|
Реферат: Истоки образа революционера (История)
ИСТОКИ ОБРАЗА РЕВОЛЮЦИОНЕРА
Контрольная работа по курсу
История России
За III курс
Выполнена
Студентом III курса Хабаровского
Государственного педагогического университета
ПЛЕШАКОВЫМ С.А.
lea@eol.ru
Контрольные слова: народовольцы, царизм, масоны, нигилисты
СОДЕРЖАНИЕ
ИСТОКИ ОБРАЗА РЕВОЛЮЦИОНЕРА 1
МАСОНСКИЕ КОРНИ 2
ПРЕДИСТОРИЯ МАСОНСТВА 4
МАСОНСТВО В РОССИИ 6
АСПЕКТЫ ОБРАЗА 7
В РОМАНЕ ЧЕРНЫШЕВСКОГО 7
НИГИЛИЗМ – ЗВЕНО МЕЖДУ МАСОНАМИ И РЕВОЛЮЦИОНЕРАМИ 8
РЕЗЮМЕ 10
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 10
ИСТОКИ ОБРАЗА РЕВОЛЮЦИОНЕРА
Отрицательное отношение целой волны историков к большевизму, большевикам
и октябрьской революции имеет временные рамки, и так как оно некогда
(совсем недавно) возникло, то имеет все шансы благополучно сойти на нет,
ибо обречено на смерть все, что имеет рождение.
Сие отрицательное отношение зиждется, в основном, на эмоциях, на
немногочисленных фактах, связанных с личной деятельностью тех или иных
участников исторической драмы, либо на умозаключениях, притянутых за
волосы. Так, «новая лениниана», противоположная по смыслу лениниане
коммунистических историков, по большей части является софистикой,
сфабрикованной умами либо узкомыслящими, либо озлобленными, т.е.
предвзятыми, либо оплаченными теми, кому это выгодно. Основная метода таких
писаний – выдергивание из контекста событий или труда обрубленных фраз,
обретающих в контексте авторов обратный и, следовательно, нужный смысл.
Вобщем-то, защищать Ленина, а равно любую большую и светлую историческую
фигуру от нападок – дело практически безнадежное. Всегда ведь есть
возможность у обвиняющей стороны на эффект американского правосудия: можно
опровергнуть тысячу софизмов, восстановив настоящие контексты высказываний
и смыслы деяний, но, споткнувшись на тысяча первом, пасть жертвой мнения,
что сделавший зло или солгавший единожды способен был сделать это остальную
тысячу раз, а потому ему веры нет.
Главное не в этом. Найти совершенных людей – слишком непосильная задача.
Возможно, они существуют, но за историей, за «суетой сует» и принятием
исторических решений, за ареной, где палач превращается в жертву и
наоборот. Историю делаю люди несовершенные. Самые благородные из нас,
поставленные в невыносимые обстоятельства – более для нашего дела, нежели
нашей личности – очень часто проявляют раздражение, и озлобление с
ненавистью и мстительностью, совершают предосудительные действия под
влиянием этих чувств, вызывающие у них же по прошествию лет душевное
страдание и раскаяние.
Суть исторического деятеля вовсе не в этих нюансах. Человек двойственен;
повсеместно присутствующая в пристрастиях и эмоциях, ложных умозаключениях
личность конкурирует во внутренних раздорах с мудрой и уравновешенной,
оригинальной и неповторимой индивидуальностью, всегда избирающей новый путь
и новый способ действия. Ленин как индивидуальность привнес социальную
справедливость в классовой форме, контроль и распределение в качестве ее
рычагов, кооперацию как лучший метод труда и кооперативы, ТОЗы, коммуны,
существовавшие и ранее в среде энтузиастов и сектантов, как формы
коллективного сотрудничества; партийную честь и классовое самосознание,
первые контроллеры и судьи, действующие наиболее эффективно при наличии
партийной дисциплины; устремленность в светлое будущее, пережившую
десятилетия, наполненные невзгодами и победами. Очень долго перечислять то,
что привнесла индивидуальность Ленина, что определило на столетие курс
России и Союза.
Но также долго было бы перечислять промахи и ошибки, совершенные Лениным
как личностью, ибо личность поддается смятению, обманывается
ограниченностью и очевидностью, личность слаба, боязлива и неуравновешенна,
идет на поводу у предвзятостей, пристрастий, суеверий и т.д. В конце концов
нужно судить по временным рамкам: деяния индивидуальности идут через века,
а деяния личности обусловлены небольшими временными стадиями. Потому о
первой помнят в веках, и она растворяет в себе личность, беря в наших
глазах ответственность за нее, принимает за нее муки исторического
остракизма, но все равно оправдана своими свершениями.
Впрочем, почему Ленин? Что за интерес нам до него? Интерес есть: Ленин
для всех поколений историков был и есть образ революционера, борца за Общее
Благо. Его черты, приукрашенные коммунистами и усердно развенчиваемые
демократами, представляют нечто идеализированное у первых и у вторых: идеал
революционера и вождя против идеала подлеца и тирана.
Идеал первого рода складывался обычно для Солнечного героя, т.е.
конкретному историческому лицу придавалось все коммунистическое,
материалистическое и утопическое совершенство, за которым скрылось это
самое конкретное лицо. Но Ленин и в самом деле был маяком, и коммунистам
оставалось только сгладить личностный негатив и красиво отделать легенду.
Идеал второго рода слагается по всем правилам софистики, и нас практически
не интересует.
Чтобы иметь наиболее обобщенный образ, мы должны отойти от личности и
взглянуть на революционера абстрактно.
МАСОНСКИЕ КОРНИ
Интересен образ революционера. Отнюдь, он не принадлежал единственно
большевикам, не был всецело выкован в кузне революционной борьбы, но начал
слагаться, пожалуй, с первыми масонскими ложами, возникшими в среде высшего
интеллектуального дворянства в XVIII веке. Нужно непременно отметить, что
масонское движение имело два направления. Можно обозначить их как
традиционное и поддельное. Традиционное берет начало из древних Мистерий и,
неся в себе функцию и их посильного замещения в эпоху непримиримого и
фанатичного христианства, составляло оппозицию церквям, несло груз
социальной работы там, где это по каким-либо причинам не выполнялось
государством, объединяло во имя общей деятельности на благо общества и
государства людей с широкими взглядами и активной натурой.
Традиционное масонство никогда не раскрывало своих карт и видело свою
цель и миссию в посильном приближении мира, или конкретно своей страны к
некоему «золотому веку», о котором мы все имеем крайне смутное
представление. Эту красивую мечту человечества пытались изобразить Платон в
«Государстве» и Томас Мор в «Утопии», Кампанелла в «Городе солнца» и
Чернышевский в романе «Что делать». В конце концов, какими бы утопичными не
казались эти проекты, так или иначе они осуществимы, с изменениями,
продиктованными временами и особенностями народов. У человечества должен
быть идеал, иначе при отсутствии устремления нас не ожидает ничего, кроме
деградации, нравственной и умственной.
Естественно, чтобы вести к идеалу общечеловеческому, масон сам должен
стремиться к идеалу личному. Таким образом «тройная обязанность масона
заключается в изучении откуда он пришел, что он такое и куда он идет; т.е.
