|
Реферат: Текст как явление культуры (Культурология)
Текст как
явление культуры.
План.
Вступление.
Стр. 3
1. знаковые системы записи.
Стр. 5
2. Тексы и их интерпретация.
Стр. 12
3. Пример интерпретации культурного текста:
семиотика «Медного всадника».
Стр. 20
Заключение.
Стр. 28
Список литературы.
Стр.
Введение.
Понимать какую-либо культуру – значит понимать ее семиотику, уметь
устанавливать значение используемых в ней знаках и расшифровать тексты,
составленные из них. Под словом «текст» культурологии понимается не только
письменное сообщение, но любой объект (художественное произведение, вещь,
обычай и т. д.), рассматриваемый, как носитель информации.
Текст – это культурные явления, несущие информацию и смысл.[pic]
Каждому человеку более ли менее понятно семиотика его родной культуры. Но
гораздо хуже обстоит дело с чужими культурами. Чтобы научиться улавливать
значения, смысл ее знаков и текстов, требуется много усилий и все же редко
кому удается достичь того же уровня, на котором находится понимание
родной, знакомой с пеленок культуры. Язык любой культуры своеобразен и
уникален. Но во всех культурах используются одни и те же типы знаковых
систем. Поэтому знать их необходимо для понимания любой культуры.
Все многообразие знаковых средств, используемых в культуре, составляет
ее семиотическое поле. В основе этого поля можно выделить 5 основных типов
знаков и знаковых систем:
- естественные;
- функциональные;
- конвенциональные;
- вербальные (естественные языки);
- знаковые системы записи.[pic]
1. Знаковые системы записи.
Важнейшие из них – письма, системы записи знаков естественного языка,
устной речи. К этому типу знаковых систем также относятся нотная грамота,
способы записи танца и т. п. Особенностью знаковых систем этого типа
является то, что они возникают на базе других знаковых систем –
разговорного языка, музыки, танца, - и вторичны по отношению к ним.
Изобретение знаковых систем записи – одно из величайших достижений
человеческой мысли. особенно большую роль в истории культуры сыграло
возникновение и развитие письменности. Можно сказать без преувеличения, что
только ее создание позволило человеческой культуре выйти из начального,
примитивного состояния. Без письменности было бы невозможно развитие науки,
техники, искусства, права и т.п. и т. д.
В древности письменность казалась людям удивительным чудом, поэтому ее
считали даром богов. « У вавилонян письмо изобрел бог Набэ – покровитель
наук и писец богов… В китайских легендах изобретателем письменности
считался либо Фу-си – основоположник торговли, либо мудрец Цан цзе с ликом
четырехглазого дракона. По представлению древних евреев, у них, помимо
более позднего «человеческого» письма ( исход, 8,1), некогда имелось более
древние «божественное» письмо (исход, 21,18). По исламской традиции, сам
Бог был создателем письменности. С точки зрения мудрецов им был Брахма:
считалось, именно он дал людям знание букв. Скандинавская сага приписывает
ей изобретение рук Одину, а в ирландских легендах изобретателем письма
является Огме.[pic]
Если говорить о письменности, то необходимо заметить, что зародышем
письменности было так называемое «предметное письмо», возникшее еще в
первобытном обществе использование предметов для передачи сообщения
(например, оливковой ветви как знак мира). К таким способам коммуникации
прибегают иногда и более поздние времена. Но все это пока только
предыстория письменности. Первой стадией ее истории было письмо в рисунках
– пиктография. На следующей стадии возникает идеографическое письмо, в
котором рисунки приобретают все более упрощенный и схематический характер –
иероглифы. На прежней стадии создается алфавитное письмо, в котором
используется сравнительный языковой набор письменных знаков, означающих не
слова, а составляющие их звуки искусной речи.
Аналогичным образом развивалась и запись музыки – нотное письмо. Сначала
музыканты стали прибегать к идеографическим записям, в которых мелодия
рисовалась в виде ломаной или волнообразной линии, а затем к использованию
букв, иероглифов, и специальных письменных знаков. Современная форма нотной
записи – продукт Нового времени. Наряду с ней в ХХ веке появились и другие
формы записи музыки – на гомофонной пластинке, магнитной ленте. Компьютеры
сделали возможной заменить ее с помощью цифровых кодов.
Попытки записи танца тоже начинаются с рисунка (еще в Древнем Египте на
фресках изображались танцовщицы). В середине XIX в. А. Сен-Леон разработал
кроковую систему записи ( кроки – фигурки из палочек); несколько позже она
была дополнена введением в кроковые рисунки нот для коордитеции танца с
музыкой (В. Сменоков). В XX в. На основе спектральных знаков, фиксирующих
танцевальные положения и движения, были созданы «кинетография» (Р. Лабаш,
1928) и другие системы, из которых наибольшую популярность получила
«хореография» Иоанны и Рудольфа Бенеши (1955). В настоящее время наиболее
распространенными средствами записи стали кино и телевиденье.
Появление и развитие письменной речи порождает принципиально новые
возможности культурного прогресса.
Базисным знаком письма является не слово, как в разговорном языке, а
меньшая и более абстрактная единица – буква. Количество базисных знаков
системы при этом уменьшается и становится обозримым. Это ведет к коренным
изменениям в логике пользования знаковой системой. Становятся возможным
качественно новые способы обработки, восприятия и передачи информации.
Запись создает возможность существенно увеличить словарный запас языка. В
племенных бесписьменных языках редко употреблявшиеся слова просто исчезали
из социальной памяти, на смену забытым словам приходили новые. Словарь
таких языков содержит не более 10-15 тысяч слов. В современных языках
происходит накопление слов, их количество достигает полумиллиона.
С возникновением письменности начинают складываться языковые нормы и
правила. Это делает возможным создание нормированного литературного языка.
В ней вырабатываются стройные грамматические формы, усложняются речевые
обороты и конструкции. Появляются принципиально неосуществимые в устной
речи приемы обработки текста: выделение абзацев и разделов, выделение
основного содержание и комментариев, список, указателей к нему, введение
графического оформления, облегчающие понимание смысла, таблиц, рубрикаций
текста и т. д. В результате обогащается и совершенствуется способ выражение
мысли в языке, повышается точность и глубина передачи ее тончайших нюансов.
Создание и закрепление Язиковых норм замедляет темп исторического
изменения языка. Лингвисты сравнивают нормативную регламентацию языка с
плотиной, которая превращает языковой поток в стоящее озеро. Устойчивость
языка способствует расширению его коммуникативных возможностей.
При этом неизмеримо возрастает количество циркулирующей в обществе
информации. Бесписьменные языки могли обеспечить передачу лишь того объема
знаний, который хранился в фольклоре – мифах, пословицах. Этот объем был
ограничен возможностями памяти индивида, выступающего в роли жреца или
сказателя. Письменность позволяет обществу транслировать информацию,
количество которой на много превосходит объем памяти одного человека.
Возникают библиотеки, выполняющие функцию хранения знаний и делающие его
доступным для грядущих поколений. Снимаются временные и пространственные
границ общения: становится возможной коммуникация между людьми, живущими на
больших расстояниях друг от друга и в разное историческое время. Это
позволило многое узнать о жизни давно исчезнувших народов – древних
египтян, греков, восстановить через несколько веков после гибели Римской
империи и положить в основу европейской юриспруденции римскую систему
права.
