти благодаря предполагаемой в нем
искушенности в черной и белой магии. Таким образом, чтобы понять эволюцию
института царской власти и священный характер, которым она была наделена в
глазах диких и варварских народов, необходимо ближе познакомиться с
принципами магии и составить себе некоторое представление о том необычайном
влиянии, которое эта древняя система предрассудков во все времена и у всех
народов оказывала на человеческий ум. Остановимся на этом предмете
подробнее.
Принципы магии. Магическое мышление основывается на двух принципах.
Первый из них гласит: подобное производит подобное или следствие похоже на
свою причину. Согласно второму принципу, вещи, которые раз пришли в
соприкосновение друг с другом, продолжают взаимодействовать на расстоянии
после прекращения прямого контакта. Первый принцип может быть назван
законом подобия, а второй — законом соприкосновения или заражения. Из
первого принципа, а именно из закона подобия, маг делает вывод, что он
может произвести любое желаемое действие путем простого подражания ему. На
основании второго принципа он делает вывод, что все то, что он проделывает
с предметом, окажет воздействие и на личность, которая однажды была с этим
предметом в соприкосновении (как часть его тела или иначе).
Гомеопатической, или имитативной, магией можно назвать колдовские приемы,
основанные на законе подобия. Контагиозной магией могут быть названы
колдовские приемы, основанные на законе соприкосновения или заражения.
Первый вид магии лучше всего обозначить термином гомеопатическая,
потому что альтернативный термин - магия имитативная - не исключает или
даже подразумевает сознательно подражающего агента, что чрезмерно сужает
сферу действия магии. Ведь колдун уверен, что принципы, находящие
практическое применение в его искусстве, управляют также неживой природой.
Другими словами, он допускает, что законы подобия и соприкосновения
распространяются не только на человеческие действия, но имеют всеобщее
применение. Короче говоря, магия является искаженной системой природных
законов и ложным руководящим принципом поведения; это одновременно и ложная
наука, и бесплодное искусство. Как система природных законов, то есть
совокупность правил, которые „определяют" последовательность событий в
мире, она может быть названа магией теоретической. В качестве же
предписаний, которым люди должны следовать, чтобы достигать своих целей,
она может называться магией практической. Вместе с тем следует иметь в
виду, что первобытный колдун знает магию только с ее практической стороны.
Он никогда не подвергает анализу мыслительные процессы, на которых
основываются его действия, никогда не размышляет над заключенными в них
абстрактными принципами. Как и большинство людей, он рассуждает так же, как
переваривает пищу- в полном неведении относительно интеллектуальных и
физиологических процессов, необходимых для мышления и для пищеварения.
Короче, магия является для него искусством, а не наукой; сама идея науки
отсутствует в его неразвитом уме. Проследить ход мысли, лежащей в основе
колдовских действий, выявить несколько простых нитей, которые переплетаются
в запутанный клубок, отделить абстрактные принципы от их конкретных
приложений, другими словами, обнаружить следы искаженной науки за
видимостью неподдельного искусства является делом философа.
Если верен наш анализ магической логики, то два ее основных принципа
оказываются просто двумя способами злоупотребления связью идей.
Гомеопатическая магия основывается на связи идей по сходству; контагиозная
магия основывается на связи идей по смежности. Ошибка гомеопатической магии
заключается в том, что подобие вещей воспринимается как их идентичность.
Контагиозная магия совершает другую ошибку: она исходит из того, что вещи,
которые однажды находились в соприкосновении, пребывают в контакте
постоянно. На практике оба вида магии часто сочетаются. Точнее говоря, если
гомеопатическая, или имитативная, магия может практиковаться сама по себе,
то контагиозная магия, как правило, связана с применением гомеопатического
принципа. Понять эти разновидности магии в столь общей форме несколько
затруднительно, но они станут удобопонятными, будучи проиллюстрированы на
конкретных примерах. В их основе лежат довольно простые ходы мышления.
Иначе и быть не может — ведь с ними конкретно (конечно же не абстрактно!)