изучение Бога, самого себя и будущего преображения»* . По всем этим трем
вопросам масонство всегда конфликтовало с христианством, ибо придерживалось
восточных учений в преобразованной для собственных нужд форме. Это не
удивительно, потому что Мистерии, тот Феникс, который воскрес в масонстве,
повторяли еще более таинственные индоазиатские посвятительные учреждения и
утверждали три камня мировоззрения: человек божественен, т.е. имеет
бессмертное начало; человек не есть тело, но находящаяся в потоке
перевоплощений душа, познающая через опыт добро и зло; человек несет
ответственность за всю свою деятельность, и сам пожинает в веках плоды
своих деяний. Это пункты, за которые гностики, ариане, несториане, манихеи,
пелагиане и другие «еретики», отстаивавшие систему восточных взглядов,
сшибались насмерть с христианскими ортодоксами. И все эти положения
восточной философии входили в масонскую парадигму, поэтому учение масонов
оставалось тайным, как и их организация.
Следование в направлении разрешения трех вышеизложенных задач делало
неофита человеком с постоянно расширяющимся сознанием и углубляющимся
самосознанием, идущим и стучащимся, делающим самого себя. На этом пути у
него рано или поздно формируется убеждение, что он есть часть человечества
и должен преследовать цель выведения всех людей их невежества и духовной
нищеты. Отсюда и мнимый космополитизм, приписываемый масонам. Так или
иначе, масон не мог не стать социально значимой личностью, не мог не
включиться в культурный, гражданский – в общественный процесс, толкая
общество по путям просвещения, культуры, науки, политического
переустройства и нравственного подъема к умозрительному совершенству.
Именно поэтому большинство великих людей, строителей Общего Блага, были
связаны с тайным и действенным масонством. «Несмотря на свои многочисленные
недостатки – а умозрительное масонство только человеческое и потому
способно ошибаться – нет другого учреждения, которое сделало бы так много и
еще теперь способно на великие дела в будущем для человеческого
религиозного и политического усовершенствования. В прошлом веке (имеется
ввиду XVIII век) иллюминаты по всей Европе учили: «Мир хижинам, война
дворцам». В прошлом веке Соединенные Штаты Америки были освобождены от
тирании Англии в большей мере действиями Тайных Обществ, чем обычно думают.
Вашингтон, Лафайет, Франклин, Джефферсон, Гамильтон были масонами. А в
девятнадцатом веке именно Гроссмейстер Гарибальди, 33 (имеется ввиду
масонский градус), объединил Италию, поступая в соответствии с духом
верного братства, масонских или, скорее, карбонарских принципов «свободы,
равенства, гуманности, независимости, единения», которые годами
преподавались братом Иосифом Мадзини*». **
Одним из положений масонской, читай, восточной философии является: все
двойственно. И если есть свет, должна быть тьма, как холод оттеняет тепло,
а невежество знание. Если существуют организации, устремленные к
справедливому и благому идеалу, то должны быть организации, препятствующие
этому движению. Явным врагом прогресса была в средневековье и остается
поныне римская католическая церковь, а ее самым лучшим орудием являлся
орден иезуитов. Призванный охранять незыблемость церковных постулатов (а
отсюда, церковной власти) в сознании народа, орден устранял все
организации, так или иначе конкурировавшие с римской церковью за овладение
умами.
Метод иезуитов прост: если они не могли разбить и уничтожить течение,
конкурировавшее с папской церковью, несущее в себе устремление к
независимости, истине и добродетели, то орден внедрял в течение своих
опытнейших в искусстве лжи и лицемерия агентов; со временем они приходили к
фокусу течения, завоевывали авторитет и умело поворачивали это течение либо
в бесплодное тупиковое направление, либо подводили к присяге Риму.
Как Рим был раньше Ромула, так и иезуиты были раньше Лойолы** . В этом
легко убедиться, если знать историю обращения ордена францисканцев,
основанного св. Франциском Ассизским. Если орден тамплиеров был уничтожен
грубой силой, то францисканцы разложились изнутри. В ордене возобладала
группа конвентуалов – так назвали монахов-францисканцев, привязанных к
мирской деятельности и богатству. Хотя в орден входили люди, давшие обет
нищеты, самому ордену, имевшему на фоне развращенного Рима огромный
авторитет, многие доверяли управление богатыми имениями, землями, оставляли
имущество в наследование. Спиритуалы (обскуранты), т.е. сторонники
безусловной нищеты, требовали отказаться от этой практики, но конвентуалы
при поддержке римских пап возобладали в ордене, что привело к расколу и
изгнанию из него спиритуалов. Победители в конце концов сожгли сам устав
Франциска Ассизского, и стали чисто папским орденом, работавшем в рядах
инквизиции и расширявшем римскую паству миссионерством.
В отношении к масонским ложам, по свидетельству виднейшего масона XIX
века Рагона, подход был тоньше. Иезуиты, зная о существовании влиятельных
масонских организаций, создают поддельные масонские ложи. Это организации с
загадочным, но пустым по содержанию обрядовым аспектом, слегка
видоизмененными, но по сути католическими положениями веры и придуманной
историей. Вместо трехступенчатой вводится тридцатитрехступенчатая иерархия,
побуждающая тщеславных карабкаться вверх, полагая, что 33о равнозначен
тридцать третьей индусской Локе – нечто невыразимое, истинное и
могущественное.
Впервые такая поддельная Ложа было организована в Лондоне, в таверне Эппл-
три 24 июня 1717 года.** Первым Великим Мастером стал Энтони Сайер, а
поддельную историю разработал в «Уложениях» член и идеолог этой ложи
Андерсен. Ложа назвалась «Свободными и признанными масонами» и заявила
право на верховное руководство всеми «дочерними» Ложами. Исторически новые
масоны начали производить себя от Соломона, через Моисея, органично вплетая
легенду в христианство, неслышно, таким образом, подводя Хирама Абифа* под
благословение наместника св. Петра. Позже история масонства претерпевает
массу изменений, в зависимости от фантазии новых масонов, но практически
всегда приводит к любовному альянсу с римской церковью.
Основная задача новых лож – «беспорядочно завлекать в свои ряды более
слабых братьев их Истинного и Невидимого Ордена, а затем торжествующе
предавать все, что те в своей неблагоразумности сообщат главам этих
временных и не имеющих значения обществ. В самозащите против прогресса
истины эти власти использовали всякий обман, чтобы завлечь уговорами,
заинтересованностью или террором таких, которых можно склонить к принятию
Папы Главою, и когда им это удается – как знают многие обращенные к этой
вере, но не осмеливаются признаться – обращаются с пренебрежением,
предоставляя им вести жизненную борьбу, как сами могут, и не допуская их
даже к знанию той ничтожной апорреты, какую римская вера считает своим
владением»** «Также любопытно отметить, что большинство обществ… например,
Древний и Признанный Ритуал, «Верховный Совет Императоров Востока и Запада
– Суверенных Принцев Масонов» и т.д. и т.п. – почти все являются отпрысками
сыновей Игнация Лойолы. Барон Хандт, шевалье Рамсей, Чуди, Циннендорф и
многие другие, кто основали степени в этих ритуалах, работали по
инструкциям генерала иезуитов. Гнездом, где эти высокие степени вылупились
из яиц, причем ни один масонский ритуал не свободен более или менее от их
губительного влияния, – был иезуитский колледж Клермон в Париже».***
ПРЕДИСТОРИЯ МАСОНСТВА
История настоящего масонства никогда не разглашалась; Блаватская
утверждает о большой древности этих институтов. Она производит их от
Мистерий древнего мира. Вольтер характеризовал их так: «В хаосе людских
учреждений существовало учреждение, которое всегда предохраняло человека от
падения полное скотство – это были Мистерии». Ими восторгался Платон, их
учредителем в Италии был Пифагор, все другие авторитетные философы
восточного направления, как Порфирий, Плотин, Ямвлих, говорят о Мистериях в
самых лучших выражениях, хотя и в прошедшем времени.
