|
Реферат: Самозванцы и самозванчество в России (История)
План:
Введение 3
1.Лжепетр 5
2.Лжедмитрий II , или Тушенский Вор. 10
3. Казачьи самозванцы 15
Список использованной литературы. 17
Введение.
Хорошо известно, что феномен самозванчества принадлежит не только
русской истории. Еще в VI в. до н.э. мидийский жрец Гаумата принял имя царя-
ахеменида Бардии и правил восемь месяцев, пока не был убит заговорщиками-
персами. С тех пор на протяжении тысячелетий разные люди, обитатели разных
стран принимали имена убитых, умерших или пропавших без вести правителей.
Судьбы самозванцев были несходными, но большинство из них ждал печальный
конец — расплатой за обман чаще всего становились казнь или заточение.
В русском самозванчестве много уникального. Сакрализация царской
власти в общественном сознании русского средневековья не только не
препятствовала распространению этого явления, но и способствовала ему. Уже
в титулатуре первого российского самозванца Лжедмитрия I проявляются
элементы религиозной легенды о царе-избавителе, царе-искупителе, проповедь
которой в XVIII в. была широко развита скопцами, почитавшими своего пророка
Кондратия Селиванова одновременно и как Петра Третьего, и как Христа.
Не менее примечательны и та огромная роль, которая принадлежит
самозванцам в отечественной истории XVII—XVIII вв., и активная регенерация
этого явления в конце XX в. С культурологической точки зрения феномен
русского самозванчества уже изучался, но исследование его далеко не
закончено. Остается еще много нерешенных вопросов в истории этого явления —
да и вряд ли когда-нибудь все они будут решены. Одна из наиболее загадочных
страниц в истории самозванчества — его истоки.
Определенно можно указать на несколько явлений как социального, так
и внутриполитического характера, подготовивших самозванчество. К.В.Чистов и
Б.А.Успенский отметили, что социально-психологический фон широкого
распространения самозванчества возник благодаря сакрализации царской власти
и популярности утопических и эсхатологических представлений в XVII—XVIII
вв. Указывалось и на другие причины этого явления, например на «отречение»
Ивана Грозного от трона и провозглашение царем Семена Бекбулатовича и на
последовавшее через двадцать лет воцарение Бориса Годунова, рожденного быть
подданным, а не царем.
Л.А.Юзефович допускает возможность того, что Григорий Отрепьев мог
знать о судьбе португальского самозванца, выдававшего себя за короля
Себастьяна и казненного в 1603 г.
В России примеры самозванчества до Григория Отрепьева неизвестны,
однако можно указать на один примечательный случай из дипломатической
практики конца XVI в., при котором одно лицо выдавалось за другое. Во время
осады Нарвы в 1590 г. шведы вступили в переговоры с русской армией, которой
командовал боярин Борис Годунов, и запросили «в заклад дворянина доброго»,
т.е. представителя знатного рода. Годунов приказал взять у шведов «в
заклад» ротмистра Иволта Фриду, а в Нарву послать стрелецкого сотника
Сульменя Грешнова, «а сказать ево дворянином добрым». Вел переговоры думный
дворянин Игнатий Петрович Татищев — лицо довольно значительное при дворе.
Вскоре был произведен еще один размен заложниками — в обмен на сына
нарвского воеводы Карла Индрикова в Нарву был послан псковский дворянин
Иван Иванович Татищев, «а сказали ево Игнатью [т.е. И.П.Татищеву] родным
братом».
Впрочем, еще более серьезный обман применили еще раньше и сами
шведы. В 1573 г. перед царским гонцом В.Чихачевым предстал на королевском
троне не Юхан III, а королевский советник Х.Флемминг. Сделано это было с
тем, чтобы выманить у гонца царскую грамоту; король опасался принять в свои
руки очередное «невежливое» послание Ивана Грозного. Конечно, в описанных
случаях трудно усмотреть прямые аналогии с самозванчеством Лжедмитрия I,
но, как можно видеть, практика обмана, подмены была принята в дипломатии
XVI в.
Еще один элемент самозванчества — легенда о потаенном младенце,
грядущем на отмщение своим обидчикам, — также проглядывает в
определенном хронологическом отдалении от событий Смутного времени.
Австрийский посол С.Герберштейн, посещавший Россию в 1514 и 1526 гг.,
рассказывая о разводе Василия III с его первой женой Соломонией
(Соломонидой) Сабуровой, записал и придворную сплетню, будто Соломония,
заточенная в Суздальском Покровском монастыре, родила сына, названного ею
Георгием. Великий князь немедля снарядил комиссию для расследования этого
слуха, но бывшая великая княгиня не допустила до себя монарших слуг: «она,
говорят, ответила им, что они недостойны видеть ребенка, а когда он
облечется в величие свое, то отомстит за обиду матери».
Приведенные параллели хотя и расширяют представления о питательной
среде русского самозванчества, но, конечно, не разъясняют генезиса этого
явления.
Начинать рассказ о самозванчестве как о факторе русской истории
следует, на мой взгляд, не с Лжедмитрия I, а с его первого последователя —
Лжепетра. Именно Лжепетр, в отличие от Лжедмитрия I, может считаться
подлинно народным самозванцем, порожденным казачьей средой. Не случайно
С.Ф.Платонов авантюру Лжедмитрия I рассматривал в контексте событий первого
этапа Смуты — боярской Смуты, а с воцарения Василия Шуйского, одним из
деятельнейших противников которого стал Лжепетр, вел отсчет периода
«открытой общественной борьбы».
Лжепетр
Из всех самозванцев начала XVII в. Лжепетр является наименее
загадочной фигурой. Его истинное происхождение стало известно в октябре
1607 г. после сдачи Тулы, взятия его в плен и допроса.
Самозванец поведал следующее: «Родился-де он в Муроме, а прижил-де
его, с матерью с Ульянкою, Иваном звали, Коровин, без венца; а имя ему
Илейка; а матери ево муж был, Тихонком звали, Юрьев торговый человек. А как
Ивана не стало, и его мать Ульянку Иван велел после себя постричь в Муроме,
в Воскресенском девичье монастыре, и тое мать его постригли».
Оказавшись почти сиротой, Илья нанялся в услужение к нижегородскому
купцу Т.Грозильникову, затем был казаком, стрельцом, холопом у В.Елагина;
наконец, оказался у терских казаков. Зимой 1605—1606 гг. около трехсот
казаков атамана Федора Болдырина «учали думать». Они роптали на задержку
жалования и голодную «нужу», говоря: «Государь [Лжедмитрий I] нас хотел
пожаловати, да лихи бояре: переводят жалованье бояря, да не дадут
жалования».
Среди казаков возник план провозгласить одного из своих молодых
товарищей «царевичем Петром», сыном Федора Ивановича, и идти к Москве —
искать милости государя. Выбор казаков пал на Илейку Горчакова, или
Муромца, потому, что он был в Москве и знаком со столичными обычаями.
Рожденная в казачьем кругу самозванческая легенда весьма
примечательна: царевич Петр был сыном царя Федора Ивановича и царицы Ирины
Годуновой, которая, опасаясь покушений брата на жизнь сына, подменила
новорожденного девочкой, а Петра отдала на воспитание в надежные руки.
Через несколько лет девочка умерла, а царевич странствовал, пока не попал к
казакам и не объявил им о своих правах.
Интереснейшим образом эта легенда преломилась в Белоруссии, где
рассказывали, что царица Ирина ответила Борису, будто родила «угоде
полмедведка и полчовека, втом часе тот Борис дал покой, болш о том
непыталсе». Сказка о «полумедведке-получеловеке», сюжет которой совпадает с
развитием событий в пушкинской «Сказке о царе Салтане», была, по-видимому,
широко распространена в Белоруссии, поскольку там за царевичем Петром
укрепилось прозвище Петра Медведки.