Благодаря письменности изменяется качество информации, сохраняющейся в
обществе. Оригинальная, нестандартная мысль, которая среди современников ее
автора не встречает понимания и поэтому считалась не заслуживающей
запоминания, без письменности была бы после смерти автора забыта, и потомки
бы о ней не знали. Письмо дает возможность запечатлеть и сохранить ее. Это
открывает широкие возможности для развития творчества, для специализации
интеллектуальных усилий его членов в направлениях, выходящих из рамки
общепринятых взглядов и интересов.
Письменность открыла путь тиражирования текстов – книгопечатанию.
Оттески, написанные краской на деревянных и медных досках научились делать
еще в /II в. В Китае и Индии. Когда же мастер Иоганн Гуттенберг изобрел
печатный станок и набор текста из стандартных литер шрифта, то стало
возможным массовое тиражирование книг. Началась новая эра культурного
прогресса. Круг читателей чрезвычайно расширился. Произошла демократизация
письменного общения, оно стало повседневным делом миллионов людей. Возникли
условия для массового образования и просвещения народа. Вместе с ним
школьное обучение грамоте стало непременным условием функционирования
письменной речи, сохранения языковых традиций и непрерывности существования
культуры.
2. Тексты и их интерпретация.[pic]
Как мы уже отмечали, всякое явление культуры есть сочиненный людьми с
помощью знаковых систем текст. Текст – это плоть и кровь культуры. Но любой
текст – в виде вещи ритуала, художественного произведения, речи и т. д. –
представляет собой нечто такое, что подлежит прочтению и пониманию. Как
только это будет сделано, сразу встает вопрос: правильно ли текст прочитан
и понят? Таким образом, каждый раз нам приходится, сталкиваясь с каким-либо
культурным явлением, решать две задачи: как его понять и как проверить
правильность его понимания. Но необходимо сказать, что однозначного решения
эти задачи не имеют.
Ко всякому тексту как произведению культуры можно подойти двояко. С одной
стороны, текст можно рассматривать как «вместилище информации», которая
должна быть от туда извлечена. Это значит, что требуется определить степень
двойственности содержащийся в нем информации и увидеть «за» ним «подлинную»
реальность, которую он отображает. «Человек, пытающийся таким образом
разобраться в тексте, действует подобно врачу который, слушая жалобы
пациента («текст»), стремится определить их истинное содержание
(«информацию») от субъективных линий или фантазий пациента и интересуется
действительными причинами, вызвавшие жалобы («реальностью»)».[pic] С другой
стороны, к нему можно отнестись как к уникальному, порожденному
своеобразием личности автора произведению, которое представляет интерес
само по себе. В этом случае не то что «за» текстом, а именно он сам и есть
«подлинная» реальность. Читатель ставит свей целью понять текст так, как
хотел того автор, понять его мысли и замыслы. Его чувства и переживания. Он
действует тут не подобно врачу, а как близкий пациенту человек, который
сопереживает, сочувствует больному и в этом смысле «понимает» его боль и
тревоги – не зависимо от того, насколько они соответствуют реальному
положению дел.
Первый подход – это научный подход, при котором текст сопоставляется с
другими текстами, оценивается в свете исторических данных.[pic] На этой
стадии анализируется его место и значение в культуре, его соответствие
распространенным в нем нормам и т. п. Все это дает возможность объяснить и
объективно оценивать его содержание. Правильность, объективная истинность,
полученная таким путем суждений о тексте может быть более или менее
обоснованна (но необходимо иметь в виду, что впоследствии могут
обнаружиться новые факторы, опровергающие их). Но этот подход не позволяет
взглянуть на текст «изнутри», вступить с ним и его автором в живое духовное
общение, уловить в нем тайные субъективные смыслы, выражающие особенности
видении мира глазами автора и, в конечном счете, своеобразие культуры,
носителем которой является автор. Второй подход – специфический
«гуманитарный подход», предполагающий неформализуемое, эмоциональное
общение с текстом (или, что то же – с его автором), диалог с ним,
проникновение «внутрь» его культурного мира.[pic] Но этот подход страдает
субъективностью, бездоказательностью, необязательностью, он затрудняет
объективную оценку текста как произведения культуры.
Таким образом, ни один из этих подходов не ведет к единственной, полной и
окончательной истине. Вероятнее всего, нужны они оба, т. к. они дополняют
друг друга. Но если первый нацелен на объективное познание текста как
исторического факта, то второй – на субъективное понимание, в котором текст
осмысливается не как отчужденный от создателя, застывший и омертвленный
продукт, а именно как произведение культуры – в его неотделимости то
человека, наполненности субъективными смыслами, которые читатель в живом
диалогическом общении с автором по-своему пытается понять и
интерпретировать.
Читатель и автор – совершенно разные неповторимые личности, поэтому
читательская интерпретация текста в принципе никогда не может совпасть с
авторской. Существенное значение при этом имеет также различие культурных
контекстов, в которых воспроизводится данный текст. Когда читатель
знакомится с текстом – например, у него возникает «избыточное видение»: он
знает то, что создатель этого произведения знать не мог. Поэтому он
способен к какой-то иной и в чем-то, возможно, даже более глубокой
интерпретации того, что автором сказано. Как пишет А. А. Бахтин, древние
греки не знали о себе самого главного, что он древние. Но та дистанция во
времени, которая превратила их в древних греков, имеет огромное культурное
содержание: она наполнена постепенным раскрытием в произведениях античной
культуры все новых и новых смысловых регистров, о которых сами творцы этих
произведений ничего не знали. Точно также Трезмин не мог увидеть
современного архитектурного облика Петербурга, а Пушкин не мог осмыслить
свои творения в контексте последующего развития русской культуры. Не могли
этого осмыслить и их современники. Поэтому они не имели возможности оценить
содержание и значение своих собственных произведений, как это делаем мы.
Текст, попадая в новый историко-культурный контекст, наполняется новым
смыслом, отличным от того, кокой он имел во время его создания. «Каждый
век, приобретая новые факты, приобретает и новые глаза» (Гетне). Новыми
глазами многое видится иначе.
Таким образом, понимание произведений культуры меняется от эпохи к эпохе.
Оно никогда не может быть окончательным, единственное верным. Но не
существует и единственно правильной их интерпретации. Они живут в истории,
и в диалоги с ними новые поколения осмысливают их содержание заново в
поисках ответов на вопросы, которые ставит жизнь. Культурные ценности не
умирают, потому что они все время обогащаются новым символом.
Возможность по-разному интерпретировать смысл произведений культуры
зависит не только от исторической дистанции, отделяющий интерпретатора от
времени их создания. В герменевтике (теория и практика истолкования
текстов, а также философское учение, связанное с этой проблемой) выделяется
целый ряд обстоятельств, обуславливающих возникновение разных способов
понимания и интерпретации текстов. Интерпретация может зависеть от
следующих обстоятельств:
1. Как движется мысль интерпретатора – от частей к целому или от целого
к частям. Но и в том и в другом случае, однако, возникает так
называемый «герменевтический круг»: чтобы понять целое, надо сначала
понять его части, но для понимания частей нужно предварительно иметь
представление о смысле целого. Этот круг в обоих случаях затрудняет
понимание текста и делает возможным подвергнуть сомнению любую его
интерпретацию.
