|
Реферат: Начальный период Великой Отечественной войны. (История)
Министерство Образования Российской Федерации
Воронежский государственный технический университет
Кафедра истории и политологии
Курсовая работа
Начальный период Великой
Отечественной войны.
Выполнил:
Студентка 1 курса ЕГФ, СО-001 Кудинова Е.А.
Руководитель:
Кандидат исторических наук, доцент Губарь Л.А.
Воронеж 2000
Содержание.
1. Введение. 3
2. Внешняя политика СССР накануне Великой Отечественной войны. 5
3. Перевооружение Красной Армии и обустройство советских границ. 17
4. Соотношение сил фашистской Германии и СССР в начальный период войны.
25
5. Военно-политическое руководство СССР в первые дни войны. 36
6. Мобилизация всех сил страны на отпор врагу. 40
7. Первые сражения. 49
8. Советская дипломатия в начале войны. 53
9. Заключение. 60
Введение.
О трагических событиях 22 июня 1941г. и о том, что предшествовало
им, в нашей стране написано больше книг, статей, мемуаров,
исследований, чем о любых других эпизодах четырехлетнего советско-
германского противостояния. Однако обилие научных трудов и
публицистических сочинений не слишком приближает нас к пониманию
того, что же всё-таки произошло в первые недели той войны, которая
очень скоро стала Великой Отечественной для миллионов советских
людей – даже для тех, кто под влиянием коммунистической пропаганды
почти забыл смысл слова Отечества.
Величайший в истории войн разгром многомиллионной армии,
обладавшей мощным вооружением и численно превосходившей противника;
гибель сотен тысяч людей, так и не успевших понять, почему им
пришлось не участвовать в победоносных боевых действиях на чужой
территории, о которых столько говорила официальная пропаганда в
конце 1930-х гг., а отражать чудовищный удар хорошо отлаженный
машины вермахта; пленение – в считанные дни – небывалого количества
советских бойцов и командиров; молниеносная оккупация огромных
пространств; почти всеобщая растерянность граждан могущественной
державы, оказавшейся на гране распада, - всё это с трудом
укладывалось в сознании современников и потомков и требовало
объяснения.
В данной работе использованы газетные и журнальные статьи, а
также монографии Г.К.Жукова, шеститомное издание «История Великой
Отечественной войны Советского Союза 1941-1945», также эта проблема
исследована на основе краеведческого материала. Если принять во
внимание даты написания данной литературы очевидно становиться,
что в работе указаны не только послевоенные взгляды на проблему, но
и сделана попытка восстановить картину Великой Отечественной войны
с точки зрения новых дополнений, исследуемых в современной России.
В период, когда государство находиться в таком состоянии, что с
социализмом мы уже распрощались, но ещё ничего не построили, это
состояние можно назвать «подвешенным», а время – «смутным». И тогда
народ пускается в искания, с помощью газетных и журнальных статей,
пытаясь найти истину.
Внешняя политика СССР накануне Великой Отечественной войны.
Нарастание германской агрессии, крах политики умиротворения.
В 1937 году капиталистический мир был охвачен новым экономическим
кризисом, который обострил все противоречия капитализма.
Главной силой империалистической реакции стал агрессивный военный
бок Германии, Италии и Японии, который развернул активную
подготовку к войне. Целью этих государств был новый передел мира.
Чтобы остановить надвигавшуюся войну, Советский Союз
предложил создать систему коллективной безопасности. Однако
инициатива СССР не была поддержана. Правительства Англии,
Франции и США вопреки коренным интересам народов пошли на
сделку с агрессорами. Поведение ведущих капиталистических держав
предопределило дальнейший трагический ход событий. В 1938г.
жертвой фашистской агрессии стала Австрия. Правительства Англии,
Франции и США не предприняли никаких мер для обуздания агрессора.
Австрия была оккупирована немецкими войсками и включена в
состав Германской империи. Германия и Италия открыто вмешались в
гражданскую войну в Испании и помогли свержению законного
правительства Испанской республики в марте 1939 г. и установлению в
стране фашистской диктатуры.
В 1938 г. Германия потребовала от Чехословакии передачи ей
Судетской области, населенной по преимуществу немцами. В
сентябре 1938 г. в Мюнхене на совещании глав правительств Германии,
Италии, Франции и Англии было решено отторгнуть от Чехословакии
требуемую Германией область. Представитель Чехословакии на
совещание не был допущен. Глава правительства Англии подписал в
Мюнхене с Гитлером декларацию о взаимном ненападении. Два месяца
спустя, в декабре 1938 г. аналогичную декларацию подписало
французское правительство.
В октябре 1938 г. Судетская область была присоединена к
Германии. В марте 1939 г. вся Чехословакия была захвачена
Германией. СССР был единственным государством, не признавшим этот
захват. Когда над Чехословакией нависла угроза оккупации,
правительство СССР заявило о своей готовности оказать ей военную
поддержку, если она обратится за помощью. Однако буржуазное
правительство Чехословакии, предав национальные интересы,
отказалось от предложенной помощи.
В Мюнхене Гитлер клялся: «После того как Судетский вопрос будет
урегулирован, мы не будем иметь ни каких дальнейших территориальных
претензий в Европе»[1]. Лидер немецких нацистов даже обещал
гарантировать безопасность Чехословакии. Как и все предыдущие
«мирные» заявления Фюрера, эти слова были циничной ложью.
Чехословакия, лишившаяся Судетской области, оказалась абсолютна
беззащитна (на оставленной чехами территории немцы захватили 1582
самолёта, 468 танков, 2175 артиллерийских орудий, 591 зенитное
орудие, 735 минометов, 43876 пулемётов).
Осенью 1939 года под давлением Гитлера новое чешское
правительство предоставило автономию Словакии. Часть Словакии
захватила Венгрию. Польша, воспользовавшись ситуацией, оккупировала
пограничный район Тешин.
14 марта, по подсказке Гитлера, словацкие фашисты во главе с
И.Тисо провозгласили независимость Словакии. Закарпатская Украина
была передана Венгрии. Шантажируя Гаху президента Чехословакии,
Гитлер заставил его согласиться на превращение чешских земель в
германский Протекторат. Через неделю нацисты вынудили Литву
передать Германии Немельскую область и навязали Румынии соглашение,
фактически поставившее румынскую экономику, прежде всего её
нефтяную промышленность, на службу Рейху.
Запад ничего не предпринял для оказания помощи Чехословакии.
Чемберлен заявил: «Словацкий парламент объявил Словакию
самостоятельной. Эта декларация кладет конец внутреннему распаду
государства, границы которого мы намеревались гарантировать. И
правительство его величества не может поэтому считать себя
связанным этим обязательством»[2]. Однако вскоре, когда стало
окончательно ясно, что политика умиротворения потерпела крах, тон
публичных выступлений английского премьера изменился. Он резко
упрекал Гитлера за нарушение взятых на себя в Мюнхене обязательств
и задавал вопрос: «Последнее ли это нападение на малое государство,
или же за ним последует новое? Не является ли это фактическим шагом
в направлении попытки добиться мирового господства силой?»[3]
Чемберлен на удивление поздно понял, с кем имеет дело… Более
проницательные английские политики давно предупреждали его о том,
что верить Гитлеру нелепо. Морской министр Дафф Купер подал после
Мюнхена в отставку со словами: «Премьер-министр считает, что к
Гитлеру надо обращаться на языке вежливого благоразумия. Я же
полагаю, что он лучше понимает язык бронированного кулака»[4].
