|
Реферат: История развития (Социология)
История социологии
Французский учёный Эмиль Дюркгейм является одним из создателей
социологии как науки, как профессии и предмета преподавания. Дюркгейм жил
на рубеже двух столетий (1858 - 1917), и при жизни вышли в свет четыре его
книги: «О разделении общественного труда» (1893), «Метод социологии»
(1895), «Самоубийство» (1897) и «Элементарные формы религиозной жизни»
(1912), являющиеся самыми крупными произведениями его творчества. Его
преподавательская деятельность была весьма интенсивной, и многие научные
работы Эмиля Дюркгейма рождались из лекционных курсов.
Работа «Метод социологии» является одним из шедевров мировой
социологической классики. Первоначально она была опубликована в виде серии
статей и носила название «Правила социологического метода». В ней отражена
философская позиция Дюркгейма как социолога, и содержит в себе, исходя из
этой позиции, ряд методологических правил для изучения социологии, как
самостоятельной, реалистической и свободной от всяческих политических,
религиозных, метафизических и прочих предрассудков, науки.
Описанию основных методологических правил социологии Эмиля Дюркгейма
и посвящена эта работа.
Методом социологии Эмиль Дюркгейм предлагал считать изучение
социальных фактов, и основной принцип его методологии выражен в знаменитой
формуле: «Социальные факты нужно рассматривать как вещи».
Однако, прежде чем давать понятие что же такое социальные факты
Дюркгейма, следует отметить главные принципы его социологии, вокруг которых
объединилась вся Французская социологическая школа. Именно эти
основополагающие принципы теории Дюркгейма зафиксированы прежде всего в
понятии «социологизм», которое конечно не охватывает всего многообразия
теоретических построений Дюркгейма.
«Социологизм» Дюркгейма содержит в себе два аспекта: онтологический и
методологический. Онтологическая сторона «социологизма отражается
концепцией социальной реальности, находящейся в автономии и
противоположности по отношению к индивидуальной, то есть биопсихической,
реальности, воплощенной в отдельных индивидах. Противоположность этих двух
реальностей и их разнородность, выступает у французского социолога в форме
дихтомических пар:
«индивидуальные факты - социальные факты»;
«индивидуальные представления - коллективные представления»;
«индивидуальное сознание - коллективное сознание».
Эти дихотомии непосредственно связаны с общей концепцией человека у
Дюркгейма. Человек, с его точки зрения, - это двойственная реальность, в
которой существуют, взаимодействуют и борются две сущности: социальная и
индивидуальная. Согласно теории Дюркгейма противопоставление этих двух
начал свойственно природе человека и выступает в следующих дихотомиях:
1. определяемое социально и биологически заданное;
2. социально предписанные обязанности и стихийно формирующиеся желания и
действия;
3. факторы, исходящие извне индивида и возникшие внутри его сознания;
4. мысли и действия, направленные на социальные объекты, и те, что являются
сугубо личными;
5. альтруистическое и эгоцентрическое поведение.
Согласно теории Дюркгейма, в обществе утверждается примат, то есть
преобладающее значение социальной реальности по отношению к индивидуальной.
Таким образом, общество выступает в роли высшей и реальной сущности,
которая обосновывает и санкционирует нравственность. Это совокупность всех
индивидов и групп, объединённых многообразными социальными, экономическими,
культурными связями, общими традициями, целями и ценностями.
Социальные факты
Что же является социальным фактом?
Фактом, например, можно считать то, что каждый индивид ест, пьёт,
спит, рассуждает. Но подобного рода факты могут интересовать такие науки,
как биология и психология. Действительно, с позиции медицины, общество
очень заинтересовано в том, чтобы все эти функции индивида отправлялись
регулярно. Но помимо этого, во всяком обществе существует определённая
группа явлений, отличающихся резко очерченными свойствами от явлений,
изучаемых естественными науками. Эти явления носят характер социальных и
относятся к области явлений, изучением которых занимается социология.
Например, когда человек действует как брат, супруг или гражданин,
когда он выполняет заключённые им обязательства, он выполняет обязанности,
установленные вне его правом и обычаями. Это относится ко всем членам
общества без исключения. Даже когда эти нормы и обычаи согласны с нашими
собственными чувствами и признаем тем самым их реальное существование, их
реальность остаётся всё-таки объективной, так как мы не сами создали обычаи
и нормы, господствующие в нашем обществе, а усвоили их благодаря
воспитанию.
Точно так же верующий при рождении своём находит уже готовыми
верования и обряды своей религии; если они существовали до него, то, значит
они существуют вне его. Система знаков, которыми люди пользуются для
выражения своих мыслей, денежная система, употребляемая для уплаты долгов,
обычаи, соблюдаемые в каждой профессии - всё это функционирует независимо
от того употребления, которое мы из них делаем. Таким образом, эти способы
мышления, деятельности и чувствования обладают тем свойством, что
существуют вне индивидуальных сознаний.
Эти типы поведения или мышления не только находятся вне индивида, но
и наделены принудительной силой, вследствие которой они навязываются ему
независимо от его желания. Конечно, когда человек добровольно сообразуется
с ними, это принуждение мало или совсем не ощущается, но проявится тотчас
же, как только он попытается им сопротивляться.
Таким образом, социальным фактом является всякий способ действий,
имеющий своё собственное существование и способный оказывать на индивида
внешнее принуждение, независимое от его индивидуальных проявлений.
Социальные факты, обладая лишь различными оттенками, существуют в
обществе или социальной группе в виде юридических и нравственных правил,
религиозных догматов веры, кодексов вкуса, устанавливаемых литературными
школами, требований моды и так далее. Представителем нравственных правил
может являться общественная совесть, удерживающая от всякого действия,
оскорбляющего их, посредством надзора за поведением граждан и особых
наказаний, которыми она располагает. Например, неадекватное в определённой
ситуации поведение и неприемлемый для данного общества стиль одежды, в
лучшем случае могут вызвать смех окружающих и некоторое отдаление от
человека, что, хотя и в более слабой степени, производит то же действие,
что и наказание.
Если бы владелец промышленного предприятия изъявил желание
использовать в производстве приёмы и методы прошлого столетия, то он
наверняка бы разорился. И даже если бы ему удалось освободиться от
требований, средств и методов производства, характерных для научного и
технического прогресса нынешнего времени, и «успешно» их нарушить, то при
этом он, так или иначе ощутил бы некоторое сопротивление. Именно это
сопротивление и характеризует, в данном случае, наличие и существование
внешней принудительной силы, которое выражается в ряде правил, требований и
способов, диктуемых общественно установленными порядками. В конечном итоге,
такой промышленник-экспериментатор, в скором времени непременно
превратился бы в горе-промышленника.