Когда на смену эллинскому миру пришли римляне, для Мистерий пробил
последний час. Еще Цицерон отзывался положительно о Посвящениях и
посвященных, но Цезарь объявил им войну – не в Римской империи, а в Галлии.
В результате походов этого гения разрушения были уничтожены величайшие
города знания. Когда Галлия восстала против Цезаря, «страна была подчинена
Цезарю и восстание было сокрушено. В результате гарнизон Алесии (столицы
Галлии) был перебит вместе со всеми ее обитателями, включая друидов, жрецов
училищ и неофитов. Бибрактис, такой же большой и знаменитый город,
расположенный недалеко от Алессии, погиб несколько лет спустя. Ж.М. Рагон
описывает его конец следующими словами: «Бибрактис, матерь городов, душа
древних народов (в Европе), город, равно знаменитый своим священным
училищем друидов, своей цивилизацией, своими школами, где 40 000 студентов
изучали философию, литературу, грамматику, юриспруденцию, медицину,
астрологию, оккультные науки, архитектуру и т.п. соперник Фив, Мемфиса,
Афин и Рима, он обладал амфитеатром, окруженным колоссальными статуями,
вмещающим 100 000 зрителей, гладиаторов; капитолием, храмами Януса,
Плутона, Прозерпины, Юпитера, Аполлона, Минервы, Кибелы, Венеры и Анубиса;
в середине этих пышных зданий была Наумахия с ее огромным водоемом,
невероятным сооружением, гигантским строением, где плавали лодки и галеры,
предназначенные для морских игр; затем Champ de Mars, акведук, фонтаны,
общественные бани, наконец, городские укрепления и валы, построение которых
относится к героическим векам». … Пока Сакровир, глава галлов, который
поднял восстание против римского деспотизма при Тиберии и был разбит Силием
в 21 году нашей эры – сам себя заживо сжигал вместе с остальными
заговорщиками на погребальном костре перед вратами города, как нам
рассказывает Рагон, – город подвергся разграблению, и все его литературные
сокровища по Оккультным Наукам погибли в огне. Когда-то величественный
Бибрактис стал ныне Аутун»*
Итак, Мистерии в Галлии были уничтожены (а за столетие, может быть, они
были похоронены в Египте), о самих же галлах мы имеем лишь байки Цезаря,
ставившего их не выше германцев. Выродились и эллинские знаменитые
Мистерии, а Рим не имел более значительных учреждений, чем женские
общедоступные Мистерии Великой Богини Баубо. Так обескровленный западный
мир, хотя и имел позже вспышку неоплатонизма и александрийскую академию,
был уже не в состоянии противиться распространению плебейского не-
мистериального христианства.
Христианство, как только подобралось к власть имущим, объявило крестовый
поход против всех религиозных течений, всем религий, всех философских
течений, назвав их общим словом «ереси» – довольно гадким и противным,
истинно христианским словом. Мистерии ушли «в подполье», в тайну, в узкий
круг избранных, и именно в таком виде сокрытых организаций посвященных их и
нужно называть масонскими ложами.
Христианские епископы привлекали масонов в свои ряды. Например,
александриец Синезий, ученик женщины-философа Ипатии, был сразу одарен
саном епископа. Именно эти переметнувшиеся из-за боязни и малодушия масоны
дали христианству в IV веке тот обряд и ритуал, знаки и символику, которыми
христиане ныне так гордятся и уповают.
Масонство так или иначе прошло через века в институтах тамплиеров,
розенкрейцеров, иллюминатов – открыто, и сокрытыми ложами, когда не было
возможности для создания легальных организаций. Примечательно, что открытые
институты всегда организовывались людьми, стоявшими вне церковной сферы.
Так, тамплиеры организовались по образу секты св. Иоанна, или иоаннитов в
Палестине. В тайне эти общества имели свои Мистерии и посвящения (Чарльз Ли
в «Истории Инквизиции» приводит протоколы допросов тамплиеров и
многочисленные выступления «пресс-секретарей» от инквизиции с самыми
нелепыми обвинениями, имеющими, тем не менее, реальное в основании), но
внешне тамплиеры и другие исповедывали католичество, справляя те же службы
в своих открытых часовнях и церквях.
МАСОНСТВО В РОССИИ
В России первая масонская ложа основана в 1731 году. Охватывала она в
основном иностранцев и подчинялась великой ложе Англии, о которой мало
известно. Далее учреждение и развитие лож шло по нарастающей вплоть до 1820
года, до запретительных указов Александра I.
Особый интерес вызывает петербургская ложа «Молчаливость». В нее входили
35 представителей лучших княжеских и дворянских родов: Воронцовых,
Голициных, Трубецких, Щербатовых, Дашковых, писатель Сумароков, историк
Болтин. Возглавлял ложу отец А. Дашковой Р.И. Воронцов, чей брат М.И.
Воронцов занимал при Елизавете пост премьер-министра. Известно, что
правление Елизаветы отличалось возрождением патриотического петровского
духа и коллегиальностью управления.
Огромную роль в продвижении просвещения сыграл самый видный масон-
мартинист XIX века Новиков. Книгоиздательство с потрясающей для того
времени интенсивностью выхода новых книг по всем направлениям творческого
человеческого ума, издательство ведущих журналов и работа редактора,
отстаивавшего настоящие интересы России – все это принесло Новикову
заслуженное имя просветителя. Новиков и Баженов, великий архитектор, зодчий
дома Пашкова, имели влияние на Павла I, за что и поплатились. Баженов был
лишен милости и, как следствие, круг его деятельности резко сузился, а
Новиков сел в Петропавловскую крепость, откуда вышел только при Павле
подавленным и обессиленным.
После того, как при Александре I возобладали иезуиты и масоны иезуитского
же толка, масонство традиционное еще глубже скрыло свои проявления. Весьма
известные нам декабристы организовали свои знаменитые «Союзы» по масонским
схемам с конспирацией, клятвами и определенными обрядами. Декабристы очень
интересны, ибо и здесь проявилась известная двойственность: по одну сторону
Рылеев, Муравьев-конституционник и Северное общество, с задачей просвещения
и посильной защиты несправедливо унижаемых представителей низших сословий,
по другую – Пестель с диктатурой и своей военной организацией, нацеленной
на переворот.
Масоны-традиционники и декабристы, чем они схожи? Во-первых, люди, весьма
далекие от церкви. Не отстранено далекие, но просто выше ее. Они – искатели
новой философии, обращающиеся к вечности, мудрости веков и Востоку. Их
религиозные корни сокрыты, но лучшие качества самоотверженности, стремления
к Общему Благу, к знанию и просвещению – все это очень роднит их с
идеализированным образом революционера. Несомненно, они были прототипами
для нового соборного образа борца XX века. Но между ними легла пропасть,
вырытая материализмом, атеизмом и нигилизмом. Эта пропасть фактически
преградили путь той скрытой философии, что вдохновляла масонов и
декабристов.
О православной традиции и говорить нечего, она умерла для борца-
революционера вместе с разложившейся церковью. Церковь, ставшая
«рассадником лжи и суеверия», не могла войти во врата Нового века и теряла
позиции в сознании народа. Настоящий рост церкви объясняется волей и планом
властей, мученическим венцом, приобретенном от сталинистов и естественной
верой народа в тысячелетнюю традицию предков. Не будь сталинских репрессий,
церкви никогда не испытать бы столь бурного подъема в демократические годы.