2. На что опирается интерпретатор – на «предположения», т. е. какое-то
начальное «минимальное предзнание», благодаря которому происходит
«прыжок внутрь германевнического круга», или постепенное вживание в
текст путем многократно повторяющегося «челночного движения» от
осмысления частей к отношению целого и обратного.
3. Из чего исходит интерпретатор: из привычного впечатления от текста,
которая складывается сразу и не критично – так, что мысли
интерпретатора как бы сливаются отождествляются созданием текста
(первичная интерпретация), или из дестоцирования от текста,
рассмотрения его как бы со стороны в качестве особого, существующего
отдельно от интерпретатора предмета размышлений (вторично
интерпретация).
4. Каков тот культурный контекст, в который погружается текст и в
котором происходит его осмысление, - находится ли на первом плане
контекст, в котором он воспринимается.
Конечно , в научных текстах свобода интерпретации гораздо меньше , чем в
художественных. Как правило ученый стремится уложить свою мысль так, что бы
его поняли однозначно. Особенно заметна разница между тем , как
воспринимают научный труд, написанный в прошлом, современнике автора и
последующие поколения специалистов. одно дело, когда научный текст читается
в рамках тех знаний, на фоне которых он был создан, и совсем другое – когда
он видится в свете иного уровня знаний, достигнувшего позже. «наука
постоянно» пересматривает «свое прошлое…».[pic]
Что же касается искусства, то здесь свобода интерпретации несравнимо
больше, чем науке. Художественный текст обращен не только к разуму, но и к
чувству. В нем обязательно должен быть «подтекст», невыражаемый в явной
форме смысл. В конкретном материала, в описании единичного случая художник
воплощает замысел, имеющий более общее значение. Поэтому в произведении
искусства всегда остается что-то недосказанное. Если бы художник просто
явным образом сформировал в общем виде мысль, которую он воплотил в своем
творении, то это был бы уже не художественный текст, а абстрактно-
теоретическое рассуждение.
Возможность различных интерпретаций текста является необходимым и важным
признаком художественности «чем богаче, чем современнее произведение, тем
больше различных смыслов может быть увиденного в нем.
Но всякое самостоятельное осмысление произведения культуры есть, по сути
дела, их переосмысление с позиции интерпретатора. Он вносит, он вкладывает
в них смысл от себя и для себя. Такое осмысление произведений культуры как
бы продолжает творчество их создателей и является, в сущности,
сотворчеством.
4. Пример интерпретации культурного текста:
семиотика «Медного всадника».
7 августа 1782 г. Состоялось торжественное открытие памятника Петру I.
В честь этого события была выбита памятная медаль с его изображением. Но
вот что странно: на медали скала имеет большой выступ, которого на самом
деле нет. Однако еще более странно то, что современники как будто не
замечают этого расхождения: ни в одном из их многочисленных отзывов о нем
нет ни каких упоминаний (хотя уменьшение размера скалы – например, сужение
ее почти в двое – отмечалось многими).[pic]
Первое из отмеченных странностей отмечается просто. Э. Фальконе,
французский художник, создавший памятник и проект которого был признан
лучшим на объявленном Екатериной II конкурсе, - приехав в Санкт-Петербург,
три года работал над его моделью и представил его на публичное обозрение
весной 1770 г. Осенью того же года на Сенатскую площадь был доставлен
огромный гранитный камень, который должен был стать подножием памятника. И
целых 12 лет пришлось потратить на обработку камня и отливку статуи. Медаль
с изображением была выбита за долго до его открытия по сделанному в 1770 г.
Художником А. Лесенко рисунком модели памятника. Фальконе сколол выступ
скалы длиной «два фута с половиной» уже поле того, как медаль была готова.
Но почему же современники не обратили внимание на то, что в постаменте
памятника исчез большой передний выступ скалы?
Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо понять, какой был
образ Петра I в глазах людей XVIII века и что они ожидали увидеть в его
памятнике? Замысел Фальконе, подсказанный ему Дидро и одобренный
Екатериной, заключается в том, чтобы показать просвещенного монарха,
который в борьбе с дикостью и варварством ведет отечество к прогрессу.
«Крутизна горы суть препятствия, кои Петр имел, производя в действо свои
намеренья;… простой убор коня и всадника суть простые и грубые нравы и не
просвещение, кои Петр нашел в народе, которые он преобразовать
вознамерился,» - так характеризовал А. Н. Радищев смысл монумента. В
соответствии с идеями эпохи Просвещения подъем всадника по дикой скале –
символ прогресса, победу цивилизации над природной стихией. С это точки
зрения выступ передней части постамента ничего не добавляет символику
монумента: наличие или отсутствие его не изменяло образу «дикой» скалы. Он
не был знаком чего-либо, а следовательно, не имел значения для людей,
воспитанных в духе культуры того времени. Поэтому его исчезновению не
привлекло их вниманию.
Шли годы, век просвещения подошел к концу. Отгремели громовые раскаты
Французской революции, наполеоновских сражений, отечественной войны 1812 г.
Наступила новая эпоха, изменились нравы и приоритеты культуры. Прежнее
преклонения пред классическими канонами искусства и идеалами имперского
государства просвещенным монархам во главе государства. Вера в прогресс
пошатнулась, стали осмысливаться противоречия, которые он имеет в себе.
Поэтому стали видится им «плоды просвещения», и различия между
«цивилизованной» Европой и «языческой» Азией, и крутой поворот, на который
свернул громадную азиатско-европейскую державу Петр I, и исторические
перспективы, открывавшиеся перед Россией благодаря его усилиям, и перемены
в жизни народа, с которыми должно быть связано продолжением «дел Петра». И
зрение культуры изменилось. Наделенные им новые поколения увидели в
памятнике преобразователю то, что не было видно прежде:
Одним прыжком на край скалы взлетел,
Вот-вот он рухнет в низ и
разобьется.
Адам Мицкевич.
Какая дума на челе?
Какая сила в нем сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыто?
О, мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?
А.С.
Пушкин.
Отсутствие надежной каменой опоры, на которую опустится вставши на
дыбы конь стало знаком обрыва, пропасти, т. е. наполнилось символом: оно
символизирует глубокую, полную опасности бездну, которую Россия должна
преодолеть на своем историческом пути. Отпиленные «два фута с половиной»
стали видимыми! Вместе с этими другие детали монумента «заговорили» по-
новому. Сало заметно, что конь (Россия!) далеко не совсем послушен царю:
оскал губ, раздувшие ноздри, остро стоящие уши, бешено выпученные глаза –
все это отражает его непокорность, стремление к бунту, к свободе. Царь
сидит на нем не вполне устойчиво, и экипировка его выглядит архаично,
полуварварской: седлом ему служит шкура, рукоятка меча грубо обработана,
стремян нет; на ногах – римские сандалии, но вместо панциря, которые
надевали римские императоры. Он облачен в простую рубаху. В этом облике
Петр является уже не просвещенным монархом - тут видят намек на то, что
меры, с помощью которых он искоренял варварство, сами были варварски
жестокими.
У Пушкина «Медный всадник » выступает как символ могущественного
государства, великой империи. В делах Петра I реализуется высшая
историческая необходимость («Природой здесь нам суждено в Европу порубить
окно»). Но вместе с тем, «Медный всадник» - это бездушный холодный
«истукан», которому нет дела до живого «маленького человека» с его
скромными повседневными заботами, любовью, желаниями и надеждами. Державной
воле Петра Пушкин противопоставляет не только природную стихию, но и
несчастного безумца Евгения, и «Медный всадник » безжалостно подавляет
робкий протест одинокой неприметной человеческой личности, попавшей под
колесо истории.