Весной 1939 года было очевидно, какая страна станет следующей
жертвой Гитлера. Германская печать развернула яростную антипольскую
кампанию, требуя возвращения Германии, Данцига и польского
коридора. 31 марта Чемберлен заявил, что его правительство «в
случае любых действий, которые будут явно угрожать независимости
Польши… будет считать себя обязанным оказать польскому народу всю
возможную поддержку»[5]. Подобные же гарантии были даны Румынии и
Греции. Однако теперь державы Оси, резко усилившиеся после
поглощения Чехословакии, не обращали внимания на воинственные
заявления британцев.
В апреле 1939 года итальянские войска оккупировали Албанию,
создав плацдарм для агрессии против Греции и Югославии. Гитлер
демонстративно разорвал англо-германский морской договор и
денонсировал пакт о ненападении между Германией и Польшей.
У.Черчиль писал по этому поводу Польшу поставили в известность, что
теперь она включена в зону потенциальной агрессии»[6].
Провал мюнхенской стратегии и наращивание германской агрессии
вынудили Запад к поиску контактов к СССР. Англия и Франция
предложили советскому правительству провести переговоры о
коллективном противостоянии германской агрессии. 16 апреля Литвинов
принял английского посла в Москве и высказался за подписание
трёхстороннего англо-франко-советского договора о взаимопомощи, к
которому могла бы присоединиться и Польша. Участники договора
должны были предоставить гарантии всем странам Восточной и
Центральной Европы, которым угрожала германская агрессия.
Франция выразила готовность заключить соглашение между тремя
державами о немедленной помощи той из них, которая оказалась бы в
состоянии войны с Германией «в результате действий, предпринятых с
целью предупредить всякое насильственное изменения положения,
существующего в Центральной или Восточной Европе. Но внешняя
политика Парижа практически полностью зависела от Лондона. Между
тем Англия медлила с ответом.
Сближение с СССР глубоко претило Чемберлену, который ещё в марте
1939 года писал в частном письме: «должен признаться, что России
внушает мне глубокое недоверие. Я не сколько не верю в её
способность провести действенное наступление, даже если бы она
этого хотела. Я не доверию её мотивам, которые имеют мало общего с
нашими идеями свободы… Кроме того, многие из малых государств,
особенно Польша, Румыния и Финляндия относятся к ней с ненавистью и
подозрением»[7].
Англичане ответили на советскую ноту только 8 мая. К этому
времени в советском внешнеполитическом ведомстве произошли
принципиальные изменения. 3 мая Литвинов был отстранен от
занимаемого поста. Новым наркомом иностранных дел стал, сохраняя
одновременно пост главы правительства, В.М.Молотов. В аппарате НКИД
была проведена массовая чистка. Большинство дипломатов, работавших
под руководством Литвинова над созданием системы коллективного
противостояния германской агрессии, были репрессированы.
СССР счёл английские предложения неприемлемыми. Англия настаивала
на том, чтобы СССР обязался прийти на помощь западным державам,
если они окажутся вовлечены в войну с Германией в связи со своими
гарантиями Польше и Румынии, но не упоминало об обязательстве
Запада помогать СССР, если ему придётся воевать из-за своих
обязательств перед какой-либо восточноевропейской страной.
«Одним словом, - писал Г.К.Жуков – если говорить о Европе, там
господствовали нажим Гитлера и пассивность Англии и Франции.
Многочисленные меры и предложения СССР, направленные на создание
эффективной системы коллективной безопасности, не находили
поддержки среди лидеров капиталистических государств. Впрочем, это
было естественно. Вся сложность, противоречивость и трагичность
ситуации порождалась желанием правящих кругов Англии и Франции
столкнуть лбами Германию и СССР»[8].
С 15 июня переговоры продолжились в Москве. С Советской стороны
их вёл Молотов, с англо-французской – дипломаты более низких
рангов, что воспринималось в Кремле как свидетельство не серьёзного
отношения Запада к переговорам. Переговоры проходили в крайне
напряжённой обстановке, их участники явно не доверяли друг другу.
Британский посол в Берлине Гендерсон уверял своё правительство
возможности достичь соглашения с Германией, если «положение не
будет осложнено участием России» и призывал «прекратить переговоры
любым путем возможно скорее»[9].
Нелицеприятные выказывания о партнёрах по переговорам звучали и в
Москве. Член Политбюро Жданов писал в «Правде» : «Английское и
французское правительство не хотят равного договора с СССР.
Англичане и французы хотят только лишь разговоров о договоре для
того, чтобы, спекулируя на мнимой неуступчивости СССР перед
общественным мнением своих стран, облегчить себе путь к сделке с
агрессорами»[10].
Главным камнем преткновения на переговорах стал вопрос о согласии
Польши и Румынии на проход советских войск через их территорию в
случае войны.
17 августа Ворошилов временно прекратил переговоры и объявил, что
дальнейший их ход зависит от ответа Англии и Франции на
поставленные Советской миссии вопросы. Он предупредил, что, если в
течение двух дней ответы получены не будут, переговоры придётся
прекратить окончательно. 21 августа западные делегации предложили
отложить заседание ещё на 3-4 дня. Однако к этому времени СССР уже
принял решение о коронном изменении в своей внешней политике.
Позиция Запада, постоянно шедшего на уступки Германии и
отвергавшего союз с СССР, вызывало в Кремле сильнейшее раздражение
с середины 1930-х гг. Особенно оно усилилось в связи с заключением
Мюнхенского соглашения, которое в Москве расценили как сговор,
направленный не только против Чехословакии, но и против СССР, к
границам которого приблизилась германская угроза.
С осени 1938 года Германия и СССР стали постепенно налаживать
контакты в целях развития торговли между двумя странами. Правда,
реального соглашения тогда достичь не удалось, поскольку у
Германии, вставшей на путь ускоренной милитаризации, не было
достаточного количества товаров, которые могли бы поставляться в
СССР в обмен на сырьё и топливо.
Отставка Литвинова, сторонника сближения с Западом и к тому же
еврея, была сигналом гитлеровскому режиму: СССР готов устранить
препятствия на пути урегулирования отношений с Германией. Не
случайно советский поверенный в делах в Берлине пытался обиняками
выяснить у немецких дипломатов, не улучшит ли смену руководителя
советской внешней политики отношение нацистского руководства к
Советскому Союзу.
В дипломатических кругах в Берлине ещё в начале мая начали
распространяться слухи о том, что Германия собирается сделать
России предложение о разделе Польши. В конце мая Гитлер стал
торопить своих дипломатов, требуя как можно скорее нормализовать
отношения с Кремлём: Фюрер уже назначил точную дату нападения на
Польшу – 1 сентября. К этому времени Германии было необходимы
расколоть своих противников. Тем не менее контакты налаживались
очень осторожно; тайные переговоры не однократно прерывались. Немцы
опасались, что сорвать заключение соглашения между СССР и западными
державами будет не легко, и не хотели попасть в глупое положение; в
Москве же подозревали, что Гитлер стремиться лишь помешать
сближению Советского Союза с Англией и Францией и не намерен
подписывать серьёзных соглашений. Однако в конце июля – начале
августа представители обеих сторон более определённо заверили друг
друга в необходимости улучшения двухсторонних отношений.