Наличие социального факта, который Дюркгейм определяет внешней,
социально обусловленной принудительной силой, можно подтвердить другим
примером. Достаточно только обратить внимание на то, как воспитывается
ребёнок. С самых первых дней жизни ребёнка принуждают есть, пить и спать в
определённые часы. Позднее его принуждают к чистоте и послушанию, считаться
с другими, уважать обычаи, приличия, учиться, работать. Это давление,
испытываемое ребёнком с первых лет его жизни, есть давление социальной
среды, стремящейся сформировать его по своему образу и имеющей своими
представителями родителей, воспитателей и учителей.
Наблюдение социальных фактов
Дюркгейм указывает на то, что основным правилом для социолога при
изучении социальных фактов, должно быть то, что социальные факты суть вещи,
и о них нужно рассуждать как о вещах. Он доказывает это положение тем, что
для социолога они составляют единственное данное. Вещью же является всё то,
что дано, представлено, а точнее навязано наблюдению. Рассуждать о
социальных явлениях как о вещах - значит рассуждать о них как о данных,
составляющих отправной пункт науки. Нам дана не идея, пишет Дюркгейм,
создаваемая людьми о стоимости, - она недоступна наблюдению, - а стоимости,
реально обмениваемые в сфере экономических отношений. Точно таким же
образом, нам дано не то или иное представление о нравственном идеале, а
совокупность правил, действительно определяющих поведение.
Объектом же социологического исследования следует выбирать лишь
группу явлений, определённых предварительно некоторыми установленными
признаками, которые будут являться общими для данной группы социальных
явлений. Предмет каждой проблемы, будь она общей или частной, может быть
установлен согласно следующему принципу. Например, мы констатируем
существование некоторого количества действий, обладающих тем внешним
признаком, что совершение их вызывает со стороны общества особую реакцию,
называемую наказанием. Мы составляем из них совокупность явлений, которые
помещаем в одну общую рубрику - свод законов. Мы называем преступлением
всякое наказуемое действие и делаем преступление, определяемое таким
образом, объектом особой науки - криминологии. Точкой отправления такой
науки как криминология должно быть социологическое понятие о преступлении,
как о безнравственном действии. Для того чтобы определить, нравственно или
безнравственно какое-нибудь действие, необходимо определить, имеет оно или
нет внешний признак нравственности. Признак этот заключается в репрессивной
санкции или предписании, иными словами в осуждении общественным мнением
этого действия.
Следовательно, когда социолог предпринимает исследование какого-
нибудь класса социальных фактов, он должен рассматривать их с той стороны,
с которой они представляются изолированными от своих индивидуальных
проявлений. Необходимо так же определить, имеется ли соответствие между
рассматриваемым фактом и общими потребностями социального организма, в чём
состоит это соответствие, не заботясь о том, чтобы узнать, преднамеренно
оно возникло или нет. Все вопросы, связанные с намерениями, слишком
субъективны, чтобы можно было рассматривать их научно. Социальные явления,
сами по себе, не имеют цели или намерения, потому что они существуют не для
достижения полезных результатов, к которым они приводят; они обладают лишь
некоей функцией.
Следовательно, чтобы объяснить то или иное социальное явление, нужно
отдельно исследовать порождающую его реальную причину и выполняемую им
функцию. Например, социальная реакция в виде наказания вызывается
интенсивностью коллективных чувств, оскорбляемых преступлением. Но с другой
стороны, она так же выполняет полезную функцию поддержания этих чувств в
той же степени интенсивности, так как они бы постоянно ослаблялись, если бы
за перенесение ими оскорбления не следовало наказания. Таким образом,
причина социальных явлений состоит не в сознательном предвосхищении
функции, которую они должны выполнять; наоборот, эта функция состоит во
многих случаях в поддержании ранее существовавшей причине, из которой
социальные явления проистекают. Можно сказать, что социальные явления
оказывают обществу своего рода «услугу», обладающую свойством «стимула» для
коллективных чувств.
Исходное начало всякого социального процесса следует искать в
устройстве внутренней социальной среды. Поэтому задача социолога
заключается не только в установлении существующих социальных явлений, но и
в обнаружении различных свойств этой среды, способных оказать влияние на
развитие социальных явлений. Показателями свойств социальной среды будут
являться в таком случае число жителей на единицу площади и развитие путей
сообщения и связи, а так же число индивидов, действительно находящихся не
только в коммерческих, но и в нравственных отношениях, то есть живущих
совместной жизнью и обменивающихся услугами в условиях конкуренции.
Построение социальных типов
Итак, существование социальных фактов в обществе –вещь неоспоримая.
Безусловно, они существуют как в любой малой группе общества, так и в
государстве в целом. Причем некоторые социальные факты, существующие в
одной стране, могут существенно отличаться от явлений, характерных для
другой; что может быть нормальным для одного общества, иногда неприемлемо
для другого. В то же время есть общества, имеющие в этом отношении
некоторые сходства. Определённые моральные, юридические институты,
религиозные верования тождественны повсюду, где условия социальной жизни
обнаруживают ту же тождественность; даже некоторые обычаи сходны между
собой вплоть до деталей, причём в странах, весьма удаленных друг от друга и
никогда не имевших между собой никаких отношений.
Установление видов - это, прежде всего средство группировки
социальных фактов с целью облегчить их интерпретацию.
Понятие о социальном виде имеет то огромное преимущество, что
занимает среднее место между двумя противоположными представлениями о
коллективной жизни - номинализмом историков с одной стороны и крайним
реализмом философов с другой. Для историков общества представляют собой
равное их числу количество несравнимых индивидуальностей. У каждого народа
своё особое политическое право, своя нравственность, своя экономическая
организация, пригодные лишь для него. Для философа, наоборот, все эти
отдельные группы, называемые племенами, городами, нациями, являются лишь
случайными и временными комбинациями, не имеющими собственной реальности.
Реально лишь человечество, и из общих свойств человеческой природы вытекает
вся социальная революция. Следовательно, для первых история является лишь
рядом связанных между собой, но неповторяющихся событий; для вторых эти же
самые события представляют ценность и интерес лишь как иллюстрация общих
законов, начертанных в природе человека и управляющих всем ходом
исторического развития. Для одних то, что хорошо для одного общества, не
может быть применено к другим. Условия состояния здоровья изменяются от
одного народа к другому и не могут быть определены теоретически; это дело
практики, опыта. Для других они могут быть вычислены раз навсегда и для
всего человеческого рода. Таким образом, при таком подходе социальная
реальность может быть либо только предметом абстрактной и туманной
философии, либо чисто описательных монографических определений.