освоился не только грубый ум дикаря, но и не менее невежественный ум
современных суеверных людей. Обе разновидности магии — гомеопатическая и
контагиозная — могут быть обозначены единым термином — симпатическая магия,
поскольку в обоих случаях допускается, что благодаря тайной симпатии вещи
воздействуют друг на друга на расстоянии и импульс передается от одной к
другой посредством чего-то похожего на невидимый эфир. Эфир этот не столь
уж отличается от эфира, существование которого современная наука
постулирует с подобной же целью, а именно для объяснения того, как вещи
могут взаимодействовать друг с другом в кажущемся пустым пространстве.
Приступим к иллюстрации двух основных видов симпатической магии на
примерах. Начнем с магии гомеопатической.
Гомеопатическая, или имитативная, магия. Вероятно, наиболее привычным
применением принципа „подобное произведет подобное" являются
предпринимавшиеся многими народами в разные эпохи попытки нанести вред
врагу или погубить его путем нанесения увечий его изображению или
уничтожению последнего.
Контагиозная магия. До сих пор мы рассматривали главным образом одну
отрасль симпатической магии - магию гомеопатическую, или имитативную. Ее
основной принцип — подобное производит подобное или, другими словами,
следствие похоже на свою причину. Другая разновидность магии, которую мы
назвали магией контагиозной, исходит из того, что вещи, единожды
находившиеся в соприкосновении, должны, будучи разъединенными, оставаться в
симпатическом отношении. Что бы ни произошло с одной из них, то же должно
произойти и с другой. Логической предпосылкой как контагиозной, так и
гомеопатической магии является ложная ассоциация идей. Ее физическая основа
(если о существовании таковой вообще можно говорить) — это материальная
среда, которая якобы соединяет отдаленные предметы и передает их
воздействия друг на друга. Самый привычный пример контагиозной магии —
магическая симпатия, якобы существующая между человеком и частями его тела,
волосами или ногтями. Тот, кто имеет у себя чьи-то волосы или ногти, может
будто бы на любом расстоянии навязать свою волю их владельцу. Предрассудок
этот распространен по всему миру. Ниже мы проиллюстрируем его на примерах.
Занятие общественной магией — поскольку оно оказывало влияние на
устройство первобытного общества — способствовало передаче контроля над
делами общины в руки наиболее способных людей. В результате демократия
сменилась монархией, точнее, олигархией старейшин. Первобытной общиной
управляло чаще всего не собрание всех взрослых членов племени мужского
пола, а совет старейшин. Каковы бы ни были причины такого положения дел и
характер первых правителей, это изменение в целом было весьма
благоприятным. Возникновение монархии представляется важным условием выхода
человечества из стадии дикости. Ибо нет существа более стесненного обычаями
И традицией, чем дикарь при первобытном демократическом правлении. Ни при
одном общественном строе прогресс не протекал столь медленно и трудно, как
в условиях первобытной демократии. Старое представление о дикаре как о
свободнейшем из людей противоречит истине. Он — раб, но раб не какого-то
отдельного господина, а раб прошлого, духов умерших предков, которые
преследуют его от рождения до смерти и правят им железной рукой. Деяния
предков являются для него настоящим неписаным законом, которому он слепо,
без рассуждений повинуется. При такой ситуации одаренные люди почти не
имеют возможности заменить древние обычаи лучшими. Наиспособнейший человек
тащится за слабейшим и глупейшим, которого он по необходимости берет за
образец, потому что последний не может подняться, а первый может упасть.
Поскольку естественное неравенство и огромные различия во врожденных
способностях сводились в такого рода обществах к поверхностной лживой
видимости равенства, внешняя сторона жизни первобытной общины представляет
собой абсолютно монотонный ландшафт. Поэтому если иметь в виду
действительное благо общества, то заслуживает одобрения все, что, давая
таланту возможность выдвинуться и приводя таким образом обладание властью в
соответствие с естественными способностями людей, помогло обществу выйти из
того неразвитого и косного состояния, которое демагоги и мечтатели
позднейших времен прославляли как Золотой век и идеальное состояние
человечества.
Как только эти движущие силы вступают в действие (а их нельзя
подавлять бесконечно), прогресс цивилизации становится сравнительно
быстрым. Сосредоточение высшей власти в руках одного человека дает ему
возможность за время своей жизни провести такие преобразования, которые не
смогли осуществить целые предшествующие поколения. А если к тому же это
человек незаурядного ума и энергии, он легко воспользуется представившимися
ему возможностями. Даже прихоти и капризы тирана могут оказаться полезными
и разорвать цепь, которой обычай столь сильно сковывает дикаря. Едва лишь
племенем перестают управлять нерешительные, раздираемые внутренними
противоречиями советы старейшин и власть переходит к одному сильному и
решительному человеку, оно начинает представлять угрозу для своих соседей и
вступает на путь захватов, которые на ранних ступенях истории нередко
благоприятствуют общественному, промышленному и умственному прогрессу.