В послании Риббентропа Молотову говорилось: «в действительности
интересы Германии и СССР нигде не сталкиваются… Причины для
агрессивного поведения одной стороны по отношению к другой
отсутствуют…Между Балтийским и Черным морями не существует
вопросов, которые не могли бы быть урегулированы к полному
удовлетворению обоих государств»[11].
19 августа В Берлине было подписано торговое соглашение между
СССР и Германией. СССР получил кредит на 200 млн. марок и обязался
поставить Германии в течение двух лет товара на 180 млн. марок. В
счёт кредита в течение тех же двух лет проводилась закупка
германских товаров.
В тот же день Сталин на Политбюро объявил о своём принципиальном
решении подписать пакт с Германией. Советское правительство
предложило германскому министру иностранных дел приехать в Москву
26-27 августа. Но Гитлер лично обратился к Сталину с просьбой
принять Риббентропа не позднее 23 августа. Сталин ответил
согласием.
23 августа Риббентроп встретился в Москве со Сталиным и
Молотовым. Встреча прошла в дружеской, почти идиллической
обстановке. Молотов и Риббентроп поставили свои подписи под пактом
о ненападении между СССР и Германией.
Советско-германский пакт о ненападении по-разному оценивается
историками. И.М.Майский, являвшийся в 1939 году советским послом в
Лондоне, много лет спустя писал: «Во-первых, была предотвращена
возможность создания единого капиталистического фронта против
советской страны; более того, были созданы предпосылки для
образования в последствии антигитлеровской коалиции… Пакт о
ненападении сделал невозможным развязать вторую мировую войну
нападением на СССР… Во-вторых, благодаря договору с Германией
отпадала угроза нападения СССР со стороны Японии, союзника
Германии. Не будь пакта о ненападения с Германией, СССР мог
оказаться в трудном положении, когда ему пришлось бы вести войну на
два фронта, так как в тот момент нападение Германии на СССР с
запада означало бы нападение Японии с востока»[12].
Официальное Советское издание «Великая Отечественная Война.
Краткий научно-популярный очерк» отстаивает ту же точку зрения:
«Договор Советского Союза с Германией сыграл положительную роль и в
укреплении обороноспособности нашей страны. Заключив его, Советское
правительство добилось крайне необходимой отсрочки, позволившей
укрепить обороноспособность СССР»[13].
Но есть и прямо противоположные мнения. Так, военный историк
профессор В.М.Кулиш утверждает: «Отсрочка войны не заслуга
договора. Германское руководство осуществляло свой план войны в
Европе: сначала разгромив Польшу, оккупировать или включить в свою
коалицию государства Северной и Юго-Восточной Европы, разделаться с
Францией и, по возможности, с Англией, «освободиться» на Западе,
укрепить союз с Италией и Японией. Для этого и потребовались
полтора года. Предпринять нападение на СССР осенью 1939 года, когда
Германия имела около 110 дивизий, из которых более 43 были
развернуты на Западе, было бы авантюрой, хотя Гитлер и считал СССР
ослабленной. В ходе войны в Европе были развернуты немецкие
вооруженные силы. К началу войны против СССР германская армия имела
в своём составе 208 дивизий, из которых 152 были брошены против
нашей страны»[14].
К этому можно добавить, что Гитлер, возможно, вообще не рискнул
бы начать войну, зная, что Англия, Франция и СССР продолжают
переговоры о совместных действиях. Но 25 августа Ворошилов сообщил
английской и французской делегациям, что ввиду изменившейся
политической обстановки нет смысла продолжать переговоры.
Не возможно объяснить заключение пакта о ненападении с Германией
только тупиком, в который зашли переговоры с Англией и Францией.
Пакт не явился экспромтом. Он стал следствием длительных
дипломатических усилий обеих тоталитарных держав.
31 августа 1939 года выступая на сессии Верховного Совета СССР,
ратифицировавшей пакт, Молотов отметил, что Сталин ещё в марте 1939
года «поставил вопрос о возможности других, не враждебных,
добрососедских отношений между Германией и СССР»[15].
Следовательно, переговоры с Англией и Францией начинались, когда
Москва уже предпочитала «добрососедство» с Гитлером заключению
антигерманского договора с Западом. СССР, как и Запад (а возможно,
и большей степени, чем Запад), с самого начала переговоров вёл
двойную игру.
Возможны различные точки зрения на то, кому был более выгоден
пакт 23 августа и явилось ли его заключение ошибкой советского
руководства. Можно по-разному отнестись к самому факту заключения
соглашения с нацистским режимом. Но, безусловно, официальный текст
пакта о ненападении не противоречил нормам права. СССР, как и
западные державы, мог самостоятельно строить отношения с той или
иной страной – независимо от проводимой ею внешней политики.
Однако пакт 23 августа был дополнен секретным протоколом,
который, в отличие от основного (опубликованного) документа, грубо
нарушал международное право. Именно поэтому советские правители
долгие годы отрицали подлинность секретных протоколов, утверждая,
что те якобы сфабрикованы врагами СССР. Лишь в 1990 году
подлинность протоколов была признана в нашей стране официально.
В секретном протоколе «О границах сфер интересов Германии и СССР»
говорилось о том, что в случае территориально-политического
переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских
государств, северная границ Литвы одновременно является границей
сфер интересов Германии и СССР, в случае территориально-
политического переустройства областей входящих в состав польского
государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет
приблизительно проходить по линии рек Нарева, Вислы и Сана.
Касательно Юго-Востока Европы с советской стороны подчёркивается
интерес СССР к Бессарабии. Таким образом, СССР и Германия не только
обязались не нападать друг на друга и не участвовать во враждебных
друг другу коалициях, но и договорились о разделе ряда стран
Европы.
В своём выступлении на сессии Верховного Совета СССР 31 августа
1939 года Молотов провозглашал: «Советско-германский договор о
ненападении означает поворот в развитии Европы… суживает поле
возможных военных столкновений в Европе и служит, таким образом,
делу всеобщего мира»[16].
На следующий день началась вторая мировая война. Утром 1 сентября
1939 года немецкие войска вторглись в Польшу. 3 сентября Англия и
Франция объявили войну Германии. Война стала принимать мировой
размах. Однако, имея на западном фронте подавляющее превосходство,
Франция И Англия военных действий реально против Германии не вели и
фактически, Польша была брошена на произвол судьбы. К началу
октября 1939 года последние очаги польского сопротивления были
подавлены.
В середине сентября 1939 года сталинское руководство приступило к
реализации секретных статей договора о ненападении, приняв участие
в расчленении Польши. 17 сентября Красная Армия вступила на
территорию Польши под предлогом «взять под свою защиту жизнь и
имущество граждан западной Украины и Белоруссии». Формально,
Советский Союз войну Польше не объявлял. Красная Армия вышла на так
называемую «Линию Керзона» (ещё в 20-е годы международно-признанную
как восточная граница польских земель). Это дало возможность СССР
присоединить к себе огромную территорию в 200 тыс. кв. км, с
традиционно преобладающим украинским и белорусским населением в 12
млн. человек. Далее СССР, в соответствии с положениями секретного
протокола приступил к укреплению своих позиций в Прибалтике. В
сентябре-октябре 1939 года советское руководство дипломатическим
путём навязало Эстонии, Латвии и Литве «Договоры о взаимопомощи»,
по условиям которых они предоставляли СССР свои военные базы. В
своих мемуарах Н.С.Хрущев писал: «Мы начали осенью 1939 года
переговоры с Эстонией, Латвией и Литвой и предъявили им свои
условия. В сложившейся тогда ситуации эти страны правильно поняли,
что им не устоять против Советского Союза, и приняли наши
предложения, заключив с нами договоры о взаимопомощи. Потом
произошла смена их правительств. Само собой разумеется! Некоторые
их руководители, например президент Литвы Сметона, бежали в
Германию. Это уже было не столь важно. Одним словом, там были
созданы правительства, дружески настроенные к Советскому Союзу.