С.Ф.Платонов отмечал важное значение точных свидетельств о
самозванческой легенде царевича Петра, отражающих типологию рождения
сходных легенд других казачьих самозванцев.
Смелому предприятию сопутствовал успех. К казакам, сопровождавшим
Лжепетра, присоединись новые отряды, и войско двинулось вверх по Волге.
«Царевич» обратился к «дяде», который призвал его с казаками в Москву. В
Свияжске казаки узнали, что Лжедмитрий I убит, и повернули к Дону.
Осенью 1606 г. отряд Лжепетра находился на Северском Донце. К этому
времени Юг России был охвачен восстанием против нового царя — Василия
Шуйского, возглавлявшего заговор против Лжедмитрия I. Центром восстания
стал Путивль, где сидел «воевода Дмитрия» князь Г.П.Шаховской, призывавший
сражаться за призрак «истинного царя», во второй раз избежавшего смерти.
Г.П.Шаховской и другие руководители восстания против Шуйского
находились в тупике: их сторонников уже не удовлетворяли слова, что
спасшийся Дмитрий скрывается в Литве; народ хотел видеть живого государя.
Приближенный Лжедмитрия I Михаил Молчанов, иногда бравший на себя роль
спасшегося царя, предпочитал отсиживаться в польском городе Самборе —
резиденции Мнишков, но в Россию не торопился. Венценосный вождь, хотя бы и
не «царь Дмитрий», был для Шаховского как нельзя кстати.
Лжепетр прибыл в Путивль в ноябре 1606 г. Молодой самозванец сильно
отличался от своего предшественника. «Детина» (как его именуют официальные
источники) не стремился быть похожим на царского сына. В отличие от
Лжедмитрия I он был беспощаден к дворянам, попадавшим к нему в плен. В
Путивле совершались жестокие казни; самозванец «иных метал з башен, и сажал
по колью, и по суставам резал». Были казнены многие бояре и воеводы,
попавшие в плен к казакам: князь В.К.Черкасский, М.Б.Сабуров, ясельничий
А.М.Воейков (посланник Шуйского в Крым), князь Ю.Д.Приимков-Ростовский,
князь А.И.Ростовский, князь Г.С.Коркодинов, Е.В. и М.В. Бутурлины и другие.
Современники утверждали, что самозванец приказывал казнить в день «до
семидесяти человек».
В то же время самозванец не стремился к социальным переменам. В его
окружении было немало знатных дворян. Воеводами Лжепетра были князь
Г.П.Шаховской, боярин князь А.А.Телятевский, князья Мосальские. Подобно
Лжедмитрию I и Шуйскому, Лжепетр жаловал своим сторонникам поместья,
отобранные у казненных дворян.
Пока Лжепетр вершил суд и расправу в Путивле, мятежная армия во
главе с воеводами «царя Дмитрия» Иваном Болотниковым и Истомой Пашковым
подступила к Москве. 2 декабря 1606 г. Болотников был разбит под селом
Заборьем, отступил в Калугу и сел в осаду. В начале 1607 г. Лжепетр
выступил на помощь союзнику и перешел из Путивля в Тулу. В Калугу был
послан отряд казаков во главе с воеводой князем В.Ф.Мосальским, который
должен был доставить в осажденный город продовольствие.
На реке Вырке этот отряд был атакован боярином И.Н.Романовым.
Казаки пытались загородиться обозами, отчаянно сопротивлялись, но несли
большие потери. Немногие оставшиеся в живых «под собою бочки с зельем
зажгоша и злою смертью помроша».
Другой отряд, посланный Лжепетром в городок Серебряные Пруды, также
был разбит — царским воеводой князем А.В.Хилковым.
В мае Лжепетр предпринял вторую попытку оказать помощь осажденной
Калуге. Войско возглавил князь А.А.Телятевский. 3 мая 1607 г. он разбил на
реке Пчельне боярина князя Б.П.Татева, но, опасаясь столкновения с
основными силами Шуйского, возвратился в Тулу. Битва на Пчельне оказала
деморализующее влияние на царскую армию под Калугой, и Болотников,
воспользовавшись этим, предпринял успешную вылазку и перешел в Тулу.
Ослабленная армия Болотникова влилась в войско Лжепетра. Тула стала
центром восстания, против которого и направил основные силы Василий
Шуйский. На этот раз царь решил сам возглавить войско и выступил в поход из
Москвы 21 мая 1607 г. Навстречу авангарду царской армии Лжепетр послал из
Тулы князя А.А.Телятевского и И.Болотникова.
Сражение между Телятевским и воеводами А.В.Голицыным и Б.М.Лыковым,
разыгравшееся на реке Возме, было жестоким и продолжительным. Телятевский и
Болотников потерпели поражение и бежали в Тулу; уцелевшие казаки засели в
оврагах и соорудили острожек. На третий день противостояния князь Голицын
приказал дворянской коннице спешиться и приступом идти на казачий острожек.
Мятежники подверглись жестокому истреблению; до тысячи пленных были
повешены на следующий день, 700 человек отправили в Серпухов, где стоял с
основными силами Василий Шуйский.
Осада Тулы началась 30 июня. Крепкие стены города и упорство
осажденных успешно противостояли царской армии. Воеводам Лжепетра удалось
сделать несколько успешных вылазок. Как и в Путивле, в Туле ежедневно
совершались казни пленных дворян. Лжепетр, подобно своему мнимому деду,
приказывал травить пленных медведями: «повеле зверем живых на снедение
давати». Темниковский мурза И.Барашев, бежавший из тульского плена,
описывал в своей челобитной, как его «били кнутом, и медведем травили, и на
башню взводили, и в тюрьму сажали, и голод и нужду терпел».
Знаменитое рифмованное «Послание дворянина к дворянину» Ивана
Фуникова также красочно повествует о мучениях пленного:
А мне, государь, тульские воры
выломали на пытках руки
и нарядили, что крюки,
да вкинули в тюрьму,
а лавка, государь, была уска,
и взяла меня великая тоска...
А мужики, что ляхи,
дважды приводили к плахе,
за старые шашни
хотели скинуть з башни,
а на пытках пытают,
а правды не знают:
правду-де скажи,
а ничего не солжи.
А яз им божился,
и с ног свалился,
и на бок ложился:
не много у меня ржи,
не во мне лжи...
Пока Шуйский стоял под Тулой, в Астрахани появился новый самозванец
— Август, «сын» Ивана Грозного и царицы Анны Колтовской, выдвинутый
волжскими казаками. Он смог взять Царицын, но был отбит от Саратова.
Еще большую опасность представлял человек, принявший имя «царя
Дмитрия». В мае 1607 г. Лжедмитрий II перешел русско-польский рубеж,
объявился в Стародубе и был признан многими дворянами и горожанами. Уже в
июне воевода мятежного Рославля князь Д.В.Мосальский послал в Литву грамоту
с призывом идти на службу «царю Дмитрию Ивановичу и царевичу Петру
Федоровичу».
Войско Лжедмитрия II пополнялось медленно; только в сентябре он
смог во главе отрядов польских наемников, казаков и русских «воров»
двинуться на помощь Лжепетру и Болотникову. 8 октября Лжедмитрий II разбил
под Козельском царского воеводу князя В.Ф.Мосальского, а 16 взял Белев, но
дни мятежной Тулы были уже сочтены.
Через несколько месяцев осады в городе начался голод. Осаждающие
запрудили реку Упу, и вода залила остатки съестных припасов. Участник
тульской обороны К.Буссов описывает примечательный эпизод последних дней
осады: «К князю Петру и Болотникову явился старый монах-чародей и вызвался
за сто рублей нырнуть в воду и разрушить плотину, чтобы сошла вода. Когда
монаху обещали эти деньги, он тотчас разделся догола и прыгнул в воду, и
тут в воде поднялся такой свист и шум, как будто там было множество чертей.