Дюркгейм, стараясь избегнуть подобных альтернатив, видел нечто
среднее между беспорядочным множеством исторических обществ и единственным,
идеальным понятием о человеке - это социальные виды.
Понятие вида, таким образом, примиряет научное требование единства с
разнообразием фактов, потому что свойства вида всегда обнаруживаются у всех
составляющих его индивидов, а виды, в свою очередь различаются между собой.
С помощью построения социальных типов, Дюркгейм сделал возможным
научное исследование бесконечно изменчивых в историческом плане
юридических, экономических, нравственных и других институтов. Существование
социальных типов, качественно отличающихся друг от друга, делает общество
более сложным; оно как бы распадается на массу обломков, которые не могут
прочно соединиться друг с другом, потому что существенно отличаются друг от
друга.
Дюркгейм предложил строить социальные типы не на совокупности
отдельных индивидов, а делать это, обращаясь только к наиболее
существенным, решающим свойствам. Поскольку всякий индивид есть
бесконечность, то составить перечень всех присущих ему признаков просто
невозможно. А в более глобальном масштабе, то есть, исследуя и группируя
признаки всех членов общества, такая задача становится просто неразрешимой.
Поэтому нужен критерий, который бы выводил за пределы индивида и позволял
определить явные сходства и резкие различия той или иной группы и,
классифицировав их, установить определённые группы и подгруппы.
Такой принцип позволяет получить некоторые ориентиры, с которыми
можно связывать дальнейшие наблюдения, отличные от тех, которые сами
послужили ориентирами. Но для этого нужно, чтобы данная классификация была
построена не согласно полному списку всех индивидуальных признаков, а ан
основании небольшого, тщательно отобранного их числа. Тогда для того, чтобы
узнать, распространён ли факт в пределах данного вида, не будет
необходимости наблюдать все общества, входящие в его состав, будет
достаточно лишь некоторых из них.
Общества состоят из частей, присоединённых друг к другу, и
различаются в зависимости от числа составных элементов и способа их
сочетания. Именно эти признаки и лежат в основе социума; они носят
морфологический характер, поэтому та часть социологии, задачей которой
является построение и классификация социальных типов называется социальной
морфологией.
Это теоретический принцип структуры общества, образованной в
результате исторического развития. Практически же он выглядит следующим
образом: исторически сложилось, что каждое общество образовано обществами,
более простыми, чем оно; народ образуется объединением двух или более
народов, предшествующих ему. Таким образом, чтобы определить социальный тип
общества, необходимо узнать самое простое из всех существовавших когда-либо
обществ, после чего остаётся проследить способ, которым составлено это
общество и которым его составные части соединяются между собой.
Самым простым обществом, по определению Дюркгейма, является орда. Это
элементарный социальный агрегат, который не заключает в себе более простых
обществ, и непосредственно состоящий из индивидов. Орда - это общество с
единственным сегментом, поэтому она является происхождением всех социальных
видов. Именно орду или клан Дюркгейм считает основой любой классификации.
Общества же более крупного порядка, которые уже можно разделять на
социальные типы, образуются путём объединения отдельных орд. Признаков, по
которым можно различать социальные типы будет столько, сколько существует
способов для образования одной орды комбинаций с другими ордами, и,
следовательно столько, сколько существует таких комбинаций.
Во всём мире существует множество классификаций обществ. В качестве
примеров можно привести лишь некоторые из них; существуют следующие
основные типы обществ:
o простые полисегментарные общества - они образованы путём простого
соседства необъединённых между собой орд, подобно индивидам в
орде. Например, австралийское племя Арч носит подобный характер.
Это собрание кланов, которое существуют между собой отдельными
деревнями.
o Просто соединённые полисегментарные общества1 - таким было Римское
государство, которое образовалось в результате объединения трёх
первобытных племён.
o Полисегментарные общества, соединённые двойным образом - они
возникают из слияния нескольких просто соединённых
полисегментарных обществ. Таково было Античное государство,
агрегат племён, которые сами являются агрегатами курий,
разлагающихся на кланы.
Итак, основной принцип построения социальных типов Дюркгейма выглядит
следующим образом:
во-первых, в основе всякого общества лежит элементарное общество с
единственным сегментом - орда или клан;
во-вторых, общества классифицируются по степени сложности их состава;
и в-третьих, внутри этих классов выделяются разновидности, согласно
тому, происходит или нет полное слияние исходных сегментов.
Заключение
Слово «социология» было создано Огюстом Контом для обозначения науки
об обществах. Однако, теоретические суждения по поводу политических и
социальных явлений начались задолго до 19 века - «Республика» Платона,
«Политика» Аристотеля. Но эти исследования отличаются от тех, которые
обозначаются словом «социология», одной существенной чертой. В
действительности они имели целью не описывать и объяснять общества такими,
какими они были, но обнаруживать, чем они должны быть, чтобы быть как можно
более совершенными. Совершенно иную цель преследует социолог, исследуя
общества просто чтобы знать и понимать их, так же как физик, химик, биолог
относятся к физическим, химическим и биологическим явлениям. Его задача
состоит исключительно в том, чтобы чётко определить исследуемые им факты,
открыть законы, согласно которым они существуют, предоставляя тем самым
возможность находить применение установленных им научных положений.
1 полисегментарные общества - общества, состоящие из нескольких сегментов
Реферат на тему: История развития социальной работы в России
Министерство образования российской федерации
Северо-осетинский государственный университет
им. К.Л. Хетагурова
Факультет социологии и психологии
Кафедра социальной работы
Дипломная работа
История развития социальной работы в России
Студентки кусаевой ф.т.
Курс 6 Форма обучения заочная
Научный руководитель ст.преподаватель Бесолова А.А.
Дипломная работа допущена к защите в ГАК
Заведующий кафедрой к.ф.н., доцент Бязрова Т.Т.
Владикавказ, 2003
План
Введение 3
Глава I. Методологические проблемы историографии
социальной работы 10
Глава II. Основные этапы развития помощи и
взаимопомощи в России 25
§ 1. Архаический период – родо-племенные и общинные
формы помощи и взаимопомощи у славян в Х в. 25
§ 2. Период княжеской и церковно-монастырской
благотворительности – XII-XIII вв. 26
§ 3. Период церковно-государственной помощи – с XIV в.