Расширяя свою власть отчасти силой оружия, отчасти путем добровольного
подчинения более слабых племен, это племя в скором времени приобретает
богатство и рабов, которые, освобождая целые классы людей от постоянной
борьбы за выживание, дают им возможность посвятить себя бескорыстному
приобретению знаний — этого благороднейшего и сильнейшего орудия - с целью
улучшить жребий человека.
Интеллектуальный прогресс, который выражается в развитии науки и
искусства и в распространении более свободных взглядов, неотделим от
промышленного и экономического прогресса, а этот последний, в свою очередь,
получает мощный толчок от военных побед и завоеваний. Не случайно самые
мощные взрывы интеллектуальной активности человека следовали по пятам за
победами, и для развития и распространения цивилизации больше всего делали,
как правило, расы победителей. Таким путем в мирное время они залечивали
раны, нанесенные войной. Свидетелями таких взрывов в прошлом были
вавилоняне, греки, римляне, арабы. Если подняться к истокам истории, то
разве можно назвать случайным факт, что первые большие шаги в направлении
цивилизации, например в Египте, Вавилоне и Перу, были сделаны при
деспотических и теократических правлениях, когда высший правитель в
качестве царя и бога требовал от своих подданных рабской преданности и
получал ее. Не будет преувеличением сказать, что деспотизм в эту раннюю
эпоху является другом человечности и, как это ни парадоксально, свободы.
Ведь в конечном счете при самом абсолютном деспотизме, при самой
мучительной тирании свободы в лучшем смысле слова, например свободы мыслить
и решать собственную судьбу, больше, чем в свободной по видимости жизни
дикарей, у которых личность от колыбели до могилы заключена в прокрустово
ложе наследственного обычая.
Занятие общественной магией - поскольку оно было одним из путей,
которыми наиболее способные люди пришли к высшей власти, -внесло вклад в
освобождение человечества от рабского подчинения традиции и привело его к
более свободной жизни, к более широкому взгляду на мир. Услуга немалая.
Магия проложила дорогу науке, поэтому мы вынуждены признать, что, хотя
чернокнижие принесло много зла, оно вместе с тем стало и источником
большого блага. Магия была дочерью заблуждения и одновременно — матерью
свободы и истины.
Истинные принципы входят в состав прикладных наук, которые мы называем
..искусствами"; магия же состоит из ложных принципов.
Итак, магия, как оказалось, близкая родственница науки. Остается
выяснить, в каком отношении она находится к религии. В ответах на этот
вопрос, несомненно, найдут отражение наши взгляды на природу религии.
Поэтому от автора можно ожидать определения понятия религии до того, как он
приступит к исследованию ее отношения к магии. Нет такого предмета, в
отношении которого мнения расходились бы так сильно, как в отношении
природы религии. Невозможно дать определение религии, которое удовлетворило
бы всех. Автор может лишь, во-первых, выразить, что он понимает под
религией, и, во-вторых, во всей работе последовательно употреблять этот
термин в указанном смысле. Так вот, под религией я понимаю умилостивление и
умиротворение сил, стоящих выше человека, сил, которые, как считается,
направляют и контролируют ход природных явлений и человеческой жизни.
Религия в таком понимании состоит из теоретического и практического
элементов, а именно из веры в существование высших сил и из стремления
умилостивить их и угодить им. На первом месте, конечно, стоит вера, потому
что, прежде чем угождать божеству, надо верить в его существование. Но если
религия не ведет к религиозному образу действий, это уже не религия, а
просто теология, так как, по выражению святого Иакова, «одна вера без дел
мертва». Другими словами, тот, кто не руководствуется хоть в какой-то мере
в своем поведении страхом перед богом или любовью к нему, тот нерелигиозен.