Если современников Екатерины II поражала монументальность памятника,
громадность монолитной скалы, многотонная тяжесть статуи, застывшей на ее
вершине, то последующим поколениям все больше стала бросаться в глаза
динамика творения Фальконе. Появились анекдоты о схождении «Медного
всадника» с постамента и передвижениях его по городу. А после
петербургского наводнения 1824г. в подножии памятника увидели волну. То
есть камень под ногами коня стал ее знаком, символом (раньше никто этого в
нем не усматривал!). И, соответственно, облик грозно бушующей Невы,
улегшейся в каменную волну под копытами коня, стал пониматься как
олицетворение победы Петра над дикой природой.
С нарастанием революционных настроений в российском обществе в XIX –
XX вв. и острыми дискуссиями вокруг вопросов о «русской идеи» судьбах
самодержавия, путях улучшения жизни народа и т. д. в памятнике Петру I
открылся и другой, не замечавшийся прежде смысловой слой. Разве нельзя
видеть в коне символическое изображение народа, которым управляет
император? Но тогда бросается в глаза противопоставление бешенства коня и
величественного спокойствия, непоколебимой уверенности всадника. Это
противопоставление усиливается еще и разнонаправленностью их взглядов. Взор
Петра устремлен вдаль, он как будто видит сверху что-то далеко впереди:
может быть, это прозреваемое им сквозь века великое будущее России? А конь
косится налево, и то, что видится ему, находится гораздо ближе, где-то в
водах Невы или за ней; можно подумать, что он заметил нечто страшное,
пугающее. Не означает ли это, что конь (народ!) страшится великих бедствий,
грозящих ему с обочины исторического пути, который намечает для него
смотрящий в великое будущее и не обращающий на них внимания властелин?
На еще один элемент в семиотики «Медного всадника» обращает внимание
культуролог и искусствовед М. С. Каган в своей замечательной книге о
культуре Петербурга: памятник Петру, открывшему путь к культурному контакту
России с Западом, символически выражает синтез русской и европейской
культур. «Пластический образ всадника, его антикизированный аллегорический
смысл несли в себе классические принципы европейской художественной
культуры, однако постамент – важная составляющая образного решения статуи –
нарушает традиционную для европейской монументальной скульптуры композицию
и вызывает ощущение стихийной мощи России…».[pic]
В наше время Иосиф Бродский дал свою интерпретацию памятника. Он
считал, что «Медный всадник» и Ленин на броневики – это два самых
замечательных монумента в Петербурге, и отмечал, что для понимания их
символики надо принять во внимание различие их местоположения. У Петра,
сидящего на коне, с одной стороны – Сенат и Синод, с другой –
Адмиралтейство, сзади – Исаакиевский собор, а указывает он на Академию
наук. Ленин же стоя на броневике у Финляндского вокзала, имел с боку райком
партии и «Кресты», сзади – вокзал («на всякий случай», по словам
Бродского), а указывал он на «Большой дом» (здание КГБ на Литейном)*
Итак, по мере того как сменяются эпохи, накапливается исторический
опыт, открываются все новые факты выдвигаются новые идеи, изменяется и
зрение культуры: в ней рождаются различные интерпретации одного и того же
художественного произведения. На вопрос: «В чем смысл монумента на
Сенатской площади, созданного Фальконе?» нет однозначного и раз и навсегда
заданного ответа. По всей видимости. Сам Фальконе вряд ли думал о том,
чтобы придать подножию памятника облик волны и, отливая выступающий вперед
кусок скалы, сотворить образ бездны. Но ведь гений художника в том и
состоит, что он, даже сам не сознавая того, улавливает какие-то тайные токи
культуры, благодаря чему его произведение не стареет, а как бы питаясь ими,
продолжает жить веками и порождать новые смыслы. Подлинное произведение
искусства всегда содержит в себе гораздо больше того, что замыслил вложить
в него автор. Способность добиваться этого и составляет тайну человеческой
гениальности.
Заключение.
Любой текст, будь то художественное произведение, картина, скульптура,
что либо произведенное человеком - это всегда явление культуры. Читаем ли
мы книгу, рассматриваем ли картину, смотрим ли фильм, мы сопереживаем
герою, пытаемся понять, что вложил автор в это произведение, чего хотел
добиться этим. И если мы способны к сотворчеству, то, может быть, увидим в
нем, этом тексте, новые, еще никем не найденные аспекты.
Список литературы.
1. Гельб Е. И. Опыт изучения письма (основы грамматологии). М., 1982.
2. Золкин А. Л. Культурология. Учебное пособие (под ред. проф. Н. В.
Михайловой), М., ЮНИТИ – ДАНА, 2001.
3. Кондаков Л. В. Культура России. М., Университет, 2000.
4. Кармин А. С. Основы культурологи. Морфология культуры. СПб., Лань,
1997.
5. Кузнецова Н. И. Наука в ее истории, М., 1982.
6. Культурология. Учебное пособие. Ростов-на-Дону, Феникс, 1995.
7. Культурология. Программа базового курса. Хрестоматия, словарь
терминов. М., ФАИР-ПРЕСС, 2000.
8. Соломоник А. Язык как знаковая система. М., 1992.
9. Пушкин А. С. Стихотворение и поэмы. М., 1975.
Реферат на тему: Тематика и типы древнерусских книг
Тематика и типы древнерусских книг
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение………………………………………………………………………………….……….…….3
1. Репертуар книг, бытовавших в Древней Руси……….……………….…………………...….……5
1.1 Характеристика исторической эпохи………………………………………………..……………5
1.2 Богослужебная литература……………………………………………………….…………….….6
1.3. Четьи книги………………………………………………………..……………………..…….…10
1.4. Светская литература.………………………………………….…………………………….…...17
2. Данные о количестве книг в Древней
Руси…………………….……….…..……..…..…….…...22
2.1. Статистика сохранности книг XI – XVI вв. …………..……………………………….….……22
2.2. Соотношение между богослужебными, четьими и светскими книгами
в XI – XVI вв. .………………….……….………………………………………………...………….23
Заключение…………………………………………………..…………………………..……………24
Библиографический список использованной литературы….………..………………………….…25
Введение.
Основной вопрос, с которым исследователь обращается к историческому
изучению книжной культуры, – это вопрос о тематике и типах книг, общем их
количестве и среде их распространения в изучаемый период. Как
материальный носитель духовных ценностей книга заключает в себе
достижения науки, литературы, искусства своего времени. Древнерусская
рукописная книга демонстрирует нам уровень развития, достигнутый
древнерусским обществом, позволяет сравнить его достижения с успехами
науки и литературы в европейском регионе в это же время. По тому, книги
какой тематики были распространены в то время, мы можем судить об
интересах читателей той эпохи
Говоря о хронологических рамках бытования книги, которым посвящена
данная работа, необходимо отметить, что определение временных границ
периода истории российского государства, называемого древнерусским,
неодинаково в различных источниках. В советское время историки
придерживались периодизации, предложенной В.И. Лениным, который выделял
следующие три этапа в истории России: древняя Русь – XI – XIII века;
«эпоха московского царства» – XIV –XVI века; «новый период русской
истории» – начиная с XVII века. В современной исторической науке
древнерусским называется период с XI по XVII век. В дисциплине истории
книги, как правило, эпоха Древней Руси ограничиваются началом
книгопечатания в Московском государстве, а именно серединой XVI века. В
нашей работе мы будем придерживаться последней периодизации, то есть
исследовать группы рукописных книг, бытовавших на Руси с XI по XVI век.
