|
Реферат: Теория слога (Литература : русская)
Оглавление
Введение 3
1. Членение речевого потока на слоги 7
2. Слогоделение 8
3. Слог в тональных языках 11
4. Структура слога 12
5. Просодия слога 14
Заключение 17
Список литературы 19
Введение
В фонетике существует много теорий, с различных точек зрения
определяющих природу слога. Господствующими можно считать две из них -
эспираторную и сонорную.
Эспираторная теория определяет слог как сочетание звуков, произносимое
одним выдыхательным толчком, причем каждый выдыхательный толчок приводит к
образованию слога. Действительно, выдыхаемая струя воздуха является основой
возникновения слога, поскольку она приводит в колебание голосовые связки.
Однако, совпадение границ слога и выдыхательных толчков происходит далеко
не всегда. За один фонационный период произносится обычно ряд слогов,
причем слогообразование достигается пульсирующим сужением и расширением
протока для струи воздуха. Эспираторная теория основывается лишь на одном
факторе словообразования и поэтому не может истолковать явление
слогообразования во всей его сложности. Эта теория подвергалась с разных
сторон критике, считалась почти отвергнутой, но снова получила в недавнее
время широкое распространение благодаря трудам американского фонетика
Статсона. По его определению, "слог является единицей в том смысле, что он
всегда состоит из одного выдыхательного толчка, который обычно становится
слышимым благодаря гласному и начинается и заканчивается согласным".
В основе сонорной теории лежит акустический критерий словообразования.
Сонорность - это степень звучности. Слог понимается сторонниками сонорной
теории как сочетание более сонорного элемента с менее сонорным - языковед
Есперсен, разрабатывавший сонорную теорию, доказывал, что в языке
существует относительная cсонорность всех звуков. наименьшей сонорностью
обладают глухие шумные согласные, наибольшей сонорностью - гласные звуки.
Следовательно, слогообразующим мог бы выступить любой звук.
В действительности сонорность свойственна только гласным и сонантам.
Звонким шумным свойственна не сонорность, а "вокальность", т.е.
преобладание голоса, тогда как при сонорности речь идет уже только о
наличии голоса. Примесь шума в звонких шумных столь велика, что они не
обладают способностью слогообразования. Сонорная теория, основываясь на
антропофонических исследованиях всех звуков, подходила к выделению слога
только акустически.
Сонорная теория слога имела в науке прошлого большой успех. Некоторые
языковеды считали, что можно соединять существующие теории слога, взять кое-
что из эспираторной теории и, основываясь на сонорной теории, объяснить
природу слога в большинстве языков. Такого взгляда придерживался Э. Сиверс:
указанные две теории он считал не исключающими одна другую. По его мнению,
возможны оба вида слогов, которые он назвал сонорными и эспираторными;
однако слог любого вида представляет собой соединение звуков разной степени
звучности, только в одном случае речь идет о различии в собственной
интенсивности, а в другом – о градации интенсивности, обусловленной
выдыхательным толчком. Такой же точки зрения придерживался и Томсон. Он
полагал, что в одних языках господствуют эспираторные, а в других -
сонорные слоги, хотя и указывал, что в большинстве языков тип слога
смешанный. "Градации в силе звуков, - писал он, - дающие акустическое
впечатление, или обусловлены различием в полнозвучности, присущей звукам
речи самим по себе (слоги, основанные на полнозвучности), или же
производятся произвольным усилием силы звука (динамические слоги). В
большинстве языков оба условия соединяются обыкновенно, т.е. большая
полнозвучность сопровождается еще усилением звука".1
Если, пользуясь сонорной теорией, подсчитывать число слогов в словах,
то в очень многих случаях она даст возможность получить правильные ответы.
Расположив, например, по степеням звучности звуки слова пятница в полном
стиле (/p'atn'ica/) и в разговорном (/p'atn'ca/), мы получим схемы, из
которых видно, что число сонорных подъемов соответствует числу слогов.
Такое соответствие будет далеко не всегда. Так, в русском слове
полочка, произнесенном в разговорном стиле, второй гласный утрачивается,
однако число слогов остается равным трем, так же как и в полном стиле [po-
1-ckA]. Как видно из схемы, число подъемов звучности равно в таком
случае только двум. Почему мы в данной случае имеем все же три слога, с
"точки зрения сонорной теории объяснить невозможно.
Слабой стороной сонорной теории является то, что степень звучности того
или иного звука не есть величина неизменная. Один и тот же звук может быть
произнесен с различной степенью звучности.
Применительно к русскому языку упрощенный вариант сонорной теории дает
Р.И.Аванесов, стремящийся раскрыть механизм слогоделения. Различая для
русского языка три градации звучности, он пишет: "Основной закон
слогораздела в русском языке заключается в том, что неначальный слог в
русском языке всегда строится по принципу восходящей звучности,
начинаясь с наименьшей звучности.2
_________________
1 Зиндер Л.Р. Общая фонетика. М., 1979. С. 219
2 Актуальные проблемы культуры речи. М., 1970. С. 83
Позже была выдвинута третья теория объяснения природы слога – теория
мускульного напряжения (Щерба, Фуше и др.). Слог, говорили сторонники этой
теории, произносится с единым мускульным напряжением, и вся наша речь
представляет собой цепь напряжений, цепь импульсов. Каждый импульс
характеризуется тремя фазами (усиления, вершина и ослабление), которые
связывают с усилением и ослаблением звучности. Характер слога может быть
изображен схематически как "дуга мышечного напряжения". При этом, казалось
бы можно легко находить границы слогов, легко объяснять структурные
особенности слогов, характерные для того или иного языка.
Однако, анализируя исследования мускульного напряжения гортани, можно
заметить, что мышцы гортани, достигнув тонуса, необходимого для вибрации,
тотчас теряют напряженность. Вершина слога, следовательно, сопровождается
ослаблением напряженности мышц гортани. Теория мускульного напряжения
объясняет сложные явления слогообразования только с точки зрения
физиологии, т.е. исключительно артикуляционно.
Итак, слоговая структура речи основана на своего рода пульсации, на
сменяющих друг друга моментах нарастания и спада мускульного напряжения,
причем чаще всего параллельного также нарастание и спад звучности. Тем
самым слог несет очень важную функцию, связанную с организацией звуковой
материи языка. Подчеркнем, что каждый язык имеет свои типичные модели слога
и характерные ограничения на употребление тех или иных звуков в
определенных позициях в слоге.
1. Членение речевого потока на слоги
Членение речевого потока на слоги наблюдается во всех языках мира. Слог
везде выступает как минимальная произносимая единица речи. Он может
состоять либо из одного звука, либо из нескольких звуков, соседствующих в
речевой цепи и определенным образом объединенных в некое неделимое (с
произносительной точки зрения) целое.