Коммунистические партии этих стран получили возможность легально
действовать. Прогрессивные силы шире развернули работу среди масс
рабочих, крестьян и интеллигенции за твёрдую дружбу с СССР.
Кончилось тем, что через какое-то время в этих странах была
установлена Советская власть. Таким образом, в августе 1940 года
инсценированные «народные революции» привели к включению этих стран
в состав СССР»[17].
Предметом особого беспокойства со стороны советского
правительства была граница с Финляндией. СССР запросил у Финляндии
сначала в аренду, а затем в обмен территории близко расположенные к
Ленинграду. Но это предложение Финляндия отклонила. Не исчерпав
всех возможностей политического, мирного урегулирования, СССР и
Финляндия практически взяли курс на решение задач военным путём. 30
ноября 1939 года войска Ленинградского военного округа перешли
советско-финскую границу. После чрезвычайно тяжёлых для Красной
Армии боёв 12 марта 1940 года война завершилась подписанием мирного
договора между СССР и Финляндией на советских условиях. Финляндия
лишилась всего Карельского перешейка, Выборга и ряда территорий в
северной Карелии. Последствия этой войны были для СССР поистине
трагичны: низкая боеспособность советских войск, проявившаяся в
ходе войны, оказала значительное влияние на переоценку Гитлером
военной мощи СССР и на его намерения напасть на Советский Союз.
Хотя СССР и укрепил северо-западные границы, но он оказался в
международной изоляции: был исключён из Лиги Наций, снизился
престиж государства[18].
Перевооружение Красной Армии и обустройство советских границ.
В конце 30-40-х годов на экономическом развитии СССР ощутимо
сказалось несомненное приближение войны. Коммунистическое
руководство на протяжении 1920-1930-х годов внушало гражданам, что
Советский Союз находится в положении осаждённой крепости, которой
угрожает нападение империалистов. Но с конца 30-х годов опасность
войны перестала быть лишь пропагандистским штампом, помогающим
мобилизовать население на трудовые подвиги и лишения, и стала
грозной реальностью.
В решениях XVIII съезда ВКП(б), состоявшегося в марте 1939 года,
говорилось: «гигантский рост промышленности и всего народного
хозяйства и третьей пятилетке и необходимость его дальнейшего
бесперебойного подъёма… особенно в условиях нарастания агрессивных
сил империализма во внешнем окружении СССР, требует создание
крупных государственных резервов, прежде всего по топливу,
электроэнергии и некоторым оборонным производствам, а также по
развитию транспорта».[19]
Третий пятилетний план был рассчитан 1938-1942 годы (с началом
Великой Отечественной войны его выполнение прервалось). Особое
внимание в плане уделялось развитию восточных территорий страны,
удалённых от угрожаемых границ (Поволжье, Урала, Сибири,
Казахстана). Здесь развернулось строительство заводов-дублёров,
которые должны были выпускать ту же продукцию, что и предприятия,
расположенные в европейской части СССР. К началу войны в восточных
районах страны производилось 36% угля, 29% чугуна, 32% стали, 86%
никелевых руд, 93% свинца. Однако предприятия обрабатывающей
промышленности по-прежнему возводились главным образом в
традиционных индустриальных центрах. Накануне войны в восточных
районах выпускали лишь 19% военной продукции.
Третью пятилетку не редко именовали «пятилеткой химии и
специальных сталей». Особое внимание в те годы уделяли развитию
стратегически важных отраслей: черной и цветной металлургии,
машиностроения, химической промышленности. В Поволжье строились
нефтяные промыслы – создавался «Второй Баку». Расходы на военные
нужды ( по официальным данным ) увеличились с 23 млрд. рублей в
1938 году до 56 млрд. рублей в 1940 году, составив треть
государственного бюджета. В 1941 году доля военных расходов
увеличилось до 40% бюджета. Производство в военных отраслях росло
втрое быстрее, чем в промышленности в целом.
Экономика по-прежнему развивалась экстенсивно, но приток рабочих
рук из деревни, в которой уже завершилась коллективизация, заметно
снизился. Это побудило советское руководство повысить нагрузку
работников. В июне 1940 года был принят Указ Верховного совета СССР
«о переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную неделю и
о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и
учреждений». Одновременно указ прикрепил рабочих и служащих к месту
работы, поставив увольнение в зависимость от согласия
администрации. Наконец была резко ужесточена ответственность за
прогулы и опоздания. Опоздание на работу более чем на 15 минут
рассматривалось как саботаж и каралось по статье 58-14 ( как
правило, 5 годами заключения в лагере ). Указ позволил снизить
потери рабочего времени, но не привёл к заметному росту
производства.
В 1930-х годах чуть ли не вся страна была убеждена в
непобедимости Красной Армии. Однако уже события в Испании заставили
многих военных и государственных деятелей усомниться в верности
бравурных песенных строк: «От тайги до британских морей Красная
Армия всех сильней!» Оказалось, например, что советские самолёты
проигрывают немецким в скорости и вооружении. Ещё большие сомнения
в боеспособности Красной Армии, потерявшей к тому времени в
мясорубке репрессий почти весь командный состав, породила Советско-
финская война.
1939-41 годы стали временем ускоренной разработки новой техники и
перевооружения армии. Усилиями советских авиаконструкторов
С.В.Илюшина, С.А.Лавочкина, А.И.Микояна, М.И.Гуревича,
В.М.Петлякова, А.Н.Туполева, А.С.Яковлева были созданы новые
истребители МиГ-3, ЛаГГ-3, Як-1, бомбардировщики Ил-4, Пе-2 и Пе-8,
штурмовик Ил-2. По своим лётным характеристикам эти самолёты
превосходили немецкие аналоги.
Так, Як-1 имел скорость 580 км/ч, а МиГ-3 – даже 640 км/ч при
дальности полёта соответственно 850 и 1250 км, в то время как
основной истребитель германских ВВС, Ме-109Е, - 570 км/ч при
дальности 660 км. Фронтовой бомбардировщик Пе-2 не только поднимал
на 100 кг бомб больше немецкого Юнкерса-88, но и превосходил его в
скорости на 85 км/ч – правда при заметно меньшей дальности полёта.
Штурмовик Ил-2, ставший самым массовым боевым самолётом второй
мировой войны, вообще не имел зарубежных аналогов. Это был
настоящий летающий танк. Обладавший надёжной броневой защитой и
мощным вооружением, он успешно использовался против наземных целей,
прежде всего против танков, немцы называли эту машину «летающей
смертью».
Однако выпуск самолётов новых типов развернулся лишь незадолго
перед войной. Так, в 1940 году было построено 84 истребителя новых
типов и 2 бомбардировщика Пе-2. Серийное производство началось
только 1941 году. К началу войны было выпущено 1946 новых
истребителей, 458 Пе-2 и 249 Ил-2. В общей сложности из 17,7 тысяч
построенных в 1039-41 годах самолётов лишь 2,7 тысяч были новых
конструкций. На 22 июня 1941 года даже и приграничных военных
округах новые боевые самолёты составляли всего 22%.