Изучение сохранившихся русских книг XI – XVI вв., в первую очередь
классификация по функциональному предназначению, дает возможность
представить себе некоторые закономерности сложения их репертуара, а также
понять причину кажущейся диспропорции в числе сохранившихся от тех времен
экземпляров книг различных названий.
Рукописные книги уже в XVII в. стали предметом интереса, особого
отношения, собирания. Еще с древности книги собирались в библиотеки,
главным образом, при крупных монастырях. Эта традиция продолжилась и в
XVII в. В составленном патриархом Никоном собрании Воскресенского
Новоиерусалимского монастыря хранились ценнейшие книги XI – XII веков.
XVIII – XIX вв. – период накапливания и обобщения первичных
источников по истории книги. В это время разыскивались и публиковались
данные о деятелях книжного дела. В начале XVIII века, когда Петр I
обнаружил в Реймсе так называемое Реймсское Евангелие, написанное
частично кириллицей, на котором принимали присягу французские короли при
коронации, появился интерес к древнерусской рукописной книге. С 1714 г.
по указанию Петра I собираются рукописи для Библиотеки Академии наук в
Петербурге. Становление русской исторической науки в XVIII веке,
нуждавшейся в источниках для изучения прошлого России, обусловило поиски
и собирание летописей, государственных грамот и договоров. С усилением
абсолютизма широкого размаха достигает государственное собирательство.
Также нужно отметить частных собирателей, также внесших значительный
вклад в накопление исторических источников – А.И. Мусина-Пушкина, П.П.
Бекетова, В.Н. Татищева. Возрастанию интереса к древнерусской рукописной
книге способствовал общий патриотический подъем после Отечественной войны
1812 г. Здесь необходимо отметить вклад меценатов – дворян, которые на
благотворительной основе предоставляли средства для поисков древних книг
в монастырях и усадьбах и публикации сборников древних текстов. Огромную
роль в этой деятельности сыграл Н.П. Румянцев, объединивший вокруг себя
таких ученых, как Е.А. Болховитинов (митрополит Евгений), Н.Н. Бантыш-
Каменский, П.М. Строев, К.Ф. Калайдович, А.Х. Востоков, П.И. Кеппен и
другие (так называемый «румянцевский кружок»). На средства Румянцева
выпущено свыше 40 названий капитальных научных изданий, в основном
памятников по истории России и славянских народов. Обследуя архивы и
библиотеки монастырей Московской и других губерний, П.М. Строев и К.Ф.
Калайдович обнаружили Изборник Святослава 1073 г., Судебник Ивана III,
сочинения Кирилла Туровского и другие древние, ранее неизвестные для
науки книги.
После постройки в конце XIX в. в Москве Исторического музея ему были
пожертвованы ценнейшие частные собрания рукописных книг А.С. Уварова,
А.Д. Черткова, П.И. Щукина, Е.А. Забелина.
В конце XIX в. вышел ряд научных и обзорных работ по истории книги,
в которых также описывалась история древнерусской книжности, например
А.И. Кирпичникова, А.А. Бахтиярова, Н.М. Лисовского, М.Н. Куфаева, С.Ф.
Либровича, П.К. Симони, А.А. Шахматова. Однако, по словам исследователя
древнерусских рукописных книг Н.К. Никольского, который в начале XX в.
занимался изучением рукописного наследия Древней Руси, «в настоящее время
можно вести пока речь о собирании и подготовке первоисточников,
соприкасающихся с историей древнерусской книжной культуры, но ничуть о
классификации их и о критике их во всем их объеме»[1].
После 1917 г. были сделаны значительные успехи в области обработки
рукописей и классификации их. Многие крупные собрания рукописных книг из
библиотек монастырей, церквей и частных лиц вошли в государственные
собрания, такие как ГИМ, РГБ, РГАДА в Москве, РНБ, библиотека РАН,
Пушкинский дом в Петербурге. Крупнейшим хранилищем рукописных книг стала
Библиотека научно-техническая Сибирского отделения РАН, в основу которой
легла коллекция академика М.Н. Тихомирова. Но все же до сих пор описаны
не все русские рукописные книги.
Среди историков книги, изучавших историю русской рукописной книги,
следует отметить А.С. Орлова, А.Н. Свирина, В.Н. Перетца, О.В. Творогова,
Г.И. Вздорнова, Н.Н. Розова, Б.В. Сапунова и др. Особняком здесь стоят
труды академика Д.С. Лихачева и петербургского Пушкинского дома. Что
касается разработанности конкретной темы, посвященной репертуару
древнерусских книг, то здесь необходимо отметить, что отсутствуют
монографий по данному вопросу в общем, а существуют множество статей и
монографий, в которых уделяется внимание отдельным аспектам репертуара
книг в Древней Руси.
1. Репертуар книг, бытовавших в Древней Руси
1.1 Исторический фон развития книжного дела на Руси в XI – XVI вв.
Прежде чем изучать книжную культуру той или иной эпохи, нужно
рассмотреть историческую обстановку. Письменность на Руси появилась до
принятия христианства, о чем свидетельствуют арабские, византийские
источники. Появление письменности у славян связывают с именами
византийских миссионеров Кирилла и Мефодия. Датой создания славянской
письменности считается 863 год, когда братья отправились в Моравию и
начали распространять там созданную ими азбуку. Из Болгарии упорядоченная
славянская азбука попала в Киевскую Русь, где в тот период были
благодатные условия для широкого развития письменности. Однако говорить о
книжной культуре IX века не приходится: от этого времени до нас не дошло
ни одной книги.
Христианизация Руси дала мощный толчок развитию грамотности и
книжной культуры. В Русь стала поступать переводная литература из
Византии и Болгарии. Со времен Владимира Святого и Ярослава Мудрого
церкви и монастыри становятся центрами грамотности. При Владимире Святом
появляются первые школы, в том числе и для девочек. Грамотность
распространяется в городской среде. При Ярославе Мудром начинают усиленно
переводить литературу с греческого языка. Эти переводы становятся
достоянием грамотных людей: их с удовольствием читали в княжеской,
боярской, купеческой, церковной среде. Грамотный русский человек XI века
знал многое из того, чем располагала письменность и книжная культура
Восточной Европы, Византии. Первая библиотека на Руси была основана
Ярославом Мудрым. Находилась она в Киево-Печерском монастыре, заложенном
в 1037 году. Во второй половине XI века начинается летописание и
появляются первые памятники древнерусской литературы.
В период феодальной раздробленности книжная культура переживала
подъем. Увеличилось количество центров летописания, продолжают появляться
сочинения религиозных деятелей. Главным мотивом в них была идея единства
русских княжеств. Появляются новые жанры в литературе. В то же время в
монастырях продолжается переписывание богослужебных книг, молитв,
сборников церковных преданий, жизнеописаний святых, древней богословской
литературы.