Практическое членение речевого потока на слоги не вызывает споров,
однако определение слога и его природы представляет трудности.
Слог состоит из фонем, часть которых выступает как носитель
смыслоразличительных признаков, как ядро, как слогообразующий элемент
слога, или является слогоносителем. Слогоносителем в зависимости от языка
могут быть:
1) гласный;
2) дифтонг, трифтонг;
3) согласный;
4) многофонемная группа "гласный + согласный".
"Нет ни одного языка, в котором гласные не функционировали бы в
качестве слогоносителей. В большинстве языков мира гласные являются
единственно возможными слогоносителями слова".3
_________________
3 Трубецкой Н.С. Основы фонологии. М., 1960. С. 19
2. Слогоделение
Психологически легче членить речевой поток не на звуки, а на слоги.
Условимся, что знак С – (consonant) – обозначает согласный звук слога, V –
(vowel) – гласный, отсюда составляем условную структуру слога.
Слог – это наименьшая произносимая единица. Отрезок речи между паузами
представляет собой, с произносительной точки зрения, цепочку следующих один
за другим и связанных между собой слогов. Единственного членения на слоги
внутри такого отрезка не происходит. В этом отношении слог, следовательно,
не отличается от отдельного звука речи. Такие выдающиеся представители
физиологически ориентированной экспериментальной фонетики, как Э. Скрипчур
и Г. Панкончелли-Кальциа, считали слог фикцией, созданной лингвистами и
психологами. "Все попытки, - пишет Панкончелли, - понять и представить слог
фонетически были до сих пор бесплодными и останутся таковыми и впредь".
Звук речи вычленяется из речевой цепи только как языковая единица, как
форма выражения фонемы. То же самое происходит в языках слогового строя, в
которых граница слога всегда совпадает с границей морфемы, поэтому слог
может рассматриваться как форма выражения силлабонемы.
В языках же не слогового строя, к которым относится большинство языков
мира, слог может представлять две морфемы, а одна морфема может состоять из
двух слогов. В таких языках слог и слогоделение не связаны со смыслом. И
слог не является поэтому фонологической единицей. Применительно к таким
языкам слогоделения, ввиду того, что оно не обусловлено в них языковыми
факторами, наталкивается на большие теоретические трудности и остается
неясной и спорной в самих своих основаниях.
Несмотря на все сказанное, слог как некое единство с гласным в качестве
ядра представляет известную реальность для говорящих. Если на вопрос о том,
где происходит граница между слогами таких слов, как точка, пластинка,
ответ будет неоднозначным, то для всякого носителя русского языка первое
слово является двухслоговым, а второе – трехслоговым.
Произносительная целостность слога доказывается рядом наблюдений. Во-
первых, как бы ни была замедлена речь, как бы ни добивались ее
членораздельности, далее чем на слоги она не распадется. Во-вторых, в
специальном эксперименте было показано, что в слогах типа СТУ
углубленность, необходимая при произнесении гласного, начинается уже
одновременно с началом артикуляции первого согласного. В-третьих,
произносительная неделимость слога обнаруживается при некоторых случаях
афазии, которые характеризуются физиологами как "распад плавности речи".
При этом, как пишет А.Р.Лурия, "единицей иннервационного акта становится
здесь не фраза или мысль, как это бывает в норме, когда целый смысловой
комплекс произносится "на едином дыхании (явление, хорошо известное в
экспериментальной фонетике), а изолированное слово, в наиболее грубых же
случаях даже слог". Из этой цитаты видно, что даже при самых исключительных
случаях распада плавности речи, распада слога на отдельные звуки не
происходит.
Необходимо иметь ввиду, что речь идет о неразличимости слога с
произносительной стороны: на слух же слог может быть разложен на отдельные
звуки. Это имеет место не только при фонемном анализе, который мы
производим при восприятии знакомого языка. Даже при восприятии совершенно
незнакомого языка мы, хотя и воспринимаем слог как слитное произношение
звуков, все же отдаем себе отчет в том, что это некое сочетание звуков, а
не одна какая-то единица. Само собой разумеется, что, не зная языка, мы не
можем определить фонемный состав слога, а может быть. Даже и его звуковой
состав, но разложимость слога на слух все же очевидна.
Речь шла до сих пор о слоге как о сочетании звуков не потону, что это
единственный вид слога, а лишь потону, что это наиболее распространенный
тип. В современных языках фонематического строя слог может быть представлен
и отдельным звуком, может состоять и из одних согласных. Последний тип
имеется в некоторых славянских языках (например, в сербскохорватском, в
чешском). Так, двухслоговой является фамилия известного чешского лингвиста
Trnka;
вершину первого слога в ней образует сонорный согласный /г/. В разных
языках слог может иметь разное строение, т.е. количество и расположение
согласных относительно гласного. Ввиду сложности вопроса слогоделения
строение слога обычно определяют по односложным словам. Принято различать
открытые слоги, заканчивающиеся гласным, и закрытые, заканчивающиеся
согласным, причем количество согласных может быть разным. По началу
различают неприкрытые слоги, начинающиеся с гласного, и прикрытые,
начинающиеся с одного или нескольких согласных. Из данного определения
вытекает, что слог, состоящий из одного гласного, является одновременно и
открытым и неприкрытым.
В каждом языке, как правило, встречаются разнообразные типы строения
слога, а набор типов в разных языках обычно не совпадает, хотя простейшие
из них - СГС и особенно СГ - можно, пожалуй, считать в числе универсалий.
Эксперименты, проведенные в Лаборатории физиологии речи под
руководством Л.А.Чистович, показали, что в особых условиях испытуемые
разлагают слоги типа ССГ на СГ + СГ; например: СТО - СЪ + ТО. На основании
полученных данных авторы делают следующий вывод:
"Это заставляет считать, что основными элементами речи являются
простейшие артикуляторные комплексы типа СГ, а более сложные сочетания типа
ССГ, СССГ представляют собой не что иное, как группы этих простых
комплексов, организованные таким образом, что следующий комплекс начинается
раньше, чем успевает закончиться предыдущий".
Практически членение речевого потока на слоги не вызывает споров,
однако определение слога и его природы представляет трудности.
3. Слог в тональных языках
До недавнего времени теория слога разрабатывалась в основном на
материале западноевропейских и славянских языков. В этих языках
фонетическое членение слова на слоги не совпадает с морфологическим
членением слога. Например, если слово рука членить с точки зрения
фонетической, то в нем два открытых слога и четыре фонемы (ру-ка). Если к
членению слова рука подойти с точки зрения морфологической, то границы
членения пройдут уже в другом месте, и мы выделим две морфемы (рук-а).
Здесь мы наблюдаем два возможных подхода к членению слова – фонетическое и
морфологическое. Фонетическое членение слова на слоги не совпадает с
членением морфологическим. Слоги не связаны с определенным смыслом. Это
характерно, например, для языков индоевропейской семьи.