Монах не появлялся около часа, так, что все думали, что он отправился к
черту, однако он вернулся, но лицо и тело его были до такой степени
исцарапаны, что места живого не видать было. Когда его спросили, где он так
долго пропадал, он ответил:
— Не удивляйтесь, что я так долго там оставался; у меня дела
хватало. Шуйский соорудил эту плотину и запрудил Упу с помощью 12 000
чертей, с ними-то я и боролся, как это видно по моему телу. Половину, то
есть 6000 чертей, я склонил на нашу сторону, а другие 6000 слишком сильны
для меня, с ними мне не справиться, они крепко держат плотину».
По требованию обессиленных защитников крепости вожди восстания были
вынуждены вступить с Шуйским в переговоры о сдаче. Царь обещал сохранить
жизнь руководителям тульской обороны, но не сдержал своего слова.
И.И.Болотников был сослан в Каргополь, ослеплен и утоплен. О казни Лжепетра
сохранились различные свидетельства.
Краткий летописец начала XVII в. свидетельствует, что царь, «пришед
к Москве, вора Петрушку велел повесить под Даниловским монастырем по
Серьпуховской дороге»16. Поляк С.Немоевский сообщает, что царь «приказал
связанного Петрашка на кляче без шапки везти в Москву; здесь продержавши
его несколько недель в тюрьме, вывели на площадь и убили ударом дубины в
лоб».
Лжедмитрий II, или Тушинский Вор
Торжество Василия Шуйского было преждевременно. Правда,
Лжедмитрий II в панике бежал из-под Белева в Комарицкую волость, но в
январе 1608 г., собрав под свои знамена уцелевших защитников Тулы, он
перешел в Орел, а весной двинулся к столице. Во главе войск самозванца
встал литовский гетман Роман Рожинский.
30 апреля — 1 мая 1608 г. воины Лжедмитрия II разгромили под
Белевом царского брата, князя Дмитрия Шуйского. В июне Лжедмитрий II
появился под Москвой и обосновался станом в селе Тушине. По названию своей
резиденции Лжедмитрий II получил закрепившееся за ним имя Тушинского Вора.
Происхождение Тушинского Вора окутано легендой. Новый летописец
замечает: «Все же те воры, которые называлися царским коренем, знаеми от
многих людей, кой откуду взяся. Тово же Вора Тушинского, которой назвался в
Ростригино имя, отнюдь никто ж не знавше; неведомо откуды взяся. Многие
убо, узнаваху, что он был не от служиваго корени; чаяху попова сына иль
церковного дьячка, потому что круг весь церковный знал».
Среди современников бытовали несколько версий относительно
происхождения самозванца. Воевода Лжедмитрия II князь Д.Мосальский-Горбатый
«сказывал с пытки», что самозванец «с Москвы, с Арбату, из Законюшев, попов
сын Митька». Другой бывший сторонник Лжедмитрия II, сын боярский
А.Цыплятев, в расспросе перед тотемскими воеводами говорил, что «царевича
Дмитрея называют литвином, Ондрея Курбского сыном». Московский летописец и
келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын называют самозванца
выходцем из стародубской семьи детей боярских Веревкиных.
Наиболее полные сведения о происхождении Лжедмитрия II удалось
добыть иезуитам. Согласно их расследованию, имя убитого царевича принял
крещеный еврей Богданко. Он был учителем в Шклове, затем перебрался в
Могилев, где прислуживал попу, «а имел на собе одеянье плохое, кожух
плохий, шлык баряный [баранью шапку], в лете в том ходил».
За проступки шкловскому учителю грозила тюрьма. В этот момент его
заприметил участник московского похода поляк М.Меховский. Вероятнее всего,
М.Меховский оказался в Белоруссии не случайно. По заданию Болотникова,
Шаховского и Лжепетра он разыскивал подходящего человека на роль
воскресшего «царя Дмитрия». Оборванный учитель показался ему похожим на
Лжедмитрия I. Но бродяга испугался сделанного ему предложения и бежал в
Пропойск, где был пойман. Оказавшись перед выбором — наказание или роль
московского царя, он согласился на последнее.
Новый Лжедмитрий был похож на своего предшественника только
фигурой. С.Ф.Платонов отмечал, что Лжедмитрий I «был действительным
руководителем поднятого им движения. Вор же [Лжедмитрий II] вышел на свое
дело из Пропойской тюрьмы, объявил себя царем на Стародубской площади под
страхом побоев и пытки. Не он руководил толпами своих сторонников и
подданных, а, напротив, они его влекли за собою в стихийном брожении,
мотивом которого был не интерес претендента, а собственные интересы его
отрядов».
Версия о том, что Лжедмитрий II был подготовлен эмиссарами вождей
московского восстания, вполне согласуется с его действиями. Лжедмитрий II,
как ранее Болотников и Лжепетр, активно призывал на свою сторону боевых
холопов, обещая им дворянские поместья. Разгром королевским гетманом
Жолкевским рокоша Зебжидовского привлек на сторону Лжедмитрия II большое
число польских наемников.
Одним из наиболее удачливых воевод нового самозванца стал изгнанник-
шляхтич Александр-Иосиф Лисовский. Но были и другие — гетман Ян-Петр Сапега
с восьмитысячным отрядом присоединился к Тушинскому Вору с позволения
короля Сигизмунда III, стремясь отомстить московитам за гибель и плен
польских рыцарей.
Тушинский лагерь представлял собой собрание людей различных
народностей (русские, поляки, донские, запорожские и волжские казаки,
татары), объединенных под знаменами нового самозванца ненавистью к Шуйскому
и стремлением к наживе.
Подступив к столице, самозванец попытался с ходу взять Москву, но
натолкнулся на упорное сопротивление царского войска. Тогда воеводы
Лжедмитрия II решили блокировать столицу, перекрыв все дороги, по которым
шло снабжение города и сношение Москвы с окраинами. С этого времени тушинцы
предпринимали регулярные походы на север и северо-восток, в Замосковные
города, стремясь отрезать Василия Шуйского от районов, традиционно его
поддерживавших, — от Поморья, Вологды, Устюга, Перми и Сибири.
С появлением Лжедмитрия II у стен столицы наступил длительный
период противостояния и двоевластия. И в Москве, и в Тушине сидели царь,
царица (Марина Мнишек, освобожденная из ярославской ссылки согласно русско-
польскому договору, перебралась в лагерь самозванца в сентябре 1607 г.),
патриарх (в Тушино был увезен захваченный в плен в Ростове митрополит
Филарет Романов). У обоих царей были Боярская дума, приказы, войско, оба
жаловали своим сторонникам поместья и мобилизовали ратных людей.
Воровская Боярская дума была достаточно представительной и являла
собой сплетение боярских группировок, оппозиционных Шуйскому: главой Думы
был «боярин» князь Д.Т.Трубецкой; значительную силу представляли
родственники «патриарха» Филарета: М.Г.Салтыков, князь Р.Ф.Троекуров, князь
А.Ю.Сицкий, князь Д.М.Черкасский. Служили Лжедмитрию II и любимцы его
предшественника: князь В.М.Мосальский-Рубец и другие Мосальские, князь
Г.П.Шаховской, М.А.Молчанов, дьяки И.Т.Грамотин, П.А.Третьяков.
Весной 1608 г. главнокомандующий войсками самозванца Рожинский
захватил всю полноту власти в Тушинском стане, и влияние поляков на органы
управления территорией, подвластной Лжедмитрию II, еще больше возросло.
Самозванец начал назначать поляков воеводами в подвластные ему города;
обычно назначались два воеводы — русский и иноземец.
Перелом в отношениях Тушинского лагеря с районами Замосковья и
Поморья произошел после появления в войске самозванца солдат Яна Сапеги.