по 2 половину XVII в. 28
§ 4. Период государственного призрения – со 2 половины
XVII в. по 2 половину XIX в. 29
§ 5. Период общественного и частного призрения –
с конца XIX в. до начала ХХ в. 32
§ 6. Период государственного обеспечения –
с 1917 по 1991 гг. 34
§ 7. Социальная помощь и поддержка населения России
в 90-х годах 36
Заключение 60
Сноски 64
Библиография 68
«Нравственное богатство народа наглядно
исчисляется памятниками деяний на общее
благо…»
В.О. Ключевский
Введение
Основными факторами образования новой для России отрасли знания
послужили указы Госкомтруда СССР (1991 года) о введении новой
профессиональной квалификации – социальный работник и введении той же
специальности в учебные заведения по различным формам обучения. В
создавшихся условиях научная мысль вплотную занялась вопросами организации
инфраструктуры помощи, с практическими методами поддержки нуждающихся,
образовательными проблемами подготовки специалистов, определением научного
статуса новой дисциплины.
С 1992 года начинаются исследования по истории и теории социальной
работы. Причем, в современных трудах рассматривается или отечественный, или
зарубежный опыт работы. Исследований по истории социальной работы в России
настолько мало, что может возникнуть впечатление, что она появилась только
в начале 90-х гг. ХХ в. Поэтому выбор темы «История развития социальной
работы в России» актуален и не случаен.
Предметом нашего исследования стали источники, указы, инструкции,
положения, циркуляры, а также труды историков, ученых Карамзина, М.
Забылина, П. Нищеретного, П.Я. Циткилова, В.А. Сущенко, Л.В. Бадя, М.В.
Фирсова, В.И. Курбатова, Л.И. Деминой, В.Н. Егошиной, Е.И.Холостовой, Л.Г.
Гусляковой, В.И. Жукова, А.И. Лященко, В.Е.Давидович, А. Спицкой.
Анализируя источники и взгляды, мы старались:
1) показать, что благотворительность – явление закономерное, была
присуща России, начиная с архаического периода родо-племенных
отношений;
2) собрать, рассмотреть и систематизировать все источники для
видения социально-исторического процесса общественной помощи и
общественного призрения;
3) рассмотреть исторические модели социальной помощи каждого
периода;
4) выявить, что сделано предшествующими поколениями в этой области;
5) критически осмыслить имеющийся материал с учетом тенденций и
перспектив для применения положительного опыта и работы в
современных условиях.
На самом же деле история социальной работы в России насчитывает
более тысячи лет. В учебнике «Основы социальной работы» Павленок П.Д.
пишет, что «Началом ее следует считать договор 911 г. князя Игоря с
греками, который содержал в себе моменты, называемые ныне социальной
работой».1
Согласно «Повести временных лет», составленной в XII в. киевским
монахом Нестором, которая послужила источником для работ Карамзина по
«Истории государства Российского», отмечается не только жестокость славян в
бою, но и их гостеприимство, а также то, что они «славились почтением к
родителям и всегда пеклись об их благосостоянии».2 У М. Забылина есть
интересный материал об обычаях, обрядах русского народа, в котором
говорилось, что «в специально построенных гонтинах, или храмах, менее
священных, имелись одни лавки и столы для народных сходбищ, на которых
угощали все население».3
Подлинным толчком для развития благотворительности в России стало
принятие христианства в 988 году. «Отменная набожность, усердие строению
храмов и милосердие к нищим снискали любовь общую» к Ивану Калите,
Владимиру Волынскому, Георгию Долгорукому, Андрею Боголюбскому, Святославу
Киевскому, Олегу, Владимиру Мономаху, Святополку, Изяславу, Ярославу
Мудрому. В летописи отмечается, что «в 1209 году первой женой Всеволода
была Мария, родом ясыня, славная благочестием и мудростью. Она призывала
сыновей жить в любви, что междоусобица губит князей и отечество,
возвеличенное трудами предков, советовала быть трезвыми, приветливыми и в
особенности уважать старцев».4 Летописец хвалит ее за многие
благотворительные деяния. Многие благородные дела князей Нестор отмечает
действием христианского учения: гуманность, вера в силу добра, убежденность
в важности человеколюбия, помощь ближнему – явились непреложными истинами.
После принятия христианства средоточием социальной помощи стали
церкви и монастыри. «Под их руководством люди учились понимать и исполнять
заповедь о любви к ближнему», - считает автор работы «Исторические корни и
традиции развития благотворительности в России» П.И. Нищеретний. «Любить
ближнего – это прежде всего накормить голодного, напоить жаждущего».5
Идея государственного призрения, сформулированная Стоглавым собором
в правление Ивана Грозного не была реализована никем из его преемников,
хотя благотворительностью занимались царь Федор, последний из династии
Рюриковичей, Борис Годунов, Василий Шуйский, Михаил Федорович, Алексей
Михайлович.6
Конец эпохи нищелюбия пришелся на время царствования Петра I. По его
инициативе были открыты госпитали, смирительные дома, содержание и обучение
сирот и солдат в монастырях. Система государственного призрения в России
сложилась при Екатерине II, издавшей в 1763 году указ об открытии в Москве,
а затем в Петербурге воспитательного дома. А в 1773 году во всех губерниях
России были созданы приказы общественного призрения, занимающиеся вопросами
помощи нуждающимся.7
Период с 1861 по 1917 гг. принято считать временем расцвета
российского предпринимательства. Так оно и было на самом деле. «Впервые за
всю предыдущую и последующую историю России самостоятельные люди получили
возможность свободного развития, реализации всех заложенных в них деловых
качеств»8, - считает В.А.Сущенко в «Истории российского
предпринимательства». Причиной такого всплеска благотворительности автор
исследования видит в мощном развитии экономики страны. «Стык 2-х столетий
ознаменовался настоящей транспортной революцией, совершенствованием путей
сообщения; созданием системы коммерческих банков, ростом крупной индустрии,
в первую очередь машиностроения с широким привлечением частного русского и
иностранного капиталов. В торговле произошел переход от ярмарок, как
основного места сделок, к биржам. На первое место среди сфер приложения
частного капитала окончательно выступают крупная промышленность и
финансовые операции».9
Такого же взгляда придерживается и Л.В. Бадя в историческом очерке
«Благотворительность и меценатство в России». Он считает, что размаху
благотворительной деятельности способствовали не только «накопление
капитала, что создавало материальную основу для ускоренного развития
общественной и частной благотворительности, но и поощрительное
законодательство».10 Однако, на наш взгляд, и В.А.Сущенко, и Л.В. Бадя
очень сильно идеализируют деятельность отечественных предпринимателей.