Однако, если обратиться к ряду восточных языков (китайскому, тайскому,
бирманскому или вьетнамскому), прежде всего к тональным дальневосточным
языкам, то там роль слога особая. В европейских языках слова формируются
из звуков и один звук может быть морфемой, тогда как в китайском и
подобных ему языках слова формируются из слогов, и дисигнатор морфемы
не может быть представлен единицей, меньшей, чем слог. Таким образом,
фонетическая единица (слог) и морфологическая единица (морфема) взаимно
соотнесены. Граница слога и морфемы совпадает. Смысловая делимость в
этих языках не идет дальше слога, и слог в связи с этим всегда
ассоциируется с определенным смыслом. Слог здесь служит звуковой
оболочкой морфем. Таким образом, слог в тональных языках является не только
важнейшей фонетической, но и словарно – морфологической единицей
4. Структура слога.
В каждом языке слоги дифференцируются по структуре и по выделению
их различными способами в рамках слова.
С точки зрения структуры слог называется открытым, если он оканчивается
на слогообразующий элемент (обычно на гласный), или закрытым, если он
оканчивается на неслогообразующий элемент (обычно на согласный). "При
этом слоги, кончающиеся сонорными согласными, можно назвать полуоткрытыми
(это важно для понимания слогораздела); неприкрытыми (начинающиеся с
гласной) и прикрытыми (начинающиеся согласной)".
Например, в слове РУ-КА два открытых (и прикрытых) слога (тип слога
CV), в слове ХОД закрытый слог (тип CVC) .
Для турецкого языка, например, характерны следующие структурные типы
слогов: VC (ak-ek; at-et ot-it-ut И- т.п.);
CV (ta-te; sa-se ai-mu-mu и др.);
CVC (kar – kir - kir kor – kor – kur - kur и пр.);
VCC (alt, art, ust, orf и пр.);
CCV (ski, gri); CVCC' (kart, turk, kulp, harp);
CCVC (spor, prak);
CCVCC (frenk, brans).
Структурные особенности слогов турецкого языка объясняют протекание
такого характерного для турецкого языка явления, как палатализация
согласных.
В связи с этим в русской лингвистике складывается теория слогофонемы.
Она восходит к мысли, высказанной впервые Л.В. Щербой в работе "Русские
гласные в качественном и количественном отношении" и развиваемой в его
статьях того времени. В частности, Л.В. Щерба приходит к заключению, что
фонематический анализ китайской звуковой системы обнаруживает некоторую
диффузность слого-звуков. Под диффузностыо слогозвуков Л.В. Щерба понимал
функциональную неделимость слога. Е.Д. Поливанов для обозначения этого
явления ввел понятие "силлабема"; А.А. Драгунов ("Дунганский язык") писал,
что в китайском языке место фонемы занимает слогофонема. Теорию слогофонемы
отстаивает В.Б. Касевич. Он предлагает считать минимальной единицей для
китайского языка не фонему, а слог.
В каждой языке имеется свой набор структурных типов слогов как
закрытых, так и открытых. Для некоторых языков характерно наличие
нескольких согласных в начале слога, например в языке пушту, могут
встретиться три согласных звука в начале (слог типа CCCV). В других языках
стечения согласных в начале слога избегают, например, в персидском,
арабском, а также в китайском.
Своеобразны структурные типы слогов в тональных языках. Слог в них
может состоять из одного, двух, трех и четырех элементов. Например, в
китайском языке слог может содержать один или два элемента (такие слоги
составляет четверть всего слогового состава китайского языка) и даже три
или четыре элемента (большинство слогов китайского языка).
В характерном для китайского языка структурном типе слогов первым
звуком является согласный, вторым – неслогообразующий узкий гласный,
третьим – слогообразующий гласный, и четвертым – неслогообразующий гласный
или конечный сонант (который в китайском языке выступает в роли второго
элемента дифтонга). Во вьетнамском языке, как и в некоторых диалектах
китайского языка (например, в кантонском), четвертым элементом слога
выступает согласный.
5. Просодия с лога
Характерной чертой языков слогового строя является то, что в них на
протяжении слога происходит закономерное изменение высоты основного тона
голоса или же интенсивности. Для обозначения отдельных типов слогового
акцента пользуются термином тон и говорят, что в таком-то языке различаются
столько-то тонов. Наличие тонов признается только тогда, когда различие
между ними имеет фонематическое значение, т.е. выполняет конститутивную
(словообразовательную) и словоразличительную функцию, что имеет место в
указанных языках. С этой точки зрения они относятся к политоническим.
Тоны бывают контурные и регистровые; первые различаются по характеру
изменения высоты голоса, вторые – по тому, произносятся ли они с высоким
или с низким голосовым тоном.
Согласный, предшествующий гласному, тоном не затрагивается. Характерное
изменение высоты или интенсивности начинается, по-видимому, во всех
политонических языках с гласного, но распространяется оно и на согласный,
заканчивающий слог. Тон, следовательно, действительно является свойством
слога, а не гласного.
В одних языках (например, во вьетнамском) различие тонов не зависит от
места словесного ударения; в других же (например, в китайском) тоны
различаются только в ударном слоге.
Количество возможных с общефонетической точки зрения контурных тонов
определить невозможно, так как движение мелодии перекрещивается в них с
различным характером интенсивности. Да и сама мелодия может бесконечно
варьироваться. Так, во вьетнамском языке, в котором насчитывается шесть
гонов, два из них различаются мелодически только тем, что один является
постепенно нисходящим, а другой – резко нисходящим.
Принято различать следующие тоны: ровный низкий, ровный высокий,
восходящий, нисходящий, восходяще-нисходящий и нисходяще-восходящий. К
этому можно прибавить: ровно-нисходящий (ровный в начале и понижающийся к
концу), ровно-восходящий, восходяще-ровный и нисходяще-ровный.
В отдельных языках число различающихся тонов, по-видимому, не превышает
десяти, а в большинстве случаев их гораздо меньше.
В китайском литературном языке, например, имеется четыре типа:
1) ровный - [та] "мать", 2) восходящий - [та] "конопля" 3) нисходяще-
восходящий - [та] "лошадь", 4) нисходящий - [та] "ругать".
К политоничным относятся не только слоговые языки, в некоторых
неслоговых языках ударные слоги также произносятся, с разным направлением
движения основного тона и интенсивности. Это обычно называют слоговым
акцентом. К таким языкам относятся, например, сербскохорватский язык,
литовский, латышский, шведский, норвежский и др.