Между Рожинским и Сапегой был произведен раздел сфер влияния. Рожинский
остался в Тушинском лагере и контролировал южные и западные земли, а Сапега
стал лагерем под Троице-Сергиевым монастырем и принялся распространять
власть самозванца в Замосковье, Поморье и Новгородской земле.
На Севере тушинцы действовали иначе, чем на Западе и Юге; они
беззастенчиво грабили население; польские и литовские полки и роты
разделили дворцовые волости и села на приставства и начали самостоятельно
собирать налоги и кормы. Наемники сформировали структуры власти, главной
задачей которых стал грабеж населения.
Сохранились многочисленные челобитные Лжедмитрию II и Яну Сапеге
крестьян, посадских, землевладельцев с жалобами на бесчинства иноземного
войска. «Приезжают к нам ратные люди литовские, и татары, и русские люди,
бьют нас, и мучат, и животы грабят. Пожалуй нас, сирот твоих, вели нам дать
приставов!» — отчаянно взывали крестьяне. Бесчинства тушинцев стали
причиной широкого восстания земщины в покоренных городах Северо-Востока,
начавшегося в конце 1608 г.
Тем временем Лжедмитрий II всё более и более превращался в
марионетку в руках польских наемников. Крах Тушинского лагеря был вызван
несколькими факторами. Следует упомянуть, во-первых, восстание в
Замосковных городах, поддержку которых сумел использовать воевода Шуйского
— молодой и талантливый полководец князь М.В.Скопин-Шуйский, двинувшийся со
шведским вспомогательным войском на выручку Москве из Новгорода; во-вторых,
— начало открытой интервенции короля Сигизмунда III.
В сентябре 1609 г. король Сигизмунд III осадил Смоленск. Среди
русских и польских сторонников Тушинского Вора началось брожение.
Образовалась значительная партия, выступавшая за приглашение на русский
престол польского королевича Владислава, а то и самого Сигизмунда III. В
свою очередь, Сигизмунд III призывал тушинцев идти служить к нему под
Смоленск. Рожинский, и ранее не оказывавший самозванцу должного почтения,
начал открыто угрожать лжецарю расправой. Тогда Лжедмитрий II решился на
побег. Спрятавшись под дранкой в телеге, самозванец покинул Тушино и бежал
в Калугу.
В калужский период своей авантюры Лжедмитрий II начал наконец
играть самостоятельную роль. Убедившись в вероломстве польских наемников,
самозванец взывал уже к русским людям, пугая их стремлением короля
захватить Россию и установить католичество. Этот призыв нашел отклик среди
многих.
Калужане с радостью приняли самозванца. Тушинский стан распался.
Часть сторонников Вора ушли к королю, другие переместились за самозванцем в
Калугу. Бежала к своему мнимому супругу и Марина Мнишек. Движение
Лжедмитрия начало принимать национальный характер; видимо, не случайно
многие ярые сторонники Лжедмитрия II стали впоследствии активными деятелями
Первого и Второго ополчений.
В то же время, Лжедмитрий II не верил в собственные силы и, не
слишком надеясь на поддержку казаков и русских людей, искал помощи у
Я.Сапеги, окружил себя охраной из немцев и татар. В Калужском лагере
самозванца царила атмосфера жестокости и подозрительности. По ложному
навету Лжедмитрий II приказал казнить своего верного сторонника шотландца
А.Вандтмана (Скотницкого), бывшего калужским воеводой у Болотникова, и
обрушил свой гнев на всех немцев. Установившиеся в Калуге порядки, близкие
к опричным, послужили причиной гибели самозванца.
Тем временем польский гетман Жолкевский 24 июня 1610 г. разгромил
войско князя Д.И.Шуйского у села Клушина под Можайском. С юга на Москву
двинулся Лжедмитрий II. Его войско осадило Пафнутьев-Боровский монастырь и,
взяв его с помощью измены, учинило страшную резню.
17 июля возмущенные дворяне свели с престола, а на следующий день
насильно постригли в монахи царя Василия Шуйского. Новый летописец
повествует, что сторонники Лжедмитрия II стали «съезжаться» с москвичами и
предложили им низложить своего царя, пообещав в ответ отстать от
самозванца; далее планировалось сообща выбрать нового государя. Когда же
москвичи после низложения Шуйского напомнили сторонникам Вора об их
обещании, те, «оставя Бога и Пречистую Богородицу и государево крестное
целование, отъехавше с Москвы и служиша неведово кому, и те посмеяшеся
московским людем, и позоряху их, и глаголаху им: “Что вы не помните
государева крестного целования, царя своего с царства ссадили; а нам-де за
своего помереть”».
Боярская дума, опасаясь «холопей» и казаков Лжедмитрия II,
поспешила заключить с гетманом Жолкевским договор о призвании на русский
престол королевича Владислава. Многие дворяне, бывшие в Калужском лагере,
покинули самозванца и отправились на службу к «Владиславу Жигимонтовичу» в
Москву. Но вместе с тем росло количество сторонников самозванца среди
московских низов, холопов и казаков.
В августе Лжедмитрий II подступил к Москве и обосновался станом в
селе Коломенском. Реальная угроза со стороны самозванца побудила Боярскую
думу к более тесному союзу с Жолкевским; бояре разрешили гетману пройти
через Москву — для того, чтобы отразить Вора. Лжедмитрий II бежал из-под
Москвы в Калугу. Наступил конец истории Лжедмитрия II.
Осенью 1610 г. из королевского лагеря под Смоленском в Калугу
прибыл касимовский хан Ураз-Мухаммед. Касимов был верной опорой
Болотникова, а затем и Лжедмитрия II; поэтому самозванец принял хана с
почетом. Однако, получив донос, что хан хочет изменить ему, Лжедмитрий II
заманил его на охоту и приказал убить. По сообщению эпитафии Ураз-
Мухаммеда, это произошло 22 ноября.
Но и самозванец ненадолго пережил касимовского хана. Начальник
охраны Лжедмитрия II, ногайский князь Петр Урусов, решил отомстить
самозванцу за смерть хана. У Урусова была и другая причина для мести —
Лжедмитрий II приказал казнить своего верного сторонника, окольничего
И.И.Годунова, приходившегося свойственником ногайскому князю.
11 декабря 1610 г. Лжедмитрий II выехал на санях на прогулку. Когда
самозванец удалился на версту от города, князь Петр Урусов подъехал к его
саням и выстрелил в него из ружья, а затем отсек саблей голову25. Совершив
убийство самозванца, татары, составлявшие его охрану, ускакали в Крым.
Весть о смерти Вора в Калугу принес шут самозванца, Петр Кошелев. Калужане
похоронили тело убитого в Троицкой церкви.
Через несколько дней после смерти самозванца Марина Мнишек родила
сына, которого крестили по православному обряду именем Ивана — в честь его
мнимого деда. Остатки армии Лжедмитрия II принесли присягу новорожденному
«царевичу».
Казачьи самозванцы
«Казакам понравились самозванцы», — резюмировал сведения о движении
в казачьем Поле великий русский историк С.М.Соловьев.
Выше уже упоминалось, что благодаря расспросным речам Лжепетра нам
известен механизм появления самозванцев в казачьих ватагах. И хотя
самозванческие легенды в большинстве своем до нас не дошли, грамота
Лжедмитрия II, возмущенного чрезмерным количеством «родственников»,
сохранила, по крайней мере, имена «царевичей».
В Астрахани появились «царевич Август, князь Иван» — «сын» Ивана
Грозного, а также царевичи Лаврентий, Петр, Федор, Клеметий, Савелий,
Симеон, Василий, Ерошка, Гаврилка, Мартынка — «сыновья» Федора Ивановича.
Большинство этих самозванцев разбойничали на Юге, не играя никакой роли в
событиях, разворачивавшихся в центре России. Иные вместе со своими казаками
добирались до двора мнимого родственника.