«Являясь в большинстве своем капиталистами и по рождению, и по роду
занятий, они сумели подняться над узкоклассовыми интересами определенных
социальных групп и сознательно действовали для достижения общенациональных
целей».11
К этой группе авторов присоединяется М.В. Фирсов в серии
исследований по истории социальной работы в России. «Капитализм не только
породил новые формы угнетения, обострил многие противоречия социальной
действительности, но и создал новые социальные условия, определил новые
задачи в духовной и культурной жизни».12
Почему же социальная работа возникла в России не в начале ХХ
столетия, как в странах Запада, а в его конце?
Ответ на этот вопрос дает В.И. Курбатов, автор учебника «Социальная
работа». Он предлагает вспомнить, что начало ХХ в. в России «было отмечено
повышенным интересом к политике, который отодвинул на второй план проблемы
экономики и социальной сферы. Две войны (русско-японская и первая мировая),
а также три революции принесли свои результаты – построение
социалистического общества».13
Исходя из этого, В.И. Курбатов выделяет две причины, по которым
социальная работа не возникла в России в начале XIX в. «Первая связана с
«огосударствлением общественной жизни после октября 1917 г. Советское
государство установило свой контроль над экономикой, политикой и социальной
сферой. Фактически оно взвалило на себя заботу обо всех гражданах, хотя у
него не было ни средств, ни умений на ее осуществление».14 Деньги из
бюджета тратились на оборону, на содержание бюрократического аппарата, а не
на подготовку специалистов такого профиля.
«Вторая причина - «благотворительность всегда была объектом
отрицательного отношения со стороны марксизма», «является завуалированной
формой эксплуатации трудящихся, поскольку буржуазия, занимаясь ею,
возвращает «эксплуатируемым сотую часть того, что им следует по праву».15
В отличие от стран Запада, которые в начале ХХ в. развивали у себя
профессию социального работника, Советская Россия в решении помощи
нуждающимся пошла по бюрократическому пути. Она отдала эту проблему на
откуп государственным чиновникам, которые не проявляли особого интереса к
непосредственной работе с нуждающимися.
Грубой ошибкой рабоче-крестьянского государства, - считает
М.В.Фирсов, - была ликвидация частной, общественной и церковной
благотворительности.16 Все это, в «конечном счете привело к тому, что в
нашей стране, - по мнению группы авторов Л.В. Бадя, Л.И. Деминой,
В.Н.Егошиной, - в начале 90-х годов социальная деятельность начала свое
становление и развитие в современном значении этого понятия».17
Социентальные подходы в истории и теории социальной работы
представлены в исследованиях Е. Холостовой и И. Зайнышева, которые считают,
что «генезис социальной работы связан с социальными процессами, которые
являются предметной областью социальной работы».18
Деятельностный подход в истории и определении сущности социальной
работы представлен в работе Л. Гусляковой. Социальная работа определяется
как разновидность социальной деятельности, как система социальной защиты,
как деятельность государственных организаций и отдельных лиц по оказанию
помощи, как деятельность по восстановлению и сохранению психоментальных и
социентальных связей индивида со средой».19
Проблемы, связанные с раскрытием понятий «социальная
справедливость», с организацией управления социальной работой в России
рассматриваются через исторический экскурс в работах В.И. Жукова,
В.Е.Давидович, А.И. Лященко.
Свое отражение понятие «социальная работа» находит и в официальных
государственных документах. Так, в Концепции развития социального
обслуживания населения в Российской Федерации дается следующее определение
социальной работы: «…профессиональная деятельность, осуществляемая
профессионально подготовленными специалистами и их добровольными
помощниками, направленная на оказание индивидуальной помощи человеку, семье
или группе лиц, попавших в трудную для них жизненную ситуацию, через
информирование, диагностику, консультирование, прямую натуральную и
финансовую помощь, уход и обслуживание больных и одиноких, педагогическую и
психологическую поддержку, ориентирующую нуждающихся в помощи на
собственную активность по разрешению трудных задач, помогающих им в этом».
Основываясь на упомянутых работах исследователей и ученых, мы с
уверенностью можем сказать, что благотворительность и социальная работа
существовали в России с архаических времен. Но в историографии социальной
работы еще много белых пятен по истории краев, областей, республик, страны.
Предстоит изучить большой пласт источников, восполнить недостающие знания
по истории социальной работы в России.
Глава I. Методологические проблемы историографии социальной работы
Методологические проблемы историографии социальной работы в России
образуют три направления исследований:
. понятия социальной работы;
. периодизации процесса помощи;
. источников, необходимых и достаточных для осмысления социальной
работы как культурно-исторического феномена.
Термин «социальная работа», используемый во многих отечественных
научных журналах, появился в широкой научной практике сравнительно недавно,
в конце 80-х – начале 90-х годов. Перенесенный из научной традиции
американской системы помощи, он сыграл свою как позитивную, так и
негативную роль.
Традиционно в американской литературе семантическое значение термина
«социальная работа» раскрывается как специфическое научное знание и как
профессиональная деятельность в обществе. Переход термина с данным
значением в отечественную и общественную практику привел к тому, что
подходы к научному познанию и к профессии, потребность в которых ощущалась
в результате появления новых социально-экономических традиций,
обусловленных разрушением единого геополитического пространства СССР, носят
ориентацию, свойственную скорее американской системе помощи. «Некритическое
присвоение термина, несмотря на объективность процесса его перенесения,
размывает именно отечественные ориентиры как научного познания, так и
общественной практики».1
Формируясь как самостоятельная научная парадигма, социальная работа
вызвала у отечественных авторов достаточно большой разброс мнений
относительно области ее познания. Одни исследователи предлагают положить в
ее основу изучение механизмов реализации жизненных сил и социальной
субъектности индивида2, другие – социальную деятельность, изменяющуюся под
влиянием различных факторов3, третьи – социальные отношения, возникающие в
результате взаимодействия клиента и социальных служб.4 Отсутствие четко
определенной области познания социальной работы осложняет осмысление ее
исторической практики, поскольку при столь разных подходах достаточно
трудно реконструировать исторический аспект существования выделяемых
феноменов.
Еще «одна грань проблемы раскрывается при попытке редуцировать
смысловое значение понятия в контексте иного феноменологического ряда,
понятийного поля».5 Определяющую роль при этом играет акцент на первую
часть термина – социальная, социальность. «Это приводит к тому, что
смешиваются познавательные ориентиры, которые направляются не нам сам
процесс, а на определяющие его условия».6 В результате все многообразие
социальной работы сводится к одной из ее форм – социальной практике,
понимаемой в контексте социальной истории.7
Жестокая детерминация причинно-следственных связей социальной
истории народа и истории процесса помощи не дает объективных, научных
представлений не только о его жизни, но и о стадиях и этапах его развития.