В разных языках слоговой акцент реализуется по-разному. В
сербскохорватском различают четыре вида такого акцента, сопряженных со
словесным ударением: два восходящих (один – в сочетании с долгим гласным,
другой – с кратким) и два нисходящих, аналогичным образом сочетающихся с
долготой или краткостью гласного. В латышском языке слоговой акцент
встречается только в слогах с долгими гласными и с дифтонгами; при этом
различается три типа: с восходящим движением основного тона, с нисходящим
движением и с гортанной смычкой внутри гласного.
Интересный случай представляет шведский язык, в котором различают
музыкальное ударение наряду с динамическим в пределах одного слова.
Музыкальное характеризуется двумя типами слогового акцента: при одном (так
называемом "простом ударении") высота тона меняется в одном направлении
(либо поднимается, либо падает), при другом (так называемом "сложном
ударении") - поднимается, а затем падает. По слоговому акценту в шведском
языке различается целый ряд слов, имеющих одинаковый фонемный состав.
Фонемы и слоги являются единицами линейными, или сегментными, т.е.
такими, которые представлены отрезками (сегментами) той или иной
протяженности (фонами, слогами в речи), следующими друг за другом в речевой
цепи. Кроме такого рода единиц поток речи характеризуется также
супрасегментныни звуковыми особенностями, которые как бы наслаиваются на
линейную цепочку сегментных единиц, т.е. реализуются всегда одновременно с
теми или иными сегментными единицами. Супрасегментные звуковые особенности
называют просодическими явлениями, рассматриваемыми с функциональной,
фонологической точки зрения. Как элементы в системе языка они представляют
собой просодические единицы – просодемы.
Важнейшие просодические явления - это ударение и интонация.
Заключение.
Исследование фонетических характеристик словесного ударения
представляет чрезвычайно большие трудности. Дело в том, что компоненты
ударения - интенсивность, высота тона и длительность – являются общими у
словесного ударения с просодикой предложения – с интонацией синтаксических
единиц. В речи же отдельное слово, произнесенное изолированно, является
одновременно предложением или синтагмой и, следовательно, наделено
соответствующей интонацией; если же оно включено в синтаксическую единицу
большего объема, то оно несет в себе часть интонации из этой единицы.
Задача заключается в том, чтобы выделить из общей картины признаки,
присущие именно словесному ударению. Сложностью определения объективных
характеристик ударения объясняется противоречивость данных, которые можно
найти в литературе по фонетике даже одного и того же языка.
Из сказанного вытекает, что при экспериментально – фонетическом
исследовании словесного ударения нельзя ограничиваться чтением списка
изолированных слов. Испытуемый, естественно, будет читать их если не с
перечислительной, то с "назывной интонацией. Нужно подбирать
экспериментальный материал с таким расчетом, чтобы данное слово находилось
в предложениях с различной интонацией и в разных частях предложения. Задача
тогда будет сводиться к тому, чтобы найти в ударном слоге такие признаки,
которые окажутся инвариантными по отношению к фразовой интонации.
Список литературы.
1. Актуальные проблемы культуры речи. М., 1970.
2. Вербицкая Л.А. Русская орфоэпия. Л., 1976.
3. Зиндер Л.Р. Общая фонетика. М., 1979.
4. Кочергина В.А. Введение в языкознание. Л., 1991.
5. Маслов Ю.С. Введение в языкознание. М., 1987.
6. Трубецкой Н.С. Основы фонологии. М., 1960.
-----------------------
Стр.
Реферат на тему: Типология характеров в произведениях писателя 20-х годов 19 века Павлова Н.Ф.
Ленинградский государственный областной
Университет имени А. С. Пушкина
Филологический факультет
Кафедра русской и зарубежной литературы
Типология характеров
в произведениях писателя
20-х годов 19 века Павлова Н. Ф.
Дипломная работа
студентки V курса
заочного отделения
Ирины Владимировны
Филичевой
Научный руководитель:
канд. филол. наук, доцент
Козлова Л. П.
Санкт-Петербург
2002
Оглавление:
Введение. Н. Ф. Павлов – писатель – прозаик. Стр.2-
11
а). Структура работы.
б). Обзор литературы о биографии и
о творчестве.
I глава. “Три повести” Н. Ф. Павлова.
Стр.12-21
II глава. “Новые три повести” Павлова Н. Ф.
Стр.22-27
Заключение. Значение творчества Павлова Н. Ф. Стр.28-29
Примечания.
Стр.30-33
Библиография.
Стр.34-36
Приложение.
Введение. Н. Ф. Павлов – писатель-прозаик.
Человечество невозможно ограничить только реально
живущими или жившими людьми. Оно обладает не только биологическим,
но и культурным генотипом, а каждый человек - в родстве с теми
или иными литературными персонажами, которые вошли в его жизнь,
повлияли на неё.
Каждый герой не просто индивидуальность, не просто
характер, но и тип, художественное обобщение открытых и
художественно исследуемых писателем черт реальности и человеческих
свойств, он несёт на себе печать раздумий автора о мире и
человеке. Сколько таких типов и характеров, точно угаданных
авторами, стало нарицательными, сколько психологических открытий
предстало в образах многих из них, сколько идей благодаря их
художественной рельефности стали достоянием нашего духовного опыта!
Тема моей дипломной работы: “Типология характеров в
произведениях писателя 20-х годов 19 века Павлова Н. Ф.” Почему
я остановилась на изучении творчества именно этого писателя?
Изучению творчества писателей начала 19 века уделено, на
мой взгляд, мало внимания. Но их произведения были тем фоном, на
котором появились другие произведения литературы. Проза начала 19
века характеризовалась движением от романтизма к реализму.
Творчество писателей – романтиков отличали интенсивность и
острота переживания, сознание могущества и свободы человеческого
духа, бурная эмоциональность, напряжённость стиля, резкие контрасты.
В то же время отразилось начавшееся пробуждение общенационального
самосознания.
Писатели же реалисты стремились воссоздать в своих
произведениях жизненно достоверные картины, показать человека во
взаимодействии с его окружением, раскрыть механизм социальных
отношений и в целом объективные, т. е. не зависящие от воли
конкретных людей, законы общественного развития.
Павлов Н. Ф., на мой взгляд, оказался тем писателем,
который начал этот переход от романтизма к реализму.
Цель работы – ознакомиться с творчеством малоизученного
писателя. Самостоятельность моей работы в том, что я ознакомилась
с нешироко известными текстами и изучила приёмы создания
характеров. Охват материала – 6 повестей (“Именины”, “Аукцион”,
“Ятаган”, “Маскарад”, “Демон”, “Миллион”, написанные с 1832 г. по 1839
г.). Метод – историко-литературный и исследовательский.
Структура работы:
Введение: а). Обзор критической и научно-исследовательской
литературы о биографии и творчестве Н. Ф. Павлова.
б). Определение места повестей Павлова в
развитии прозы 20 - 30-х годов 19 века.
I глава: “Именины”, “Аукцион”, “Ятаган”.