С другой стороны, нельзя назвать религиозным и поведение, не подкрепленное
религиозной верой. Два человека могут вести себя одинаково, и тем не менее
один из них будет человеком религиозным, а другой — нет. Если человек
действует из любви к богу или из страха перед ним, он религиозен. Если же
он действует из любви или страха перед человеком, он является человеком
моральным или аморальным в зависимости от того, согласуется его поведение с
общим благом или находится в противоречии с ним. Поэтому верование и
действие или, говоря языком теологии, вера и „дела" равно важны для
религии, которая не может существовать без того и другого. Но не
обязательно и не всегда религиозное действие принимает форму ритуала, то
есть состоит в произнесении молитв, совершении жертвоприношений и других
внешних обрядовых действий. Цель их — угодить божеству. Но если божество,
по мнению его приверженцев, находит удовольствие в милосердии, прощении и
чистоте, а не в кровавых жертвах, пении гимнов и курении фимиама, то
угодить ему лучше всего можно, не простираясь перед ним ниц, не воспевая
хвалы и не наполняя храмы дорогими приношениями, а исполнившись чистотой,
милосердием и состраданием к людям. Ведь, поступая таким образом, они
подражают, насколько позволяет им их человеческая слабость, совершенству
божественной природы. Такова этическая сторона религии, которую неустанно
внедряли иудейские пророки, вдохновленные благородными идеалами
божественной святости и доброты. Например, пророк Михей восклицает: ,,0,
человек! сказано тебе, что — добро и чего требует от тебя Господь:
действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить
пред Богом твоим" (Мих. 6; 8). И в позднейшие времена христианство черпало
силу, с помощью которой оно завоевало мир, из того же высокого
представления о моральной природе бога и возложенной на людей обязанности
сообразоваться с ней. „Чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцем,
— говорит святой Иаков, — есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их
скорбях и хранить себя неоскверненным от мира" (Иак. 1; 27).
На основании сказанного мы можем сделать обоснованный вывод, что во
многих частях света верховный правитель происходит по прямой линии от
древнего мага или знахаря. С момента обособления особого класса шаманов на
него было возложено исполнение обязанностей, обеспечивающих безопасность и
благосостояние общества. Эти люди постепенно достигают богатства и власти,
а лучшие из них превращаются в священных владык. Для наиболее
проницательных умов ложность магии с течением времени становится все более
и более очевидной, и она мало-помалу вытесняется религией. Другими словами,
колдун уступает место жрецу, который, отказываясь от стремления
непосредственно управлять ходом природных процессов на благо человека,
старается достичь той же цели косвенным путем - путем обращения к богам.
Пусть они сделают для него то, чего он более не считает возможным достичь
собственными силами. Верховный правитель постепенно отказывается от магии в
пользу чисто жреческих функций — молитвы и жертвоприношения. Но поскольку
границы между человеческим и божественным еще нечетки и расплывчаты, то
некоторые правители воображают, что возможно достичь божественности путем
воплощения.
Понятие человекобога или человеческого существа, наделенного
божественными или сверхъестественными способностями, по существу
принадлежит раннему периоду истории религии, тому периоду, когда боги и
люди продолжали рассматриваться как существа во многом одного и того же
порядка и не были еще разделены непроходимой пропастью, которая
разверзается между ними в сознании позднейших поколений. Какой бы странной
ни казалась идея бога, воплощенного в человеческом образе, для первобытного
человека, видевшего в человекобоге или в богочеловеке всего лишь более
высокую степень присутствия тех же самых сверхъестественных способностей,
которые он без малейших угрызений совести дерзко присваивает себе, в ней не
было ничего из ряда вон выходящего. Ведь он не проводит сколько-нибудь
четкого различения между богом и могущественным волшебником. Его боги
зачастую не более как невидимые колдуны, которые за завесой природных
явлений приводят в действие те же чары и заклинания, которые люди-маги в
видимой и телесной форме используют среди своих соплеменников. А так как
была широко распространена вера в то, что боги предстают перед верующими в
человеческом облике, колдуну, с якобы присущими ему чудотворными
способностями, нетрудно было обрести славу воплощенного божества. Так,
начав с простого заклинателя духов, знахарь или колдун постепенно
объединяет в своем лице бога и светского властителя. Но, говоря о нем как о
боге, мы должны ' остерегаться переносить на первобытное
представление о божестве абстрактные и сложные идеи, которые мы с этим
термином связываем. Наши идеи по этому важному вопросу являются плодом
длительного (интеллектуального и морального развития. Дикарь не только не
разделяет их, но, когда ему их объясняют, он даже не понимает их.