История других дисциплин, таких как психология, физика, филология и т.д.,
наглядно показывает наличие специфики. «Социальная история, - считает М.В.
Фирсов, - есть только контекст, фон». Его учитывают при построении модели
исторического процесса того или иного знания, но при этом осуществляется
поиск своих детерминант, своих фаз, стадий развития, спада.
И, наконец, третья грань проблемы исследования понятия «социальная
работа» связана с логикой научного мышления. Потребность в профессиональной
деятельности по защите и поддержке выдвигает сегодня определенные принципы
ее организации, которые базируются на синхронических подходах – «здесь и
теперь». Это приводит к тому, что в отечественной науке о помощи
развивается определенный тип мышления, при котором проблематика познается в
мультикультурном контексте, на фоне существующего западноевропейского
опыта, чему способствует единство категориально-понятийного аппарата,
поскольку, во многих странах Западной Европы оказание помощи связано с
данным унифицированным понятием.
Существует и субъективная научная потребность в синхронических
сопоставлениях и ориентирах. Долгое время отечественная гуманитарная наука
не имела возможности осмыслять свои шаги в контексте современных западных
веяний и тенденций вне идеологического противопоставления социальных
систем. Более того, отечественная социальная работа в ХХ в. Не имеет
научных традиций, которые мы наблюдаем в других познавательных сферах, к
тому же проблемы ее общественной практики не являлись предметом
специального научного рассмотрения. По отношению к другим формам
общественной поддержки, существовавшим в разное историческое время в
России, социальная работа на рубеже нынешнего века выступает как
определенная национальная система помощи, характеризующая культурно-
исторический этап, на котором понятие идентифицирует способы и идеологию
помощи, ее общественную практику и философию.
Рассматривая социальную работу как определенную культурно-
историческую модель, парадигму помощи, мы тем самым включаем ее в ряд таких
моделей помощи, как социальное обеспечение, общественная
благотворительность, общественное призрение, княжеская благотворительность,
«слепня», «помочи», то есть тех стадий культурно-исторического развития,
которые проходит отечественная система помощи и защиты.
Изменение содержания понятия – явление объективное, оно
идентифицирует определенный исторический этап развития процесса помощи и
взаимопомощи, и смена понятия, как правило, ведет к смене ее модели. Эту
закономерность мы наблюдаем не только в отечественной, но и в мировой
практике.
Во Франции с XI по XVII вв. деятельность по оказанию помощи
определяется как «charite» - «благотворительность», с XVIII по ХХ вв. как
«assistance» - «содействие», аналогичное по семантическому значению
славянскому «призрение». В первой половине ХХ в. происходит изменение
понятия, деятельность по оказанию защиты и поддержки определяется как
«aide» - помощь, поддержка, и, наконец, с середины 50-х годов, как и во
многих странах Западной Европы, данная деятельность получает
унифицированное название «социальная работа».8 То, что изменение названия
есть объективный процесс, связанный с изменением модели помощи,
подтверждает опыт Германии, Бельгии, США и других стран.9
В связи с этим можно предположить, что содержание понятия
«социальная работа» также изменится, поскольку процесс флуктирует от одних
состояния и идеологии помощи к другим, и ее сегодняшняя форма не является
конечной.
Таким образом, расширяя понятие «социальная работа» не только в
пределах «профессия – наука», но и понимая под этим определенную культурно-
историческую модель помощи, мы приобщаемся к той традиции, которая была
присуща отечественной историографии общественной помощи в XIX в., тем самым
находя базисные флектиры отечественной науки.
Одна из первых работ, посвященных истории помощи, где
рассматриваются стадии развития национальной системы поддержки и защиты
нуждающихся, принадлежит отечественному ученому А. Стогу. В работе «Об
общественном призрении» им в 1818 г. впервые обозначены основные этапы
развития отечественной системы помощи. Характерно, что автор рассматривает
историческую разноплановую деятельность, различные формы помощи в логике
целостного подхода. Всю совокупность мер и форм поддержки на различных
временных этапах он предлагает рассматривать как проявление одной формы,
единого паттерна, характерного для его (Стога) исторического времени –
общественного призрения. Эволюцию этой системы в ее временном, культурном,
историческом своеобразии отражает, по мнению ученого, российское
законодательство об общественном призрении, которое и является основой для
исторической реконструкции процесса помощи в России. Рассмотрение этапов
становления государственного института поддержки с исторических позиций
наметило особую канву периодизации, не совпадающей с периодизацией
становления российской государственности.
Историю общественного призрения в России А. Стог делит на пять
основных этапов:
первый – с 996 г. по XIV столетие;
второй – XIV-XVII вв.;
третий – с 1701 по 1775 гг.;
четвертый – с 1775 по 1801 гг.;
пятый – с 1801 по 1818 гг.
Отличительная особенность периодизации А. Стога, помимо типологии
процесса, заключается в стремлении показать его динамику. Поэтому не
случайно четвертый и пятый этапы связаны как с изменением административно-
территориальной системы управления, так и с теми тенденциями помощи,
которые наметились в период правления Екатерины II и были связаны с
учреждением приказов общественного призрения.
Периодизация, предложенная А. Стогом в начале XIX в., была принята
его современниками, а национальную систему общественной благотворительности
стали связывать с мерами правительства в этой области. Аналогичный подход,
только содержащий более точные исторические ориентиры, предложен в работе
«Историческое обозрение мер правительства по устройству общественного
призрения в России». Периодизация общественного призрения связывается в ней
с принятием основополагающих указов и постановлений в этой области. Первая
группа указов относится к временному отрезку от 988 г. (указы князя
Владимира I) до 1682 г. (указы царя Федора Алексеевича), что соответствует
первому этапу становления общественной благотворительности. Второй этап
включает время с 1682 г. по 7 ноября 1775 г., то есть до учреждения
приказов общественного призрения; третий – с 7 ноября 1775 г. по 1 января
1864 г., когда было принято положение о земских учреждениях. Основу такой
классификации составляет принцип изменения институтов помощи в соответствии
с выходом постановлений и правительственных мер.
К концу XIX в. намечаются культурно-исторические подходы к
исследованию развития национальной системы общественного призрения.