II глава: “Маскарад”, “Демон”, “Миллион”.
Заключение.
Примечания.
Библиография.
Приложение.
Современники Н. Ф. Павлова неоднозначно реагировали на его
творчество. Особое внимание заслуживали его три первые повести.
Структура повестей Павлова во многом подчинена законам
романтического творчества: острый сюжет, быстрое развитие действия,
неожиданные развязки, наличие героев с бурными страстями. Однако
романтическая форма довольно искусно соединена в повестях с
реалистическим содержанием, которое строится на выявлении кричащих
противоречий крепостной действительности. Темы “Трёх повестей” были
раскрыты с откровенностью и прямотой, превосходящими традиционную
для той поры меру художественной свободы. Современники отмечали
незаурядность повестей, дар наблюдения души человеческой.
Пушкин А. С. заметил: “Павлов первый из нас написал истинно
занимательные рассказы”.(1)* По мнению Пушкина, повесть “Именины”
представляет некоторые несообразности, для того, чтобы эти
несообразности исчезли, требуются более глубокие знания
человеческого сердца. В слоге Павлова, чистом и свободном, как
считает Александр Сергеевич, изредка отзывается манерность; в
описании – близорукая мелочность нынешних французских романистов.
Слог его романтических повестей быстр, изящен, щеголеват в своей
тщательной отделке фраз. Павлова не без основания сравнивали с
Бальзаком.
Белинский В. Г. уделял пристальное внимание изучению
творчества Павлова. Он писал: “Трудно судить о повестях г-на
Павлова, трудно решить, что они такое: душа умного и чувствующего
человека, плод мгновенной вспышки воображения, произведение одной
счастливой минуты, одной благоприятной эпохи в жизни автора,
порождение обстоятельств, результат одной мысли, глубоко запавшей в
душу, - или создание художника, произведения безусловные,
безотносительные, свободное излияние души, удел которой есть
творчество?”.(2)* По мнению Белинского, все три повести ознаменованы
одним общим характером, и только их содержание придаёт им
наружное несходство. Они не проникнуты слишком глубокою истиною
жизни, в них есть эта верность, которая заставляет говорить: “Это
точно списано с натуры, но эта верность видна в частях и
подробностях”.(3)* Белинский утверждает, что характеры только
очерчены и потому лишены почти всякой личности; все действия и
слова самые общие; по ним можно узнать касту, но не человека.
(1)* - сноска, см. в примечаниях
И. И. Панаев считал, что Н. Ф. Павлов есть живое
доказательство понятливости, ловкости и сметливости русского
человека. Сценического таланта у него не оказалось ни малейшего;
но его бойкий ум, переимчивость, смелость, его замечательные
способности обратили на него особое внимание Кокошина. В доме
Кокошина, куда съезжалась вся аристократическая Москва, он приобрёл
знакомства, получил внешнюю полировку, превратился в совершенного
московского джентльмена. Панаев пишет: “Имя его приобрело громкую
известность “Тремя повестями”. Либеральное направление этих повестей
обратило на автора внимание правительства. Говорят, будто даже сам
император удостоил их прочтения и, строго осудив их
неблагонамеренное направление, заметил, чтобы посоветовать
талантливому автору, избегать, впредь, такого рода сюжетов, что он
может заняться, например, описанием кавказской природы или чем-
нибудь подобным…”.(4)* “Три повести” помогли Павлову и в личной
жизни. Панаев считал, что Павлов победил Янши своими “Тремя
повестями”, которые произвели фурор при своём появлении,- и она
отдала своё поэтическое сердце и свою руку счастливому
повествователю.
Н. В. Гоголь тоже не остался равнодушным к творчеству
Павлова. Он писал: “Я не знаю, почему замолчал Н. Павлов, писатель,
который первыми тремя повестями своими получил с первого раза
право на почётное место между нашими прозаическими писателями и
который повредил себе только тем, что, не захотевши быть самим
собой, вздумал копировать (в трёх новых повестях своих) тех модных
нувеллистов, которые гораздо его ниже. Он мог бы всегда, не
прибегая ни к напряжённым вымыслам поэтическим, ни к мозаичным
искусственным украшениям речи, так изуродовавший благородный и
ясный слог, взять на выдержку первое психологическое явленье
нашего общества и рассказывать его так отчётливо и умно, что
повесть имела бы все принадлежности тех строгих классических
произведений, которые остаются навсегда образцами в литературе”.(5)*
С книгой Павлова “Три повести” Тютчев Ф. И. познакомился
ещё в 1836 году в Мюнхене и по достоинству оценил её. Он
писал: “Ещё недавно я с истинным наслаждением прочитал три
повести Павлова. Кроме художественного таланта, достигающего тут
редкой зрелости, я был в особенности поражён возмужалостью,
совершеннолетием русской мысли”.(6)* По мнению Тютчева,
примечательно построение первой книжки Павлова. Она открывается
повестью “Именины”. Тема художника – одна из центральных в
литературе романтизма – предстаёт здесь в ином аспекте, чем у
Полевого или Одоевского. От судеб искусства, от проблем внутренней
жизни творческой личности Павлов обратился к вопросу о крепостной
интеллигенции, волновавшему русскую литературу ещё в 18 веке.
Герой в солдатчине ищет освобождения от барской прихоти, надеясь
выслужиться в офицеры, и обрести гражданские права. В ином обличье
предстаёт солдатчина Бронину (“Ятаган”). Герои “Именин” и “Ятагана”
страдают и гибнут во имя подлинного чувства; в средней повести
цикла “Аукцион” любовь отступает перед расчётом и игрой самолюбия.
Тютчев считал: “ “Новые повести” – тема “жадного века”, когда расчёт
и подозрение определяют не только публичную жизнь, но отравляют
самые сокровенные человеческие чувства”.(7)*
Добролюбов Н. А. неоднозначно высказывался о творчестве
Павлова. Он считал, что Павлов не отошёл от романтизма, но в его
творчестве есть интересные моменты психологического анализа: “А г-н
Павлов Н.Ф. разве не извивался, давая разуметь такие положения:
русская народная жизнь может дать материал только для балаганных
представлений; в ней нет элементов для того, чтобы из неё
состроить что-нибудь сообразное “вечным” требованиям искусства”.(8)*
Изучение творчества Н. Ф. Павлова началось в основном в 20
веке. Заслуга советского литературоведения в том, что творчество
Павлова было введено в литературный процесс.
Но изучать творчество Павлова Н. Ф. нельзя без знания его
жизни, его биографии. Считаю необходимым остановить свое внимание
на основных чертах его характера, в какой-то мере нашедших
отражение в его творчестве.