Татаро-монгольское нашествие тяжело отразилось на книжной культуре
Древней Руси. Гибли старинные центры русской книжной культуры, падала
грамотность, резко сократилось число самих письменных памятников.
Постепенное восстановление начинается в XIV веке. В конце XIV веке наряду
со старыми центрами книжного дела – Новгородом и Псковом – появляются и
новые: Тверь, Ростов, Суздальское княжество, Троице-Сергиев и Кирилло-
Белозерский монастыри. По мере возвышения Московского княжества и
образования единого русского государства появляются и увеличиваются
книжные собрания в Москве – новом центре русской культуры.
На рубеже XIV – XV вв. русская культура и книжное дело испытали
влияние славянских и греко-славянских монастырей на Афоне и в
Константинополе. Это так называемое второе южнославянское влияние.
Благодаря этому произошли изменения в репертуаре богослужебной и четьей
литературы. Впервые на Руси появляются некоторые произведения патристики,
более полные и точные переводы библейских книг, житийных текстов.
XV век был важным и переломным в истории русской рукописной книги.
Влияние книжности на умы людей усилилось. Были возрождены традиции
Киевской Руси и созданы многочисленные новые образцы и направления,
намечены основные направления развития отечественной литературы и
искусства на последующие столетия. В конце XV в. в Москве возникают
крупные рукописные мастерские с целым штатом писцов, переводчиков,
редакторов, рисовальщиков и переплетчиков.
На протяжении XVI в. происходит укрепление централизованного
государства. Рост феодального землевладения, рост числа различных
государственных учреждений способствовали расширению функций книги.
Появляются копийные и записные книги, законодательные памятники –
судебники. Вырабатывается особый тип письма – скоропись. Появляются писцы-
профессионалы, работавшие на городских площадях и переписывавшие книги на
заказ и для продажи на рынке. Все это свидетельствует о существовании в
XVI в. книжного рынка и о возросшем спросе на книгу в русском обществе.
Появляются и новые названия в книжном репертуаре по сравнению с
предыдущими веками. Кроме того, происходит объединение традиций отдельных
княжеств в единую, общерусскую традицию. Поэтому для XVI в. характерно
появление общерусских летописных, церковно-политических сводов. Введение
книгопечатания не повлияло на популярность рукописной книги, так как
печатная книга была дорога и далеко не удовлетворяла всех потребностей
русского читателя.
1.2. Богослужебная литература.
Эта группа самая малочисленная по репертуару и самая крупная,
составляющая большинство книг всего фонда Древней Руси.
Как известно, содержание и ход церковной службы определяется
Уставом, так называемым Типиконом. Под 1051 в Лаврентьевской летописи
помещено «Сказание о начале Печерского монастыря». Там отмечено, что
Феодосий Печерский ввел в своей обители устав греческого Студийского
монастыря, который он списал у чернеца Михаила, монаха этого монастыря,
прибывшего в Киев с митрополитом Георгием[2]. После незначительной
переработки и перевода этот устав вскоре был принят всеми монастырями
Руси и просуществовал до XV века. В разделах, касающихся церковных служб,
оба устава оставались основным документом, регламентирующим богослужение
в монастырских и приходских церквях. Ни в догматах веры, ни в обрядах
богослужения особых различий в приходских церквях и монастырях не
имелось, за исключением продолжительности службы.
Сейчас при православном богослужении, согласно Типикону, необходимы
следующие книги: Служебник[3] (сборник текстов, произносимых вслух или
«тайно» священнослужителями)[4], Евангелие, Псалтырь следованная или
Часовник, Минеи (общая, следованная, месячная), Часослов (сборник
ежедневных «последований» – текстов псалмов и молитв, исполняемых в
разные часы дня), Апостол (деяния и послания апостолов). Для службы в дни
Великого поста (от недели Мытаря и Фарисея до Пасхи), кроме указанных
книг требуются Триодь Постная, а для служб от Пасхи до Троицы – Триодь
Цветная (Триоди – сборники текстов богослужений не по календарному, а
пасхальному циклу). Для совершения служб желательны, но не обязательны:
Стихирарь (сборник стирих – песнопений, исполняющихся при богослужении
певчими или чтецами; часто снабжался знаками музыкальной нотации)[5] и
Ирмологий (сборник церковных песнопений – ирмосов, которыми начинается
каждая из песней цикла текстов Канона – одной из частей утреннего
богослужения келейного цикла – суточного цикла обязательных для
монашествующих молитв)[6]. Если отсутствует Часовник или Октоих, их можно
заменить Псалтырью следованной[7], универсальной богослужебной книгой.
Все перечисленные выше книги представляли собой максимум, используемый
при богослужении. Они были хорошо известны в Древней Руси и сохранились в
списках XI – XIII вв.
Несколько иначе обстоит вопрос с Требником и Служебником. Требник
был необходимой книгой для приходского священника. Он содержит молитвы
практического содержания, как то: охранительные молитвы от сильного
дождя, града, от засухи, червей, на освящение нового дома, на спуск
корабля, на рождение младенца и др. Требник был нужен для совершения
различных таинств: крещения, брака и других религиозных треб. Большое
значение имел также Служебник, содержащий тексты ряда служб. Не
существовало унифицированного текста Требника. Необходимо отметить, что в
описях собраний церковных и монастырских книг XVI – XVII вв. служебники и
требники встречаются только в библиотеках крупных церквей и монастырей.
Исследователи делают вывод, что эти книги почти всегда находились в
личной собственности священнослужителей. Неунифицированные, небольшие,
часто используемые книги, находившиеся чаще всего в личной собственности
священников, требники и служебники не могли сохраниться в большом
количестве.
По мнению большинства исследователей, порядок и объем богослужения
по Иерусалимскому уставу примерно так же соблюдались и в домонгольское
время, по Студийскому уставу. Таким образом, предельный минимум для
приходской или домовой церкви составляли следующие книги[8]:
1. Евангелие апракос (в рукописях «апрокос», «опрокос», «пракос» от
греч ??????? или ???????? – недельный, праздничный), представляло собой
выбор («изборы») евангельских чтений в порядке богослужения – по
праздничным дням и дням недели. В дальнейшем употребляется
Тетроевангелие, или Четвероевангелие.
2. Апостол апракос – т. е. выбор чтений из апостольских посланий в
богослужебном порядке.
3-4. Евхологион – сборник служб и молитв. Это книга из греческого
церковного обихода, с принятием христианства, вероятно, пришедшая и на
Русь. Скорее всего, с конца XI в. вместо него начали употреблять отдельно
Служебник и Требник.
5. Псалтырь следованная, расположенная в порядке богослужебного
употребления, или Часовник.
6. Триодь постная, содержащая песнопения, главным образом Великого
поста.
7. Триодь цветная, содержащая песнопения пасхи и следующих недель.
8. Минея общая, содержащая общие службы святым.
В соборных, а также кафедрально-епископских и монастырских церквях
количество книг было несколько больше. Сверх числа необходимых для
приходских храмов, там должны были находиться следующие книги.
9. Стихирарь.
10. Воскресный Октоих («Осьмигласник»), содержащий воскресные службы
«восьми гласов» – восьми главных церковных напевов.
11. Шестоднев, содержащий песнопения будних дней недели («седмицы»),
еще не разделенные на восемь гласов.
12. Ирмологий.