Зимой 1608 г. под Брянск к Лжедмитрию II прибыли донские казаки с
«царевичем» Федором Федоровичем, «сыном» царя Федора. Лжедмитрий II
пожаловал казаков, а своего «племянника» приказал повесить. Когда
Лжедмитрий II стоял в Тушине, на Нижней Волге объявились «царевичи» Август,
Лавр (Лаврентий) и Осиновик — «сын» царевича Ивана Ивановича. Самозванцы
разобрались с самым слабым из своих товарищей — Осиновиком — и повесили
его, а сами прибыли с отрядами в Тушино. Лжедмитрий II, хотя и не сразу, но
также повелел повесить своих «родственников» на Московской дороге.
Самозванчество, принявшее столь широкий размах в казачьих юртах,
скорее всего, служило прикрытием самого обыкновенного разбоя. Вместе с тем
нельзя не отметить определенную уникальность ситуации — такого количества
самозванцев среда казачества не порождала никогда, кроме Смутного времени.
Имена самозванцев, как торжественные «царские» (Август, Лаврентий,
Клементий), так и простонародные (Мартынка, Ерошка), отражают глубинное
восприятие самодержавной идеи в казачьей среде, попытку применить
сакральное в обыденном, повседневном.
Документы содержат и известие о появлении в Печерниках — небольшом
городке Рязанской Украйны — самозваного Лжебасманова, малолетнего «сына»
окольничего И.Ф.Басманова, брата фаворита Лжедмитрия I. В конце 1609 —
начале 1610 г. Печерники были захвачены воеводой П.П.Ляпуновым, а
малолетний самозванец Ануфрий был брошен на съедение медведю. Наиболее
близкая аналогия этому случаю — «аристократическое» окружение Емельяна
Пугачева: «фельдмаршал граф Чернышев» (Чика Зарубин), «граф Воронцов»
(Шигаев), «граф Орлов» (Чумаков) и другие.
Несомненно, изучение эпидемии самозванчества среди казачества в
Смутное время даст возможность сделать важные выводы в области социальной
психологии, однако реальное влияние подобных лжецарей и лжецаревичей на
события было незначительно.
Сами творцы подобных самозванцев, казаки и черные люди, прекрасно
сознавали свою решающую роль в созидании претендентов на власть. В апреле
1625 г. ряжский ямщик К.Антонов, вспоминая события Смутного времени,
говорил в кабаке: «От тех-де была царей ... которых выбирывали в
междоусобную брань меж себя наша братия мужики, земля пуста стала».
Список использованной литературы:
1. Лигман Б. В. История России с древнейших времен до второй половины XIX
века, «Наука».
2. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Том 5.
Реферат на тему: Самозванцы на Руси в XVII веке
Введение.
И
стория России сплошь состоит из тайн и загадок и одна из них - тайна
Смутного времени. Кто убил царевича Дмитрия, кто надоумил Григория
Отрепьева назваться государем России. Множество может быть и возможно
скрываются за темными страницами пошлого. Наверное, навсегда останется
нерешенным вопрос: какую роль в крахе Бориса Годунова, далеко не самого
худшего русского царя, сыграли обрушившиеся на Россию катаклизмы 1601-1602
года? Вполне возможно, не случись этих стихийных бедствий, династия
Годуновых могла и не прерваться - а это, в свою очередь, влекло несомненное
изменение истории...
Мне особенно интересна личность Лжедмитрия I: был ли он на самом деле
выдающимся правителем, был ли он реальным шансом для России пойти по
европейскому пути развития, а не по деспотичному, как простой монах смог
взойти на русский престол и, более того, продержаться на нем около года,
кто натолкнул его на эту идею и кто способствовал его свержению.
На все эти вопросы я попытаюсь найти ответы и осветить их в своей
работе, а после этого прийти к каким-либо конкретным выводам и
предположениям.
Г л а в а 11
В
начале XVII века Русское государство вступило в полосу экономического
упадка, внутренних раздоров и военных неудач. Настало Смутное время,
ввергшее народ в пучину бедствий. Государство пережило национальную
катастрофу. Оно стояло на грани распада. Внутренний конфликт подорвал силы
огромной державы.[1]
Умирая, Иван Грозный передал трон любимому сыну - Федору, а Дмитрию
выделил удельное княжество со столицей в Угличе. Оба наследника были
больны: Федор был слабоумным и хилым, а Дмитрий страдал эпилепсией. Прошло
несколько лет, и Борис Годунов, управлявший государством от имени
недееспособного Федора, прислал в Углич дьяка Михаила Битяговского,
наделенного большими полномочиями. Фактически царевич Дмитрий и его мать
лишились почти всех прерогатив, которыми они обладали в качестве удельных
владык. Дьяк контролировал все доходы, поступавшие в удельную казну[2].
Царевич Дмитрий погиб в Угличе 15 мая 1591. Смерть Дмитрия сопровождалась
бурными событиями. В Угличе произошло народное восстание. Смерть Дмитрия
вызвала многочисленные толки в народе. Однако в Москве правил законный
царь и династический вопрос никого не занимал. Но едва царь Федор умер и
династия Калиты пресеклась, имя Дмитрия вновь появилось на устах, а в
момент смерти Дмитрия никто из современников не подозревал, что десять лет
спустя ‘’убиенному младенцу’’ суждено будет стать героем народных утопий.
Закрепощение крестьян и ухудшение их положения в конце XVI века,
резкие формы борьбы Ивана Грозного с боярством, политика церкви, окружившей
престол ореолом святости, - вот некоторые факторы, благоприятствовавшие
широкому распространению в народе легенды о пришествии царя-спасителя.
В начале XVII века Россия претерпела первую в своей истории
гражданскую войну. Многие, кто пережил Смуту, винили во всех несчастьях
проклятых самозванцев, выдававших себя за потомков Ивана Грозного, ‘’
законных ’’ наследников престола. В них историки прошлого видели
польских ставленников,
служивших орудием иноземного вмешательства. Но на самом деле почву для
самозванства подготовили не соседи России, а политические и социальные
недуги, подтачивающие русское общество изнутри. Недовольны были не только
низы общества, но и верхи. Обладая огромными земельными богатствами и
опираясь на древние обычаи, знать, противилась самодержавным поползновениям
монархии и претендовала на то, чтобы делить власть с царем. Избранный на
престол Земским собором в 1598 году Борис Годунов оставался в глазах бояр
худородным выскочкой. Борис Годунов взошел на трон в несчастливое
время.[3] Борис происходил из татарского рода: его предок Мурза Чет выехал
из Золотой орды и принял крещение, но это было давно и, с тех пор, Годуновы
совсем обрусели. Годунов был очень богат; говорили, что он на свой счет мог
вооружить 100000 войска. Он очень умно правил государством: не было ни
казней, ни жестокостей, русская земля отдохнула от царствования Ивана
Грозного; правитель строил города, увеличивал войско, торговлю,
промыслы.[4]
Весной в 1601 году десять недель подряд шли проливные дожди, а в конце
лета мороз повредил хлеб и остальные посадки. На следующий год поля засеяли
гнилым хлебом, который так и не взошел. Россию поразил голод, такой, какого
никогда еще не бывало. Бедствия, обрушившиеся на страну при Годунове,
придали особую прелесть воспоминаниям о благоденствии России при ‘’ хорошем
’’ царе Иване Васильевиче. Правительство пыталось бороться с голодом.