Родился Павлов в Москве 7 сентября 1803 года. По-видимому,
он был незаконным сыном помещика В. М. Грушецкого и привезенной
графом В. А. Зубовым из персидского похода 1797 года грузинки:
вместе с сестрою и братом его “передали” в семью дворового
крестьянина Грушицких Филиппа Павлова. Судя по тому, что в доме
“родителя” Павлов получил прекрасное, по тому времени даже для
дворянских детей образование – он овладел немецким, французским и
латинским языками – его положение было необычным в условиях жизни
простой крестьянской семьи. Здесь, несомненно, чувствуется помещичья
опека. В 1811 году, уже после смерти Грушецкого, Н. Павлов, его
сестра и брат были отпущены на волю старшим сыном Грушецкого и
зачислены воспитанниками Театрального училища при дирекции
Московских императорских театров. В дальнейшем судьба Павлова в
значительной степени была определена покровительством, которое
оказывал ему директор училища Ф. Ф. Кокошкин. Именно в доме
Кокошкина Павлов впервые познакомился со многими литераторами,
художниками, композиторами, здесь получил представление о жизни
светского общества, с его внешним блеском, внутренней пустотой,
социальными и нравственными контрастами, - все это позднее нашло
отражение в его творчестве. Окончил Театральное училище в 1821
году. Театр сделал Павлова искусным чтецом, так что впоследствии
на заседаниях “Общества любителей российской словесности” он читал
не только свои произведения, но ему поручали читать и сочинения
других писателей.
Н. Ф. Павлов в 1827 году становится заседателем одного из
департаментов Московского надворного суда. Выбор им юридического
поприща нельзя считать случайностью. Юриспруденция была стабильной
формой службы. Кроме того, на юридическом поприще он мог принести,
как, очевидно, полагал, пользу людям бедным и угнетенным, судьба
которых в определенной степени была известна ему по собственному
опыту. Но его честная и бескомпромиссная позиция вызвала
раздражение сильных мира сего, и он вскоре был отстранен от
должности.
На данный период существует лишь единственное монографическое
исследование жизни и творчества Н.Ф. Павлова. Это работа Вильчинского
В. П. Николай Филиппович Павлов. Жизнь и творчество.(9)* Эта работа
в основном биографического характера. В книге определяется значение
творчества писателя в истории русской литературы, раскрываются его
разнообразные связи с выдающимися литераторами прошлого века,
рассматривается роль салона Николая и Каролины Павловых в
формировании “западнической” и “славянофильской” идеологии в 1840-е
годы. Переводческая деятельность, поэтические и драматические опыты
Павлова свидетельствовали о его стремлении к реалистическому
методу творчества, склонности к критическому мышлению и социальным
обобщениям. Главными темами повестей Павлова были три основания
государственного строя России 30-х годов 19 века: крепостное
право, общественный и семейный гнёт, пороки бюрократической системы.
Вильчинский В. П. утверждает, что важной особенностью светских
повестей Павлова, написанных в эпоху бурного развития прозаических
жанров, является наличие в ней элементов психологического анализа.
С самого начала, пишет Л. М. Крупчанов в своей статье
“Н. Ф. Павлов”(10)*, вырисовываются две тенденции в
характере, поведении, а затем и в жизненной позиции Павлова. С
одной стороны, выйдя из самого бесправного сословия российского
общества, он не мог не испытывать неприязни к образу жизни
аристократии, и в его взглядах можно обнаружить черты
демократизма. С другой же стороны, талантливый, впечатлительный юноша
тяготился и своей бедностью, и своим двусмысленным положением в
обществе, и своей зависимостью всё от того же светского общества.
Жизненные принципы его постоянно оказывались под давлением внешних
обстоятельств, к которым он вынужден, был определённым образом
приспосабливаться. В этой непрерывной борьбе помыслов и
обстоятельств и заключалась драма Павлова – писателя и человека. Л.
М. Крупчанов пишет: “Современники указывали на “исключительно
эластичную натуру” Павлова и в зависимости от своего личного
отношения к нему видели в этой “эластичности” либо проявление
“плебейства” (Е.П. Ростопчин, С.А. Соболевский), либо способ борьбы с
обстоятельствами (Б. Н. Чичерин, И. Арсеньев)”.(11)*
Эти две тенденции в миросозерцании Павлова, как бы слитые
воедино, проявляются и в его творчестве. Герои его произведений
одновременно ненавидят аристократов и завидуют им, презирают
светское общество и стремятся преуспевать в нём. Вот как это
показано в повести “Именины”: “…теперь бы объяснил себе такую
весёлость простее, удовлетворённым самолюбием.… То он с злобною
улыбкой сказал мне: “Вы не знаете моей родни…” ”.(12)* Сатира на
свет и любование светом, причудливо переплетаясь, поочерёдно
доминировали в творчестве Павлова, определяя сильные и слабые
стороны его произведений.
В 1829 году Павлов избирается действительным членом
Общества любителей российской словесности. На рубеже 20-х и 30-х
годов завершается период формирования Павлова – литератора.
Наиболее плодотворными для Павлова явились 1830-е годы. В
1832 году товарищ Павлова Б.Н. Чичерин вводит его в круг
оппозиционно настроенной дворянской интеллигенции. В имении
Чичериных им были написаны две повести – “Именины” и “Аукцион”.
В своей монографии, посвященной русской романтической прозе
20 – 30-х годов 19 века, В. Ю. Троицкий пишет: “Повести уже были
ориентированы на современную действительность, на реальные
обстоятельства жизни, знаменуя поворот русских писателей к
реалистическому принципу творчества. Судьбу героев здесь определяет
уже не прихоть автора, а логика жизни; они всё чаще и чаще
оказываются “в плену” у живой действительности. Социальная
действительность всё более вырисовывается как самостоятельный
феномен: она сама становится предметом художественного познания и
выражения”.(13)*
В своей работе, посвящённой изучению романтической повести,
Сахаров В. И. доказывает: “В творчестве Павлова романтическая
повесть предельно приблизилась к реалистической манере письма и
психологизму, однако все её победы одержаны на территории
романтизма, что ещё раз выявило гибкость и жизнеспособность этого
жанра русской прозы’.(14)*
Некоторые писатели уже начинают сводить литературу с
аристократических высот, начинают изображать “мир простонародным”,
утверждает Н. А. Трифонов в статье, посвящённой творчеству Н.Ф.
Павлова.(15)*
Б. Мейлах в статье (16)* , посвящённой русской повести 20 –
30-х годов 19 века, пишет, что Павлов в повести “Именины” поставил
проблему демократического героя. Мейлах считает: “Демонстративно
подчёркивая социальную значимость темы, Павлов – сам выходец из
среды крепостного крестьянства – отвечал на настоятельные
потребности времени”.(17)*
Наиболее сильная, социально значимая повесть является
“Ятаган”. Одной из значительных тем реалистической прозы 1900-
х годов, пишет К. Д. Муратова (18)* , стала армия. Подобно
крепостничеству, военная служба в царской России являлась
узаконенной формой беспрерывного унижения человеческого достоинства,
где бесправие народа и произвол властей проявлялись особенно
наглядно. Критическая оценка армейских порядков самым решительным
образом пресекалась правительством, поощрявшим лишь идеализированное
изображение военной службы и её “героизацию”. К. Д.