13. Паремийник (от греческого слова ???????? – «притча») – сборник,
содержащий положенные на праздничные дни отрывки из Ветхого и отчасти
Нового завета.
14-25. Минеи месячные – песнопения всех дней месяца (памяти святых и
праздники), числом 12 по числу месяцев.
26. Типикон (церковный устав) – определял состав, порядок и чин
церковных богослужений на каждый день года, указывал праздники и посты на
целый год, содержал правила монастырской жизни.
Кроме того, в монастырях должно были находиться церковно-учительные
книги для душеспасительного чтения. Так, например, во время трапезы
полагалось читать Четьи-Минеи, сборники житий святых, расположенные по
дням месяцев, всего 12 книг.
Исследователи репертуара древнерусских богослужебных книг обнаружили
расхождения между перечнями книг из хранилищ монастырей домонгольского
периода и XV-XVII вв. Например, Б.В. Сапунов отмечает некоторые различия
в списках монастырских и церковных книг XI – XIII и XV – XVII вв[9]. В
ранних перечнях отсутствуют напрестольное Тетроевангелие и Полууставье.
Остается неясным, было ли в домонгольских церквях по два Евангелия – одно
напрестольное и одно служебное. Скорее всего, крупные соборы и
монастырские храмы имели по несколько экземпляров Евангелия, а приходские
храмы успешно обходились одним списком. Что касается Полууставья, то,
хотя оно не требуется непосредственно для службы, но является
руководством для приходского священника. В домонгольский период его
заменяли выписки из греческого Типикона или из Устава Киево-Печерского
монастыря. Н.Н. Розов обращает внимание на отсутствие древних списков
Псалтыри, которая больше всех других библейских книг использовалась при
богослужениях – от XI и XII вв. известно лишь 2 ее фрагмента в 9 и 12
листов[10]. Учитывая то, что Псалтырь была одновременно и богослужебной,
и четьей книгой, можно предположить, что она зачитывалась «до дыр», и
потому ее экземпляры постоянно обновлялись последующей перепиской. То же
можно сказать и насчет Октоиха, сборника богослужебных текстов на каждый
день недели в восьми циклах – «гласах», используемого наряду с Минеями и
Триодями[11].
Во время монголо-татарского ига и позже одним из центров книжной
Руси стал Софийский собор в Новгороде Великом. В течение всего XV века
новгородские архиепископы, в частности Евфимий, Иоанн, заказали
книгописцам множество книг для пополнения соборной библиотеки.
Завершением книгопроизводственной деятельности новгородских церковных
иерархов стал полный комплекс библейских книг, созданный в 1499 г. по
инициативе архиепископа Геннадия. До этого времени из книг Ветхого завета
на Руси распространялись лишь те тексты, которые были необходимы при
богослужении; из Нового завета наиболее распространены были Евангелие и
Апостол, списки же Апокалипсиса в XV в. встречались очень редко.
Пригласив для совета «ученых старцев» Паисия Ярославова и Нила Сорского,
создал литературно-переводческий кружок, куда вошли переводчик Дмитрий
Герасимов, дьякон Герасим Поповка, братья Юрий и Дмитрий Траханиоты,
монах-доминиканец Вениамин. Для создания полной Библии потребовалось
разыскать и перевести целый ряд ветхозаветных книг, которых до сих пор в
России не было, затем нужно было отредактировать и свести эти тексты
воедино. Геннадиевская Библия стала своего рода каноном. Так был создан
первый полный восточнославянский библейский кодекс и положено начало
«обобщающим книжным предприятиям»[12], продолжил которые Макарий,
архиепископ новгородский и митрополит московский. Так в XV были заложены
основы создания общерусского репертуара чтения.
Именно к этой богослужебным книгам относятся крупнейшие памятники
древнерусской книжной письменности. Редчайший и драгоценнейший памятник
древнего книгописания – знаменитое Остромирово Евангелие, хранящееся в
Российской Национальной библиотеке. Эта самая ранняя датированная русская
книга была написана писцом дьяконом Григорием по заказу новгородского
посадника Остромира в 1056 – 1057 гг. Это книга в 294 листа большого
формата, написанная на пергамене крупным уставом и украшена
высокохудожественными миниатюрами. В Российской Государственной
библиотеке хранится Архангельское Евангелие, написанное в 1092 г. Это
четвертая датированная русская книга. Значение Архангельского Евангелия в
том, что это первый перевод, в котором влияние болгарского языка не столь
ощутимо, как в Остромировом Евангелии[13]. Также сохранились и более
поздние памятники – Мстиславово Евангелие, Юрьевское Евангелие (оба –
начало XII в.).
1.3 Четьи книги
Четьи книги представляют собой сложный объект для изучения, так как,
к примеру, ни один памятник оригинальной русской или переводной
литературы XI – XIII вв. не сохранился полностью в списке того же
столетия. Однако даже более чем скудные остатки русской четьей книги XI –
XIII вв., представленные в сохранившихся от тех веков экземплярах, дают
основания для выводов относительно общего репертуара книг для чтения того
времени. Более поздние века дают более обширный материал для
исследований. Однако необходимо учитывать, что, по словам Н.Н. Розова,
«вполне можно допустить, что не только отдельные памятники, но и целые
жанры русской литературы того времени до нашего времени не дошли»[14].
Поэтому исследование четьих книг не может претендовать на охват круга
чтения древнерусского читателя во всей его широте.
Евангелие, Апостол, Псалтырь относятся как к категории
богослужебных, так и четьих книг. Их часто использовали и для чтения вне
церкви, и для обучения грамоте.
Старейшие сохранившиеся до нашего времени собственно четьи книги
относятся к переводной патристике и агиографии. По своему функциональному
назначению большинство из них являются толкованием Священного Писания.
Таков, например, Изборник Святослава – вторая датированная русская книга
и древнейшая из сохранившихся датированная четья книга. Оригиналом для
него послужил близкий по составу сборник, переведенный с греческого для
болгарского царя Симеона. Изборник Святослава состоит из богословских и
дидактических статей, кроме того, в нем есть также статьи по ботанике,
зоологии, медицине, астрономии, грамматике. Здесь содержатся толкования
отдельных неясных мест из Библии, но отсутствуют толкования книг Библии
целиком и сочинений отцов церкви. От того же XI в. сохранились полные
толковые варианты Псалтыри – книги одновременно и богослужебной, и
четьей. Только от XII в. сохранилось толкование самой сложной для
понимания библейской книги – Апокалипсиса, при богослужении не
употребляющейся. И только к XII и XIII вв. относятся старейшие списки
толкований главных богослужебных книг – Евангелия и Апостола. По словам
Н. Н. Розова, «все это намечает контуры постепенного «усвоения» нашими
предками библейских книг, переход некоторых из них в категорию четьих из
категории богослужебных». Он объясняет подобную тенденцию «стремлением
русского читателя уже с первых веков существования русской книги… лучше
понять их содержание, усвоить их подчас весьма сложную символику»[15].