Недоброжелатели Бориса считали, что раздача милостыни лишь усилила голод в
Москве, куда потянулся люд со всей округи. Современники имели основание
упрекать богатых землевладельцев в том, что они спекулировали хлебом и
обогащались за счет голодающего народа. Но не спекуляции были причиной
бедствия. Суровый климат, скудность почв, феодальная система земледелия
делали невозможным создание таких запасов зерна, которые могли бы
обеспечить страну продовольствием в условиях трехлетнего неурожая. [5]
Беда дала выход давно созревшему народному гневу. Голодные холопы,
которым господа отказывали в пропитании, составляли вооруженные отряды и
нападали на помещиков, грабили проезжих на дорогах. К ним
присоединялись
крестьяне и прочий голодный люд. Осенью 1603 года правительственные
войска разгромили большой отряд ‘’ разбойников ’’ в окрестностях столицы.
Их предводитель Хлопко был взят в плен и повешен. Волнения 1603 года
послужили прологом к гражданской войне, начавшейся после появления на
исторической сцене Лжедмитрия I. [6]
Г л а в а 22
В
период короткого междуцарствия после смерти Федора литовские лазутчики
подслушали в Смоленске, и записал молву, в которой можно было угадать все
последующие события Смутного времени.[7] Низы охотно верили слухам,
порочившим правителя Бориса Годунова и проникнутым живым сочувствием к
Романовым. В народных толках о младшем сыне Грозного невозможно уловить
никаких похвал в его адрес. О том, что царевич жив говорили как бы
мимоходом, без упоминания о его достоинствах или законных правах. Куда
подробнее обсуждали вторую версию, согласно которой ‘’ Дмитрий ’’ был
самозванцем и пешкой в политической игре правителя. Итак, борьба за
обладание тоном и вызванные ей политические страсти, а не крестьянская
утопическая идея о ‘’ добром царе ’’ оживили тень Дмитрия. Трагизм
положения заключался в том, что молва о спасении младшего сына Грозного
проникла в народную толпу, и поэтому никакие гонения не могли искоренить
ее. Народные толки и ожидания создали почву для появления самозванца. В
свою очередь, деятельность самозванца оказала огромное влияние на
дальнейшее развитие народных утопий.
Первый самозванец объявился в Литве в 1603 году. Власти в Москве
тотчас начали следствие и установили, что под именем царевича скрывается
беглый монах Чудова монастыря Гришка Отрепьев. В Москве находились мать
чернеца, его дед и родной дядя. Гришка Отрепьев, в миру Юрий Богданович
Отрепьев, родился около 1582 года в семье стрелецкого сотника. Он рано
остался сиротой - в пьяной драке его отца зарезали в немецкой слободе. Юрий
- Юшка - был человеком редких способностей, усваивал, шутя то, на что
другие тратили полжизни. Будучи сиротой он не мог преуспеть в
государственной службе, вместо этого он поступил слугою на
двор к Федору Никитичу Романову, а после к князю Черкасскому. В 1600 году
Романовы составили заговор против Годунова. Федор Романов, двоюродный брат
покойного царя Федора Ивановича, метил в русские цари. Однако заговор был
раскрыт, Романовых обвинили в покушение на ‘’ государево здоровье ‘’. Федор
Романов был насильно пострижен в монахи под именем Филарета, шестилетнего
его сына Михаила, и супругу, которую тоже постригли, и всех родных сослали
в разные места. Отрепьеву, как участнику заговора, грозили пытка и
виселица. Спасаясь, он бежал из столицы и постригся в монахи.[8] Но вскоре
Гришка вернулся в Москву и стал монахом кремлевского Чудова монастыря. А
уже через год он сумел сделать карьеру, его заметил и взял к себе в келью
архимандрит, затем Григорий оказался у патриарха Иова. Патриарх Иов в своих
грамотах писал, будто взял Отрепьева на патриарший двор ‘’ для книжного
письма ’’. На самом деле Иов приблизил способного инока не только из-за
хорошего почерка. Чернец вовсе не был простым переписчиком книг. Его ум и
литературное дарование доставили ему высокое положение при патриаршем
дворе. Прошло совсем немного времени с тех пор, как Григорий являлся во
дворец в свите окольничего Михаила Никитича. Теперь перед ним вновь
открылись двери кремлевских палат. На царскую думу патриарх являлся с целым
штатом писцов и помощников, среди них был и Отрепьев. Патриарх в письмах
утверждал, что чернеца Григория знает и он сам, святейший патриарх, и
епископы, и весь собор.[9] Сам же Отрепьев везде разузнавал все, что можно
о царевиче Дмитрии, и стал в шутку говорить другим монахам: ‘’ Знаете ли,
что я буду царем в Москве ’’. Об этих словах донесли Иову. Патриарх повелел
заточить вольнодумца на Белоозере, но родственники уведомили его об этом, и
он в начале 1602 года вместе с двумя другими монахами - Варлаамом и
Мисаилом - бежал за рубеж. Их маршрут напоминал ломаную линию: Киево-
Печерский монастырь, Острог, Гоща, Брачин.
Вопреки традиционным представлениям, самозванческая интрига родилась
не в боярской, а в церковной среде. Отрепьев явился в Литву без обдуманной
и правдоподобной легенды, а это означает, что бояре Романовы не участвовали
‘’ в подготовке царевича ’’. Местом рождения интриги был кремлевский Чудов
монастырь. Зная традиционную систему мышления в средние века,
трудно
представить, чтобы чернец, принятый в столичный монастырь ‘’ ради бедности
и сиротства’’, дерзнул сам по себе выступить с претензией на царскую
корону. Скорее всего, он действовал по подсказке людей, оставшихся в тени.
Московские власти уже при Борисе объявили, что у вора Гришки Отрепьева ‘’ в
совете ’’ с самого начала имелось двое сообщников - Варлаам и Мисаил
Повадьин. Мисаил был ‘’ прост в разуме ’’. Варлаам казался
человеком совсем другого склада. Он обладал изощренным умом и к тому же был
вхож во многие боярские дома Москвы. Он, по-видимому, и подсказал Отрепьеву
его будущую роль.[10]
Отрепьев, находясь в Киеве, впервые попытался ‘’ открыть ’’ печорским
монахам свое царское имя, но потерпел неудачу, как и в кремлевском Чудовом
монастыре. Печерский игумен указал Григорию и его спутникам на дверь. В
Киеве Отрепьев провел три недели в начале 1602 года. После изгнания из
Печерского монастыря бродячие монахи весной отправились в Острог ‘’ до
князя Василия Острожского ’’. Князь хотя и не преследовал самозванца, но
велел прогнать его.
Отрепьев решил расстаться с двумя своими сообщниками и сбросить
монашеское платье. Порвав с духовным сословием, он лишился куска хлеба и,
по утверждениям иезуитов, интересовавшихся первыми шагами самозванца в
Литве, вынужден был, оказавшись в Гоще, прислуживать на кухне у пана
Гаврилы Хойского. Гоща была тогда центром арианской ереси, а магнат Гаврила
Хойский был новообращенным арианином, хотя до 1600 года и исповедовал
православную веру. Хойский обратил внимание на московского беглеца.
Отрепьев после своих скитаний испытывал к монахам чувство ненависти,
проповеди же антитринитариев произвели на него потрясающее впечатление.
Расстриженный православный дьякон пристал к арианам, стал отправлять их
обряды, чем сразу снискал их благосклонность и получил возможность
обучаться в арианской школе. Ариане первыми признали домогательства
самозванца, но их благословение не принесло
выгоды Отрепьеву.[11] Поддержка ариан упрочило материальное благополучие
Отрепьева, пошатнувшееся после разрыва с православным духовенством, но
нанесла его репутации огромный ущерб. Самозванец не предвидел всех
последствий своего шага. В глазах русских людей ‘’ хороший царь ’’ не мог
исповедовать никакой иной веры, кроме православия. Московские власти,
заслышав о переходе Отрепьева к арианам, навеки заклеймили его как еретика.