Муратова считает: “Автор “Ятагана” всегда возмущался принятым в
литературе обычаем описывать “только великие подвиги русской
армии”, дивиться её администрации, хвалить и славословить, писать “не
чернилами, а розовою краской” ”.(19)*
Искусство должно не украшать жизнь, а изображать её такой,
какова она в действительности. Обличение существующих в армии
пороков не запятнает мундира, наоборот, скорее очистит его от
грязи; что подчёркивает В. П. Вильчинский: “Весь русский народ
духовно связан с престолом, и потому армия, которая поддерживает
его, “сильнее, многочисленнее и непобедимее… армии в мундирах”….
Армия – посланница бесплотных сил народа; от них заимствует она
своё значение и могущество”.(20)*
Степанов Н. в своей статье “Запрещённая книга” (“Три
повести Н. Ф. Павлова) (21)* пишет, что в “Ятагане” Павлов восстаёт
не только против бессмысленного и грубого подавления человеческого
достоинства, палочной муштры и жестоких истязаний солдат, но и
против кастовой верхушки николаевской военщины, её ничем не
ограниченного произвола.
“Три повести” , были восприняты как гром с ясного неба,
вызвали гнев Николая I. На повесть “Ятаган” последовала следующая
резолюция императора: “Повесть по своему содержанию никогда не
должна была пропускаться цензором: и смысл и цели
прескверны”.(22)* В “Ятагане” драматическая история корнета, а затем
солдата Бронина невольно напоминала современникам о печальной
участи разжалованных декабристов (А. А. Бестужева, поэта А. И.
Одоевского и сохраняющего традиции декабризма А. И. Полежаева).
30-е годы – годы расцвета творчества Павлова. В 1835 году
появились две его критические статьи, обнаружившие в нём
незаурядные дарования литературного критика: об опере Верстовского
“Аскольдова могила” и о комедии Загоскина “Недовольные”.
В 1837 году Павлов женился, (это был второй брак; первый
его брак в 20-летнем возрасте оказался кратковременным,– его
молодая жена вскоре умерла) на известной поэтессе Каролине Янши.
Он повел жизнь на широкую ногу с приемами, обедами, банкетами. Дом
Павловых в Москве, особенно в первой половине 40-х годов, стал
литературным салоном. В эти же годы (1841-44) с “примерным рвением”
служил чиновником особых поручений при московском генерал –
губернаторе Д. В. Голицыне. В скором времени вынужден был уйти в
отставку.
“Новые повести” (1839) были встречены достаточно прохладно,
хотя и в них писатель оставался верен своим взглядам на
современное ему общество, как на больное, в котором господствуют
эгоизм, стяжательство, корыстолюбие, презрение к человеку не
знатному, не сановному, не титулованному.
Исследователи уже отмечали, что в повестях можно обнаружить
черты социальной сатиры, предваряющей гоголевскую. Так, его
превосходительство в повести “Демон” изображен в духе “значительного
лица” гоголевской “Шинели”. В повести “Миллион” писателю удается, по
мнению Крупчанова, достоверно рассказать историю взаимоотношений
двух людей, искаженных денежными расчетами. Это повесть о
загубленных ложными отношениями чувствах, о проникновении буржуазных
отношений в высший свет.
Шестью повестями заканчивается творчество Павлова - прозаика.
В первые годы после женитьбы у Павлова немало литературных
планов. Но планы не реализуются, и начатое не заканчивается.
Здесь проявлялась и пресловутая павловская лень, в которой
упрекали его, и над которой посмеивались, чуть ли не все его
приятели. Не стало и такого стимула для литературной работы, как
материальная заинтересованность. Литературные занятия оттесняются на
задний план другими интересами и обязанностями. Новый образ жизни,
увлечение хозяйственной, предпринимательской деятельностью, конечно, не
могли сказаться на образе мыслей писателя. Происходит некое
раздвоение личности: как писатель и критик, он ещё продолжает
развивать прежние просветительские идеи, как помещик –
предприниматель придерживается суровых мер. Когда его крестьяне
подняли бунт, он вызвал войска. Герцен выступил в “Колоколе” со
статьёй “Ятаган убит Аукционом”, в которой показывает, как изменился
Павлов под воздействием окружающей его действительности.
В 1853 году в обстановке расстроенных семейных отношений
Каролина Павлова подала Закревскому жалобу на мужа, обвинив
последнего в разорении её имения картёжной игрой. В доме Павлова
был произведен обыск, при котором были обнаружены запрещённые
книги и “Письмо Белинского к Гоголю”: делу было придано
политическое направление. Павлова сослали в Пермь. События 1853
года – серьёзная драма в жизни Павлова. Ему и его друзьям стоило
немало трудов перевести его дело из политического в гражданское.
Николай I "помиловал” его, однако пребывание в течение целого года
в тюрьме и ссылке по обвинению по существу политическому оказало
решительное воздействие на умонастроение писателя. Переход Павлова
в лагерь открытых противников революционной демократии обычно
связывается с выходом в 1860 году его газеты “Наше время”. В
1864 году Н. Ф. Павлов скончался от болезни сердца.
Григорьян К. Н. в своей статье “Судьбы романтизма в русской
литературе” говорит: “Творчество Павлова – переходное явление, а
переходные явления в литературном движении – реальность, с которой
нельзя не считаться”.(23)*
Размышляя о значении творчества Павлова, нельзя не
остановиться на диссертации Зудиной Н. М. (24)*, научная новизна
которой заключается в определении значения Павлова в историко-
литературном процессе 30 – 60-х годов 19 века и характер влияния
его творческих исканий на последующую литературу. “Задача изучения
художественного метода Павлова заключается в выяснении соотношения,
своеобразного сосуществования черт зарождающегося критического
реализма и следов романтизма с целью выявления ведущих принципов”
(25)*, - считает Зудина Н. М..
Н. Ф. Павлов смело разоблачал крепостничество, отстаивал
право человека на счастье, обличал пустоту представителей светского
общества, их оторванность от народа. Отличительной особенностью
творческой манеры Павлова является “страстность” изложения, что даёт
возможность, в отличие от романтиков, создать сложный человеческий
характер. Павлов показывает жизнь в исключительных ситуациях, что
характерно для романтиков. Однако эти необычные обстоятельства дают
возможность сосредоточить внимание на чувствах.
Нам кажется, что, обозревая литературную критику и изучая
творчество Н. Ф. Павлова, полезно обратить внимание на
исследовательские работы, определяющие место повести в прозе 30-х
годов 19 века.