О этическом «кодексе строителя коммунизма» церковники выражаются так, что
будто бы он целиком заимствован из Нагорной проповеди. Вовсе нет, ибо это
этический идеал, дошедший до большевиков по революционной линии именно от
масонов и декабристов. Что касается православных, то духовные качества
многих их лучших представителей вовсе не следствие пребывания в «лоне
церкви». Они были бы такими будучи и буддистами, и мусульманами, и
вайшнавами; они составили бы честь любой церкви вне зависимости от ее
догматики.
АСПЕКТЫ ОБРАЗА
В РОМАНЕ ЧЕРНЫШЕВСКОГО
Легенда о Ленине сложена в материалистическом ключе: атеист, поклонник
науки (хотя при этом ни в грош не ставил интеллигенцию) и ярый сторонник
народного просвещения, и т.д. Потому нам нужно поискать истоки этой легенды
(да и была ли легенда?) ближе. Искусные софисты добывают образ
революционера-подлеца из «Бесов» Достоевского, из Бердяева, И. Ильина,
Наживина и др. Но это предвзятые источники, за исключением «Бесов». Бесы
относятся не к революционеру ленинского типа, но к определенному классу
людей (Бакунин, Нечаев, Перовская), который мы можем охарактеризовать
словом «разрушитель», а христианин с его убогой парадигмой поименовал бы:
бесы, сатанисты. Достоевский, по всей видимости, имел столкновение с одним
или несколькими типажами такого рода, и воспользовался «нечаевщиной», чтобы
обрисовать этот тип и предостеречь менее знающих о нем. Именно о таких
людях писал Наживин в «Распутине»:
«Мы все знали святых революционеров. Как не далеки они от нас, людей с
опаленными крыльями, все же мы не можем не сказать о них с умилением: да,
это были светлые дети Божии. И на наших глазах пьяные матросы и
проститутки, подлые карьеристы и беглые каторжники вырвали у них из слабых
рук светлое знамя и сказали: «Это знамя понесем теперь жизнью мы». И тотчас
же открылись смрадные вертепы чрезвычаек, реками полилась человеческая
кровь, и содрогнулась земля от неслыханных преступлений. Все содержание
истории представляется мне борьбой Темных за господство. И для борьбы этой
они готовы принять какое угодно знамя: Любовь, Родина, Нация,
Интернационал, Бог, Справедливость, Империя, все что угодно… Темные Каины
владеют жизнью, и все усилия Светлых победить их в течении тысяч лет ни
привели ни к чему. Мир – какой же возможен между ними мир? Мир может быть
куплен только ценой отказа Светлых от того, что их светлыми делает…»
Да, разрушители превосходно умеют обращать самые священные понятия на
службу «мировой закулисе» (И. Ильин). «Бес» Достоевского – иезуит,
рядящийся под любое обличие, использующий любые понятия для целей мирового
зла, и это определение не подходит для революционера.
Есть произведение, бросающее более яркий свет на истоки революционера
ленинского типа – «Что делать» Чернышевского. Образ Рахметов, «орла»,
парящего в недоступной для смертных идеальной выси, практически усвоен
ленинской школой.
Итак, Рахметов. Он полный материалист, и, как говорит Платон, верит лишь
в то, что можно обнять руками. Он служит не Богу, но человечеству. Масон бы
сказал, что и он служит Богу, ибо человечество божественно в своей
ультимативной сути, в далеком идеале, ибо Бог в людях.
Питается Рахметов едва ли не одним мясом, что обнаруживает досадный
парадокс в мировоззрении Чернышевского: служить людям и не чувствовать
никаких угрызений совести от уничтожения животных. Масоны же видели Бога во
всем живом, они в большинство придерживались вегетарианства. Мясо, ко
всему, дурно влияет на определенные тонкие свойства человеческого разума,
особенно, на творческие способности высшего религиозного плана, но
Рахметову-Чернышевскому это не нужно.
В самом деле, Рахметов – это Чернышевский в мечтах о самом себе. Рахметов
без Бога, он атеист, но – альтруист, жертва во имя Блага людей. Он жертвует
всем: здоровьем, деньгами, любовью. Таковы же лучшие из революционеров,
чутко в молодости воспринявшие этот романтический образ и воплотившие его в
себе. К ним, прошедшим царскую каторгу и оставившим на ней свое здоровье,
не имевших никаких стяжательных инстинктов и жертвовавших имущество во имя
революции, не заводившим семей, потому что не желали иметь препятствий для
дела – к ним, как ни к кому другому, относится этот образ.
Рахметов – аскет. Он имеет еще плотские влечения, но успешно подавляет их
для чего-то высшего. Он сгусток воли, проходящий испытания через тренировки
и опасные эксперименты, типа лежания на гвоздях. А ведь большевикам никак
не отказать в упорной воле!
Рахметов увлечен наукой и философией, и в ментальном титаническом марш-
броске обретает нужное образование в 2 года. Конечно, это эзрац-
образование, но ведь самое важное – это знать основы, остальное приложится.
Рахметов – идеал большевика, раскрытыми глазами глядящего на мир и
желающего ему изменений для Пользы. Рахметов и тщательно выписанные
Кирсанов, Лопухов и Вера Павловна выросли из массы «добрых и честных
людей», но они в ней, «Как теин в чаю…», «соль земли», словами Христа. Они
есть представители типа «обыкновенных порядочных людей нового поколения»,
которое и совершило революцию. Да, у них вырвали знамя из рук, но они
подняли страну и мир на новую высоту.
Один их столпов романа – равноправие женщин. Женщина и мужчина созданы
друг для друга, и для них очень важно найти друг друга. Чернышевскому очень
бы подошла платоновская версия «двух половинок», но он тщательно избегает
всех сравнений и мыслей «старого мира». Для обретения гармонии нужен союз
мужчины и женщины, он же возможен только при равноправии женщины.
Большевики подхватили эту идею и успешно применили ее в Новой России:
«семья – ячейка общества» и «равноправие женщин», по Чернышевскому.
Правда, материализм автора ставит новый союз в опасный тупик. В «золотом
веке», в «четвертом сне Веры Павловны», когда установилось равноправие и
все устроилось наилучшим образом для счастливой жизни и общественного
творческого труда, мужчине и женщине только и остается высшей радости, как
заниматься любовью в уединенных комнатах. Тут бы и я воскликнул вместе с
критиками того времени, что это попросту безнравственно. Безнравственно
потому, что высшее творчество и высшая бесполая любовь, платоническая
любовь, поднимающая людей до божественности, были сокрыты для
Чернышевского, материалиста и атеиста.
Александр II выключил Чернышевского из общественной жизни, как должен был
быть выключен в свое время во Франции Жан Жак Руссо, ибо «Новая Элоиза», на
которую ссылается Чернышевский, как на прототип «Что делать», в свое время
стала ступенью к великой французской драме. В свое время Руссо дал дорогу к
власти полчищам нигилистов, обескровивших Францию, истребивших лучших ее
людей. Чернышевский при всей своей хорошести мог и дал дорогу нигилистам,
социалистам и прочим, что привело к террору, убийству царя и печальному
завершению огромного блока реформ, проводимых Александром II. Эксперименты
с швейными мастерскими, что тысячами были собезьянничаны у Чернышевского,
также не удались, ибо одно дело фантазировать, другое воплощать фантазии в
мало подходящем для этого продувном как бестия и жестоком мире. Для этого
нужно быть фокусом, организатором, идейным вдохновителем, оригиналом, и те,
кто копируют, а не идут своим путем, обречены на неудачу, потому что лишены
высшего огня, притягивающего людей. Это было тогда, это будет даже в
«золотом веке».