Национальную систему помощи связывают не только с деятельностью государства
и его институтов, она рассматривается значительно шире. К тому же начинают
исследовать более ранние формы помощи, существовавшие у славянских племен
до принятия христианства на Руси.
Примером данного подхода к периодизации служат работы Е.Максимова.
Взяв за основу периодизацию исторического процесса развития системы
общественной помощи, предложенную А. Стогом, Е.Максимов несколько изменяет
хронологию этапов с учетом тех реалий, того уровня науки о помощи, которые
сложились к концу XIX столетия.
Прежде всего, Е. Максимов определил, что «общественное призрение» -
это явление и понятие, исторически обусловленные. Поэтому, следуя
хронологическим рамкам, принятым в то время, он назвал первый период
благотворительным (идея общественного призрения еще не сформирована, а
помощь носит стихийный характер). Второй этап совпадает со становлением
государственности, именно в этот период зарождается идея государственной
помощи, которая в третьем периоде не только приобретает обоснованную
идеологию, но и оформляется в систему общественного призрения. Четвертый
этап Е. Максимов интерпретирует с позиций оформившихся тенденций, которые
только намечались в то время, когда были написаны труды А. Стога. По мнению
ученого, период, включающий время правления царей от Павла I до Александра
II, характеризуется укреплением тенденций организованной государственной
помощи, а также включением в этот процесс «общественных организованных
сил». И, наконец, последний этап, пореформенный, связан с попытками решения
вопросов бедности и пауперизма, и с оформлением нормативно-правовой базы
общественного призрения.
Историография государственной помощи XIX в. ищет те доминанты,
которые позволяют определить основу исторического процесса, механизм
изменения, заставляющий осуществлять переход от одной модели помощи к
другой. В этом отношении показательны работы В. Герье и А. Якоби.
В. Герье считал, что, несмотря на культурно-историческое
многообразие традиций, форм и способов помощи, развивающихся в различные
эпохи, все их можно свести к основным формам: милостыня, благотворительные
учреждения, попечительство. Три формы помощи характеризуют три стадии, три,
как бы сегодня сказали, парадигмы общественной поддержки нуждающихся. Таков
один из первых отечественных подходов к мультикультурному осмыслению
феноменологии помощи, накладывающий определенный отпечаток на отечественную
историографию общественной помощи.
Другой подход в логике мультикультурного осмысления истории развития
общественной помощи предпринят А. Якоби, который считал, что исторические
законы можно открыть только при рассмотрении процесса в пределах больших
периодов и отрезков времени. На материале исторической и географической
патологии возможно выявление фаз развития благотворительности, которые
следуют за пандемическими (одновременное страдание многих людей) факторами.
Следуя логике такого подхода, изучение благотворительности в ее
историческом развитии осуществляется путем рассмотрения массовых бедствий:
голода, войны, эпидемии.
Историографии отечественной системы помощи в XIX в. развивается, как
видим, путем экстраполяции идей и подходов исторической науки: с
периодизацией, точной хронологией, исторической событийностью. Однако
намечаются тенденции к выяснению научной исторической логики на основе
динамики процесса помощи в национальной и мультикультурной заданности.
В советский период истории российской государственности подходы к
исследованию проблем помощи в их исторической обусловленности, в частности,
к вопросам периодизации, претерпевают существенное изменение. Идеология
нового времени обусловливает переосмысление взаимодействия людей в
общности, вырабатывается иной взгляд на проблему помощи и
благотворительности: «Ввиду того, что существующее название Народного
Комиссариата Государственного призрения не соответствует социалистическому
пониманию задач социального обеспечения и является пережитком старого
времени, когда социальная помощь носила характер милостыни,
благотворительности, Совет Народных Комиссаров постановляет: переименовать
Народный Комиссариат Государственного Призрения в Народный Комиссариат
Социального обеспечения».
Социальное обеспечение становится той парадигмой помощи, которая на
долгое время утвердилась в качестве ведущей формы поддержки различных
категорий нуждающихся, постепенно оформившись в систему государственного
обеспечения.
В контексте нового времени государственная система социального
обеспечения, этапы ее развития рассматривались исключительно в логике
становления не российской, а советской государственности с точкой отсчета с
ноября 1917 г. Если в ранних работах, посвященных государственной системе
социального обеспечения, хотя и в негативном смысле, все же упоминалось о
существовании предшествующих систем защиты и поддержки, то в работах более
позднего периода о них нет ни слова.
Характерная особенность периодизации государственной системы помощи
советского периода – ее неразрывная связь с документами партии и
правительства, которые служили вехами для обозначения этапов развития
системы государственного обеспечения. Такой подход обусловил синхронический
принцип периодизации, распространившийся на осмысление не только системы
помощи в целом, но и ее отдельных направлений, таких как социальное
страхование, социальное обеспечение, опека и попечительство и ряда других.
Такая тенденция сохранилась до начала 90-х годов.
Сегодня, - отмечает М.В. Фирсов, - мы должны подойти к отдаленному
прошлому без излишней идеализации, не допустимо рассматривать советский
период как время геноцида и тотальной коммунизации в области социальной
помощи. Необходимо увидеть в различных номинациях и исторических эпохах
движение единого процесса со своей логикой, с историческим образом.
Хочется повторить вслед за Ж.-П. Сартром, «что парадигма помощи
существует сама по себе, имея самостоятельный социальный, культурный,
этнический, исторический уровень существования».9
Что же является основой различных моделей поддержки и защиты одних
слоев общества другими? «Представляется, что это – процесс помощи и
взаимопомощи в культурно-исторической общности».10
Во-первых, этот феномен имеет социогенетическую обусловленность,
которая представлена своей историей и генезисом индивидуального развития в
социально-исторической перспективе.
Во-вторых, в процессе своего развития данный феномен находит
интерпретацию в структурных сценариях и закреплен в массовом сознании в
языковых формах и структурах.
В-третьих, он имеет исторические, вещные и деятельностные формы
существования со своими субъектами, объектами и идеологией помощи, что, в
конечном счете, определяет его социально-генетическую типологию как
явления, процесса и феномена культуры.
Рассматривая способы помощи и взаимопомощи в их культурно-
исторической перспективе, можно отметить то особое социальное поле, где
намечаются различные типы взаимодействия между субъектами со своими
принципами и законами. Призрение нищих и юродство, организация детских
приютов, обучение глухонемых и трудовая помощь, благотворительность и
социальное страхование – явления этого и других рядов имеют собственную
логику исторического развития, систему существования, место в историческом
процессе.