В канун войны началось и строительство новых танков. В 1940 году
были построены первые 115 средних танков Т-34 конструкции
М.Кошкина, Н.Кучеренко и А.Морозова и 234 тяжелых танка КВ («Клим
Ворошилов») конструкции Ж.Котина. в первой половине 1941 года их
выпуск составил соответственно 1110 и 396. Т-34 был в последствии
признан лучшим танком второй мировой войны.
Новая бронетанковая техника пробивала себе дорогу не просто. По
общему количеству танков СССР далеко обогнал другие страны, в том
числе и Германию, но долгое время в соответствии с наступательной
военной доктриной предпочтение отдавалось быстроходным лёгким
танкам. Не задолго до гитлеровского нападения на СССР были
разработаны реактивные миномёты БМ-13, ставшие в последствии
известными под названием «Катюша». Однако их боевые испытания
прошли уже во время войны.
На перевооружение армии отрицательно сказывались общие
представления о том, какой будет приближающаяся война. В 1930-х
годах в СССР господствовала доктрина войны «На чужой территории,
малой кровью». Соответственно высшее военное руководство уделяло
первостепенное внимание наступательным видам вооружения и
недооценивало оборонительные. Так, несмотря на возражения наркома
вооружений Б.Л.Ванникова была снята с вооружения 45-миллимитровая
противотанковая пушка, прекратился выпуск противотанковых ружей,
затормозилось производство станковых и ручных пулемётов, автоматов.
В наркомате обороны считали, что использования автоматического
оружия ведёт к слишком большому расходу боеприпасов и не позволяет
применять штыковую атаку (к тогдашним короткоствольным автоматам
нельзя было примкнуть штык). В результате Красная Армия встретила
войну, вооружённая в основном трёхлинейной винтовкой образца
1891/1930 гг.
Заместитель наркома обороны маршал Г.И.Кулик требовал от минёров
сосредоточить внимание на производстве не мин, а средств
разминирования. Он рассуждал: «Мины – это мощная штука, но это
средство для слабых, для тех кто обороняется, а мы – сильные»[20].
В результате к началу войны армия не имела и половины минимального
количества инженерных мин.
Отрицательно сказывалось на перевооружении армии зачастую столь
же не компетентное, сколь и безапелляционное, вмешательство
Сталина. Б.Л.Ванников рассказывает о том, как принималось решение о
замене 76-миллимитровой танковой пушки новой 107-миллимитровой. Это
требовало реконструкции всех орудийных цехов. Нарком попытался
возразить, однако безуспешно. Ванников пишет: «К концу моих
объяснений в кабинет вошёл Жданов. Сталин обратился к нему и
сказал: «Вот Ванников не хочет делать 107-мм пушки для ваших
ленинградских танков. А эти пушки очень хорошие, я их знаю по
гражданской войне»… Сталин говорил о полевой пушке времён первой
мировой войне: она, кроме калибра по диаметру ничего общего не
могла иметь с пушкой, которую нужно было создать для современных
танков и современных условий боя. Так вышло и на этот раз».
В 1939-41 гг. Красная Армия перешла на кадровую систему (раньше
большинство дивизий Красной Армии формировались на милиционно-
территориальной основе: постоянно службу несли лишь командиры
подразделений и водители боевых машин, а большинство личного
состава появлялись в части лишь во время военных сборов. Уровень
подготовки таких частей был не достаточен.
Призывной возраст был снижен с 21 года до 19 лет. Срок военной
службы увеличился с 2 до 3 лет. Численность армии возросла к 1941
году почти в три раза: с 1,9 млн. до 5,4 млн. человек. Но уровень
подготовки военнослужащих оставлял желать лучшего – прежде всего из-
за нехватки квалифицированных командных кадров уничтоженных в ходе
репрессий 1937-39 годов.
Л.С.Сквирский в своих воспоминаниях писал: «Перед тем как
начались массовые репрессии, наши вооруженные силы были
укомплектованы полноценным комсоставом на 97%. Если бы весь он к
1941 году остался жив и если бы целиком сохранились традиции
прежних лет и деловая преемственность в войсках, то никогда
фашистской Германии и её союзникам не удалось бы претворить в жизнь
то, что получилось в начале Великой Отечественной войны: война
сразу же развернулась бы иначе. Полагаю, что если бы Гитлер и иже с
ним не были ободрены внутренним разгромом наших кадров, то
фашистские захватчики вообще не напали бы тогда на СССР».
К началу войны лишь 7% командиров имели высшее военное
образование, а у 37% не было за плечами даже среднего военного
училища. 75% командиров и 70% политработников находились на своих
должностях менее года. Из 225 командиров полков, собранных летом
1940 года на сборы военной академии не закончил не один, военные
училища – 25, а у остальных 200 военное образование исчерпывалось
краткосрочными курсами младших лейтенантов. В 1941 году репрессии в
Красной Армии возобновились. Так, погибли в застенках начальник ПВО
Г.М.Штерн, руководители ВВС П.Рычагов и Я.М.Шмушкевич, командующий
Прибалтийским военным округом А.Д.Локтионов. Все они и ещё 16
высокопоставленных командиров были расстреляны 28 октября 1941
года, в разгар битвы под Москвой. Подверглись аресту (позднее были
освобождены) нарком вооружений Б.Л.Ванников, заместитель наркома
обороны К.А.Мерецков и другие.
Крайне не достаточным, как показала война была подготовка
лётчиков, механиков-водителей танков.
К началу войны Красная Армия значительно превосходила германский
вермахт в количественном отношении: по численности личного состава,
танков, самолётов, орудий. Но ошибочные решения, принятые в высшем
военно-политическим руководством СССР, во многих случаях сводили
это превосходство на нет, обрекая тем самым армию и страну на
тяжелейшие испытания 1941 года.
Аннексия Западной Украины, Западной Белоруссии, Прибалтики,
Бессарабии и Букавины позволила Советскому Союзу отодвинуть границу
далеко на Запад. Но это не только не укрепило оборону страны, но и
неожиданно послужило причиной серьёзнейших поражений в 1941 году.
Сталин единолично принял решение построить непосредственно вдоль
новой границы линию укреплений и использовать на новом
строительстве элементы старых оборонительных сооружений. Тогдашний
начальник Генштаб Б.М.Шапошников предлагал не разрушать старые
весьма мощные укрепления, а строительство новых вести силами войск
внутренних военных округов, выдвинув их в образовавшееся
«предполье». Но Сталин не прислушался к этому предложению, заявив,
что война начнётся не ранее чем через 2-3 года, а за это время
новые укрепления в любом случае будут построены.
Летом 1940 года, в ответ на просьбу военных выделить средства для
поддержания оставленных рубежей старой границы в элементарном
порядке, Сталин приказал полностью разрушить прежние укрепления,
вывести все бронированные детали на новое строительство, а остатки
сооружений отдать колхозам под силосные ямы. Новая оборонительная
линия возводилась прямо на границе, хотя военные предлагали строить
её на 25-50 км восточнее – с тем, чтобы скрыть укреплённых район и
развёртывание войск от противника. Но и здесь восторжествовал
принцип «ни одного вершка своей земли не отдадим никому», звучный
политический, но абсолютно бессмысленный с военной точки зрения.