НИГИЛИЗМ – ЗВЕНО МЕЖДУ МАСОНАМИ И РЕВОЛЮЦИОНЕРАМИ
Если «Что делать» дал дорогу нигилистам, то был еще один роман, не менее
известный, который пробудил дух нигилизма в России. Тело для нигилизма уже
было готово, душа практически сформировалась, и вот… За 40 лет до убийства
императора Александра II появилась зловещая книга Тургенева «Отцы и дети».
Будучи всецело на стороне «отцов», знаменитый романист, чьи «Записки
охотника», кстати, побудили Александра II на крестьянскую реформу, выписал
со всем презрением облик противный и тщедушный. Облик Базарова. Уже одна
фамилия характеризовала «ограниченный, желчный и нервный… беспокойный дух
полнейшего отрицания; того мрачного, но все же научного отрицания, что
царит ныне* в рядах высших интеллектуалов; дух материализма, в который
искренне веруют и также искренне проповедуют; плод долгих размышлений в
анатомической комнате над сгнившими останками человека и лягушки, где
мертвый человек предложил его уму не более, чем мертвая лягушка. За
пределами животной жизни для него – ничто; «чертополох, растущий из комка
грязи»… И сей тип – Базаров – был избран студентами университетов своим
высшим идеалом»**
Но это дух, а что же тело и душа? Телом для подобных явлений всегда было
и есть невежество. Это глина, из которой можно вылепить любое чудовище,
была бы доктрина, которая его оживила. Невежество было и всегда будет, пока
солнце отбрасывает тень от предметов и пока человеческий непросвещенный ум
бросает в инфернальные сферы тени всевозможных пороков.
Россия, набожная и трудолюбивая, спала сном без разума, сном, похожим на
бессознательный бред, не освещаемый ни лучами Знания, ни идеями Общего
Блага. Масонство было надежно отброшено за пределы влияния на общество,
декабристы успешно разгромлены, поэты застрелены, восставшие унижены –
полная «тишь и благодать» николаевского царствования, избившего всякую
свежую мысль, срубившего всякий ей незнакомый росток, навалилась на Россию.
Лишь в церквях коленопреклонялись да бубнили ничего не значащие молитвы на
незнакомом языке да крестились древним масонским знаком «Тиби сунт малкут,
гебура эт хезед, пэр эонес» («Тебе принадлежит Царство, Милосердие и
Справедливость во всех Циклах Жизни» – формула на языке Каббалы, избранная
масонами для приветствия друг друга, один из тайных знаков). «Но пока
общество дремлет… не дремлют те плотоядные шакалы, которые привыкли не к
правильной пище, а к еде когда и где попало… казнокрады и расхитители
общественной и частной собственности, воротилы и пенсионеры множества дутых
акционерных предприятий, шантажисты, развратители женщин и детей,
подрядчики, ростовщики, переметные адвокаты, кабатчики и кулаки всех
национальностей, всех религий, всех классов общества – вот современная
общественная сила, вот хищная порода, ликующая, насыщающаяся, громко
чавкающая своими не знающими отдыха челюстями, лезущая патронировать все –
и науку, и литературу, и искусство, и даже саму мысль. Вот оно – царство от
мира сего, плоть от плоти и кровь от крови образа зверина, в котором зачат
был человек!»
Это порочная среда, живущая лишь себя ради, паразитирующая на безмолвном
и бессознательном народе, это она вызвала отрицание себя теми молодыми и
беспокойными умами, что заполнили университеты, «кухаркиными» и
некухаркиными детьми. Бессильные что-либо кардинально и сразу изменить в
полицейском государстве, они бросаются в отрицание ценностей того мира, что
отрицает их самые благородные чувства и стремления. Отцы верят церкви –
дети плевали на нее, отцы верят в Бога – дети верят в материю и игру
случая, отцы читают Евангелие – дети Бюхнера, Юма, Локка, Вольтера,
Геккеля, Сита, Маркса и всю научную скептичную отрицаловку, что так близка
их протестующему сознанию.
И Базаров, и Рахметов с плеядой других благородных персонажей убеждают,
что можно служить обществу и без Бога, без религии, презрев общественное
мнение, устои, добропорядочность отцов. Чего ж они стоят, когда отцы
паразитируют на народе, стонущем в своих переполненных общинах и платящих
молчаливо ренту бездельникам-помещикам, прожигающим ее в европах.
Проникнув через Петербург, «Париж» России, идеи «научного материализма» и
скептицизма были быстро усвоены восприимчивой средой и образовали в самой
скорости из нее благородных чайльд гарольдов, мстителей за народное горе и
«слезу ребенка». «Имена Джона Стюарта Милля, Дарвина и Бюхнера не сходили с
уст безусых юнцов и беспечных девиц в университетах и гимназиях. Последние
проповедовали нигилизм, последние – права женщин и свободную любовь. Одни
отращивали волосы под мужика и надевали красную крестьянскую рубаху и
кафтан, другие коротко стриглись и предпочитали голубые очки. Профсоюзы,
зараженные идеями Интернационала, росли как грибы, и демагоги
разглагольствовали в трактирах о конфликтах между трудом и капиталом. Котел
начал закипать. Наконец, пришел и главный герой», наш Базаров.
Так образовались душа и тело, осененные духом Базарова, созданным в
гениальном воображении Тургенева. Эпоха реформ, давшая доселе невиданные
свободы, освободила это существо и предоставила условия для развития и
свободу действий; когда же царизм, спохватившись, обрушился репрессиями,
было уже поздно. «Вследствии особого переходного состояния, которое
российское общество переживало с 1850 по 1860 годы, сие название (нигилист)
было с восторгом одобрено и принято, и нигилисты начали появляться на
каждом углу. Они завладели национальной литературой, а их новоиспеченные
доктрины стали молниеносно распространяться по всей империи» (там же).
Дальше – уже совсем просто. Те, кто «готовы принять какое угодно знамя»
для торжества мирового Зла, умело направили молодежь с поколебленными
устоями или вовсе без оных, лишь со смутными призраками справедливости и
совести в душе, по гибельному кровавому пути. Ту дорогу показали Бакунин и
Нечаев, братья Критские и Радищев, Герцен и Огарев, Маркс и Энгельс,
Чернышевский, наконец. Дорога, выстланная благими намерениями, в
полстолетия привела в ад русской революции.
Для моей работы нигилизм интересен лишь тем, что являет собой звено между
декабристами и кружками сунгуровского типа и русскими революционерами.
Именно это порочное звено, разорвавшее связь и традицию, объясняет, куда же
исчезли те сознательные принципы, на которых держалось масонство Правой
Руки в России. Они перенеслись через этап нигилизма в эру эксов и кадетов,
но в состоянии, подобном цисте для амебы – в состоянии бессознательности.
Они поселились в умах революционеров, не будучи четко осознаваемыми, но все
же послужили идейными двигателями новой эпохи, взошедшей над миром.
Масонство, умерев, воскресло в новом облике и, смыв с себя кровь революции,
воздвигло Державу и пробудило народы к шествию в Светлое Будущее.
РЕЗЮМЕ
Поиски прообразов всегда актуальны, они выводят на истоки событий.
Прослеживание истоков помогает верно оценить действительность, понять
противоречия, не обмануться подменами и софизмами.
Найдя прообраз революционера в масонстве и даже в Мистериях древнего
мира, можно установить связь времен, мировоззрений и философских систем,
правильно выбрать союзника в предстоящих событиях, которые можно, имея
знание причин, направить в правильное русло.
Революционный образ роднит Россию с Востоком. Запад отнял у нас эту
связь, но если ее восстановить, то в грядущих переменах Россия может
обрести мощную опору в Азии в борьбе с дезинтегрирующим влиянием Запада.