Такой подход позволяет нам рассматривать не только ранние формы
поддержки, которые, как правило, связывают с принятием христианства на
Руси, но и архаические родовые формы, которые были архетипическими формами
всех последующих систем помощи и защиты.
Предлагаемая нами периодизация, с одной стороны, следует традициям
русской дореволюционной историографии в области общественного призрения, с
другой – мы выделяем иную логику развития процесса, исходя из идеи
социогенетического оформления и развития способов помощи и взаимопомощи у
этнических групп в их культурно-исторической перспективе.
Каждый этап изменения парадигмы помощи и взаимопомощи связан с
изменением субъекта и объекта, которые могут расширяться или сужаться,
институтов поддержки, идеологии помощи, с изменением понятийного языка
(семантического плана), номинации процесса и обусловлен пандемическими
процессами, такими как смена идеологии, разрушение геополитического или
социокультурного пространства, глобальные эпидемии, региональные,
этнические, социально-экономические войны и конфликты, массовый голод.
Таким образом, в качестве основных этапов развития помощи и
взаимопомощи в России, имеющих различную номинацию данного процесса,
целесообразно представить следующие периоды:
1. Архаический период – родоплеменные и общинные формы помощи и
взаимопомощи у славян до Х в.;
2. Период княжеской и церковно-монастырской благотворительности –
XII-XIII вв.;
3. Период церковно-государственной помощи – с XIV в. по вторую
половину XVII в.;
4. Период государственного призрения – со второй половины XVII в.
по вторую половину XIX в.;
5. Период общественного и частного призрения – с конца XIX в. до
начала ХХ в.;
6. Период государственного обеспечения – с 1917 по 1991 гг.;
7. Период социальной работы – с начала 90-х годов по настоящее
время.
Приведенная периодизация позволяет наметить концептуальную схему
исторического процесса развития помощи и взаимопомощи, выделить
специфическую социальную историю процесса в ее единичности и в то же время
в контексте глобальных исторических факторов.
Значительный пласт проблем в историографии современной науки о
помощи связан с источниковедением. На сегодняшний день отечественное
источниковедение социальной помощи делает только свои первые шаги. Основная
задача сегодня – собрать все источники по общественной благотворительности,
общественному призрению не только XIX, но и ХХ вв. Необходимо выяснить что
сделано предшествующими поколениями ученых в этой области.
Вторая важнейшая задача – критическое осмысление уже существующего
материала с учетом тенденций и перспектив новой научной парадигмы о помощи.
Третья задача – систематизация имеющихся источников на основе их
критического осмысления.
В XIX в. к проблемам источниковедения общественного призрения одним
из первых обратился В. Межов. Он предложил тематические разделы и
систематизацию материалов по проблемам общественного призрения, важнейшими
среди которых были общие отечественные и зарубежные работы, а также работы,
относящиеся к истории, практике, законодательству, отдельным видам
социальных патологий и т.д. Однако его систематизация была связана с теми
источниками, которые выходили во второй половине XIX столетия, практически
в ней не отражены источники более раннего периода.
Систематизация работ по общественному призрению А. Роговцева также
использует материалы Императорского Человеколюбивого общества. При этом
автор не ограничивается только ими, он включает в различные разделы работы
английских, немецких, французских исследователей. Однако в данном
исследовании, как и в систематизации В.Межова, присутствуют материалы
только второй половины XIX в.
В начале ХХ в., когда практика общественного призрения была
расширена, появилась потребность осмысления и систематизации накопленного
опыта и публикаций. В этот период изданы «Систематический каталог»,
указатели журналов, посвященные систематизации материалов по общественной
помощи. На рубеже XIX и ХХ вв. дело, начатое В.Межовым, продолжают
Т.Ефремов, Н. Лучинский, А. Селиванов и другие.
Однако во второй четверти ХХ в. вопросы источниковедения
общественной помощи были практически сведены к проблемам государственного
призрения, а предшествующий опыт не только не изучался, но и не
рассматривался даже в критическом плане.
Сегодня систематизацией источников и библиографией по вопросам
социальной помощи начинают заниматься такие отечественные ученые, как Л.
Бадя, Н. Ефимова, В. Степанов. В предпринятых попытках уже намечены те
тенденции, которые были характерны для исследователей XIX в. Однако стоящие
сегодня задачи более сложны. Предстоит включить в познавательный процесс и
критически осмыслить источники, не рассматривавшиеся учеными ранее:
летописи, житии, отчеты обществ, архивы, коллекции документов рукописного
фонда и т.д.
Одна из следующих задач источниковедения и историографии
современного периода социальной работы – критическое осмысление наследия
русских ученых, их видения социально-исторического процесса общественной
помощи.
Наиболее разработанные подходы к истории социальной помощи в России
принадлежат отечественным ученым XIX – рубежа ХХ вв.: А.Стогу, Е.
Максимову, М. Соколовскому, В. Бензину и ряду других исследователей. Их
особенность заключается в том, что в своих исторических реконструкциях
процесса они основаны на работах В.Н.Татищева, С.М. Соловьева, Н.М.
Карамзина без учета их видения истории России. Отсюда первоисточником для
них явились не летописи и исторические списки, а работы указанных
историков. По мнению М.Н.Тихомирова, «История Российская» В.Н. Татищева не
является источником, которому можно верить без оглядки11, это же относится
и к работам Н.М. Карамзина.
Сложность, с которой столкнулись ученые на рубеже веков, состояла в
том, что, с одной стороны, новое знание, тем более историческое, невозможно
создавать без учета авторитета, а, с другой стороны, необходимо было
осмыслить сам процесс в его исторической перспективе, а не только следуя
логике современных тенденций и проблем. Отсюда противоречивость в выборе
источников. Для исследования древних этапов общественной помощи
использовались труды историков, которые не рассматривали вопросы социальной
помощи в качестве самостоятельного объекта исторической науки. В то же
время применительно к проблемам XIX в. использовались документы,
статистические сведения, архивы.
Это относится и к использованию фондов советского периода, когда
объективную информацию о состоянии социального обеспечения невозможно было
получить из официальных статистических источников. Для этого необходимо
анализировать и тщательно сопоставлять различные источники.
Для исследователей истории общественной помощи противоречие
сегодняшнего дня состоит в том, что существует потребность представить
процесс помощи в его исторической логике и своеобразии, но в то же время
каждый этап выделенного процесса требует специализации, своего
источниковедения, разработанной системы библиографии.
Таким образом, проблемы источниковедения социальной работы в России,
вопросы ее истории и периодизации составляют целый исследовательский
комплекс, решение которого возможно только в его целостности. | |