Когда началась война новая линия ещё не была возведена, а старая
оказалась разрушена, и отступающие войска не смогли опереться на
неё. К тому же с переносом границы на запад туда были перемещены
военные склады, которые сразу же попали в руки немцам.
Доктрина «войны на чужой территории» серьёзно затруднила и
организацию сопротивления в оккупированных районах. В середине 1930-
х годов в приграничных областях были подготовлены на случай
вражеского вторжения партизанские базы, сформированы кадры будущих
партизанских отрядов. Но наступательная концепция делала эти базы
ненужными, более того – подозрительными, тем более что руководил их
созданием «враг народа» И.Э.Якир. В результате буквально накануне
войны заблаговременно подготовленные партизанские базы были
ликвидированы, а причастные к их созданию репрессированы.
Соотношение сил фашистской Германии и СССР в начальный период
войны.
В течение многих десятилетий советские историки объясняли
поражение Красной Армии в 1941 году внезапностью нападения и
численным превосходством германских сил. Так, в книге «Вторая
мировая война. Краткая история» говорится, что в развернувшихся
сражениях со стороны агрессора приняли участие 5,5 млн. человек,
более 47 тыс. орудий и миномётов, около 4 300 танков и штурмовых
орудий, до 5 тыс. самолётов, а противостояли им войска советских
западных военных округов, насчитывавшие 2,9 млн. человек, 37,5 тыс.
орудий и миномётов, свыше 1470 новых танков и 1540 боевых самолётов
новых типов.
Получается, что фашисты превосходили силы Красной Армии по
личному составу вдвое, по танкам – почти втрое, а по авиации в 3,2
раза. Однако такие подсчёты не вполне правомерны. Прежде всего,
сопоставляются войска советских западных военных округов со всеми
силами Германии и её союзников, направленными на Восточный фронт.
Первый эшелон гитлеровских войск, непосредственно вторгшийся на
советскую территорию 22 июня 1941 года, насчитывал около 4,3 млн.
человек. Таким образом, по личному составу к моменту вторжения
немецкие войска превосходили Красную Армию приблизительно в 1,5
раза. Общая численность вооруженных сил СССР к июню 1941 года
составляла 5,4 млн. человек, Германии – 7,3 млн. человек. Но
Германия уже завершила мобилизацию, к тому же значительная часть её
войск находилась на западе. По танкам и самолётам ситуация была
гораздо более благоприятной для советских войск. Если германская
армия вторжения имела 4300 танков, то войска советских западных
округов – 13600. В общей сложности в Красной Армии было тогда 22,6
тыс. танков. Правда, среди них насчитывалось только 1864 боевые
машины новых марок – КВ и Т-34. Легкие советские танки Т-26 и БТ
были примерно равны немецким Т-I и Т-II. Средний танк Т-28 уступал
в толщине брони немецким Т-III и Т-IV, но превосходил их мощностью
вооружения. Тяжёлых танков, аналогичных КВ, немцы вообще не имели,
а технические характеристики Т-34 оставались для них недосягаемыми.
Немецкий генерал Э.Шнейдер свидетельствовал: «Танк Т-34 произвёл
сенсацию. Этот русский танк был вооружён 76-мм пушкой, снаряды
которой пробивали броню немецких танков с 1,5 – 2 тыс. м, тогда как
немецкие танки могли поражать русские с расстояния не более 500 м,
да и то лишь в том случае, если снаряды попадали в бортовую или
кормовую броню танка Т-34»[21]. Таким образом, по танкам на стороне
Красной Армии было троекратное превосходство. Правда, значительная
часть советских танков старых конструкций требовала ремонта (29% -
капитального и 44% - среднего). Среди 4980 самолётов, которыми
располагала армия вторжения, было 3900 германских, 307 финских и
свыше 600 румынских. Советская авиация в западных военных округах,
считая и машины старых конструкций, насчитывала 7200 самолётов. В
общей же сложности в Советских ВВС имелось 17,7 тыс. боевых
самолётов, в том числе 3719 новых. Конечно, старые советские
самолёты серьёзно уступала немецким в скорости и вооружении, но всё
не на столько, чтобы их вообще не учитывать. Так, бомбардировщик СБ
превосходил в скорости немецкие Ю-87 и Не-111, а истребитель И-16,
уступая немецкому Ме-109Е в скорости, превосходил его в дальности
полёта и имел более мощное вооружение. Новые же советские
истребители, созданные в 1939-1940 гг., летали значительно быстрее
и дальше немецких, имели более мощное вооружение. Штурмовика
подобного «летающему доту» Ил-2, немецкая авиация вообще не имела.
Что же касается артиллерии, то, по новейшим данным, СССР
располагал 115,9 тыс. орудий и миномётов, в том числе в войсках
западных округов их насчитывалось 53 тыс. Красная Армия значительно
превосходила противника и по числу пулемётов, но уступала по числу
автоматов, так как перед войной советское военное руководство
тормозило их выпуск, боясь чрезмерного расхода боеприпасов и
полагаясь на высокие качества винтовки.
Широко распространённое в нашей стране мнение о том, что вермахт
в войне против СССР использовал экономический потенциал всех
захваченных стран Европы, также требует корректировки. Трофейную
технику немцы против СССР не использовали (за исключения части
чешских танков), а применяли лишь на Западе. Развернуть военное
производство на заводах покоренных стран к лету 1941 года нацисты
просто не успели.
Таким образом, в целом на стороне Красной Армии было значительное
военно-техническое превосходство, особенно в танках. Однако
использовать его не удалось.
Здесь необходимо подчеркнуть, что практически на протяжении
всего периода от гражданской до Великой Отечественной войны наше
военное строительство велось в соответствии с политической
установкой о неизбежном вооруженном столкновении с мировым
империализмом. На производство вооружения и боевой техники
тратились огромные средства. Например, в 1940 году наши военные
расходы составляли 56,8 млрд. рублей, то есть 32,6% всего
госбюджета. В начале сорок первого — 43,4 процента.[22] Казалось,
что наша армия готова ко всему...
Как же могло случиться, что уже к 10 июля немецко-фашистские
войска продвинулись на решающих направлениях от 350 до 600 км? Они
захватили Прибалтику, Белоруссию, Молдавию, значительную часть
Украины. За три недели войны советские войска потеряли 3500
самолетов, танков, более 20000 орудий и минометов. Противнику
удалось полностью разгромить 28 наших дивизий (12 стрелковых, 10
танковых, 4 моторизованных и 2 кавалерийских). Кроме того, более 72
дивизий понесли потери в людях и боевой технике от 50% и выше.
Общие наши потери только в дивизиях без учета частей усиления и
боевого обеспечения за это время составили около 850 тыс. чел., в
то время как потери противника составили около 100 тыс. солдат и
офицеров, более 1700 танков и штурмовых орудий, 950 самолетов.
На оккупированной противником территории размещалось 200 складов,
что составляло 52% окружных складов и складов наркомата обороны,
находившихся в приграничных округах. Так как Красная Армия
готовилась воевать на чужой территория большое количество оружия,
боеприпасов и горючего было сосредоточено вблизи границы. В
результате такой близорукой политики только за первую неделю войны
25 тысяч вагонов боеприпасов (30% всех армейских запасов), 50% всех
запасов горючего и продфуража было либо уничтожено, либо захвачено
наступающими немецкими частями.[23]
Сложилась катастрофическая обстановка для Советского Союза. До
сих пор нет полного анализа причин трагедии первых месяцев войны.