Практически, у нас один враг и схожее мировоззрение, если смотреть за
пределы религиозных догматов. Россия пока сильнее своих теоретических
союзников и может, взяв иной курс при новом правительстве, снова
поляризовать мир, вызвав в нем движение к новой ступени на
вечноподнимающейся лестнице к мировому идеалу.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. А.Н Боханов., М.М. Горинов и другие «История России», М., АСТ, 1997
2. Наживин «Распутин», М., РОСИЧ, 1995
3. Достоевский «Бесы»
4. Чернышевский «Что делать»
5. Блаватская «Разоблаченная Изида», М., РТО, 1992
6. Блаватская «Тайная Доктрина», т.3, Новосибирск, ИЧП «Лазарев
В.В. и О», 1993г.
* (Е.П. Блаватская «Тайная Доктрина»)
* Глава триумвирата Римской республики, разгромленной войсками
«революционной» Франции, идейный вдохновитель и организатор т.н.
«мадзинистских», т.е. масонских организаций по всей Италии.
** (Из письма Ч. Созерена Е.П. Блаватской, опубликованного в работе Е.П.
Блаватской «Разоблаченная Изида», II, стр. 330).
** Основатель «Ордена Иисуса», первый генерал иезуитов
** (Е.П. Блаватская «Разоблаченная Изида», II, стр. 296).
* Главный персонаж масонских легенд, сын вдовы и посланец Хирама, царя
Тирского, сотрудник Соломона в построении иудейского вымышленного Храма.
Погибает и воскресает на третий день, подобно всем Солнечным богам
маздеизма, индуизма, христианства и других религий.
** («Королевская Масонская Энциклопедия», цит. из Е.П. Блаватская «Тайная
Доктрина», III, стр. 243).
*** (Из письма Ч. Созерена Е.П. Блаватской, цит. Е.П. Блаватская
«Разоблаченная Изида», II, стр. 329).
* «Тайная Доктрина», III, 264
* Статья датирована 1882 годом
** Е.П. Блаватская «История одной книги»
Реферат на тему: Истоки предпринимательской деятельности
Госстрой России
Костромской Политехнический Колледж
Отделение: Экономики и бизнеса
Специальность: 0601 (повышенный уровень)
[pic]
РЕФЕРАТ
На тему:
«Истоки предпринимательской деятельности»
Выполнил: Проверил:
Студентка гр. 2-2Ю Преподаватель
Паникар Ю. Веселова Г.А.
Ветлугина Н.
Николаева Л.
«____» __________2002 «____» __________2002
Кострома 2002
План.
1. Вступление: Истоки предпринимательской деятельности.
2. Семьи генеалогической лестницы (5 групп).
3. Кто такие Морозовы?
4. Великие текстильные фабриканты, благотворители, коллекционеры.
5. Товарищество Никольской Мануфактуры Саввы Морозова.
6. Морозов и Художественный театр.
7. Участие С.Т. Морозова в революционном движении.
8. Увлечение Саввы Морозова личностью, идеей, общественностью.
9. ''Викулычи'' – ветвь Морозовской семьи
10. Вывод.
Вступление.
В последние годы у нас в стране много пишут и говорят о
предпринимательстве, о необходимости усвоения его исторического опыта,
важности возрождения ценных дореволюционных традиций. В глазах широких
слоёв читателей фигуры видных представителей предпринимательского мира
России XIX – начала XX в. (Алексеевых, Бахрушиных, Морозовых, Рябушинских,
Третьяковых, Щукиных) принимают всё более отчётливые очертания,
наполняются конкретным смыслом, вызывают уважение. Восхищают не только их
деловая хватка, предприимчивость, размах, но и другие аспекты многогранной
деятельности предпринимателей на ниве благотворительности и меценатства.
Гораздо хуже изучены глубинные истоки российского предпринимательства,
связанные с торговым обменом, ремесленным производством, ростовщичеством и
промыслами. Говоря о них, надо подчеркнуть, что далеко не всякую
разновидность хозяйственной активности можно назвать в полном смысле слова
предпринимательством.
Активная и целенаправленная предпринимательская деятельность чаще
всего ассоциируется с возникновением и утверждением капиталистических
отношений, хотя отдельные её элементы появились ещё в эпоху господства
феодализма, и зарождались они, прежде всего в сфере торговли.
В родословии московского купечества были очень сложная иерархия и
весьма своеобразное местничество.
Были семьи, которые всеми считались на вершинах московского
купечества; были другие, которые сами считали таковыми, с чем остальные не
всегда были несогласны; были такие, которые претендовали на первенство
благодаря своему богатству или большой доходности своих предприятий. В
старой Москве богатство роли не играло. Почти все семьи, которые надлежит
поставить на первом месте в смысле их значения и влияния, были не из тех,
которые славились бы своим богатством. Иногда это совпадало, но лишь в тех
случаях, когда богатство служило источником для дел широкого
благотворения, или создания музеев, клиник или развития театральной
деятельности.
Бобрыкин ввёл в обиход термин ''Купеческие династии''. Он сумел
хорошо наблюдать действительность и обладал даром дать настоящую
характеристику. На самом деле такие династии существовали. Каждая семья
жила более или менее замкнуто, окружённая своими друзьями и приближёнными
людьми ''разных званий'', а не членами других равноценных династий, и, в
общем, говоря, не считалась ни с кем и ни с чем. Жизнь текла в домашнем
кругу, никто не искал, чтоб о нём говорили газеты, это было лишь последним
пережитком того патриархального уклада, в котором в прежнее время
проходила жизнь во всех почти слоях русского общества. В купечестве, может
быть, этот уклад сохранился несколько дольше, но это никак нельзя
принимать за признак какой-то ''отсталости''.
Весьма интересную попытку установить московскую ''торгово-
промышленную табель о рангах'' даёт В.П. Рябушинский.
''В московской пенсионной купеческой иерархии, - говорит он, - на
вершине уважения стоял промышленник-фабрикант; потом шёл купец-торговец, а
внизу стоял человек, который давал деньги в рост, учитывал векселя,
заставлял работать капитал. Его не очень уважали, как бы не дешевы его
деньги ни были, и как бы приличен он сам ни был.
В московском купеческом родословии было два с половиной десятка
семей, которые нужно поставить на самых верхах генеалогической лестницы.
Это были не всегда ''гости'' или ''первостатейные купцы'', или миллионеры.
Это были те, которые занимали почётное положение в народнохозяйственной
жизни и помнили о своих ближних: помогали страждущим и неимущим и
откликались на культурные и просветительные потребности. Все эти семьи
можно разделить на несколько категорий.
На первом месте надо поставить пять семей, которые из рода род
сохраняли значительное влияние, либо в торговле, либо в промышленности,
постоянно участвовали в общественной – профессионально-торговой и
городской деятельности и своей жертвенностью или созданием культурно-
просветительных учреждений обессмертили свои имя. Это были Морзовы,
Бахрушины, Найдёновы, Третьяковы и Щукины.
Во вторую группу нужно отнести семьи, которые также играли выдающуюся
роль, но которые к моменту революции сошли с первого плана, либо
отсутствием ярких представителей, либо выходом из купеческого клана и
переходом в дворянство. Это были семьи Прохоровых, Алексеевых,
Шелапутиных, Куманиных, Якунчиковых.
Далее надо поставить семьи, в прошлом занимавшие самые 1ые места, но
бывшие либо на ущербе, либо ушедшие в другие области общественной или
культурной жизни. Таковыми были семьи Мамонтовых, Боткиных, Мазуриных и
Абрикосовых.
Следующую группу составляют семьи, которые в последние годы были
более известны общественной деятельностью их представителей, чем своей
коммерческой активностью. Это Крестовниковы, Рукавишниковы, Коноваловы.