Мы довели до конца наш очерк эволюции института священных / царей,
который своей высшей формы и своего полного выражения достиг в монархиях
Перу и Египта. Исторически этот институт, видимо, берет свое начало в
прослойке колдунов или знахарей, находящихся на общественной службе; в
плане логическом он покоится на дедукции из ложной ассоциации идей. Люди
ошибочно приняли порядок своих идей за порядок природных явлений: они
вообразили, что им дозволено управлять предметами, подобно тому как они
управляют своими мыслями. Люди, которые по той или иной причине, в силу
телесной мощи или слабости, были признаны в высшей степени наделенными
магическими способностями, постепенно отделились от своих соплеменников и
образовали особый класс, призванный оказать далеко идущее влияние
на прогресс человечества в политическом, религиозном и интеллектуальном
отношении. Общественный прогресс, насколько нам известно, состоит в
последовательной дифференциации функций или, проще говоря, в разделении
труда. Труд, который в примитивном обществе выполнялся всеми и одинаково
непродуктивно, постепенно распределяется между различными классами
работающих и выполняется все более и более производительным образом. А
поскольку материальными и иными плодами специализированного труда
пользуются все, то и выгоду от возрастающей специализаций получает общество
в целом. Колдуны или знахари образуют, по-видимому, самый древний класс
профессионалов в истории общества. Колдуны имеются во всех известных нам
племенах, а у самых примитивных народностей, таких, как австралийские
аборигены, они являются единственным профессиональным классом. По мере того
как процесс дифференциации продолжается, класс знахарей претерпевает
внутреннее разделение труда: бывают знахари-врачеватели, знахари — делатели
дождя и т. д. Самые могущественные представители этого класса
выдвигаются на должности вождей и постепенно превращаются в священных
царей. Их магические функции все больше и больше отходят на задний план и
по мере того, как магию медленно вытесняет религия, заменяются жреческими
обязанностями. Еще позже происходит разделение светского и религиозного
пласта царской власти: светская власть отходит в ведение одного человека, а
религиозная — другого. Тем временем колдуны, которых преобладание религии
может подавить, но не может истребить, по-прежнему предпочитают предаваться
скорее древним оккультным искусствам, чем нововведенным жертвоприношениям и
молитвам. Но со временем наиболее дальновидные из их числа постигают
ложность магии и находят более эффективный способ управления силами природы
на благо человека, короче говоря, покидают колдовство ради науки. Мы
убедились, что, согласно распространенному верованию, которое не лишено
фактического основания, растения воспроизводятся путем соединения полов, и,
в соответствии с принципом гомеопатической, или имитативной, магии,
считается, что этому воспроизводству способствует действительный или
символический брак мужчин и женщин, маскирующихся на время под духов
растительности. Магические представления такого рода играли существенную
роль в европейских народных праздниках, а так как основаны они на
чрезвычайно примитивном понимании природной закономерности, то их
возникновение теряется в седой древности. Поэтому мы вряд ли ошибемся, если
предположим, что они восходят к эпохе, в которую предки цивилизованных
народов Европы еще не перестали быть варварами, пасущими скот и
возделывающими небольшие хлебные поля на прогалинах обширных лесов, которые
покрывали тогда большую часть континента от Средиземного моря до Ледовитого
океана. Но коль скоро эти древние колдовские чары и заклинания, вызывающие
появление листьев, завязей, травы, цветов и плодов, просуществовали в форме
пасторалей и народных гуляний до наших дней, то почему нельзя предположить,
что приблизительно два тысячелетия назад они существовали у цивилизованных
народов древности в менее утонченных формах? Иными словами: разве
невероятно, что некоторые празднества древних представляют собой аналоги
Мая, Троицы и Иванова дня с той лишь разницей, что в то время церемонии эти
еще не выродились в простые зрелища и карнавальные шествия, а продолжали
оставаться религиозными, магическими обрядами, действующие лица которых со
знанием дела исполняли роли великих богов и богинь? В первой главе
настоящей книги мы не без основания допустили, что подругой жреца,
носившего титул Царя Леса в Неми, была сама богиня рощи Диана. Не могут ли
они, Царь и Царица Леса, оказаться двойниками — но только воспринимавшимися
всерьез — участников веселых пантомим в современной Европе, которые
разыгрывают Короля и Королеву Мая, Жениха и Невесту Троицы? И не могло ли
их бракосочетание ежегодно праздноваться в качестве брака богов, или
теогамии? Такого рода драматизированные свадьбы богов и богинь, как мы
вскоре увидим, справлялись во многих уголках древнего мира как
торжественные религиозные обряды, поэтому не лишено вероятности
предположение, что местом подобной ежегодной церемонии могла быть и
священная роща в Неми. Прямых доказательств этого нет, но в пользу такого
предположения говорит, как я попытаюсь показать, одна аналогия.