Где искать причины поражений?
К сожалению прежде всего в деятельности высших руководителей
государства.
В результате грубейшего просчета Сталина в оценке возможного
срока нападения врага фашистская агрессия была совершена внезапно,
что поставило войска Красной Армии в исключительно тяжелое
положение. Достаточно отметить лишь тот факт, что только за первый
день войны в результате неожиданного удара германских ВВС советская
авиация потеряла из 5434 самолетов более 1200, из них 800 самолетов
было уничтожено на аэродромах.
Что такое внезапность? Уже после войны маршал Жуков отмечал, что
«главная опасность заключалась не в том, что немцы перешли границу,
а в том, что для нас оказалось неожиданностью их шестикратное и
восьмикратное превосходство в силах на решающих направлениях; для
нас оказались неожиданностью и масштабы сосредоточения их войск, и
сила их удара. Это и есть то главное, что предопределило наши
потери первого периода войны, а не только и не столько внезапный
переход ими границы»[24].
В речи по радио 3 июля 1941 г. Сталин утверждал, что «фашистская
Германия неожиданно и вероломно нарушила пакт о ненападении». Он
назвал это одной из главных причин наших поражений в начале войны.
При этом Сталин не назвал себя в качестве ее главного творца. А
ведь именно он из-за своей маниакальной уверенности, что летом 1941
г. военного столкновения с Гитлером не будет, вплоть до позднего
вечера 21 июня не давал разрешения командованию на приведение войск
в полную боевую готовность. Тем самым именно Сталин обеспечил
противнику эту внезапность и в оперативно-тактическом и в
стратегическом, и ином плане. А ведь именно «вождь народов» заявил:
«Мы не боимся угроз со стороны агрессоров и готовы ответить двойным
ударом на удар поджигателей войны, пытающихся нарушить
неприкосновенность советских границ»[25]. Мехлис: «Если вторая
империалистическая война обернется своим острием против первого в
мире социалистического государства, то надо перенести военные
действия на территорию противника, выполнить свои интернациональные
обязанности и умножить число советских республик». «Мы радикально
улучшили всю систему обороны границ» (Ворошилов). И все это было
сказано с трибуны XVIII съезда партии[26].
На внеочередной четвертой сессия Верховного Совета СССР (28
августа — 1 сентября) 1939 г. председатель СНК и нарком иностранных
дел В. Молотов заверил депутатов Верховного Совета в том, что
«договор о ненападении с Германией является поворотным пунктом в
истории Европы и что сильная Германия является необходимым условием
прочного мира в Европе»[27]. Но, фактически, только Германия
воспользовалась выгодами этого договора. Не мы выиграли с его
помощью два года мира, а Гитлеру дали, время подготовиться к войне
с нами. Таким образом, налицо грубый тактический просчет при
заключении договора и близорукий подход к оценке его возможных
последствий.
Существенный перевес агрессора в собственно военном отношении.
Полностью отмобилизованная и развернутая 5,5-миллионная кадровая
немецко-фашистская армия вторжения была оснащена самым современным
вооружением и боевой техникой, обладала двухлетним опытом ведения
военных действий. В то же время переоснащение нашей армии по
существу только-только началось.
В-третьих, ошибки оперативно-стратегического характера. Все
расчеты строились исходя из того, что война начнется с приграничных
сражений и лишь после этого будут введены главные силы противника.
Считалось, что этим силам еще только предстоит полное
развертывание, тогда как в действительности они уже были развернуты
и фактически готовы к вторжению. Их наступательными действиями и
началась агрессия. Серьезный просчет был допущен и в определении
сроков приведения своих войск в боевую готовность в приграничной
полосе и мобилизационного развертывания части Вооруженных Сил во
внутренних военных округах. С опозданием началась переброска пяти
армий из глубины страны к западным границам, не было завершено
строительство укрепленных районов. Запоздалым оказался и переход в
1940 году со смешанной территориально-милиционной на кадровую
систему комплектования, что негативно сказалось на качестве
мобилизационных ресурсов, пополнивших армию с началом войны.
Одной из важнейших причин наших поражений в начале войны были
репрессии в отношении военных кадров. Репрессии смели всех
командующих военными округами и их заместителей, на 80—90%
командиров дивизий, полков и их заместителей. Были уничтожены
многие преподаватели военных академий и училищ, а их труды изъяты
из обращения как «вражеские». Общая цифра уничтоженных — около 44
тысяч. В истории до этого не было случая, чтобы руководство какой-
либо страны перед угрозой нападения врага планомерно уничтожало
свои военные кадры.
В результате к началу войны только 7% командиров наших
Вооруженных сил имели высшее военное образование, а 37% не прошли
полного курса обучения даже в средних военно-учебных заведениях.
Капитаны становились командирами дивизий. К 1941 году только в
сухопутных войсках не хватало по штабам 66900 командиров.
Некомплект в летно-техническом составе ВВС достиг 32,3%, в ВМФ
недоставало более 22% командиров. Таким образом армия была сильно
ослаблена. Для того, например, чтобы подготовить майора
Генерального штаба, нужно не менее 10—12 лет. А командарма? 20 лет.
А их почти всех уничтожили. Ведь даже Жуков в начале войны по своей
подготовке никак не равнялся Тухачевскому или Егорову[28].
Начало войны было критическим и потому, что фашистская Германия
превосходила СССР в экономическом потенциале. Так, к моменту
нападения на Советский Союз она примерно вдвое превосходила нашу
страну по производству электроэнергии, угля, чугуна, стали,
вчетверо — по выпуску автомобилей. Экономика фашистской Германии
была давно уже, переведена на военные рельсы, а ее союзники
завершали такой перевод. Кроме того, на службу агрессии были
поставлены все ресурсы покоренной Европы. Хотя в нашей стране в
1940 году почти каждый третий рубль из госбюджета шел на укрепление
обороны, но времени уже не хватило. Еще один момент. Солдаты из
села, помнившие страшный голод 1933 года, смерть родных или
близких, понимавшие — кто был виновником этой трагедии, не питали
чувства преданности ни к Сталину, ни к его режиму.
Своей политикой «вождь народов» подорвал чувство советского
патриотизма в крестьянской массе, и не только в ней. Когда началась
война, это сказалось на стойкости солдат Красной Армии в бою. В
этом заключалась одна из причин катастрофического хода войны в 1941
г. Маршал Г. К. Жуков впоследствии отмечал, что советские войска
обрели высокую стойкость лишь к осени 1942 г. Здоровое чувство
патриотизма в условиях смертельной опасности, нависшей над Родиной,
не могло не взять верх над всеми политическими антипатиями.
Нельзя не учитывать и того, что отрицательное влияние в начале
войны оказала приверженность традиционным идеологическим мифам,
согласно которым народные массы капиталистических стран при всех
обстоятельствах глубоко враждебны своим правительствам и в случае
войны в СССР немедленно перейдут на его сторону. На нашу страну
обрушилась вся мощь германской военной машины, захватчики шли по
советской земле, гибли тысячи людей, а в обращении, с которым
выступил В. Молотов, говорилось о страданиях германских рабочих,
крестьян и интеллигенции, которые «мы хорошо понимаем». И. В.