Наконец семьи, из коих каждая являлась по-своему примечательной:
Рябушинские, Швецовы, Второвы и Тарасовы. Одни из них накопляют в своём
доме богатые собрания книг и рукописей, другие – не менее богатые
коллекции картин и всяких художественных произведений. Одни сами
становятся писателями, другие – людьми науки, третьи – художниками и
музыкантами, четвёртые заводят типографский станок и печатают, целые
библиотеки хороших книг, пятые создают публичные галереи, куда открывают
доступ всем желающим и всегда, во всём стоит у них на 1ом месте
общественное благо, забота о пользе всему народу.
С именем Морозовых связуется представление о влиянии и расцвете
московской купеческой мощи. Эта семья, разделившаяся на несколько
самостоятельных и ставших различными ветвей, всегда сохраняла значительное
влияние и в ходе московской промышленности, и в ряде благотворительных и
культурных начинаний. Диапазон культурной деятельности был чрезвычайно
велик. Он захватывал и ''Русские ведомости'', и философское московское
общество, и Художественный театр, и музей французской живописи, и клиники
на Девичьем поле.
Морозовы были одной из немногих московских семей, где уже к началу
20ого века насчитывалось, пять поколений, одинаково активно принимавших
участие и в промышленности и в общественности. Были, конечно, проявления и
упадка, но, в общем, эта семья сохраняла долго своё руководящее влияние.
Основателем Морозовской семьи был Савва Васильевич Морозов (1770 –
1862), начавший свою деятельность в начале XIX века, после московского
пожара, когда сгорел ряд прежних московских фабрик. С этого времени под
влиянием благоприятного таможенного тарифа начался подъём в
хлопчатобумажной промышленности.
У Саввы Васильевича было пять сыновей: Тимофей, Елисей, Захар, Абрам
и Иван. О судьбе последнего известно немного, а первые четыре явились сами
или через своих сыновей создателями четырёх главных Морозовских мануфактур
и родоначальниками четырёх главных ветвей Морозовского рода. Тимофей был
во главе Никольской мануфактуры; Елисей и его сын Викула – мануфактуры
Викулы Морозова; Захар – Богородско-глуховской; Абрам – Тверской. Все эти
мануфактуры в дальнейшем жили своей отдельной жизнью, и никакого
''Морозовского треста'' не существовало.
Тимофей Саввич был основателем одной из первых Морозовских мануфактур
– Никольской, которая была первой русской хлопчатобумажной фабрикой,
оборудованной конторой Л.И. Кнопа. Акционерную форму она приняла
сравнительно поздно, в 1873 году, и получила название Товарищество
Никольской Мануфактуры ''Саввы Морозова сын и К0''. В состав товарищества
входили: бумагопрядильная, ткацко-механическая и красильно-отделочная
фабрики в Никольском; отбельно-отделочная фабрика (перед Октябрьской
революцией фирму возглавлял Сергей Тимофеевич). Это была полная
мануфактура, т.е покупавшая хлопок и продававшая готовый товар, зачастую
из своих складов непосредственно потребителям. Работали так называемый
бельевой и одежный товар, и изделия её славились по всей России и за
рубежом – в Азии и на Востоке.
Тимофей Саввич тратил немало средств на разные культурные начинания,
в частности на издательство, которое он осуществил с помощью своего зятя,
профессора Ф.Г. Карпова.
Жена Тимофея Саввича, Мария Фёдоровна, после его смерти была главою
фирмы, и главою многочисленной семьи. Это бала женщина властная, с ясным
умом, большим житейским тактом и самостоятельными взглядами. Подлинная
глава семьи.
У Тимофея Саввича было два сына и три дочери – Савва и Сергей
Тимофеевичи, Анна, Юлия и Александра Тимофеевны. Сергей Тимофеевич дожил
до глубокой старости и умер недавно, в эмиграции. Сергею Тимофеевичу
принадлежит честь создания в Москве Кустарного музея в Леонтьевском
переулке. Он много содействовал развитию кустарного искусства.
Савва Тимофеевич был женат на бывшей работнице мануфактуры Морозове
Зинаиде Григорьевне (1867 – 1947). Сначала она вышла замуж за одного из
фабрикантов из семьи Зиминых, овдовела, и потом на ней женился Савва
Тимофеевич. Очень интересная женщина, весьма авторитетная. Она была своего
рода русским самородком, и кто не знал её прошлого, никогда бы не сказал,
что она когда-то стояла за фабричным станком. После смерти мужа она третий
раз вышла замуж за бывшего московского градоначальника А.А. Рейнбота. Как
известно, против него было заведено уголовное дело, что нанесло большой
удар её самолюбию. От брака с Саввой Тимофеевичем у неё было четверо
детей: Мария и Елена, Тимофей и Савва Саввичи. Мария Саввишна была замужем
за И.О. Курлюковым (из семьи ''бриллиантщиков''), но вскоре с ним
разошлась; занималась благотворительностью, была очень добрая; но какая-то
странная, видимо не совсем нормальная; любила выступать на
благотворительных вечерах в балетных танцах. Коронным её номером была ''
русская'', поставленная ей, как многим другим любительницам, балериной
Е.В. Гельцер, которая, исполнила её, пользовалась огромным успехом. У
Марии Саввишны это дело не ладилось, над ней добродушно подсмеивались и
называли ''Марья Саввишна, Вчерашна Давишна''. Всё это было уже после
смерти её отца.
Савва Тимофеевич в течение ряда лет был во главе Никольской
мануфактуры и хорошо знал фабрично заводское дело. Он много занимался и
промышленно – общественной деятельностью (Представитель Нижегородского
ярмарочного биржевого комитета). Тем его очень ценили и любили.
Савва Тимофеевич был человек разносторонний и многим интересовался.
Он сыграл большую роль в жизни Художественного театра.
Несмотря на художественный успех театра, материальная сторона его шла
неудовлетворительно. Дефицит рос с каждым месяцем. Приходилось собирать
пайщиков дела для того, чтобы просить их повторить свои взносы. К
сожалению, большинству это оказалось не по средствам.
Ещё в 1ый год существования театра на один из спектаклей случайно
заехал Савва Тимофеевич Морозов. Этому человеку суждено было сыграть в
театре важную роль мецената, умеющего не только приносить материальные
жертвы, но и служить искусству со всей преданностью, без самолюбия, без
ложной амбиции и личной выгоды. С.Т. Морозов посмотрев спектакль, решил,
что театру надо помочь.
Неожиданно для всех он приехал на описываемое заседание и предложил
пайщикам продать ему все паи. Соглашение состоялось, и с того времени
фактическими владельцами дела стали только три лица, С.Т морозов, Вл.Ив.
Немирович – Данченко. Морозов финансировал театр и взял на себя всю
хозяйственную часть. Савва Тимофеевич был трогателен своей бескорыстной
преданностью к искусству и желанием посильно помогать общему делу.
Не менее положительную характеристику даёт хорошо его знавший Вл.Ив.
Немирович – Данченков в своих воспоминаниях ''Из прошлого''.
''Среди московских купеческих фамилий, - пишет он, - династия
Морозовых была самая выдающаяся Савва Тимофеевич её представителем.
Большой энергии и большой воли. Не преувеличивал, говоря о себе, если кто
станет на моей дороге, перейду и не сморгну. Знал вкус и цену простоте,
которая дороже роскоши… Силу капитализма понимал в широком государственном
масштабе''.
В своё время в Москве очень много говорили об участии С.Т. Морозова в
революционном движении, приведшем, в конце концов, его к самоубийству.