Патристика (сочинения отцов церкви) помогала читателю лучше понять
библейские книги. Поэтому они появляются уже в XI – XII вв. Особенной
известностью пользовались проповеди и поучения Иоанна Златоуста, Ефрема
Сирина, «Лествица» Иоанна Синайского. Из «поучений» отцов церкви
составлялись различные сборники постоянного состава. Наиболее популярными
из них были следующие: Златоструй – сборник, бытовавший на Руси XII по
XVII вв., содержащий слова, надписанные именем Иоанна Златоуста и имеющие
по большей части дидактический характер[16]; Измарагд («Изумруд»), –
сборник сочинений отцов церкви[17]; Пчела – переводной сборник изречений,
принадлежащих отцам церкви (Иоанну Богослову, Василию Великому, Григорию
Нисскому и др.), античным философам и писателям (Аристотелю, Пифагору,
Диогену, Сократу, Софоклу и др.) и кратких исторических анекдотов,
содержащих эпизоды из жизни греческих государственных деятелей, известный
с конца XIV в.[18]; Златая чепь – сборник относительно устойчивого
состава, появляющийся в списках не ранее XIV в. и представляющий собой
подборки учительных статей вперемежку с отрывками из хронографов,
патериков, постановлений церковных соборов[19]; Маргарит – переводной
сборник уставных чтений, состоящий из избранных слов, бесед и поучений
Иоанна Златоуста и получивший большое распространение на Руси в XV –
XVIII в[20]. К этим сборникам примыкают пандекты – компиляции,
представляющие собой своего рода справочник по христианской морали. В
пандектах рассматриваются различные добродетели и пороки, проблемы
грехопадения. Источниками пандектов были Священное писание и патристика.
Наиболее известными среди этого жанра сборников являются Пандекты Антиоха
(XI в.) и Никона Черногорца (конец XIV в.).
В тесной связи с патристикой стояла агиография. Если первая
толковала богослужебные книги и излагала основы христианского вероучения,
то вторая на наглядных примерах показывала результаты усвоения этого
учения. Поэтому не случайно то, что уже от XI и XII вв. сохранились как
агиографические сборники – Синайский патерик (патерики – сборники житий
отшельников и их нравоучительных изречений, составленные по
территориальному признаку) и так называемые (по местам последнего
хранения) Успенский и Выголексинский – так и фрагменты отдельных,
разнообразных по местам происхождения житий святых. Кроме того, на Руси
были известны Азбучно-Иерусалимский, Египетский, Римский, Скитский
переводные патерики. О популярности патериков в Древней Руси
свидетельствует возникновение по образцу греческих оригинальных
древнерусских патериков (Киево-Печерский – XIII в., Волоколамский – XVI
в.). К XI – XII вв. относится и старейший из сохранившихся экземпляр
Пролога. Это древнерусский житийный сборник, ведущий свое происхождение
от византийских месяцесловов. Пролог имеет календарный характер: жития
святых расположены в нем в соответствии с днями их церковной памяти, на
каждый день года приходится несколько житий и памятей святых. Пролог был
переведен в Киевской Руси как необходимое пособие при богослужении, но
уже в домонгольское время пополнился множеством помещенных в него с
назидательной целью рассказов и поучений, благодаря чему превратился в
своеобразную православную энциклопедию[21]. Именно этот тип четьих книг –
Прологи и Четьи минеи (церковно-литературные сборники, содержащие жития
святых, «слова» и поучения, расположенные по календарному принципу[22]) –
стал весьма распространенным в последующие века, оттеснив толковые
Изборники – справочники типа Святославова, с которых и началось усвоение
русским читателем библейских книг и патристики. Объяснить это можно опять
же постоянно развивающейся потребностью к чтению древнерусского читателя,
которого уже не удовлетворяли исключительно библейские книги –
богослужебные и толковые; понадобился более широкий круг регулярного,
каждодневного чтения. С течением времени изменяется репертуар
патристических книг: расширяется круг авторов, причем сочинения отцов
церкви оказываются в меньшинстве в сравнении с произведениями писателей-
аскетов. Такой вывод делается на основе анализа книг, сохранившихся от
XII – XVI вв.[23]
Календарные сборники также были популярны на Руси. К ним относится
Торжественник –. Этот сборник бытовал с конца XIV по XVII в.Известны 2
типа Торжественника: Минейный – сборник похвальных слов, поучений о
церковных праздниках солнечного календаря с 1 сентября по 29 августа;
Триодный – сборник слов, посвященных подвижным, т. е. определяемым по
лунному календарю праздникам[24].
Кроме выше отмеченных четьих книг, на Руси были очень распространены
Палеи – Историческая и Толковая. Палея Историческая – переводной
памятник, излагающий библейскую историю от сотворения мира до времени
царя Давида. Источниками Палеи Исторической помимо собственно библейского
текста явились апокрифы, Великий канон Андрея Критского, слова Иоанна
Златоуста и Григория Богослова. Возникновение Палеи Исторической относят
к первой половине XIII в.[25] Во второй половине XIV в. Палея Толковая –
памятник, в котором с полемическими, антииудейскими толкованиями, а также
с многочисленными дополнениями и комментариями библейские книги. В Палее
Толковой присутствуют «естественнонаучные» вкрапления – описание
человеческого организма и рассказ и природе огня и атмосферы. Кроме того,
в этой книге заметны апокрифические мотивы. Таким образом, Палея Толковая
представляет собой своеобразную энциклопедию как богословских знаний, так
и средневековых представлений об устройстве мироздания. Существовал и еще
один тип Палеи – хронографическая. Это памятник, по своему характеру и
составу сочетающий черты палеи и хронографа. Как установлено В.М.
Истриным, Палея хронографическая представляет собой переработку Палеи
Толковой[26].
Широко распространенным жанром древнерусской литературы были
хронографы, представляющие собой хронологический свод, излагающий события
всемирной истории (стран Востока, державы Александра Македонского, Рима,
Византии, а с XVI в. и Руси). На Руси хронографы появляются вскоре после
принятия христианства ( в начале XI в.). Тогда же был составлен первая
русская компиляция – Хронограф по великому изложению, вошедший позднее в
Повесть временных лет. Хронографы не ограничивались изложением одних
только исторических событий. В их составе оказывались также сведения
географического и естественнонаучного характера, упоминания о персонажах
античнйо мифологии и героях античного эпоса, обширные богословские
комментарии, христианские легенды, сведения о мучениках и святых.
Хронографы подробно излагали историю церкви, рассказывали о ересях и
борьбе с ними ортодоксальных богословов, обличали латинян и
полемизировали с иконоборцами. Они являлись, таким образом, поистине
энциклопедическими памятниками, знакомившими читателей с обширным кругом
сведений из различных областей истории, философии, богословия. Хронографы
сыграли существенную роль в расширении литературного и культурного
кругозора древнерусских книжников, и поэтому авторитет хронографов был
очень высок. Статьи и фрагменты из них постоянно включались в состав
сборников литературного содержания[27].
Особое место в четьей литературе занимали апокрифы (от греч.
????????? – «тайный», «сокровенный») – «ложные», «отреченные» книги,
памятники раннехристианской и средневековой религиозной литературы
(многие из них иудейского или восточного происхождения), содержащие
отсутствующие в библейских книгах сведения о лицах и событиях Священной
истории. Эти книги признаны церковью неканоническими. В списки апокрифов
входили неканонические евангелия, послания апостолов, апокалипсисы, жития
святых, содержавшие какие-либо критические высказывание о церкви и
социальном устройстве. Большинство древнерусских апокрифов – переводы с
греческого языка, осуществленные южными славянами. Существует несколько
групп апокрифов: ветхозаветные новозаветные, житийные и другие. Ранние
русские | |