Диана была богиней леса в такой же мере, как Церера — богиней злаков,
а Вакх — богом вина. Святилища Дианы обычно располагались в рощах, более
того, все рощи были посвящены ей; в посвящениях она часто ассоциировалась с
лесным богом Сильваном. Каково бы, однако, ни было ее происхождение, Диана
не всегда была только богиней деревьев. По-видимому, подобно своей
греческой сестре Артемиде, она превратилась в олицетворение обильного
плодородия как животной, так и растительной природы вообще. Ей, владычице
зеленого леса, естественно, приписывали и господство над дикими и
прирученными зверями, которые рыскали по лесу, подстерегая добычу в мрачных
чащах, пожевывая среди кустов зеленые листья и побеги или пощипывая траву
на открытых полянах и в лощинах. Диана поэтому могла стать покровительницей
охотников и пастухов, подобно тому как Сильван был не только лесным богом,
но и богом скота. В Финляндии дикие лесные звери также считались стадами
лесного бога Тапио и его величественной, прекрасной жены. Никто не мог
убить ни единого из этих зверей без милостивого позволения их
божественных владельцев. Поэтому охотник молился лесным божествам и
обещал, что, если те пригонят к нему дичь, принесет им богатые
жертвоприношения. Скот, видимо, тоже пользовался покровительством этих
духов леса и когда находился в стойлах, и когда бродил по лесу. Прежде чем
поохотиться в лесу с гончими собаками на оленей, диких коз или диких
свиней, гайо с острова Суматра считают нужным получить разрешение от
незримого Хозяина леса. Обычай требует, чтобы разрешение
испрашивалось человеком особо искусным в изготовлении изделий из дерева. Он
раскладывает перед столом, на котором в определенном стиле вырезано
изображение Хозяина леса, немного бетеля и после этого молит духа выразить
свое согласие или нес»гласив. В своем трактате об охоте Арри-ан
рассказывает, что у кельтов был обычай ежегодно приносить жертву Артемиде в
день ее рождения; жертва покупалась на деньги от налогов, которые в течение
года вносились в ее казну за каждую убитую лисицу, зайца или косулю. Обычай
этот явно подразумевал, что дикие животные принадлежат богине и за их
умерщвление ей следует компенсация. Но Диана была не просто
покровительницей диких животных, владычицей лесов и холмов, уединенных
лужаек и журчащих рек; в качестве луны, в особенности желтой луны жатвенной
поры, он а наполняла крупными плодами амбар земледельца и прислушивалась к
молитвам рожениц. Мы видели, что в священной роще в Неми ей, в частности,
поклонялись как богине деторождения, дарующей потомство мужчинам и
женщинам. Так что в Диане, как и в греческой Артемиде, с которой ее
постоянно отождествляли, можно видеть богиню природы вообще и богиню
плодородия в частности. Не следует поэтому удивляться тому, что в святилище
на Авенгинском холме она была представлена скульптурной копией с Артемиды
Эфесской с ее многочисленными грудями и другими символами обильной
плодовитости. Это делает понятным древний римский закон, приписываемый
царю Туллу Гостйлию, который гласил, что в случае совершения инцеста
искупительная жертва должна быть принесена жрецами в роще Дианы.
Повсеместно считалось, что инцест влечет за собой голод; поэтому
искупительная жертва за это преступление приносилась богине плодородия.
Поскольку богиня плодородия сама должна быть плодовитой, Диане
необходимо было иметь партнера-мужчину. Если доверять свидетельству
Сервия2, спутником ее был гот самый Вирбий, представителем - или, скорее,
воплощением — которого был Царь Леса в Неми.
Целью их союза было способствовать плодородию земли, животных | |