Вл.Ив. Немирович – Данченко даёт по этому поводу любопытные подробности
''Человеческая природа не выносит двух равносильных противоположных
страстей. Купец не смеет увлекаться. Он должен быть верен своей стихии,
стихии выдержки и расчёта. Измена неминуемо подведёт к трагическому
конфликту, а Савва Морозов мог страстно увлекаться.
Не женщиной, - это у него большой роли не играло, а личностью, идеей,
общественностью. Он с увлечением отдавался роли представителя Московского
купечества, придавая этой роли широкое общественное значение. Года два
увлекался Станиславским. Увлекаясь, отдавал свою сильную волю в полное
распоряжение того, кем он был увлечён; когда говорили, то его быстрые
глаза точно искали одобрения, сверкали беспощадностью, сознанием
капиталистической мощи и влюблённым желанием угодить предмету его
настоящего увлечения. Кто бы поверил, что Савва Морозов с волнением
проникался революционным значением Росмерсхольма.
Но самым громадным, всепоглощающим увлечением его был Максим Горький и, в
дальнейшем, - революционное движение''.
На революционное движение он давал значительные суммы. Когда же в
1905 году разразилась первая революция и потом резкая реакция, что – то
произошло в его психике, и он застрелился. Это случилось в Ницце.
Вдова привезла в Москву для похорон закрытый металлический гроб.
Московские болтуны пустили слух, что в гробу не Савва Морозов. Жадные до
всего таинственного люди подхватили, и по Москве много-много лет ходила
легенда, что Морозов жив и скрывается где-то в глубине России…
Легенда действительно по Москве ходила, но сомнений, что в Москву
было перевезено и похоронено тело Саввы Тимофеевича Морозова, не было.
Тело из Ниццы привезла не вдова, а специально посланный его семьёй его
племянник Карпов. Он сам рассказывал, как выполнил эту миссию, и у него
никаких сомнений не было.
Другая ветвь Морозовской семьи была «викулычи». Им принадлежала другая
мануфактура в том же местечке Никольском под названием «Т-во Викулы
Морозова сыновей».
Викула Елисеевич был сын Елисея Саввича и отец многочисленного
семейства. Все они были старообрядцы, «беспоповцы», кажется, Поморского
согласия, очень твердые в старой вере. Все были с большими черными
бородами, не курили и ели непременно своей собственной ложкой. Самый
известный из них — Алексей Викулович, у которого была на редкость полная и
прекрасно подобранная коллекция русского фарфора. В Москве эту коллекцию
знали мало, так как владелец не очень любил ее показывать. Было у него и
хорошее собрание русских портретов, но мне не пришлось его видеть.
Из братьев я знал еще Елисея Викуловича, который, как помнится, ничем
особенно не отличался. Зато одна из сестер получила большую известность:
она была замужем за мебельным фабрикантом Шмидтом и мать известного
революционера, покончившего с собой в московской тюрьме после декабрьского
восстания 1905 года.
Другая была замужем за крупным ткацким фабрикантом В. А. Горбуновым,
который был тоже «беспоповец». Я помню, что на его похоронах церковная
служба продолжалась более шести часов кряду.
Старообрядческой была и третья ветвь: Морозовых — Богородско-
Глуховских. Богородско-Глуховская мануфактура была одной из старейших
русских акционерных компаний, основанная в 1855 году Иваном Захаровичем,
внуком Саввы Васильевича. У него было два сына, Давыд и Арсений Ивановичи.
Первого я не помню, он давно уже умер, а Арсения Ивановича помню хорошо.
Он был одним из главных персонажей в старообрядчестве (Рогожского
согласия) и пользовался и среди них, и в промышленных кругах весьма
большим уважением. У него было два сына, Петр и Сергей Арсеньевичи, и
дочь, Глафира Арсеньевна Расторгуева (ее муж был Николай Петрович, из
семьи Расторгуевых — рыбников).
Оба брата, Арсений и Давыд Ивановичи, покровительствовали литературе,
и некоторые журналы — «Голос Москвы», «Русское дело» и «Русское обозрение»
— издавались в значительной степени на их средства. У Давыда Ивановича
было также два сына и дочь — Николай и Иван Давыдовичи и Ольга Давыдовна,
по мужу Царская. Николай Давыдович был. Женат на Елене Владимировне,
урожденной Чибисовой и дочери Ольги Абрамовны из семьи «тверских»
Морозовых. Детей у них не было.
Николай Давыдович был одной из самых примечательных фигур на.
Московском торгово-промышленном горизонте. Он долгое время стоял во главе
дела, принадлежавшего их семье, и поставил Богородсксо - Глуховскую
мануфактуру набольшую высоту. Это была одна из лучших по своему
техническому оборудованию фабрик во всей Европе. Работала она, как и все
фабрики Морозовых, бельевой и одежный товар, и некоторые «артикулы»
пользовались большой и заслуженной славой. Н. Д. долго жил в Англии,
хорошо знал английскую хлопчатобумажную промышленность и даже состоял
членом профессиональных английских организаций. Н. Д. принимал участие и в
работе Биржевого комитета, хотя и не любил занимать официально какие-либо
должности. Но он был своего рода душой дела, к голосу его прислушивались и
с мнением его считались. Он вел суровую борьбу против отдельных попыток
всякого рода злоупотреблений и бесчестностей в торгово-промышленном
обиходе: неплатежей, невыполнения обязательств по контрактам, нарушения
данного слова и пр. В этих случаях он был беспощаден к правонарушителю и
своей горячностью и страстностью всегда умел заставить большинство
следовать за ним.
Он был моим соседом по имению: он купил у Белосельских-Белозерских их
подмосковное имение, где построил прекрасный дом в стиле английского
замка. Имение это было в десяти верстах от нашего, и мы часто ездили в
Москву одним и тем же поездом. С этого началось наше знакомство,
перешедшее потом в дружбу. В дальнейшем, на бирже, мы много вместе
работали.
Брат его, Иван. Давыдович, занимался сначала больше общественной
деятельностью, и мы тоже с ним немало встречались. Он был и гласным думы,
и почетным мировым судьей, и принимал участие в городских
благотворительных комитетах, например по Вербному базару и Дню белой
ромашки. Женат он был первым браком на Ксении Александровне Найденовой.
Они были радушными и хлебосольными хозяевами, и я не раз у них бывал.
Обычно играли мы у них в карты, в любимую когда-то в Москве игру —
преферанс. Постоянная партия была: братья Н. Д. и И. Д. Морозовы, И. М.
Любимов и я. Играли, надо сказать, очень крупно.
Последней ветвью Морозовской «династии» были «Абрамовичи», или
«Тверские». Родоначальником этой группы был Абрам Саввич, основатель
Тверской мануфактуры, женатый на Дарье Давыдовне Широковой, родная сестра
которой, Пелагея Давыдовна, была замужем за Герасимом Ивановичем Хлудовым.
Его сын, Абрам Абрамович, был женат на Варваре Алексеевне Хлудовой, дочери
Алексея Ивановича Хлудова, т.е. иначе говоря, на своей двоюродной
племяннице. У них было три сына: Арсений, Михаил и Иван Абрамовичи.
У другого сына Абрама Саввича, Давыда Абрамовича, был сын Николай
Давыдович, ничем себя не проявивший и умерший сравнительно рано, и три
дочери: Серафима Давыдовна Красильщикова, Маргарита Давыдовна Карпова и
Антонида Давыдовна Алексеева. О Серафиме Давыдовне мне придется говорить в
связи с семьей Красильщиковых.
В этой ветви Морозовского семейства особенно известными были женщины —
не урожденные Морозовы, | |