На протяжении первой трети 19 века повесть занимала в
русской прозе особое положение. “В ту пору в нашей литературе,
писал В. И. Сахаров в своей работе, посвящённой повести, -
создалась уникальная ситуация, которую критик и прозаик Николай
Полевой охарактеризовал следующим образом: “Романа ещё нет и до
сих пор. Но повесть уже есть”. (Московский телеграф. 1833. 4. 49, №
2 янв. с. 329) (27)* Повесть стремительно развивается, становится
популярной и даже модной, обретает новый смысл и значение. Она
вбирает в себя фундаментальные идеи политиков, историков и
философов, говорит о прошлом, описывает действительность и
заглядывает в будущее России. Романтическая повесть на время как
бы заменяет собою роман и превращается в центральный жанр
русской прозы. Более того, в 30-е годы она теснит и поэзию, столь
влиятельную в первые два десятилетия 19 века, становясь главным
явлением тогдашней русской изящной словесности. “Повесть есть
вывеска современной литературы”, (Московский наблюдатель. 1835, № 1.
с. 121) – писал в 1835 году поэт и критик С. П. Шевырев, подводя
первые итоги столь бурного и плодотворного развития жанра.
Не стоит забывать, что романтическая повесть немало
способствовала разработке языка русской прозы, развитию
прозаического “рассказа”, повествования о мире, человеке и событии. К
концу 30-х годов работа по построению повествовательного языка
продвинулась настолько, что читатели, прошедшие до этого школу
прозы Карамзина и поэзии Жуковского, стали говорить слогом
персонажей романтических повестей, а создатели этих повестей, в
свою очередь, черпали словесный материал непосредственно из живого
разговорного русского языка. Отсюда пошла русская художественная
проза, вскоре давшая Гоголя и Лермонтова, многим обязанных
романтической повести, прошедших через эту важную школу прозы.
Сахаров В. И. считает, что возникновение и развитие повести
было прямым следствием расцвета русского романтизма, который
проник не только в живопись, театр, музыку, науку, но и в русский
быт, породил там характеры, типы личности (здесь достаточно назвать
взятые из жизни характеры романтиков Онегина, Ленского и
Печорина), воздействовал на вкусы и пристрастия тогдашней русской
читающей публики, желавшей видеть в литературе свои чувства и
черты, собственную жизнь. При этом романтизм, будучи в основе своей
стремлением к высокому, к возвышенным характерам и сильным
страстям, сумел отразить и весьма обыденный быт, и нравы различных
общественных слоёв. Литература русского романтизма с присущим ей
демократизмом отразила жизнь общественную на самых разных её
уровнях – от дворца и светского салона до купеческих палат и
нищих петербургских углов. И главная роль, по мнению Сахарова,
здесь принадлежала романтической повести, этому подвижному и
многоликому жанру, творчески освоившему обширные пространства
тогдашней русской жизни. Поэтому Белинский точно назвал русскую
романтическую повесть формой времени, выразившей идеи времени.
Поражает быстрота возникновения, и развития романтической повести.
Судьба русской романтической повести была неразрывно связана с
судьбой отечественной журналистики, с “Московским телеграфом” Н.
Полевого, “Библиотекой для чтения” О. И. Сенковского. Журнал в
литературе стал определять всё, и в том числе развитие
романтической повести. Объединяя вокруг себя поэтов, прозаиков и
критиков сходных направлений и постепенно подчиняя себе
литературу, он диктовал авторам романтических повестей темы, пути
развития жанра, самый стиль повествования.
Накопленный эпический материал постепенно “подавлял”
романтический сюжет. “Факты, события, явления жизни, служившие
романтику в основном как средство и условие изображения
“человеческих страстей” и “национального духа”,- пишет в работе об
истории романтизма в русской литературе один из авторов Шаталов
С. Е.,- становятся предметом изображения; восприятие мира меняется:
“движущей силой” произведения становится уже не человек,
воспринимающий мир, а мир, воспринимаемый человеком”.(28)*
Менялась и роль автора в произведении. Известно, что в
романтических произведениях автор стоит, как правило, в центре
событий и повествования. Между тем стремление к расширению
материала и в этом случае изменило соотношение сил в пользу
реализма. В тех произведениях, в которых доминирующее значение
автора в повествовании ослабевало и “власть обстоятельств” начинала
управлять характером героя, способ изображения действительности
заметно пребражался. Примером этого является творчество Н. Ф.
Павлова. “Три повести” Н. Павлова, тяготея к романтическому
повествованию, тем не менее, явно обнаруживают сдвиг к
реалистической прозе. В этих повестях художественный мир романтизма
разрушался как бы изнутри. Явления реальной жизни, охваченные
писателем, попытки связать воедино жизнь человека и жизнь народа,
наконец, утверждение, что “человек везде равно достоин внимания”, ибо
в каждом можно найти “пищу для испытывающего духа”.(29)*
В творчестве Павлова романтическая повесть предельно
приблизилась к реалистической манере письма и психологизму, однако
все её победы одержаны на территории романтизма, что ещё раз
выявило гибкость и жизнеспособность этого жанра русской прозы.
Антикрепостнический настрой прозы Павлова знаменовал поворот
к реализму. В 30-е годы 19 века выдвигались чисто нравственные
проблемы жизни “простолюдинов”, крестьян; герои, как правило, были
людьми незаурядными, талантливыми музыкантами, артистами, живописцами,
особенно остро переживавшими своё крепостное состояние.(30)*
Страдания исключительных, одарённых людей описывались в традициях
старой, романтической повести. Некоторый байронизм героев не лишал
их конкретности. От неизбежности судьбы, определяемой “потусторонними”
причинами, был сделан шаг к реалистической мотивировке характера
в жизни. Человек – общество. Эти проблемы были социально заострены
в повестях Павлова. Многоплановость развития образа стала одной из
отличительных черт его прозы. Но главное, считает Шаталов С. Е.,
что “линии изображения” жизни, намеченные Павловым в каждой из “Трёх
повестей”, пересекались в одной точке, сходились к одной мысли о
коренных социально-политических обстоятельствах, определяющих судьбы
людей. Связь была намечена. Оставалось закрепить её. Но его повести
оставались ещё романтическими по способам воссоздания характеров
и по ряду черт поэтики. Повести Павлова продолжали традиции
русской демократической литературы 18 века. Они более значимы:
окружающий мир зримо входил в их содержание, условия общественного
бытия становились в центре повествования.
Русская романтическая повесть, вместившая в себя богатейший
мир идей и проблем нескольких поколений русских людей, была
творческим ответом отечественной литературы на всеобщую потребность
в новых мыслях, чувствах, художественных формах. В течение двух
десятилетий находилась она в центре читательского | |