После Григорий поступил на службу к богатому и сильному польскому пану
Адаму Вишневецкому, ревностному стороннику православия. Прослужа при его
дворе некоторое время, Отрепьев притворился тяжело больным; исповедовать
его пришел иезуит, духовник Вишневецкого. Григорий сказал иезуиту: ‘’
Похорони меня, как царевича. Я не скажу своей тайны, но по смерти моей ты
найдешь под моей постелью свиток, в котором все написано ’’. Иезуит
тотчас же взял этот свиток, где Отрепьев написал, что он царевич Дмитрий,
что Борис хотел его убить в Угличе, но верный лекарь спас его, а вместо
него был убит сын священника, что бояре проводили его в Литву, чтобы спасти
от Бориса. Вишневецкий узнал об этом от духовника, сначала удивился и не
поверил; но Григорий, со слезами на глазах, рассказал ему много
обстоятельств из жизни царевича, показал ему крест с дорогими каменьями,
якобы данный ему боярином Мстиславским, его крестным отцом, в знак
благословения, и князь поверил Отрепьеву.[12] Вишневецкий признал
‘’ царевича ’’ не потому, что поверил его бессвязным и наивным басням. В
затеянной игре у князя Адама были свои цели. Вишневецкий враждовал с
московским князем из-за земель. Приняв самозванца, он получил возможность
оказать давление на русское правительство. Признание со стороны
Вишневецкого имело неоценимое значение для Отрепьева. Покровительство князя
Адама сулило самозванцу большие выгоды, поскольку эта семья состояла в
дальнем родстве с Иваном Грозным. После того как Вишневецкий признал
безродного проходимца ‘’ своим ’’ по родству с угасшей царской династией,
самозванческая интрига вступила в новую фазу своего развития. [13]
Отрепьев и его покровитель рассчитывали навербовать несколько тысяч
казаков и вторгнуться в пределы России в тот момент, когда русские полки
будут связаны борьбой с крымцами. Весной 1604 года вторжения орды ждали со
дня на день, но Крым так и не решился на войну с царем, а вольница не
собралась под знамена самозванца, силы же, собранные в имении Вишневецкого,
были слишком невелики, чтобы начинать войну. Военные планы Отрепьева
потерпели полное крушение.
Вишеневецкий не оправдал надежд самозванца. Он отверг требования
Бориса о выдаче ‘’ вора ’’, но не решился отправиться с царевичем в
московский поход. Отрепьев порвал с князем и перебежал в Самбор к
разорившемуся католическому магнату Юрию Мнишеку. Мнишек спешил взять игру
в свои руки. Он не только принял Отрепьева с царскими почестями, но и
поспешил породниться с ним. Поощряемый Мнишиком, самозванец сделал
предложение его дочери Марине. Отец встретил эту новость благосклонно, но
объявил, что даст ответ после того, как ‘’ царевич ’’ будет принят королем
в Кракове. В Самборе Григорий тайно принял католичество и подписал договор
с обязательством в течение года привести все православное царство Московии
в лоно католичества. Также ‘’ царевич ’’ подписал грамоту о передаче
Мнишеку и его наследникам на вечные времена Северской земли и Смоленщины, а
также смежных земель ‘’ из другова государства, близь Смоленской земли, еще
много городов, городков, замков ’’. Воспользовавшись помощью Сигизмунда
III, Юрия Мнишека и других магнатов, самозванец навербовал до двух тысяч
наемников. Весть о ‘’ спасшемся царевиче ’’ быстро достигла казачьих
станиц, и с Дона, к нему на помощь, двинулись отряды казаков. Но оказавшись
в России наемное войско Лжедмитрия I ,разбежалось после первых столкновений
с войсками Годунова, лишь поддержка вольных казаков, да восставшего
населения Северщины спасла Отрепьева от неминуемого поражения.
Правительство жестоко расправлялось с теми, кто помогал самозванцу.
Но ни пролитая кровь, ни попытки укрепить армия верными Борису воеводами не
смогли остановить гибель его династии. Ее судьба решилась под стенами
небольшой крепости Кромы. Царские войска осаждали занятый сторонниками
самозванца городок, когда пришла весть о неожиданной кончине Бориса. Бояре
- заговорщики сумели склонить полки на сторону Лжедмитрия.
Оставшись без армии, оказавшись в политической изоляции, наследник
Бориса Федор Годунов не смог удержаться на троне. 1 июня 1605 года в Москве
произошло восстание. Народ разгромил царский дворец, царь Федор был взят
под стражу. Под давлением обстоятельств Боярская дума должна была выразить
покорность самозванцу и открыть перед ним ворота Кремля.[14] Лжедмитрий I
велел тайно умертвить Федора Годунова и его мать, и лишь после этого
отправился в Москву.
С падением Годуновых закончилась целая полоса в политическом развитии
Русского государства. Годунов обещал благоденствие для всех, но трехлетний
голод развеял в прах иллюзии, порожденные его обещаниями. Вслед за тяжелым
экономическим потрясением страна испытала ужасы гражданской войны, в ходе
которой земская династия окончательно утратила поддержку народа.
Восстание в Москве покончило с земской выборной династией; наступило
короткое междуцарствие. Дума не сразу приняла решение направить своих
представителей к ‘’ царевичу ’’. Никто из старших и наиболее влиятельных
бояр не согласился ехать на поклон к нему. Со времени избрания Бориса
Годунова Боярская дума во второй раз должна была согласиться на передачу
трона неугодному и, более того, неприемлемому для нее кандидату. Как и в
1598 году, вопрос о престолонаследии был перенесен из дворца на площадь, но
в 1605 году передача власти была осложнена кровопролитной гражданской
войной.
Лжедмитрий был взбешен тем, что главные бояре отказались подчиниться
его приказу и прислали в Тулу второстепенных лиц. Находясь в Туле,
Лжедмитрий I известил страну о своем восшествии на престол, рассчитывая на
неосведомленность дальних городов, Отрепьев утверждал, будто его узнали как
прирожденного государя Иов - патриарх московский, весь священный собор,
дума и прочие чины. Но самозванец не мог занять трон, не добившись
покорности от Боярской думы и церковного руководства. Между тем патриарх
Иов не желал идти ни на какие соглашения со сторонниками Лжедмитрия.
Отрепьев пытался спасти двойную игру: провинцию он желал убедить в том, что
Иов уже узнал в нем прирожденного государя, в столице же Отрепьев готовил
почву для расправы с непокорным патриархом. Иов сохранил верность Годуновым
и поэтому должен был разделить их участь.[15]
Судьба патриарха решилась, когда Лжедмитрий был в десяти милях от
столицы. Местом заточения Иова был избран Успенский монастырь в Старице,
где некогда он начал свою карьеру в качестве игумена опричной обители.
Казнь низложенного царя и изгнание из Москвы патриарха расчистили
самозванцу путь в столицу. По дороге из Тулы в Москву путивльский ‘’ вор ’’
окончательно преобразился в великого государя.
В окрестностях Москвы Лжедмитрий провел три дня Он постарался сделать
все, чтобы обеспечить свою безопасность и выработать окончательное
соглашение с думой. В московском манифесте Лжедмитрий обязался пожаловать
бояр и окольничих их ‘’ прежними вотчинами ’’. Это обязательство составило
основу соглашения между самозванцем и думой.
Наконец, 20 июня 1605 года Лжедмитрий I вступил в Москву. На Красной
площади его встретило все высшее московское духовенство. Архиереи отслужили
молебен посреди площади и благословили самозванца иконой. Многие поверили
самозванцу, а иные пристали к нему из ненависти к Годуновым.
В истории гражданской войны в России наступил, быть может, самый
значительный момент. Повстанческие силы, сформированные в ходе восстания в
Северской земли и состоявшие из вольных казаков, ратных людей Путивля и
прочих мятежных гарнизонов, холопов, посадских людей, мужиков, заняли
Кремль и взяли под контроль другие ключевые пункты столицы. Они привели в
Москву своего царя, а потому чувствовали себя полными хозяевами положения.