Сталин в выступлении по радио 3 июля, когда немецко-фашистские
войска уже заняли Литву, значительную часть Латвии, Белоруссии,
Украины, отнес немецкий народ, «порабощенный гитлеровскими
заправилами», к числу наших потенциальных «верных союзников» в
войне. Даже 6 ноября 1941 г., когда гитлеровские полчища стояли на
подступах к Москве, Сталин заявил о том, что в германском народе
произошел «глубокий перелом против продолжения войны, за ликвидацию
войны», что «германский тыл немецких войск представляет вулкан,
готовый взорваться и похоронить гитлеровских авантюристов»[29]. Все
это не только не способствовало мобилизации всех сил народа, но и
поддерживало у тех, кто далеко от фронта, настроения мирного
времени, веру в фатальную предопределенность победы. Вредно
сказывались такие установки и на моральном духе войск.
И, наконец, в преддверии войны считалось, что боевые действия
будут вестись исключительно на территории противника. В воинском
Уставе не предусматривались бои в обороне. В результате
действительность жестоко наказала нас за все.
И Гитлер решил сделать ход первым. Зная о планах Сталина, он
готовил план «Барбаросса». Зная, что Сталин не верит в немецкое
нападение, он использовал его уверенность и решился на безумие. И,
надеясь на слабость сталинской армии, подтверждённую в Финляндии,
на фактор внезапности, Гитлер делает этот шаг.
Он верит: это даст ему молниеносную победу, ибо только она может
спасти его.
Сталин по-прежнему не верит в безумный шаг Гитлера. Он уверен: у
него есть время. В те предвоенные дни Сталин, как всегда, занимался
всем. В Узбекистане работала научная экспедиция. Знаменитый
антрополог Михаил Герасимов, восстанавливавший по черепам лица
людей, предложил открыть гробницу Тимура. Сталин согласился – ему
хотелось увидеть лицо великого завоевателя…
Тимур был похоронен в Самарканде – в мавзолее Гур-Эмир. Ещё в
начале экспедиции Сталину сообщили местное предание: нельзя
нарушать покой бога войны, иначе жди беды – на третий день вернётся
Тимур с войною. Так говорили старики на базаре в Самарканде. Но
Сталин, видевший, как выбрасывали из гробниц мощи русских святых,
взрывали церкви, убивали священников, должен был только улыбнуться.
Он сам был восточным богом. Что ему кости Тимура!
В ночь на 20 июня 1941 года склеп мавзолея Гур-Эмир был озарён
светом прожекторов. Кинохроника снимала вскрытие могилы. Гигантская
мраморная плита в 240 пудов была сдвинута, в темноте саркофага
стоял чёрный гроб, покрытый истлевшим золотым покрывалом. Тимур
умер далеко от Самарканда, и к месту погребения его привезли в этом
гробу. Старик, работавший в мавзолее, молил не открывать крышку
гроба – над ним посмеялись. Из крышки выбили огромные гвозди…
Герасимов торжественно достал череп Тимура и продемонстрировал
перед камерой. Плёнку отвезли в Москву.
В ночь на 22 июня началась война.
Шёл третий день после вскрытия гробницы Тимура...
В солнечный воскресный день 22 июня 1941 года стал, пожалуй,
самым трагическим в российской истории. На рассвете германские
войска без объявления войны вторглись на территорию Советского
Союза. За спиной гитлеровцев лежала покорённая Европа. Все
государства, подвергшиеся нападению Германии, развалились, словно
карточные домики, в считанные недели. Гитлер и его окружение,
уверившись в непобедимости немецкой армии, рассчитывали на блицкриг
и в войне против СССР.
План войны против Советского Союза начал разрабатываться уже
лотом 1940 года. Гитлер заявил своим генералам: «Россия должна быть
ликвидирована. Срок весна 1941 года»[30]. В декабре 1940 года
Гитлер подписал директиву №21, получившую кодовое наименование
«Барбаросса». Первоначально нападение планировалось на 15 мая 1941
года, но конце апреля из-за операций на Балканах было перенесено на
22 июня. Уже это исключает всякую попытку оправдать гитлеровское
вторжение соображениями о «превентивном ударе» – независимо от
того, планировал ли, свою очередь, Сталин нападения на Германию.
Ещё в марте 1941 года Гитлер объявил, что войну против России «не
следует вести по законам рыцарства». Нацистский фюрер утверждал:
«Это прежде всего борьба идеологий и рас, поэтому её необходимо
вести с беспрецедентной неумолимой жестокостью. Все офицеры должны
освободиться от устаревших взглядов… Комиссары являются носителями
идеологии, прямо противоположной национал-социализму, поэтому их
необходимо ликвидировать. Немецких солдат, виновных в нарушении
международного закона… оправдают. России не участвует в Гаагской
конвенции, поэтому на неё положения конвенции не
распространяются»[31].
В четвёртом часу утра 22 июня житель Киева, Минска, Одессы,
Севастополя, Каунаса и многих других советских городов проснулись
от грохота разрывов и воя сирен. Бомбы обрушились на аэродромы,
узловые ж/д станции, военные городки, штабы, склады боеприпасов,
горючего и воинского снаряжения. Пограничные заставы, строившиеся
укрепления, военные объекты вдоль всей западной границы СССР
подверглись массированному артиллерийскому огню.
Советские вооруженные силы не смогли отразить первых натиск врага
– нападение оказалось внезапным. Войска приграничных округов были
разбросаны на обширной территории, находились далеко от границы: в
Западном Особом военном округе – до 100-300 км, в Киевском – до 400-
600. Каждая дивизия первой линии должна была оборонять фронт
шириной 25-50 км, тогда как военная наука считала, что полоса
обороны дивизии не должна превышать 8-12 км. Планы обороны границы
не были доведены даже до армейских штабов, не говоря уже о корпусах
и дивизиях.
Только поздно ночью 21 июня нарком обороны маршал С.К.Тимошенко и
начальник Генштаба генерал армии Г.К.Жуков передали в западные
военные округа директивы, которые предупреждали о возможности
немецкого нападения 22-23 июня. Директива была совершенно не
реальной: требовалось за несколько часов рассредоточить и
замаскировать авиацию, в то время как большей частью самолёты
находились на лётном поле без боеприпасов и даже без горючего. К
тому же в этой последней предвоенной директиве предписывалось:
«Нападение может начаться с провокационных действий. Задача наших
войск – не поддаваться не на какие провокационные действия, могущие
вызвать крупные осложнения»[32]. Не удивительно, что в первые часы
войны передовые части Красной Армии, атакованные немецкими
войсками, лишь запрашивали командование, что делать.
Военно-политическое руководство СССР в первые дни войны.
Германское нападение застало врасплох не только воинские части
приграничных округов, но и высшее советское руководство. Когда
Сталину доложили о налётах германской авиации на советские города,
он спросил, не провокация ли это немецких генералов. С.К.Тимошенко
ответил: «Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии, в
Прибалтике, на границе начались боевые действия сухопутных войск.
Какая же это провокация?»[33] Однако Сталин возразил: «Если нужно
организовать провокацию, то немецкие генералы бомбят и свои
города». Затем он добавил: «Гитлер наверняка не знает об этом.
Необходимо срочно связаться с Берлином»[34]. В германском
посольстве сообщили, что посол просит срочно принять его. Прибыв к
Молотову, фон Шуленбург сообщил, что германское правительство
объяви | |