Отрепьев же тем временем приступил к исполнению своих обязанностей в
качестве правителя. Зная, какую власть над умами имеет духовенство, он
поспешил сменить высшее церковное руководство. Не доверяя русским иерархам,
самозванец решил поставить во главе церкви грека Игнатия. Игнатий первым из
церковных иерархов предал Годуновых и признал самозванца. В награду за это
Лжедмитрий сделал его патриархом. Поставив во главе церкви своего ‘’
угодника ’’, Лжедмитрий занялся Боярской думой. Отрепьев решил расправится
с Василием Шуйским и его братьями. Шуйским предъявили обвинение в
государственной измене. Лжедмитрий
распорядился привлечь к суду вместе с Шуйскими еще несколько второстепенных
лиц, вследствие публично казнив их.[16]
А население Москвы тем временем приветствовало нового царя.
На его
стороне была военная сила. Лжедмитрий находился на вершине своего успеха.
Триста тридцать один день - ровно столько полных суток Лжедмитрий
Первый оставался властелином - с того самого дня, как триумфально въехал в
Москву, до той ночи, когда в Кремль ворвались заговорщики.
Если охарактеризовать правление Лжедмитрия каким-то одним словом,
лучше всего будет сказать - спокойное. Не отмеченное мало-мальски
серьезными бунтами и потрясениями.
Царствование началось с милостей. Практически всех, кто был
репрессирован при Годунове, вернули из ссылки, возвратили конфискованное
имущество, произвели в новые чины. Реформы были обширными и толковыми. Даже
ярый и непримиримый враг Лжедмитрия, голландский купец Исаак Масса в своих
мемуарах вынужден был признать, что новые законы «безупречны и хороши».
Прежде всего новый царь объявил торговли, промыслов и ремесел,
отменив все прошлые ограничения. А вслед за тем уничтожил «всякие
стеснения» тем, хотед выехать из России, въехать в нее или свободно
передвигаться по стране. Многим вернули имения, отобранные еще Иваном
Грозным. Иным князьям разрешил жениться, что было запрещено в свое время
Годуновыми из опасения, что слишком много станет тех, в ком течет кровь
Рюриковичей. Всем служилым людям вдвое увеличили жалование, ужесточили
наказания для судей за взятки и сделали судопроизводство бесплатным. В
Россию стали во множестве приглашать иностранцев, знающих ремесла, которые
могут оказаться полезными для Московского государства.
Кое в чем Лжедмитрий пошел даже дальше, чем его предшественники: при
прежних царях высшее православное духовенство приглашалось в Боярскую думу
лишь в исключительных случаях, но Лжедмитрий отвел патриарху и архиереям
постоянные места в тогдашнем «сенате». По воспоминаниям современников,
двадцатичетырехлетний царь охотно председательствовал в думе, где не без
остроумия быстро решал запутанные дела, а заодно не прочь был упрекнуть
бояр в невежестве и предлагал съездить в Европу, чтобы подучиться там чему-
нибудь полезному.[17]
Очень важными были новые законы о холопстве. При Годунове человек,
запродавший себя в холопы, «по наследству» вместе с прочим имуществом
переходил к наследникам своего хозяина, мало того, все его потомство
автоматически становилось холопами. Согласно указу Лжедмитрия, эту практику
отменили - со смертью господина холоп получал свободу, а запродаться в
«кабалу» мог только сам, его дети оставались свободными. Кроме того, было
постановлено, что помещики, не кормившие своих крестьян во время голода, не
смеют более удерживать их на своих землях; а помещик, не сумевший изловить
своего беглого крепостного в течение пяти лет, теряет на него все права.
Из воспоминаний практически всех, как дружелюбно настроенных к новому
царю, так и заядлых недругов, встает человек, крайне напоминавший молодого
Петра Первого - умный, живой и любознательный, охотно перенимавший
европейские новшества, доступный и простой в обращении, сплошь и рядом
ломавший замшелые традиции. Что примечательно, в отличие от истеричного и
кровожадного Петра, Лжедмитрий был совершенно не жесток, временами заходя в
доброте чересчур далеко, к своей же невыгоде.
Вскоре же после венчания Лжедмитрия на царство, Василий Иванович
Шуйский, развернул бурную деятельность: стал по ночам собирать доверенных
лиц, главным образом из влиятельного московского купечества, убеждал их,
что новый царь - самозванец, намерен продать Русь полякам, уничтожить
православную веру, а посему его следует побыстрее свергнуть. Люди Шуйского
попытались забросить эти идеи в массы - однако массы не проявили никакого
интереса, наоборот, поспешили донести куда следует. Братьев Шуйских со
товарищи быстро арестовали, однако Лжедмитрий отказался судить их сам и
передал дело «собору» из духовенства, бояр и представителей прочих сословий
( Петр Первый наверняка тут же приказал бы отсечь всем головы на заднем
дворе, не особо и разбираясь ). Собор приговорил Василия Шуйского к
смертной казни, а его братьев Дмитрия и Ивана к ссылке.
Лжедмитрий помиловал всех, вернул Шуйских ко двору - что его
впоследствии и погубило...[18]
Чрезвычайно похоже на то, что молодой царь стал первым, кто на своем
примере подтвердил печальную истину: самодержец, даже если он умен, добр и
преисполнен наилучших намерений для страны, удержаться на русском престоле
может только в том случае, если сечет головы направо и налево.
Именно Лжедмитрий первым стал строить планы покорения Крым, к тому
времени, превратившегося в источник постоянных бедствий для России.
Началось ускоренное производство оружия, устраивались маневры - но со
смертью молодого царя эти замыслы пришлось отложить на добрых восемьдесят
лет ... как и дипломатическое сближение с западноевропейскими странами, о
чем всерьез думал Лжедмитрий.
Что касается «продажи Руси полякам» и «уничтожения православной веры»
- ни малейших следов подобных предприятия не смогли отыскать и самые ярые
враги Лжедмитрия. Наоборот, все свидетельствовало о том, что Лжедмитрий
собирался царствовать всерьез и надолго, не уступая и пяди земли былым
«покровителям».
Очень быстро в Москву приехал польский посол Гонсевский, официально -
чтобы поздравить царя с восшествием на престол, а неофициально - напомнить
о данных Сигизмунду обязательствах. Бедняга посол получил, как выражались в
старину, полный афронт. От каких бы то ни было территориальных уступок
( которые некогда обещал ) Лжедмитрий отказался, с простодушным
видом разводя руками и уверяя, будто «недостаточно крепко сидит еще на
царстве, чтобы принимать такие решения». Войну со Швецией, как ранее обещал
королю, тоже не развязал - объясняя это теми же причинами. Более того, сам
перешел в наступление, высказав сильнейшее неудовольствие тем, что король
именует его «великим князем» - и потребовал, чтобы впредь в официальных
посланиях его именовали не иначе как императором.[19] По строгим
дипломатическим правилам того времени это означало, что московский царь
требует от короля Сигизмунда признать Жечь Посполитую стоящей на одну
ступеньку ниже России... Посол, столкнувшись с полным провалом своей
миссии, от бессилия применил вовсе уж детскую ухватку: стал уверять
Лжедмитрия, будто имеет достоверные сведения о том, что Борис Годунов жив,
странствует где-то и собирается вернуть себе русский престол.
Похоже, в голове у пана Гонсевского уже царила совершеннейшая сумятица... В
Москве прекрасно знали, что Годунов мертв и послу пришлось уехать обратно в
Краков. Примерно также дело обстояло и с паном Мнишиком, возмечтавшим стать
русским магнатом. Лжедмитрий щедро отсыпал ему денег, но вместо обещанных в
полное владение Новгорода и Пскова не пожаловал будущему тестю | |
